Я не люблю такие дни, как сегодня. Небо будто сожгли, оставив вместо него только раскалённое матовое стекло. Ещё и жара эта ебучая… До последнего надеялся, что хоть недельку проживём без неё, ан нет, вот она, родненькая, печёт задницу, как картошку во фритюре.
Мне вообще достаточно сложно угодить с погодой. Ненавижу жару, не переношу снег, в ветер запасаюсь литрами крема для рук, а в цветение — глазными каплями и зодаком. Знаете, как говорят: в России три сезона — грязь, грязь засохла и грязь замёрзла. Так вот, это как раз про меня придумали, про меня и мои полюбовные отношения с окружающим миром.
А вот "у природы нет плохой погоды" придумали во-о-он про того обалдуя, который рядом с моим дедом в кухне сидит и на гитаре лабает.
♪Ну вот опять
Тобою пьяный!
Ведь ты развёл меня как дурачка и без стараний!
Ложусь в кровать с одним желанием:
Чтоб завтра встать и отвести тебя на семь свиданий!♪
Снова слова меняет, чертила, так, чтобы петь прямо мне — мне! А я потный, по пояс голый, немного злой на жару, и всё равно улыбаюсь — дурак дураком.
♪Меня не найдут,
Нас им не найти!
Мы останемся вместе тут
И не встанем на полпути.♪
И улыбаюсь не столько словам песни, сколько собственному неверию. Это правда мой парень?
Да, правда. Вот он, развлекает моего совершенно счастливого деда, который даже лицо его запомнить не в состоянии, пока я экстренно меняю постельное бельё в дедушкиной спальне. И всё в порядке, все так, как и должно быть. Жизнь идёт своим чередом, а нежный и беспечный напев Миши заверяет, что всё будет. Именно так — всё будет.
♪Я прижму тебя к себе,
Ты прижмёшься ко мне в ответ,
Мы останемся вместе тут
С тараканами в голове!♪
— Закончил! — осведомляю я, возвращаясь в кухню. Дедушка поворачивает своё инвалидное кресло ко мне, на лице — сияющая улыбка.
— Привет, Андрейка!
— Привет, деда, — отвечаю я в шестой раз за день.
— Слышал, как пацан поёт хорошо? Вот это голос, вот это голос! А как тебя зовут, пацан?
— Мишей меня зовут, — говорит рыжик в пятый раз за день. Дед хлопает в ладоши и уважительно кивает.
— Миша! Какое хорошее имя! А что это у тебя, гитара?
— Гитара, Фёдр Степаныч, гитара! — гордо отвечает он в четвёртый раз за день.
— Вот так номер! А играть-петь умеешь? Сыграй что-нибудь!
И он играет. В общем-то, Субботину только дай волю, он никогда бы не переставал играть. А мне совершенно не хочется его останавливать. Осматриваюсь, вижу в раковине грязную посуду — и неспеша берусь за неё, пока мои любимые мужики рядом наслаждаются обществом друг друга.
Ощущение, что так будет всегда.
— Останешься сегодня с ночёвкой? — спрашиваю я за ужином, и Мишка уверенно кивает. Это не первый раз: в стаканчике под зеркалом уже разместилась новенькая зубная щётка, а в шкафу освободилась полка под его вещи. Первую неделю после выписки дедушки Миша проводил у нас каждый день и оставался практически каждую ночь, чтобы подсобить мне влиться в новую, доселе незнакомую рутину ухода за человеком с инвалидностью. Это здорово помогло и сгладило депрессивный эпизод, который едва вновь не накрыл меня с головой. Но мы вывезли.
Когда дедушка засыпает, мы вдвоём заваливаемся отмокать в ванне, предварительно наполнив её такой густой мятной пеной, что в ней при желании можно прорыть целую пещеру. Бутылку пены, естественно, притащил Миша, аргументировав тем, что сейчас мне необходимо, цитирую, "агрессивно расслабляться, чтобы крышняк оставался на базе". В целом, он прав.
Я устало прикрываю глаза и обнимаю парня, прильнувшего к моей груди. Вода прохладная, а тело Миши тёплое — приятный контраст. Играя с его патлами, выбрасываю из головы абсолютно всё: планы, переживания, страхи. Всё ещё никак не могу привыкнуть, что умею так.
— Что бы я без тебя делал, — бормочу я в потолок. Парень ёрзает, чуть приподнимается и снова укладывается на меня другой щекой.
— Подозреваю, что валялся бы в ванной один. И без пены.
— Да нет, я про… В более глобальном плане.
Он задумывается и опять отвечает, хоть вопрос и был риторическим:
— Пил бы лекарства, постепенно приходил бы в норму. Возможно, стал бы работать чуть больше, звонил бы соцработникам, чтобы немного себя разгрузить. Вряд ли часто выходил бы на улицу и вряд ли оборвал бы связи с родителями. Но в целом… Справился бы. Ты сильный человек, со стороны это видно.
— Тупо всю ваниль мне обосрал, — смеюсь я, и Мишка тоже смеётся, а потом вздыхает и проводит кончиками пальцев по моему плечу.
— Но если серьёзно… Ты должен понимать, что твой прогресс и всё остальное — оно вокруг меня одного не крутится. Понимаешь?
— Не понимаю, — отвечаю я предельно честно. — Потому что так и есть. Ты слишком много для меня значишь. Вокруг тебя буквально всё крутится.
Миша хмурится. Потом поднимает на меня взгляд.
— Ты тоже значишь для меня очень много. Только, пожалуйста, не строй свою идентичность на мне. Это слишком тяжёлая ноша.
Я не до конца понимаю, что он имеет в виду. И всё же киваю, чтобы через секунду поцеловать в макушку. Поразмышляю об этом позже. Времени навалом.
День был тяжёлый, так что мы после ванной тут же падаем в постель и включаем на моём айпаде очередное аниме, найденное Мишей, а значит, призванное потрепать мне нервы. Четыре девочки и их школьный клуб… Что может пойти не так? Да всё, учитывая, с какой хитрожопой ухмылкой он на меня поглядывает.
Мои догадки оказываются верны. Мы уже доходим до развязки первой серии, я начинаю понимать, что дело пахнет зомби-апокалипсисом. Но тут рыжик делает паузу. Его телефон настойчиво вибрирует на краю стола, разрываясь от горы входящих сообщений. Закатывая глаза, мол, опять мама беспокоится больше, чем стоило бы, он берет мобилу, вводит пароль на экране блокировки…
И взгляд его стекленеет. Я обеспокоенно поворачиваюсь, но в экран не заглядываю (базовые правила приличия меня пока не покинули). Где-то секунд двадцать он так смотрит, даже не моргая, после чего внезапно зрачки его расширяются, а губы, подрагивая, произносят тихо, но совершенно отчётливо:
— Это… Лёлька. Лёлька живой!
Я не могу поверить своим ушам.
— Тот самый…
— Тот самый!
Это он уже восклицает в полный голос, бросаясь мне на шею. Он обнимает меня крепко-крепко и аж подпрыгивает, начинает в голос рыдать, каким-то образом умудряясь одновременно смеяться, и я ему вторю, чувствуя фейерверк эмоций кожей.
И вместе с радостью за Мишу, которому судьба подарила чудо, вдруг ощущаю привкус тревожного предчувствия.