8 месяцев спустя
В гостиной было темно и по-особенному уютно, так, как может быть уютно только дома. Негромко потрескивал поленьями камин, угольки сонно перемигивались красным, и Кэйа, глядя на них, невольно повторял – и тоже вяло моргал, невольно проваливаясь в мягкую тёплую дрёму. Книга, которую он взял отвлечься, ощущалась в руках чрезмерно тяжёлой. Поэтому он подложил её под голову, подтянул колени к груди и устроился на диване сонным котом.
Был соблазн сходить в прихожую и бесцеремонно стащить с вешалки сюртук Дилюка, укрыться им, но тогда Кэйа наверняка разбудил бы самого себя. А это было последним, чего ему, разморенному теплом, хотелось.
Дилюк должен вот-вот вернуться, он обещал.
Он писал Кэйе письма. И каждый день Кэйа старательно отправлял ему ответные.
Деловая поездка в Ли Юэ на пять дней не грозилась обернуться катастрофой: пять дней это не три года, – но Кэйа отпускал его чуть ли не с боем. Его не будет рядом, и кто знал, что могло случиться с Дилюком. Глупости, конечно же: пусть его Кукла не боевой киборг, но и не маленький мальчик уж точно, он сумеет за себя постоять. Да и в Сумеру на встречу с мисс Ханией он приезжал в одиночестве и вполне комфортно себя чувствовал в незнакомой обстановке. Кэйе не следовало переживать – вы подумайте, этот нахал так и сказал! Слабым утешением служило то, что по личным делам в Ли Юэ потребовалось отправиться и Альбедо, так что Дилюк уезжал с попутчиком.
– Этого-то я и боялся, – сказал ему тогда Кэйа. И бояться было чего.
Не слабым и вовсе не утешением обозначался тот факт, что это был, ну, Альбедо.
С тех пор, как переехал на винокурню, Кэйа почти сделался его личным врагом. Серьёзно. Вы не хотите вернуться домой после долгого рабочего дня и застать дома его. Часто, неприлично часто. А Дилюка это как будто бы вовсе не смущало.
Однажды Кэйа отпросился у Джинн и сбежал пораньше, купил Дилюку цветов в твёрдом намерении провести вечер в постели в обнимку с любимым человеком… с любимой Куклой. С любимым. Не суть! Но когда он влетел в гостиную, сияющий и предвкушающий великолепное окончание дня, то с реальностью столкнуться оказался не готов. Ничуть. Никак.
Потому что в гостиной, конечно же, обнаружился Альбедо.
Они с Дилюком сидели друг напротив друга, кофейный столик был уставлен мелкими деталями, склянками с жидкостями самых разных оттенков и инструментами, о предназначении которых оставалось только гадать. У Дилюка рукав рубашки был закатан до плеча, а Альбедо пинцетом и тонкой отвёрткой разбирал, мать его, руку! Уже разобрал. До локтя. Все эти детали – рука Дилюка! Кажется, в одной из склянок Кэйа рассмотрел два пальца, и его терпение со звоном лопнуло. В сердцах он вытолкал Альбедо прочь из особняка. Но, вдоволь накричавшись на Дилюка и даже хлестанув его букетом по лицу, запоздало сообразил, что самостоятельно конечность уже не соберёт.
Скрипя зубами пришлось за Альбедо возвращаться.
Тот не ушёл далеко: стоял у двери, скрестив руки на груди, с видом полнейшей безмятежности.
«Я знал, что ты вернёшься за мной», – говорил его взгляд.
– Заткнись, – рявкнул Кэйа, хотя Альбедо не проронил ни слова. – И собери его уже наконец!
И теперь они вместе уехали. Великолепно. Похоже, стоило ожидать, что Дилюк вернётся на винокурню в коробке. Частями. Кэйа не удивился бы: Альбедо разве что глазами его на запчасти не разбирал, подлец! Дилюк вообще-то занят! Им, на минуточку!
Сквозь сон Кэйа гневно вздохнул, заёрзал щекой по твёрдому переплёту книги.
Сказать по правде, и его возвращение на винокурню нельзя было назвать гладким. Новый штат прислуги обсудил и его, и его отношения с молодым мастером, и даже то, что обсуждать было вообще-то крайне неприлично. Но в конце концов дела до Кэйи им не стало. А вот Аделинда поначалу обижалась. Конечно же, она считала, что он предал мастера Дилюка, променял его на… Нет, он не променял. Он знал, кто перед ним, с кем он делит свои время, чувства и постель. И не обманывал себя.
