Долго оставаться с Хунхун-эром у Се Ляня не вышло: вскоре к месту их приземления прибежали стражники.

      Ребенок упал со стены во время праздника, должного принести процветание стране и радость – богам! Немыслимо! Тревожные шепотки уже пошли по рядам горожан: Ци Жуна стали винить во всем произошедшем. Ну а как же? Боги были оскорблены тем, что праведного воина играл настолько порочный человек! Все в столице знали, каков характер у племянника королевы! Сама судьба скинула со стены ребенка, чтобы указать, какой ошибкой было одевать Ци Жуна в одежды положительного героя!

      Ропот толпы не утихал. Ци Жун скрылся во дворце вместе со своей охраной, продираясь сквозь недовольных зрителей. Отряд солдат был отправлен, чтобы разобраться, что это был за ребенок, что с ним случилось. Кому-то из тех, кто обратил внимание на падение, показалось, что маленькая вспышка мелькнула в воздухе в сторону ребенка. Возможно, кто-то спас дитя? Он не умер и не навлек беду на Сяньлэ? Таки само по себе представление сорвано не было, актеры отыграли все так, как было запланировано!

      И вот стражники, возглавляемые статным юношей с чуть нахмуренными бровями в доспехах, добежали до стены и уставились на енота в объятьях ребенка. Или на ребенка в объятьях енота? Енота?..

      — Это же енот почившей вдовствующей королевы! — воскликнул один из стражников.

      — О, Небожители, поистине удача небес пришла в Сяньлэ! — обрадовался другой. — Господин Фэн, как поступим? Его необходимо доставить во дворец.

      Господин Фэн, тот самый юноша, нахмурил брови еще сильнее, поглядывая в сторону солдата. Видно, он был их начальником.

      — Енот вдовствующей королевы был духовным зверем. У него должен быть разум, чтобы понимать ваши крики, — рявкнул господин Фэн, и быстро приблизился к мальчишке со зверем, которые вылупились на них с одинаковой обреченностью в глазах.

      Юноша прокашлялся и обратился к ним:

      — Моя имя Фэн Синь, я начальник дворцовой стражи. Мы не причиним вам вреда. Наша цель – узнать, все ли в порядке с упавшим ребенком и привести его во дворец, чтобы успокоить волнение людей. Господин енот, Ваше имя Се Лянь, верно?

      Енот отпустил мальчика, похлопывая его лапкой по макушке, и Фэн Синь увидел его ошейник, на котором металлом ему в насмешку отблескивали иероглифы произнесенного им имени.

      — Се Лянь… — прошептал ребенок, словно два этих слова стали для него откровением. Енот кивнул ему. Теперь Хунхун-эр знал, как читается его имя. А еще о том, что это его имя, знали стражники, в глазах которых появлялся страшный алчный блеск. Видимо, подумал Се Лянь, в какой-то момент за его возвращение назначили вознаграждение. Он перевел взгляд на Фэн Синя. Тот, однако же, не поддавался настроение толпы позади него и оставался максимально собранным и равнодушным к возможному получению материальных благ. В мыслях енота даже проскользнула нотка симпатии к этому человеку.

      С другой стороны, Се Ляня сильно напрягала такая толпа народа: вряд ли он сможет отбиться от них. Да и вредить кому-либо зверю не хотелось. Наверняка, они не плохие люди.

      Позади енота все еще стоял маленький Хунхун-эр, а его самого собирались схватить для передачи королевской семье. Что ж, видимо это было неизбежно. Чтобы не провоцировать солдат на необдуманные рисковые поступки, Се Лянь выбрал сдать им. Он послушно подошел к Фэн Синю и замер.

      Начальник стражи смотрел на него, неловко сжимая и разжимая руки. Видимо, он понятия не имел как лучше поступить. Взять королевского енота на руки? Просто попросить его следовать за ним? Как вообще обращаться с духовными зверями правящей семьи? Про это не писали никакого свода правил?

      Се Лянь избавил его от мук мыслительного процесса, протягивая лапки вверх в подсказке, что его можно взять на руки. Так или иначе, лучше он отправится во дворец в руках этого некорыстного юноши, как бы хорошо он ни пытался думать об остальных стражниках.

      Фэн Синь с удивлением понял, что наощупь королевский енот весьма приятен, несмотря на годовое отсутствие человеческого ухода за его шерсткой.

      Се Лянь тем времен затылком ощущал взгляд Хунхун-эра, полный страха и беспокойства. Один из стражников подхватил ребенка на руки.

