Их связь была достаточно крепкой, чтобы после разрыва оставить зацепки.
А примирение случилось таким же стихийным и стремительным, как и размолвка. Поначалу на письма Дилюк отвечал неохотно. Вообще не отвечал, что уж там. Но Кэйа упорствовал: он писал, и писал, и почти добрался до угроз на хиличурлском вперемежку со слезливыми цитатами из лёгких романов, когда Дилюк впервые прислал ответ. Сухой, колючий, как высушенный цветок, и немного ядовитый, – между его строками Кэйа разглядел возможность, надежду: не вернуть прошлое, нет, но отстроить будущее заново. Уже без лжи и недомолвок, без тайн, камнем тянущих ко дну. На дне Кэйа себя и ощущал – поначалу. Он учился жить без Дилюка, учился жить один, учился жить.
Получалось прескверно, откровенно говоря.
Но получалось.
Но раз от раза весточки Дилюка становились всё длиннее и содержательнее, и в конце концов Кэйа написал первое – за долгое время – «я люблю тебя». Ответа он ждал как приговора, бледный и нервный, и дождался – спустя две недели. Короткое «взаимно» с брызгами крови, пятнами травы и, кажется, раздавленным жуком. Кэйа витал в облаках. Начало было положено.
А дальше всё развивалось стремительно, как по накатанной – по накатанной и развивалось; по тем же узорам и петлям, из которых изначально и выплетались их отношения.
Их связь была достаточно крепкой, чтобы после разрыва оставить зацепки.
Кэйа полагал, что обманул судьбу, открыв Дилюку правду и вновь завоевав его расположение.
Спустя же три месяца молчания Дилюк вернулся вместе с девушкой и обманул и самого Кэйю, и судьбу. Обставил всех и вышел победителем на собственных условиях. Каков нахал!
Кэйа снизошёл бы до бурных аплодисментов, если бы в данный момент его руки не были заняты.
За три месяца до возвращения Дилюка он действительно не получил ни одного письма. Он был встревожен и взволнован, не знал, что и думать – а о худшем думать отказывался. И потому ждал, особенно тёмные ночи разбавляя винным багрянцем, а холод в постели изгоняя шерстяным пледом поверх одеяла, и писал, писал, писал, не получая ответа, но не теряя надежды.
Не сходилось.
Дилюк непременно предупредил бы, что возвращается: Кэйа так ждал его, Дилюк и сам писал, как торопится закончить с делами и вернуться. Но три месяца пугающей тишины, и вот – он здесь. Может, не знал, как признаться в письме, и решил сообщить при встрече, что теперь влюблён в другую? Не сходилось. По итогу лично он также не объяснился.
Сбежал как последний трус.
Аккуратно сложив письма, которые перебирал до этого, вчетверо, Кэйа тут же скомкал их в ладонях. Откинулся на спинку кресла и упёрся взглядом в потолок. Едва ли Джинн будет счастлива, застав его на рабочем месте бездействующим и возмутительно несчастным. Ну, не то чтобы совсем уж бездействующим: всё-таки Кэйа перечитывал письма Дилюка, а не праздно предавался унынию. При следующей встрече, пожалуй, стоит швырнуть эти письма ему в лицо.
Нет, о чём это он, в самом-то деле? Они же взрослые люди.
Наугад выдернув письмо из распадающегося комка, Кэйа разгладил заломы и на вытянутой руке удержал его над лицом. «Я тоже люблю тебя». «Я скучаю». «Я скоро вернусь». «Дождись меня, Кэйа». «Какими цветами ты хотел бы украсить особняк в день нашей свадьбы?» И рожица на полях, забавная и некрасивая, с перьями-ушками и треугольным клювом. Как личная подпись – никакой другой и не требовалось.
Кэйа приятно, ностальгически улыбнулся.
Нет, швырнуть письма в лицо при встрече необходимо.
