Просыпаясь уже которую ночь с бешено колотящимся сердцем, Линкольн начинал мечтать о возвращении бессонницы. На пропитанной потом подушке и смятой простыни досыпать драгоценные ночные часы было невозможно – приходилось вставать, переворачивать подушку другой стороной, бельё расправлять, если не стелить заново; всё это отбивало весь сон, и оставалось только лежать до утра, глядя в потолок и пытаясь успокоить непослушное дыхание.

А ещё – пытаться не прокручивать в голове смазанные картинки из сна, который совершенно точно не был кошмаром.

Первым, что вставало перед глазами, были руки. Они были везде, по всему телу, проходились по голой коже, сжимали бёдра до боли, до синяков, обхватывали шею, тянули за волосы на затылке. К рукам присоединялись губы, из которых вырывалось чужое дыхание – холодная струйка в общем жаре, – оно чувствовалось сначала на шее, потом на груди и вдоль рёбер, спускалось всё ниже вместе с поцелуями. 

Ничего подобного Линкольн в своей жизни не испытывал. Он встречался с девушкой в школе, в колледже пару раз целовался с парнями, пил кофе с коллегами в Хартфорде. После переезда на отношения никаких сил не осталось в принципе – и таким снам совершенно неоткуда было взяться.

И тем не менее, они не прекращались. Всё шло по строгому алгоритму: Линкольн принимал снотворное, ложился, закрывал глаза и в следующее мгновение уже пробуждался в поту, отгоняя навязчивые образы. Через несколько дней он решил отказаться от таблеток, но в итоге не сомкнул глаз так же, как если бы его сон был прерван бесцеремонным вмешательством мечтаний, никогда раньше ему не свойственных. 

Он успел заметить, что в Гарварде – вернее, в его подвалах – внимательно относились к снам. Даже недолгой работы с Бишопом хватило, чтобы понять, что подсознание – это, возможно, самое главное, что есть не только в человеке, но и в целой Вселенной. В них обеих.

Не обращать на сны внимание можно, когда они оставляют тебя в покое через неделю и не мешают спать по ночам, а днями не мелькают перед глазами, заставая тело врасплох: сбивая дыхание и гоня кровь к низу живота. 

В одну из ночей он, проснувшись от сна, которые становились всё откровеннее и реалистичнее, как обычно сел на кровати, взял очки с тумбочки и остановился, так и не донеся их до переносицы. Одна деталь, пронизывающая все эти видения, вдруг озарением встала перед глазами: пусть он не видел лица человека, кому принадлежали массивные сильные руки на его теле, но все остальные детали – кольцо на собственном мизинце, какое он никогда не носил, короткие волоски на чужой груди, рисунок на простыни – всё это он видел совершенно ясно. Когда же призрачные губы касались его лица, проходились дорожкой поцелуев от лба до линии челюсти, было очевидно, что очков на его лице нет. Конечно, подсознание могло творить странные вещи, но если ты привык воспринимать мир так, а не иначе, откуда взяться чему-то непривычному? 

В тот же момент в голове вспышкой высветилось лицо человека, который мог быть связан с ответами, которые Линкольн искал.

Не давая себе времени передумать, он открыл служебный ноутбук, чтобы тут же подать заявление на переход. Уже к утру оно было подписано Бройлсом, не слишком вдававшимся в детали о том, зачем именно потребовался визит «на ту сторону» в этот раз. Оливия, уже традиционно встречающая гостей подразделения, тоже вопросов не задавала – из современного чуда науки и природы мост превратился в рутину, от которой всем причастным хотелось поскорее отделаться. 

– Капитан Ли занят сегодня? – Линкольн прокашлялся, отвлекая от преувеличенно будничного тона.

– Линк? Зачем он тебе? – не отвлекаясь от управления автомобилем переспросила Данэм, но дожидаться объяснений не стала: – Нет, сидит сегодня в кабинете, зарылся в отчёты по самое горло. 

Линкольн улыбнулся: бумажной работы было не избежать даже обитателям параллельных миров. 

