Безликий Бай, фэнь* назад спокойно восседающий на ветке дерева, в данный момент недоумевал, как все так резко поменялось.

      Только он хотел понаблюдать за страданиями беженцев Юнани поближе, забравшись на дерево в лесу. Только он захотел насытиться их воплями, вызванными собственным бессилием, голодом, умирающими близкими и множеством других проблем… Только он подумывал, а не внести ли свою славную лепту и не вывести ли конфликт двух народов на новую ступень, как… к нему на колени приземлился енот. Казалось, маска смеха и скорби пошла рябью и сменила выражение, став маской недоумения, сопровождающегося молчаливым потоком непрерывной нецензурной брани. Енот, вроде бы, разделял эту позицию. Он смотрел на того, чьи колени стали его площадкой для приземления, не совсем понимая, как здесь очутился.

      На самом деле, Се Лянь был в процессе выполнения очередного задания, данного молитвой одной из жительниц Сяньлэ. Ей срочно нужна была белка. Не спрашивайте Се Ляня, на какие нужды женщине средних лет понадобилась белка в середине ночи. Се Лянь – всего лишь енот, а не женщина средних лет, чтобы знать ответ на это.

      Се Лянь нашел эту несчастную белку цзы* назад, и гнал ее до этого самого дерева. Еноту в какой-то миг показалось, что он наткнулся на белку не обычную, но духовную – ибо ума он приложить не мог, сколько неистовой силы должно находиться в маленьком рыжем теле, чтобы столько времени убегать от возведенного в ранг божества зверя.

      Проказница, быстро перебирая лапками, взобралась вверх по стволу и сгинула с глаз енота где-то в пышной листве. Се Лянь, будь неладна его упертость, был решительно настроен поймать именно эту хвостатую тварь, чья увертливость била по чувству собственного достоинства енота.

      Таким образом, решив скоротать путь наверх и попытавшись с земли взлететь на одну из верхних веток, он оказался на белой ткани траурного ханьфу какого-то крайне подозрительного незнакомца.

      Этот, несомненно честный во всех отношениях, гражданин, сидящий под полной луной на дереве, совершенно не выглядел подозрительным, да. Особенно его маска, изображающая очень странное, перекошенное лицо, вызывала доверие у случайного прохожего, истинно так. И Се Лянь, честно забыв про свою хвостатую зазнобу, увлечение которой возникло на фоне развивающегося комплекса еночье-божественной неполноценности, уставился на этого гражданина во все глаза.

      Безликий Бай застыл и молчал. Се Лянь, в силу видовых особенностей, тоже. Гляделки длились дольше, чем погоня за белкой. Се Лянь склонил голову на бок, почесывая пальцем щеку. Из горла вырвался вопросительный звук.

      — Сидеть на коленях у незнакомого мужчины неприлично, пирожочек, — брякнул Безликий. Се Лянь, знамо, что не утка, казалось, крякнул. Слезать с колен незнакомого мужчины он, однако, не спешил.

      — Я могу подумать, что тебе понравился. Хочешь стать моей женушкой?

      Се Лянь мотнул головой.

      — Жестоко. В жизни меня так не отвергали.

      Се Лянь флегматично развел лапки, мол, «все бывает в первый раз». Безликий потянулся к нему руками и стал мять шерстку, почесывая шейку и поглаживая между ушек.

      — Ты мне не нравишься, — приглушенно пробухтели из-под маски. Се Лянь, косясь на чужие руки, хотел бы спросить: «Отчего ваша нелюбовь выражается так противоречиво, господин? Вы планируете загладить меня до смерти?»

      — Пирожочек, ты слишком дерзкий, чтобы строить из себя милашку.

      Се Лянь ничего не строил, но в очередной раз, когда незнакомец стал почесывать его щечки, прижимая их наверх, глаза енота стали щелочками. Умильная моська вызвала у Безликого Бая повышенное давление. Есть ли повышенное давление у Непревзойденных демонов? Есть ли в принципе давление?! Что застучало, что сжало в груди от вида этой мордашки?