Он разжал пальцы, и лист спланировало ему на лоб, закрыло мир бумажно-серым. Кэйа сдул его и широко оскалился потолку.
«Дождись меня».
Он и ждал как последний идиот. А теперь – Кассандра, будущая миссис Рагнвиндр, приятно познакомиться. Кэйа повторно смял письма, почти наслаждаясь хрустом заламываемой бумаги, и воздел руки к потолку, осыпал себя комками и весело хохотнул. За три года писем накопилось прилично. Ах, какой чудесный день! Чтобы спрыгнуть с крыши Собора. Или утопиться в Сидровом озере с бутылкой одуванчикового вина в руках – чтобы ему было стыдно.
Идеальная смерть.
– Есть проблема. – Джинн, если и заметила разбросанные по полу комки бумаги – которые трудно было не заметить, впрочем, – виду не подала.
Надо же, Кэйа не слышал, как она вошла. Безобразие. Теряет хватку.
– Удиви меня, – хмыкнул он и сбросил ноги со стола, выпрямился в кресле.
Выдернув верхний ящик, он бодро смахнул в него уцелевшие письма и их плотные конверты. К Глазу Бога Дилюка, хранившемуся в лакированной деревянной шкатулке, – ещё одна трудность, с которой ему предстоит разобраться. Отставил в сторону чашку с остывшим чаем, к которой так и не прикоснулся, и на её место умостил локти. Вперил взгляд в Джинн и сузил глаза.
– Речь идёт о разрывах материи в районе Долины Воспоминаний. – Не дрогнув, Джинн выдержала его взгляд.
– Они там уже четыре дня и ещё не разу проявили активность. Дозорные регулярно докладывают мне об их состоянии. Всё под контролем.
– Не всё, – поджала губы Джинн. Её перчатки издали тихий скрип, и Кэйа догадался, что она стиснула руки в кулаки. – Появилось ещё три.
– Ну надо же, становится всё интереснее, – осклабился он и бесцельно взял в руки писчее перо. – Где?
– В каньоне Светлой Короны.
– Далековато, – недовольно цокнул языком Кэйа. – Придётся перекраивать график дозорных, выдёргивать Рэймонда из отпуска. Я лично исследую каждый из разрывов. Есть какие-то зацепки?
– Кроме нетипичного зелёного свечения? Увы.
– Досадно.
– Кэйа, – вдруг смягчилась Джинн и осторожно, как к дикому зверю, протянула к нему руку. Кончиками пальцев коснулась запястья. – Мне жаль.
– Давай только без этого! – Слишком резко, слишком плохо. Кэйа накрыл лицо свободной ладонью, сжал пальцы, словно намереваясь снять с себя кожу. Не кожу – незащищённое откровение, которое на мгновение промелькнуло на его лице. Он затвердел резким смешком и отнял ладонь – тоже резко. – Прости. Не выспался.
– Я знаю, вы готовились к свадьбе…
– Ну, значит, больше не готовимся, – закатил он глаза и постучал пальцем по стержню пера. – Меньше хлопот, меньше трат – ве-ли-ко-леп-но!
– Когда он ушёл, мы все переживали, – аккуратно продолжила Джинн. Она убрала руку и больше не прикасалась к Кэйе, но её взгляд по-прежнему лучился участием, весенней теплотой и грустью. И выдержать его оказалось неожиданно трудно – Кэйа заострил собственный на писчем пере. – Но ни у кого не было сомнений, что он вернётся и вы воссоединитесь. У меня до сих пор в голове не укладывается. Хотела бы я хоть как-то облегчить твою боль, но...
– Я в порядке, Джинн, – дёрнул плечом Кэйа. – Это жизнь, такое иногда случается.
– Кэйа…
– Уверен, она просто чудо, раз он... Вот так... – Перо в руке покрылось инеем, потяжелело и залоснилось морозными узорами. Кэйа уставился на него как на заклятого врага.