Но со временем оттаяла и она.
О смерти Дилюка официально он так и не смог объявить, но в этом необходимости не стало: Мондштадт и без того узнал правду – тайное в городе, где даже ветер был способен разносить сплетни и слухи, не могло оставаться тайным надолго. Были организованы торжественные похороны, служба в Соборе. Воздвигнут могильный камень.
С деревянно-прямой спиной и сухими колючими глазами Кэйа отсидел службу.
Он был один.
Он так хотел.
Дилюка просил не приходить, но всё же мельком увидел эту пламенно-красную макушку в толпе.
На справедливое «зачем?» тот лишь пожал плечами и отвёл взгляд. Может быть, хотел посмотреть, как к его «прототипу» – ужасное, ужасное слово – относились в Мондштадте. Или почувствовать себя причастным. Или попрощаться с ним; с подвязанным кукольными нитями собой, которому бесконечно приходилось притворяться. Кэйа не стал допытываться и грядущую ночь провёл на диване у камина, один.
Дилюк не стал его тревожить и вмешиваться в его скорбь.
И вот теперь он снова дремал на этом диване в ожидании возвращения Дилюка.
В замке́ провернулся ключ, и Кэйа, растеряв остатки дрёмы, подскочил. Книга упала на пол со стуком, но он не обратил на неё внимания. Перед ним стоял Дилюк – и Кэйа ладонями схватился за спинку дивана, потому что ноги держать его отказывались; потому что он сразу узнал его. Это был Дилюк.
Не Кукла.
Дилюк.
– О! – удивлённо моргнул тот и тут же радостно распахнул руки для объятий. – Я, конечно, знал, что ты ждёшь меня, но чтобы буквально… Хах, я вернулся, Кэйа!
– Как это? – издал сдавленный всхлип Кэйа и вонзил ногти в лакированное дерево.
– Как и собирался? – растерянно поскрёб макушку Дилюк. Нахмурился и медленно опустил руки. – Я не понимаю…
Они стояли друг напротив друга, разделённые полумраком, нагретым воздухом и смятением; камин трещал за спиной Кэйи, ломал древесину – это кости Кэйи трещали, наливались кровью и болели горячим.
Дилюк не мог находиться перед ним. Он умер. Так сказала Кукла.
– Ты умер, – дрогнувшим голосом озвучил собственные мысли Кэйа. – От тебя ничего не осталось, кроме…
Но Дилюк не дал ему закончить – он быстро подошёл и смёл Кэйю в крепкие объятия. И только ощутив его руки на своей спине, вдохнув его запах, дорожную пыль и дождевую воду, Кэйа понял, что не мог ошибиться – это правда был Дилюк.
Кукла лгала. Они все – лгали ему.
Пол уходил из-под ног, выскальзывал ледяной глыбой, и жёсткий плащ Дилюка – единственное, за что Кэйа мог зацепиться.
Во второй раз за ночь входная дверь открылась.
Силуэт на пороге нельзя было спутать ни с чьим другим.
– Явился, – зло выплюнул Кэйа, тут же оттолкнул Дилюка и выступил вперёд, к Кукле. Материализовал морозный клинок.
– Честно говоря, я ожидал несколько более тёплого приёма. – Кукла бесстрашно протянула руку, отвела клинок и взялась за плечо, встряхнула. – Ты почему не спишь? Я же просил не дожидаться меня.
И Кэйю выдернуло из липкого, отвратительно реалистичного кошмара. Он подскочил на диване, рассыпав по коленям ледяное крошево – откуда оно вообще взялось? Книга с глухим стуком упала на пол, как тогда, и он с ненавистью отбросил её ногой. Дикими глазами уставился на Дилюка. Тот отпрянул, но, судя по его позе, мгновение назад стоял у дивана и склонялся над ним. Он уже успел избавиться от дорожного плаща, и теперь был в рубашке и жилете. В таком виде Кэйа и провожал его в Ли Юэ. Его. Куклу.
Не Дилюка.
– Я привёз сувениры! – Словно не замечая состояния Кэйи, а может, намеренно игнорируя его, Дилюк положил на кофейный столик упаковку сладостей и чай Адептов.
И кое-что ещё.
Во второй раз за ночь Кэйа потерял опору под ногами: Дилюк положил на стол Крио Глаз Бога. И маленький ключ из кор ляписа.