– Проспорил вчера, – уточнила Оливия, сворачивая к штабу. – Не можем же мы все задницы просиживать.

– И вы принесли его в жертву? 

– Типа того, – девушка рассмеялась и разблокировала двери машины, приглашая к выходу. Как только за Линкольном хлопнула дверца, массивный автомобиль тут же развернулся и уехал в другую сторону, предоставляя его самому себе. 

Агент окинул взглядом высокое здание, и в голову снова непрошено ворвались ночные видения: переплетения двух тел практически ощущались кожей, дыхание спёрло, и волоски на руках встали дыбом от неожиданно прокатившейся волны мурашек. Чтобы отогнать воспоминания – нечёткие, но при этом невыносимо правдоподобные, – пришлось снять очки и зажать переносицу, крепко зажмурившись. Кто-то из проходящих мимо солдат спросил, всё ли нормально, опасливо похлопав по спине, и Линкольн кивнул, поспешив зайти в здание подразделения. Здесь его никто не ждал – работа кипела, всё шло своим чередом, лишь некоторые краем глаза поглядывали на нечастого гостя, наугад пробирающегося к кабинетам сотрудников. Несколько раз дорогу пришлось спросить – запутанные коридоры вели то вверх, то вниз, и в какой-то момент Линкольну показалось, что его уровня доступа вполне может не хватать для того, чтобы полноправно открывать двери, в которые он только что прошёл лишь для того, чтобы выйти, обнаружив там тупик. 

К моменту, когда он добрался до кабинета капитана, тот уже был извещён о том, что его двойник расхаживает по всему штабу, не сумев запомнить одну-единственную дорогу с прошлого раза. 

– Агент Данэм упомянула, что у тебя много работы, – пожимая руку, Линкольн выглянул из-за чужого плеча, чтобы увидеть покрытый бумажками стол, но его взгляд выхватил только два монитора и планшет на гладкой столешнице. – Могу чем-то помочь?

Капитан Ли смерил двойника взглядом – в своей самой раздражающей манере, будто оценивал, на что он вообще может быть годен. Не дожидаясь вердикта, Линкольн обошёл собеседника и взял планшет со стола. На экране была высвечена чья-то дактилокарта с пометками. 

– Раскрытое? – спросил Линкольн, увидев ряд условных обозначений вверху экрана. Зелёный круг вполне мог свидетельствовать о том, что дело закрыто, или, по крайней мере, отпечатки уже идентифицированы, а это половина раскрытия. – Разве у вас информация не должна подаваться как-то автоматически?

– У нас, – делая акцент на этом слове, капитан вырвал из рук планшет, – она и подаётся. Зачем, говоришь, ты пришёл? 

– А я ещё и не говорил, – не пропустил подколку Линкольн, без приглашения присаживаясь у стола. Так себя вести он мог себе позволить только в присутствии своего альтер-это – он заметил это не так давно, в прошлый или, может, позапрошлый визит. Каждая встреча делала его всё раскованнее в компании другого-Линкольна-Ли, как если бы аура безграничной самоуверенности, окружавшая того постоянно, немного задевала и его самого. 

А кольцо на мизинце тот носил точно такое, как было на его руке в тех снах. Сомнений не оставалось.

– Я помогу. Считай, за этим и пришёл.

Капитан Ли взглянул ещё раз недоверчиво и всё же повернул один из мониторов к визитёру, чтобы тот мог получше рассмотреть сплошные ряды данных, занесённых в таблицу. 

Когда работа была окончена, прошло уже полдня. Линкольн смотрел на стрелки наручных часов с гордостью – он уверен, будь его новый напарник один, сидел бы здесь до вечера. Он взял кружку, заботливо принесённую молодым агентом, сделал глоток и поморщился – работать без кофе было невыносимо.  

– Если бы в ФБР все сидели на зелёном чае, преступников никогда не ловили бы. 

Человек напротив хмыкнул:

– Зачем ты здесь? – не унимался он. Линкольн был бы рад ответить на этот вопрос, если бы ответ у него был.