– Поговори с ним. – Бережно, словно опасаясь навредить, Джинн забрала у него перо и отложила на край стола. – Может, у них это несерьёзно или...
– Джинн, пожалуйста.
– Прежде чем отправлять тебя к разрывам, я хотела бы, нет, я приказываю тебе уладить с ним все разногласия. – Она поднялась, больше не весенняя и печальная, как родниковая вода, но жёсткая, непререкаемая. Рыцарь. Магистр. Лидер. – Ради твоей же безопасности.
– Я не самоубийца, если ты об этом, – резко одёрнул её Кэйа. – Да и какие разногласия, о чём ты?
Она посмотрела ему в глаза тяжело и пристально.
«Я не хочу сажать тебя в тюрьму за её убийство. Или хоронить». – Вот о чём было её молчание. Вот о чём говорил этот взгляд.
С отвратительно громким скрежетом Кэйа задвинул ящик в стол и безмятежно улыбнулся.
***
К каньону Светлой Короны он смог отправиться только поздним вечером.
Небо ещё кипело и хмурилось, но дождь стих, а суровый ветер давал обещание высушить всё уже к утру. Сейчас же мокрая трава хлестала по сапогам, влажно скрипела и скользила под подошвами; последнее особенно опасно – в темноте. Но тут уже ничего не попишешь. Кэйа и раньше бы отправился, да хотя бы и сразу же после ухода Джинн, но она чётко дала ему понять, что, пока он не поговорит с Дилюком, не видать ему полевой работы.
Глупости.
Во-первых, Джинн нуждалась в его помощи, иначе не пришла бы лично просить проконтролировать ситуацию.
Во-вторых, о, во-вторых, не о чём ему с Дилюком разговаривать – нет, не так. Кэйа ещё не подобрал слов, которыми готов был пустить ему кровь. Он мог дать себе время на раздумья о перспективах дальнейшей жизни, на пестование горя или подбор смертоносных фраз. Он мог дать себе время. Да, мог. Вот только разрывы не ждали.
Благородство порыва Джинн он оценил, но дела были важнее личной трагедии.
Поэтому, заслышав, как она запирает собственный кабинет на ключ, и выждав ещё полчаса для надёжности, Кэйа незамедлительно покинул штаб и направился к каньону. Путь был неблизким, но выбирать не приходилось.
К моменту, когда он достиг верхней точки каньона, уже совсем стемнело.
Небо, словно бы облитое грязной водой и заткнутое комьями вымоченной в ней бумаги, казалось низким-низким. Бугристым. Неприятным на ощупь. Со смешком Кэйа подпрыгнул и ладонью ухватился за воздух, царапнул его ногтями. До неба не достал, конечно же, но хоть попытался!
Отыскать разрывы труда не составило: скучковавшись под палаткой, как замёрзшие воробьи, двое дозорных блестели мокрыми доспехами и грели руки у унылого костра. Рядом с их палаткой, в опасной близости от огня, разрывы и обнаружились. Прямиком у каменной арки, в сени рослой пихты.
– Капитан Кэйа, сэр! – тотчас же толкнул один дозорный другого локтем в бок и выкатился навстречу. Выпрямился и отдал честь.
Второй подскочил вслед за товарищем, впопыхах едва не своротив палатку, и тоже выправился.
– Роланд, Арамис, вольно, – отмахнулся Кэйа и демонстративно наступил на костёр. Тот, задохнулся дымом, обиженно зашипел и погас.
– Виноват, – потёр затылок первый рыцарь, Роланд, и вспыхнул стыдом.
– Доложите обстановку.
Торопливо, явно волнуясь, жестикулируя и перебивая друг друга, дозорные принялись излагать. А Кэйа уже потерял к ним интерес и вплотную приблизился к разрывам.
Ничего нового рыцари ожидаемо не сообщили: причина возникновения не выявлена, элементальные следы не обнаружены, сами разрывы стабильны, никаких признаков активности.