      — Малец, неплохо было бы помыть тебя, — сказал он, осматривая чумазую щеку и руки мальчика, а также придирчиво окидывая взглядом старые грязные тряпки, зовущиеся его одежной.

      — Отпустите, — пробормотал Хунхун-эр, не желая идти с ними. Взгляд снова вернулся к спасителю. Енот спокойно сидел на руках Фэн Синя, мягким взглядом отвечая ребенку. Хунхун-эр пождал губы. Ладно, во дворец – значит во дворец. Если Се Лянь – как же это имя ласкало слух! – отправляется туда, то и он тоже.

***

      Во дворце ребенка передали служанкам с наказом отмыть и одеть во что-нибудь более приличное. Также Фэн Синь распорядился, чтобы после мальчишку осмотрел лекарь. Несколько стражников умчались вперед, чтобы оповестить короля о том, что нашелся любимец его почившей матери.

      Се Лянь смотрел на знакомые стены дворца с усталой смиренностью. Столько тоски навевали всколыхнувшиеся присутствием в этом месте воспоминания. Даже самые счастливые из них омрачались одним лишь фактом того, что любимая матушка уже была на небесах. Казалось, теперь эти стены душили его. Енот свернулся в комочек на руках Фэн Синя, поджав уши и хвост, выглядя абсолютно несчастным. У начальника стражи, заметившего это, даже кольнуло сердце. Правильно ли он поступил, возвращая Се Ляня во дворец?

      Тц, что за мысли? Конечно же, правильно! Тут его дом! Его искали, король и королева переживали!

***

      Аудиенция с королевской четой прошла спокойно. Се Лянь постарался показать себя воспитанным благородным енотом, с почтением поклонившись правителям Сяньлэ. Его расспрашивали о разном, енот кивал и мотал головой, делал жесты лапками – иных способов общения у него не было. Возможно, если бы его научили писать…

      Се Лянь был умным енотом, настоящим молодым господином – матушка обучала его четырем искусствам в меру ее и его собственных сил, когда зверь стал формировать ядро. Держать кисть и тренироваться в каллиграфии тогдашний Се Лянь не мог. Но Се Лянь нынешний ощущал, что смог бы наловчиться делать это. Читать-то на языке людей Сяньлэ он научился. Как и понимать людскую речь.

      Се Лянь хотел бы никогда в жизни не вспоминать, каких трудов и унижений ему стоило изъясниться в своей просьбе перед королем и королевой. Как и не вспоминать лица придворного учителя, которому поручили обучать его. От настолько яркого недоумения мужчины енот не знал, смеяться ему или плакать.

      И, сидя пятый день кряду над свитками с прописями, в окружении тушечницы и кисти, с затекшими лапками и спиной, которая, казалось, больше никогда не разогнется, Се Лянь подумал: «Тело пребывает в страдании, но душа пребудет в блаженстве».

***

      Хунхун-эра отмыли, принарядили, а лекарю он в руки не давался. Он просто попросил новый бинт и самостоятельно замотал свою голову, ничего не объясняя. Потом стражники провели его по улице Шэньу, скандируя, что ребенок, упавший со стены, жив. Его спас не абы кто – сам енот матушки короля! Празднество, радующее богов, не было омрачено смертью, но было возвеличено находкой любимого зверя королевской семьи! Настоящего героя, который не дал свершиться ужасному!

      Ци Жуна, впрочем, сия радостная весть от народного порицания не спасла: первое впечатление было сильнее доказанной «невиновности в гневе богов».

      Королевский племянничек затаил обиду. И на енота, и на этого мальца. Одного воспевали, втаптывая в грязь Ци Жуна. Второй посмел свалиться со стены в важный для него день, отчего снова грязью поливали его. Стоило ли удивляться, что юноша задумал недоброе?

      Стоило конвою стражников отвести мальчишку к его дому, Ци Жун, проследивший за ними, зло прищурился. Завтра он вернется сюда с мешком, засунет в него этого ребенка и протащит по земле, прицепив к повозке!

***

      Хунхун-эр не ожидал, что его так быстро отпустят из дворца, не дав еще раз увидеться со спасителем. Как не ожидал и того, что на следующий день его подкараулят несколько рослых людей в компании парня в дорогих одеждах, изобьют и засунут в мешок. У Хунхун-эра совсем не было сил и возможности дать отпор этим людям! А потом было поздно: повозка тронулась с места, таща за собой мешок по пыльной дороге. Худое тело и так избитого мальчика больно билось о встречные камни и неровности, грубая ткань мешка натирала кожу, в замкнутом пространстве было трудно дышать.