– По личному вопросу, – наконец сказал он, отставляя чашку на стол. Что делать дальше, он не планировал, поэтому не имел об этом ни малейшего представления.

– По личному? Так в заявлении и написал?

– Именно так. У нас внимательны к нуждам сотрудников.

Сказав это, Линкольн закрыл глаза и глубоко вдохнул, понимая, что проблему он так точно не решит. Во время работы с бесконечным, как казалось, массивом самых разнообразных данных, голова была занята каждую секунду, но теперь, когда дело было сделано, тело вновь потяжелело, напоминая о череде бессонных ночей, а головная боль ввинтилась в виски вместе с воспоминаниями о её причине.

– Скажи… – наконец решился он, и ещё пару секунд сидел молча, формулируя вопрос так, чтобы не показаться круглым идиотом: – Тебе тоже снятся эти сны? 

Ли нахмурил брови, непонимающе качая головой. 

– Мне много чего снится, можно как-то поконкретнее? 

– Думаю, такие сны ты бы запомнил.

«Или нет», – подумалось вдруг очень не вовремя. С чего он вообще взял, что для его альтер-эго эти сны – настолько же из ряда вон выходящее явление, насколько для него самого? Капитан Ли производил впечатление человека, который действительно мог бы не обратить на них внимания.

– Да нет… – задумался его собеседник, машинально постукивая пальцами по столу, – ничего такого… Эй, – резко вынырнул он из раздумий. – А с чего ты взял, что мне должно было что-то сниться?

– Потому что мне снится.

– Поздравляю, но мы, – он указал поочерёдно на каждого из них, – не один и тот же человек. Надеюсь, ты в курсе.

– Ну, технически, один… – протянул Линкольн, и тут же оказался перебит:

– Нет, мы максимум один набор генов. А это, знаешь, ещё не весь человек.

Линкольн понимал, что другой-Ли прав. Понимал, что у него не было никаких причин вламываться в эту вселенную, чтобы выведать тайны собственного подсознания. Надо было просто обратиться к штатному психологу, рассказать, что по ночам его преследуют невыносимые эротические картинки, после которых хочется сначала спустить, если это не случилось ещё во сне, а потом биться головой об стену, потому что вырубить себя физически кажется единственным вариантом доспать положенные полтора-два часа до работы. Ему бы выписали каких-то таблеток вместе с рассчётом из ФБР по психической неуравновешенности и отправили высыпаться. Не худший вариант, если подумать. Но вот только капитан Ли, несмотря на отпирательства, причём весьма логичные, всё же сидел, разглядывая глянцевую поверхность столешницы, со всё ещё сведёнными у переносицы бровями.

Он не мог ничего не знать, иначе просто прогнал бы двойника туда, откуда пришёл.

Разозлённый вкрай от нарастающей головной боли, Линкольн поднялся со стула, глядя на капитана сверху вниз:

– Это вопрос личный, но очень важный, – сказал он громче, чем собирался, и сам же поморщился от своего голоса. – Я не сплю ночами, а если сплю, то толка от этого никакого, потому что по чьей-то милости я вынужден наблюдать то, чего мне совершенно не хотелось бы, и знаешь, – указал он пальцем на слушающего его в замешательстве человека, – я никого ни в чём не осуждаю, но раз такой крутой, мог бы иметь смелость признаться, что твоя голова забита голыми мужиками! 

Капитан Ли сидел, приоткрыв рот от неожиданности. Когда тирада закончилась, он сумел выдавить только:

– Не ты ли говорил, что мы один человек?

Сквозь болезненную пульсацию за ушами до Линкольна не сразу дошёл смысл брошенной фразы.

– Ты..! – прикрикнул он тогда, но продолжить не смог. Да, говорил. И, чего греха таить, в последнее время милостью его альтер-эго в его черепной коробке плещется ровно и исключительно то же самое.

– Хм… – протянул другой-Линкольн, вставая из-за стола и обходя агента кругом. Тот прикрыл глаза, надеясь только, что у него не станут выведывать подробности. Подойдя вплотную, капитан протянул руку и поправил чужой галстук, не отводя взгляда от глаз, один в один копирующих его собственные. – Значит, ты этого не отрицаешь, ха? 

