Катастрофа случилась в пятницу.
Нежданно.
Без предупреждения. Как срыв плаката привычной жизни со стены реальности.
Это пятничное утро ощущалось самым обыкновенным: немного дождливым, немного серым и будто бы скомканным из грязной ваты, но в целом – вполне себе.
Ворох бумажной работы на столе, чуть меньше по количеству и чуть менее скучно по исполнению – поручения: разыскать пропавшего кота Маргариты, сопроводить Флору к Драконьему Хребту и удостовериться, что местные твари Бездны не помешают ей собрать оставленные во льдах цветы. Скудный перекус на ходу, потому что Кли вздумалось поиграть у Сидрового озера, и одной Селестии известно, чем это могло бы закончиться, не подоспей Кэйа вовремя. Заказчик, не оплативший завтрак Саре. Искатель приключений, не вернувшийся с задания вовремя и «наверняка попавший в беду», а на деле – задремавший у врат древних развалин, вот же бестолочь!
День как день, один из многих, которые Кэйа перестал считать после его ухода.
А затем он, день, вдруг раскололся надвое, точно сувенирный стеклянный шар из Снежной, неаккуратно сброшенный на пол: его белыми крупицами по городу рассыпался слух – Дилюк Рагнвиндр вернулся в Мондштадт.
Поверить в это было возможным настолько же, насколько и в то, что Фатуи – хорошие ребята. Нет, правда, Кэйа подобрал собственное сердце, раскалывающееся, как тот же несуществующий снежный шар, и направился к Собору. Ни Архонт, ни уж тем более его статуя не могли подарить ему спокойствия и крепости духа, но он всё-таки направился: в поисках внутреннего равновесия, совета, Бездна знает чего ещё. Может быть, по пути он свернул бы в штаб и до конца дня загрузил себя ежемесячным отчётом, который, как обычно, откладывал до последнего. Или наведался бы к сестре Розарии. Она, не умеющая в выученную вежливость, как Джинн, или в лисью плавность, как та же Лиза, всегда рубила с плеча. Её слова – холодная сталь, без промаха вскрывающая самую суть вопроса. Кэйа уважал её в той же степени, в какой и побаивался.
Дилюк Рагнвиндр вернулся – голова кругом! И это после трёх месяцев молчания, отсутствия писем, весточек, хоть чего-нибудь – немыслимо!
Итак – вдох-выдох, – закрывшись ширмой блуждающей улыбки, Кэйа направился к соборной площади. И там же, на широкой серой лестнице, он и встретил его.
Их.
Дилюк Рагнвиндр вернулся не один.
Сначала Кэйа заметил именно её: незнакомая миловидная девушка в шляпке, украшенной цветами и лентами на фонтейнский манер, звонко щебетала о красотах города. Её пышное платье чуть ниже колен покачивалось на ветру, кружевные оборки плелись паутиной; она элегантно придерживалась за локоть мужчины. Кэйа перевёл взгляд уже на него – и тогда-то остановился. Потому что и шагу больше сделать не мог. Зачастившее сердце заболело, по ощущениям – острой шрапнелью разлетелось внутри, оставило зарубки на рёбрах и в щепки их размололо; казалось, коснись он собственной груди и кровь хлынет на камень под ногами.
Дилюк повернул голову в его сторону – и на мгновение почудилось, что Кэйа обознался: он, конечно же, возмужал, раздался в плечах и как будто бы даже немного вытянулся. Благородная Рагнвиндровская порода, как же, как же. А ещё он заметно похудел. Серая кожа, расширенные вены синевой под глазами и тусклый взгляд придавали ему болезненности, как если бы он только-только встал с больничной койки, едва ли оправившись. Выцветшие волосы цвета осени были стянуты в высокий хвост; поредевшие пряди топорщились рассечёнными, давно не стрижеными концами.
И даже таким, измученным, нездоровым, Кэйа был счастлив видеть его до умопомрачения. Все его тревоги рассеялись без остатка. Он распахнул руки для объятий, улыбнулся шире, искреннее: «вот он ты, а вот и я, мы же так скучали и ждали встречи!» Но счастье обратилось металлическим привкусом на языке, потому что, очевидно, проследив за направлением взгляда Дилюка, к Кэйе обернулась и его спутница.