Это уже слишком! Кэйа ущипнул себя за руку и зашипел, ощутив резкую вспышку боли. Сердце ещё колотилось в груди, вспугнутое кошмаром, разгорячённое происходящим наяву, когда он протянул руку и взял Глаз Бога. И словно бы недостающая деталь встала на место, в голове прояснилось.
Не находилось слов.
Остатки кошмара развеялись, и стало мучительно стыдно, как во сне он бросился на Куклу с мечом. Как мгновенно предал то, что они с такими трудом и стараниями выстраивали.
– Альбедо был не просто попутчиком, да? – вместо этого выдавил Кэйа. И тут же свирепо надвинулся на Дилюка: – Показывай!
– Я не говорил: не хотел, чтобы ты волновался. – Дилюк не отступил, но принялся расстёгивать жилет и вытаскивать себя из рубашки. – В Ли Юэ у меня была запланирована встреча с мисс Сянь Юнь, она непревзойдённая мастерица механизмов во всём Тейвате. Альбедо уже давно ведёт с ней переписку, она также была крайне заинтересована во мне. Он и доктор Бай Чжу ассистировали ей, и ещё, насколько я понял, на операции присутствовал некий консультант похоронного бюро, увы, не запомнил его имени.
Дилюк выложил из нагрудного кармана визитку похоронного бюро «Ваншэн», и у Кэйи задёргалось веко.
– О, не обращай внимания, это на всякий случай.
– На всякий, – процедил Кэйа, яростно вцепившись ему в воротник, – случай!
– Всё прошло успешно, – беспечно отмахнулся Дилюк. – Теперь один ключ у мисс Сянь Юнь, один у меня, один у Альбедо. И я попросил ещё один для тебя.
Кэйа сердито распахнул рубашку сам. И застыл, хмуро разглядывая грудь Дилюка. Никакой замочной скважины и швов больше не было; кожа выглядела чистой, залеченной от рубцов, шрамов и трещин. Обширная печать Гео простиралась от впадины между ключицами до мышц пресса, мерно переливалась частицами, как речным песком на солнце искрила. Затаив дыхание, Кэйа коснулся её ключом, и печать исчезла, а вместе с ней и передняя поверхность грудной клетки.
Он ахнул.
Ледяного сердца в форме уродливой броши больше не было, как и механического гнезда в сплетении чёрных проводов. Но было сердце из кор ляписа: полупрозрачное, искусно сделанное, с подвижными, просвечивающимися сквозь янтарные стенки шестерёнками. И имитацией сосудов из того же кор ляписа, прорастающих в лёгкие и, похоже, в другие человеческие органы. Кэйа протянул руку, но так и не коснулся сердца; замер, кончиками пальцев словно ощупывая воздух перед ним. Сердце билось. Оно было горячим.
Живым.
В собственной груди стало тесно, а в глазах – такой же жар, как от нового сердца Дилюка.
Когда он снова дотронулся ключом, печать Гео вернулась на место. Грудная клетка закрылась.
– Раз в год я должен приезжать на диагностику. – Дилюк взял его руки в свои ладони; Кэйа моргнул, он и не заметил, что его пальцы дрожали. – Ну как? Нравится?
– Как вы достали его? – только и смог выдавить Кэйа, ногтями вонзаясь Дилюку в руки. – Я заморозил каждый шов.
– Я растопил лёд своим Глазом Бога.
– Бездна, а если бы что-то пошло не так?! – Кэйа подскочил на месте и тут же сердито пнул его в голень. – Если бы ты заодно и растопил сердце?!
– Ну, вообще-то… Кхм. Поэтому я и не хотел тебе говорить. Но всё уже хорошо, видишь?
– Вижу. – Кэйа лгал.
Он не видел.
Горячая пелена застилала глаза; его трясло от злости, от возмущения и неимоверного облегчения. Он с силой обнял Дилюка и зажмурился. Вдохнул его запах, не человеческий и как будто бы обезличенный, но накрепко вобравший в себя тонкий аромат сесилий – не тот, совсем не тот запах. И это тоже было важным. Но царапало внутренности виной, выводило острым когтем «предатель» на изнанке сердца, а Кэйа сердито зашипел и втиснулся в Дилюка так, что грудью ощутил биение его сердца.
В Бездну страхи, в Бездну ночные кошмары.
Он любит эту безмозглую Куклу, и никакие силы больше не смогут разлучить их.
А Дилюк удивлённо охнул и ободряюще хлопнул его ладонью по спине, прежде чем обнять в ответ. И теперь-то последняя недостающая деталь встала на место.
Теперь-то всё стало хорошо.