Линкольн слабо понимал, что он должен был отрицать. Тело было более ватным, чем обычно после работы на больную голову – начинался сказываться переход, его последствия всегда догоняли чуть позже. Он почти не заметил, как его притянули к себе за тот же галстук: ставшие привычными картинки и ощущения ворвались в мозг без предупреждения, нахлынули, как жаркое цунами, пахнущее терпким одеколоном и зелёным чаем. Голова закружилась, и внезапной опорой стали чужие губы, жёсткие, прижимающиеся плотно, а не влажно ласкающие, как в снах. Сквозь стук в ушах Линкольн вдруг понял – его не затянуло снова в воспоминания о новом виде ночных кошмаров. Всё, что он сейчас чувствовал – настоящее.

Стоило поймать эту ускользающую мысль, он тут же с силой оттолкнул своего двойника, больше не держащегося за галстук:

– Ты что творишь?!

Ли явно не ожидал такой реакции – не после нескольких секунд бездействия, по крайней мере – и не был готов к физическому противодействию. Врезавшись спиной в стол, он протянул немного обиженно:

– Да ладно? Ты чего обдумывал тогда так долго? 

Линкольн почти его не слышал. Его взгляд перебегал от предмета к предмету, никак не желая зафиксироваться на собеседнике. Собственное лицо, растерянное и покрасневшее, явно позабавило капитана:

– Оу, прости, – он поднял руки в извиняющемся жесте. – Не буду прерывать мыслительный процесс. 

Он действительно замолчал на несколько секунд. Этого хватило, чтобы Линкольн собрался с мыслями хотя бы настолько, чтобы поднять на него подозрительно прищуренные глаза: 

– Это ты мне скажи, что это было.

Очень хотелось поднять руку и дотронуться до губ. А ещё вдруг подумалось, не взорвутся ли от этого оба мира? Им вообще разрешено такое делать? 

Прервали эти глупые размышления слова капитана:

– А что? – он присел на столешницу, одна нога свободно болталась в воздухе. Линкольну пришло в голову, что он выглядит, будто ему лет шестнадцать, он тогда так сидел на прилавке в магазине отца, когда время шло к закрытию и становилось совсем скучно. Эта его версия, похоже, никогда не переставала быть тем побитым жизнью мальчишкой. – Лив часто говорит, что я был бы счастлив только с самим собой.

«Бред», – почти сорвалось с губ, но всё-таки не произнеслось вслух. Двойник преувеличенно вздохнул и поднял брови, всем видом давая понять, что ждёт вопросов. Когда их не последовало, сказал первым:

– Понял я, в чём твоя проблема.

– Моя проблема? – вскинулся Линкольн, выделяя первое слово. Продолжить ему не дали, подняв вверх руку:

– Это были не сны. Не знаю, как это ты так… «подключился», что ли…

– Не сны? – он недоумённо нахмурился, пока его собеседник силился подобрать слово. – Ты что имеешь в виду?

– Честно говоря, не слышал о таких случаях, чтобы реальность проникала из одной вселенной в другую, – перевёл тот тему, и Линкольн сразу подхватил:

– Агент Данэм… наша, – уточнил он после паузы, – рассказывала, что это возможно. Но у неё, вроде бы, нестандартный случай, это химия… 

– Что принимаешь?

– Что? – переспросил Линкольн, а потом сразу продолжил, поняв, о чём он: – Обычное снотворное, пробовал разное…

Его перебили, чужая ладонь в активной жестикуляции замелькала в воздухе:

– Вот видишь? Считай, та же химия. Твоё снотворное, моё снотворное, и вот дежавю превращается в то, во что прев…

– Погоди, – наступила очередь Линкольна не дослушивать до конца. – А тебе-то снотворное зачем? 

