Игра увлекла его.
Перекувыркнувшись через голову, щенок гончей Разрыва резво вскочил на лапы и приник грудью к каменному полу. Задиристо щёлкнул зубами и взмахнул хвостом. Его мать, крупная самка, ответила громким лаем: она была довольна и силой своего щенка, и его прытью, о чём не собиралась молчать. Она оскалилась и прижала уши к затылку, намереваясь продолжить игру, как вдруг услышала зов.
Плотный, настойчивый и тянущий, как верёвка на шее, в которую гончая однажды впуталась и с трудом освободилась, он доносился из дальнего коридора Бездны.
Предупреждающе залаяв, она собрала вокруг себя остальных щенков и повела их на голос. Его нельзя было игнорировать; он был и он звал, а ей следовало повиноваться. Тварей Бездны в коридоре оказалось немало: они тоже услышали его и откликнулись. Легколапая и сильная, она огибала их без труда – один раз чихнула от клочковатой пушистости воротника мага, фырр-р! – а под конец неслась уже вприпрыжку, вывалив язык.
Пламенный, тающий желтизной по краям, разрыв выбросил её в ночь.
Трава приятно защекотала лапы, а свежий воздух и простор, которых никогда не бывало в душных коридорах, вскружили голову. Нетерпеливо затанцевав на месте, гончая осмотрелась. Вдалеке виднелись высокие каменные стены, как в Бездне, и рукотворные человеческие конструкции, массивные, с большими крыльями-лопастями. А ещё красные конусы их черепичных крыш, похожие на необглоданные лопаточные кости.
Гончая слюняво облизнулась.
Прошло много недель с тех пор, когда она в последний раз ела человечину. Пир выдался славным. Она набила брюхо до отвала, а её щенки засыпали, не скуля от голода. Сейчас же её щенки окрепли, они и сами уже могли пойти на человека. Гончая облизнулась снова и оглянулась: из разрыва как раз выскочил её помёт, все шестеро. Она вдохнула их запах: удостовериться, что они взбудоражены не меньше, чем она сама, а ещё голодны и злы, готовы, – и повела их на зов.
На низкое грудное пение, которое было им.
Крупная капля крови вязко, тяжело свесилась с когтя. В ней, как в искажённом зеркале, отразилось тёмное мрачное небо с проплешинами звёзд; как будто она, капля, вобрала его всё и перевернула в злую насмешку над богами. Когтистая рука дрогнула, шумный выдох её обладателя качнул каплю, и та, свесившись ниже, наконец сорвалась и упала в траву.
Жёсткая подошва опустилась на неё.
Пение оборвалось, зов стих.
А окровавленная рука нанесла новый удар. Стало светлее: материя разошлась, расщепилась, взрезанная острыми когтями, точно ткань – заточенным кинжалом. Мелкими брызгами разлетелась кровь, запахла смольной горечью, и чудовище содрогнулось и заревело.
Вспугнутые сонные птицы сорвались с ветвей, унеслись ввысь с громкими криками. Эхо их страха не смолкнет ещё долго.
А когтистая рука уже опустилась; по резному наручу, как по фигурному каналу, заструилась свежая кровь, длинными густыми нитями свесилась к траве. Окропила бутоны закрытых на ночь цветов.
Гончая выглянула из-за кустов и остановилась на почтительном расстоянии от него. Запах крови волновал её, навевал воспоминания о сытном пире. Но она понимала язык силы и не посмела бы напасть. Она посторонилась, пропуская вперёд выводок и горделиво демонстрируя его Призвавшему.
Тот едва ли взглянул на щенков. Разорванная материя перед ним бледно и неестественно светилась, и как в окне в её середине можно было рассмотреть клыки-шпили грандиозного рукотворного строения: Собора. Чудовище подхватило своё оружие, напитало его силой.
Гончая склонила голову, угодливо заскулила. Совсем скоро на эту силу откликнутся другие, а она хотела бы, чтобы он запомнил именно её и щенков. Как-никак они прибыли первыми!
Но Призвавший не демонстрировал интереса. Она знала, что он тоже слышал зов, но иной, зов Бездны, и внутри у него всё словно бы тянулось навстречу, сладко нашёптывало «скорее, скорее, скорее!» Бездна раскрывала объятия и выпускала из своей колыбели остальных чудовищ; материя дрожала, трепетала языками затухающих свеч и мерцала переливами цветов: от бледно-жёлтого, почти прозрачного, до ядовито-зелёного.
Будто бы в немом протесте в спину чудовищу ударил ветер, но порезался об острые края доспеха, о нимб, широкий и шипастый, инкрустированный рубинами, и обиженно развеялся.
Чудовище не пошатнулось, не оглянулось, но вскинуло голову и направилось вперёд.
Голодно оскалившись, гончая повела щенков следом.
К Мондштадту.