      Се Ляня, в этот момент корпящего над прописями, отвлекли перешептывания служанок у окна. Они смотрели вниз, на улицу, кусочек которой виднелся из комнаты.

      — Ох уж этот Ци Жун, — без какого-либо почтения, но с видимой усталостью и раздражением произнесла она.

      — Что этот негодник устроил в этот раз? Снова разъезжает на своей повозке, пугая горожан?

      — Знамо дело! Но глянь, что это там сзади волочится? Что он прицепил к повозке?

      — Какой-то мешок… мне кажется, или он шевелится?! Глянь, глянь! Точно же шевелится!

      — Неужто собаку по дороге волочит?!

      Се Лянь, которого встревожили такие предположения, подошел к ним и, прыгнув на подоконник, чем испугал обоих служанок, сам посмотрел на повозку Ци Жуна. Она мчалась по дороге с большой скоростью. И сзади определенно волочилось что-то живое! Его развитое совершенствованием зрение четко разглядело шевеление изнутри мешка.

      Он понятия не имел, кого заточили внутри, но оставить такое издевательство без вмешательства просто не мог!

      Он выскочил прямо из окна, услышав визг за своей спиной:

      — Королевский енот! Боги, он ведь расшибется!

      К огромному облегчению девушек, Се Лянь не расшибся. Он быстро допрыгнул до ближайшей крыши, пробежал по ней до следующей, рванул через стену и добрался до улицы, приземляясь прямо в лицо Ци Жуна, руководящего повозкой.

      Се Лянь бы согласился, что закрывать обзор кучеру, управляющему несколькими лошадьми в центре столицы – не самая лучшая идея, но и выбора получше у него не было. Растерявшийся Ци Жун резко затормозил, кони встали на дыбы, заваливая повозку набок. Ци Жун изо всех сил матерился и пытался отодрать от себя меховую повязку на глаза. Енот сам отскочил прочь и поспешил освободить бедное существо из мешка. Он перегрыз веревку и развязал мешок. Се Ляню показалось, что от ужаса у него побелела шерсть: внутри оказался до неузнаваемости искалеченный Хунхун-эр!

      В праведном гневе он обернулся на Ци Жуна, пытающегося подойти к ним. Не зная себя от ярости, Се Лянь бросился к нему и, ударив лапами с духовной силой в грудь, повалил на землю, после чего покусал его за икры и предплечья, спрятанные под одеждой, но от этого не избежавшие кары духовного зверя. Ци Жун взвыл от боли, а Се Лянь, вернувшись к мальчику, панически раздумывал, как отнести его к врачу.

      — Се Лянь? — внезапно позвали его из толпы зевак. Енот обернулся на знакомый голос, замечая ошарашенного развернувшейся сценой Му Цина. Словно свечка зажегся в голове енота план спасения человеческого малыша. Подбежав к юноше, Се Лянь подвел его к ребенку, жестами прося поднять на руки и следовать за ним. Неуверенно кивнув, Му Цин последовал его указаниям. Они отправились во дворец.

      У ворот их встретил Фэн Синь:

      — Досточтимый енот, неужели вы снова сбежали!.. — начал он, но осекся, заметив спутников зверя и осуждающий взгляд его самого. — Это же тот ребенок, верно? Как его…

      Се Лянь указал лапкой себе за спину. Фэн Синь понял, что причина скрыта где-то в городе. А судя по перешептываниям прислуги…

      — Ци Жун замешан в этом?

      Се Лянь кивнул и в этот раз указал на мальчика и на дворец.

      — Ему нужен лекарь, — догадался Фэн Синь. Му Цин, хоть и стоял молча, очень выразительно закатил глаза. Начальник стражи, заметив это, возмущенно стрельнул в него глазами. Енот не дал им сцепиться, отчаянно рыча. — Вы знаете этого человека? — спросил Фэн Синь, указывая на Му Цина. Се Лянь утвердительно кивнул.

      После этого их пропустили в замок. Фэн Синь приказал одному из стражников сопроводить их в лекарское крыло. Сам он поспешил в город, чтобы притащить Ци Жуна, это дворцовое бедствие, под ясные очи королевских тетушки и дядюшки.

      Временами он ненавидел свою работу.