Его собеседник выглядел вполне бодрым – по крайней мере, свежему лицу было далеко до его собственных кругов под глазами, которые, ещё немного, и пришлось бы закрашивать, если он собирался избегать лишних вопросов. За те часы, что они провели в одном кабинете, можно было бы заметить чужую усталость, но от неё не было ни следа. 

– Когда от ночи остаётся пара часов, их надо использовать с толком, – уклончиво ответил двойник и отошёл к ящику стола, чтобы достать оттуда бутылку с водой. Он замахнулся было, чтобы перекинуть её гостю, но, видимо, передумал, и просто подал её вместе с блистером таблеток с незнакомым названием.

Линкольн недоверчиво поднял брови.

– Да ладно, не отравлю я тебя, – тут же заверили его. – Если только сам об этом не попросишь. 

Глоток холодной воды тут же отдался резкой болью в висках, но неопознанная таблетка, кажется, подействовала уже через пару секунд. Линкольну было всё равно, если он стал жертвой плацебо, ожидая от другой вселенной медицинских чудес – сейчас он готов был даже помолиться в благодарность за избавление от мук. 

Бутылка с таблетками не глядя опустились куда-то на одну из полок. В голове наконец прояснилось, и мысли вернулись к прерванному диалогу. 

– Нет, погоди! Ты там… с кем-то, – пазлы складывались. Линкольн вдруг почувствовал раздражение – значит, он вынужден недосыпать и работать с больной головой только потому, что его двойнику приспичило устроить себе насыщенную личную жизнь?! Какая… вопиющая несправедливость! 

«Немедленно перестань!» – чуть не вырвалось у него, но он вовремя себя одёрнул. Он оказался прав со своими подозрениями о других вселенных, но идиотом себя всё равно выставил. Куда уж было дальше. 

Капитан Ли уже вернулся в своё кресло и откинулся на спинку так, что не хватало только закинутых на стол ног. Под его пристальным взглядом Линкольн вспомнил, что случилось минутами ранее. Прищур напротив заставил чувствовать себя неуютно – хотелось пройтись по комнате, а лучше выйти из неё совсем. Причин оставаться у него всё равно не осталось, а быть подопытным в чужих экспериментах – именно так он понимал происходящее – не было ни сил, ни желания. 

Его мысли и порывы отражались на лице так ясно, что, конечно, не могли быть незамечены.

– А тебе самому никогда не было интересно? 

– Нет, не было! – ответил он и тут же спохватился, что слова вырвались слишком быстро. Ни секунды на размышление ни над туманной формулировкой, ни над тем, что за ней стояло. 

Ли в своём кресле звонко рассмеялся, запрокинув голову назад. Но как только Линкольн тронул ручку двери, чтобы выйти, тут же снова стал серьёзен и повернулся на него:

– Опиши, что тебе всё-таки снилось? 

– Какая… разница… – чтобы договорить, пришлось сглотнуть. Что-то в голосе двойника изменилось – он не слышал у себя таких интонаций, не узнавал их. И всё же, это точно был его голос, а потому слышать это было… возможно, самым странным, что с ним случалось.

– Тебе снилось, что ты с кем-то в постели? – капитан поднялся и ступал теперь медленно прямо навстречу, делая всё, чтобы пробудить запечатанные осколки ночных воспоминаний. – Или, в душе, может быть? Однажды меня затащили в джакузи, было классно, это тебе тоже снилось?

– Нет! – твёрдо ответил Линкольн, но на этом его стойкость иссякла окончательно. Теперь, в полном сознании, он прекрасно видел, как поднимается чужая рука, как пальцы касаются кожи шеи, заставляя рефлекторно вздрогнуть.

– Ты чувствовал, как кожа скользит по коже? Как тянут за волосы? – он сжал пальцы на затылке – не слишком сильно, но достаточно, чтобы рой мурашек пробил позвоночник. Такого он в снах не видел и не ощущал, и теперь, столкнувшись с этими чувствами впервые, не мог заставить себя пошевелиться, что бы с ним ни делали. 