И мягко, собственнически сжала пальцами его локоть.
Фарфоровая кожа, светло-русые волосы, собранные в аккуратный пучок на затылке, голубые глаза без вкраплений и маленький рот – её красота была слишком утончённой для Мондштадта. На фоне Дилюка она смотрелась сорным цветком, вьюнком, опутавшим крепкую пышную розу. Она ему ничуть не подходила.
С первого же взгляда Кэйа возненавидел в ней всё.
– Ах, вы, должно быть, капитан Альберих! – приветливо улыбнулась девушка и за руку потянула Дилюка. – Давай же скорее поздороваемся, любимый! Представь меня своему другу!
«Любимый».
«Другу».
Руки, распахнутые для объятий, опустились сами собой. Стеклянные фрагменты скрежетали, трескались, и крашеный латунный за́мок в шаре переворачивался вверх тормашками. У Кэйи земля уходила из-под ног вслед за ним.
– Кассандра, – впервые подал голос Дилюк, глядя не на девушку, а на Кэйю – и значение этого взгляда показалось пугающе незнакомым. Как абстрактная картина Альбедо, трактовать которую можно было как угодно. – Сандра, она… Она… – Он задохнулся словами, закашлялся.
– Ах, ты так устал с дороги, даже двух слов связать не можешь! – смешливо сощурилась Кассандра и легко толкнула Дилюка ладонью в плечо. – Скоро пойдём отдыхать, милый, не волнуйся. – И обратилась уже к Кэйе: – Меня зовут Кассандра, ох, нет-нет, не представляйтесь, я знаю о вас всё!
– Надеюсь, не всё, – криво улыбнулся Кэйа.
– Дилюк так много рассказывал о вас!
– Вот как? Только хорошее, полагаю? – «А рассказывал ли он, как мы были влюблены? Как я крал его ночами и мы держались за руки, смотрели на звёзды?»
Смех – горстью рассыпчатого песка; стеклянной крошкой и шрапнелью, вколоченными в рёбра.
Дилюк не вмешивался в беседу и никак не реагировал, но его глаза вспыхивали чем-то острым и жалящим, когда он смотрел на неё.
Не на Кэйю, которого не видел три года.
Это ощущалось болью.
Потому что Кэйа ждал. Ждал все эти годы, чтобы сказать две фразы, которые регулярно писал, но которые в действительности не могло уместить ни одно письмо.
«Прости меня».
«Я люблю тебя».
Теперь он мог лишь улыбаться, так же разбито и искусственно, как перевёрнутый дворец в его сердце.
– Как же вы познакомились? – Лучше бы не продолжать и просто уйти. Но когда он искал простых путей? Влюбляться – как очертя голову падать в пропасть, разбиваться – так до самых костей.
– В Фонтейне. – Порыв ветра всколыхнул оборку юбки, потянул за ленты, и Кассандра придержала шляпку. – Я работала медсестрой, а Дилюк как раз угодил в больницу. Судьба, не считаете?
– Действительно судьба. – Поверх головы Кассандры Кэйа вонзился взглядом в Дилюка. Но тот смотрел куда-то наискось, так, как когда бывший магистр Эрох долго и заунывно зачитывал новые приказы Ордо, а Дилюк изо всех сил старался не зевать.
Теперь такую же отупляющую скуку вызывал у него Кэйа.
Очаровательно.
А затем Кассандра приподнялась на цыпочках и быстро поцеловала Дилюка в губы. И он не оттолкнул её, не поморщился, но крепче сжал её руку в ладони.
Они оба вновь вернули взгляды Кэйе – казалось, весь дневной свет тотчас устремился на него как луч прожектора. Сквозь кожу, обливая каждое чувство белым. Придавая боли форму. Откуда бы взяться свету, если небо хмурое и комковатое? Кэйа силился непринуждённо улыбнуться, и фальшь, как морозная крошка, хрустела на губах смехом. Таяла на ресницах чем-то влажным.
Пора было с этим заканчивать.