Так оно и оказалось.
Он уже видел подобное ранее: четыре дня назад взволнованный Сайрус заявился в штаб и рассказал, как самолично натолкнулся на аномалии у Долины Воспоминаний. Выглядели они и правда необычно: узкие, чёрные, словно бы лезвием вырезанные на ткани мироздания. По контуру отчётливо выделялись ядовито-зелёным свечением. И, что самое дрянное, разрывы, в отличие от порталов, предполагали только односторонний проход: из Бездны твари могли проникнуть в Мондштадт, но назад – уже никак. Кэйа первым шагнул бы внутрь, чтобы выявить источник их появления и покончить с ним. Но всё, что он мог, это наблюдать и напряжённо ждать. Пока ещё ни одна тварь не сунула носа на территорию Мондштадта, но, он знал, это было лишь вопросом времени.
Как ни крути, перспективы вырисовывались сомнительными.
И вот теперь – три новых разрыва. Узкими кошачьими зрачками-линями они впивались в скалистый обрыв вдалеке, в острые шпили Собора, рыхло замазанные зеленью молодых пихт, и в спину каменного Барбатоса. Словно бы в немой угрозе щурились, даром что не шипели. Рядом с ними темнело пространство, как слепое пятно, – надорванный участок, место формирования четвёртого разрыва.
Скверно.
Кэйа обошёл их по кругу, осмотрел и окрестности: за исключением пары спящих в обнимку хиличурлов ничего не обнаружил, – и вернулся к разрывам. Мечом пересёк их – ничего, лезвие прошло как сквозь воздух. Шагнул назад и сквозь их черноту посмотрел на спящий город – нет, никаких подсказок, слепая темень поглощала собой всё.
Он уже представлял, как обезумевшие твари вырываются из разрывов, кипящей рекой устремляются к побережью и движутся в сторону Мондштадта, сметая на своём пути всё. Как кричат гибнущие жители, а здания трещат и превращаются в руины. Кровь стыла в жилах отнюдь не из-за холодного ветра.
– Роланд, остаёшься здесь до рассвета, фиксируешь любую – ты слышишь меня? – любую подозрительную активность. Я пришлю к тебе Хоффмана, а утром вас обоих сменят Брюс и Рэймонд, – скомандовал Кэйа. – Арамис, немедленно отправляйся в Гильдию искателей приключений и передай Сайрусу мой приказ: запретить искателям приключений исследовать эти места.
– Есть!
– Есть, капитан! Разрешите идти?
– Разрешаю.
На обратном пути Кэйа сделал крюк – не удержался; маленькая шалость, которую он себе тут же простил, – и завернул к винокурне.
Справедливости ради, она располагалась в достаточной близости от Долины Воспоминаний, чтобы, в случае чего, подвергнуться атаке первой. Предосторожность, ничего более – совесть Кэйи чиста. Так он решил для себя.
Но всё ожидаемо было спокойно.
Величественная, с красной черепичной крышей и кудрявыми виноградниками вокруг, винокурня походила на гигантскую дремлющую черепаху в окружении морских волн. Её черепашьи глаза были слепы: свет в окнах, конечно же, не горел. Хорошо это или плохо, Кэйа для себя так и не определил. Но в груди резко засаднило от осознания, что это место больше никогда не станет ему домом, а Дилюк – уже не принадлежит ему. Уже. Вот так просто, как страницу перелистнуть.
«Какими цветами ты хотел бы украсить особняк в день нашей свадьбы?»
Джинн была права: до сих пор в голове не укладывалось. Всё же следовало поговорить с ним, прежде чем поставить точку в этой невесёлой истории – Кэйа чувствовал, что иначе отпустить его не сможет никогда. Не то чтобы он хотел. Не то чтобы у него был выбор.
Но завтра, всё подождёт до завтра.
Так он и решил, а после развернулся и медленно побрёл в город.
***
Разрывы активировались в три часа ночи.