– Никто не знает тебя лучше, чем ты сам, – шёпот у самого уха ощущался невыносимым. Жар распространялся по телу неровными волнами, окатывая с головы до ног. Все силы уходили на то, чтобы не терять самообладания и хоть какого-то подобия лица. 

И тогда он почувствовал глухой толчок в грудь. Пальцы с затылка пропали вместе с чужим дыханием, и, когда он смог сфокусировать зрение, его двойник был уже на другой стороне кабинета. 

– Будет о чём подумать на досуге, – усмехнулся он, снова смеряя гостя взглядом. Уже немного иначе. С любопытством. – Раз у тебя так много свободного времени. 

Агент развернулся, чтобы уйти не прощаясь. Но в голове звонко щёлкнула мысль, которую не удалось проигнорировать. Почему все эти… проблемы начались только сейчас? Ни до переезда, ни даже после открытия моста и начала работы с параллельной вселенной ничего подобного не было. 

Что изменилось?

– Ты всегда так жил? – бросил он через плечо, не решаясь спрашивать в лицо.

– Как? – встречный вопрос прозвучал с искренним замешательством, как будто его собеседник уже потерял нить их разговора.

Линкольн напряг челюсть, готовясь произнести это вслух.

– Спал с первыми встречными семь дней в неделю. Я не эксперт, но вряд ли это говорит о том, что у человека всё хорошо.

– В жизни или с головой? 

– Что? – настала очередь Линкольна непонимающе наклонить голову.

– Не всё хорошо в жизни? Или с головой?

– Ты мне скажи. Если второе, то это и меня касается.

Говорить обо всём этом было непривычно. Раньше каждый раз, когда они встречались, всё их общение составляли разговоры о деле и попытки обитателя этой вселенной поддеть своего двойника, который, сказать по правде, действительно на его фоне смотрелся так себе. И эти слова, стоящие между ними теперь, отчего-то ощущались интимнее неожиданных касаний. В конце концов, тело у них было одно на двоих, а вот душа – оставалась огороженной плотной мембраной, не пускающей внутрь даже версию самого себя. 

Всё-таки обернувшись, хоть и неохотно, Линкольн разглядывал пол. В глаза смотреть не хотелось. Обычно в таких случаях взгляд фокусировался на губах собеседника, но теперь это ощущалось даже хуже – на смену образам из снов пришли ощущения реального мира. 

– Loin des yeux, près du coeur*, – произнёс хозяин кабинета, натянув свою обычную улыбку. 

– А? – Линкольн нахмурился в недоумении. 

– Ты что, не изучал французский в колледже?

– Эм, нет… испанский.

Капитан усмехнулся:

– Почему из всех возможных отличий – именно это? Или что, испанский теперь официальный язык этого вашего…

– Нет, – Линкольн улыбнулся в ответ. – В ФБР всё ещё говорят на английском. 

– Считай, что просто почувствовал себя одиноким, – возобновление старой темы было неожиданным. Линкольн почти устал следить за скачками мыслей человека напротив. – Обещаю, долго не продлится, не переживай. Особенно, если будешь заходить почаще.

– Это из-за агента Данэм? – рассеянное предположение на секунду погрузило кабинет в тишину.  Потом хозяин кабинета вновь улыбнулся, прищуриваясь:

– Ага. Да ты экстрасенс. 

Домой, в родную реальность, Линкольн возвращался другим человеком – у него, как минимум, ничего не болело. От чудесных таблеток, которые, кажется, всё-таки оказались настоящим лекарством, в голове просветлело, виски и затылок больше не пульсировали тупой болью, а руки и ноги слушались беспрекословно – забытое чувство, похороненное вместе с полноценным сном. Решение проблем пришло именно оттуда, откуда ожидалось, пусть эти ожидания и были скорее интуитивным порывом. 

Вот только теперь вместо чужих ощущений, непрошенно прорывающихся в его сознание по ошибке, изнутри подтачивали свои. Где-то глубоко в грутной клетке узлом завязывалось давящее чувство того, что картины грядущей ночи… сложно будет списать на отблески чужой жизни. А он почему-то был уверен, что так просто от этой истории ему не отделаться.