Поэтому он взял узкую девичью ладонь в свою, учтиво поцеловал костяшки, едва коснувшись их губами. Её рука ощущалась неприятно прохладной, будто вся серость унылого летнего дня вместе с порывами ветра и точечной моросью – в ней.
Дилюк.
Как же ты посмел, мерзавец?
– Простите, мадемуазель, не запомнил вашей фамилии, – сжал пальцы Кэйа, прежде чем отпустить её руку.
– О, не утруждайтесь. – Она легко рассмеялась. Кэйа уже мечтал сдавить в ладонях её шею. – Она длинная и сложная в произношении – поверьте, поверьте мне, господин Альберих! Лучше миссис Рагнвиндр: совсем скоро так оно и будет, правда, дорогой?
Дилюк молча кивнул.
– К слову! – продолжила Кассандра жизнерадостно вколачивать гвозди в крышку гроба Кэйи. – В Фонтейне принято считать, что поцелуй в руку означает прощание навсегда. Но я с вами не прощаюсь! Друзья Дилюка – мои друзья. Уверена, вы ещё побудете шафером на нашей свадьбе!
– С превеликим удовольствием.
Дилюк развернулся, чтобы продолжить путь наверх; сломанным крылом по его плечу хлопнули тусклые волосы, – и Кэйа не выдержал. В два широких шага он нагнал их и тронул Дилюка за руку. Потому что не мог вот так. Как будто они чужие друг другу и всё, что было между ними, – талая вода.
А Дилюк взглянул на него безучастно и склонил голову набок.
– Гм, что-то ещё?
– Был рад встрече. – Трудно держать голос учтиво ровным и не осечься под конец. – Дилюк.
– Гм. – Кажется, он даже не расслышал, что Кэйа ему сказал.
Кассандра тоже обернулась и помахала рукой. Он отдал ей честь, как полагалось рыцарям, чем вызвал всплеск колокольчикового смеха, и поспешил удалиться.
У него было много дел.
Нужно вернуться в штаб и заняться ежемесячным отчётом, время близилось к полудню и не ждало (как не ждал и Дилюк, вот умора!), – едва ли разбитое сердце могло служить веской причиной покинуть работу в разгар дня. В Собор больше не хотелось: толку-то теперь от него, когда всё, что могло случиться, уже случилось. А в груди громыхало стеклом, эхом било по вискам и заглушало посторонние звуки. Сквозь звенящую глухоту не сразу стало понятным, что что-то изменилось: брусчатка под ногами заблестела от влаги, а щекам стало холодно и мокро.
Начался дождь.
С понурой головой Кэйа стоял и смотрел, как камень заливает вода, как собирается в прозрачные ручейки и змеится по стыкам, устремляется вниз к водостоку. Вода казалась красной. Кровью из его порезов, из пробитых гвоздями лёгких; они были пробиты, приколочены к рёбрам – иначе почему дышалось так трудно?
Шаги позади себя он расслышал, но не придал им значения.
Это не мог быть Дилюк. Не мог ведь?..
Его аккуратно тронули за локоть.
Обернулся Кэйа с предательски громко стучащим сердцем. И уронил его – в который раз за день. Нет, это не Дилюк, а Ноэлль распахнула над ними зонтик и о чём-то как будто бы причитала.
– …простудитесь же. Позвольте мне сопроводить вас в штаб и приготовить горячего чаю!
Расправить стянутые напряжением плечи, выдохнуть – и раскрыться в приветливой улыбке. Вывернуть себя наизнанку.
Не так уж и сложно.
– Чаю, говоришь? Только если добавить в него чего покрепче! – Он подмигнул и, невзирая на протесты, забрал зонт. Галантно подставил локоть, но Ноэлль, цветом щёк раскрасившая тоскливую серость в малиновый, вежливо отказалась. Настаивать Кэйа не стал. Так, накрытые одним зонтом, они неторопливо направились в штаб.
Уже на ступеньках Кэйа ощутил между лопатками тяжёлый изучающий взгляд. Он пропустил Ноэлль вперёд и резко обернулся – но нет.
Показалось.
Конечно же, ни Дилюка, ни его невесты поблизости уже не было.