      — Черт побери, ты и правда милашка.

      Так планы по усилению конфликта Сяньлэ и Юнани были забыты и задвинуты в долгий ящик.

      Перед тем, как исчезнуть, демон сказал:

      — Я Безликий Бай, порожденный горой Тунлу. Я найду тебя где угодно, ничто и никто на этом свете не помешает мне тебя чесать. До скорой встречи, пирожочек.

      Се Лянь, все еще не понимающий, что только что произошло, мысленно пожал плечами и отправился на поиски новой белки. Безликий Безликим, а молитву исполнить надо.

***

      Прошло несколько месяцев, и произошло страшное. Люди из Юнани, совсем обезумев от неизбежности своей гибели под стенами Сяньлэ, стали теми, кому нечего терять. Потеряв надежду, они лишились всего, что поддерживало в них инстинкт самосохранения и страх перед смертью. Они, движимые каким-то стадным чувством единства, атаковали стену, лезли по ней, по сбрасываемым вниз телам, лезли и лезли вперед, словно одержимые. Когда один из стражников Сяньлэ, защищаясь от рук, стремившихся выцарапать ему глаза, проткнул тело изможденной женщины мечом, мир словно на миг остановился, время порвалось от ее предсмертного крика на вершине стены. Беженцы полезли еще активнее. На последнем издыхании, они двигались вперед, похожие на облако нечистой силы. У них не было плана, не было цели – они просто стремились проникнуть дальше и унести с собой в могилу как можно больше. Им удалось выломать дверь ценой многих истлевших жизней. Юнаньцы, те, что обладали оружием, кидались на мирных горожан. Пали первые жертвы из Сяньлэ. Королевская армия устремилась к стене, граница превратилась в кровавое побоище.

      Се Лянь не мог спокойно наблюдать за этим. Он не мог вмешиваться в дела людей – это в принципе было запрещено. Он просто отвечал на молитвы о мелких бедах, давая желаемое. Разобраться с нечистью, что-то найти, кого-то защитить – вот, что он мог. Вот, что ему позволялось.

      И сейчас Се Лянь хотел сделать именно то, что мог. Он хотел найти того малыша, Хунхун-эра. Он должен быть в городе, причем близко к стене, в районе бедняков, в трущобах. Он очень хотел защитить этого ребенка от случайной гибели.

      Фэн Синя и Му Цина относительно своих планов енот в известность, конечно же, не поставил. У Му Цина где-то здесь была мать, он должен был позаботиться о ней. Фэн Синь же крайне щепетилен в защите Се Ляня, оттого больше времени ушло бы на то, чтобы уговорить его пойти с ним, и в принципе уйти в мир людей самостоятельно.

      Он долго рыскал по улочкам, прежде чем нашел Хунхун-эра. За несколько лет мальчик вытянулся, стал нескладным подростком. Неизменными остались лишь бинты, закрывающие полголовы.

      И он дрался. Держа в руке плохенький меч, он изо все сих отбивался от двоих юнаньцев. Они загоняли его в угол, из которого ему было бы не сбежать. Се Лянь раскрыл свое присутствие и лишил сознания обоих мужчин.

      — Досточтимый енот! — воскликнул Хунхун-эр, разглядев своего спасителя. Уже трижды Се Лянь спас его!

      Енот мякнул и погладил его лапкой по бедру.

      — Вы пришли спасти меня? — благоговея, спросил мальчик. Се Лянь согласно кивнул. — Спасибо огромное! Я не достоин Вашей милости!

      Се Лянь покачал головой. Бедное дитя, слышит ли он, что говорит? Ладно, не время для нравоучений. Се Лянь вывел Хунхун-эра к дворцу, куда еще не успели прорваться беженцы. Он провел его внутрь к уже знакомому лекарскому крылу.

      Лекарь Ли, встретивший их, удивленно ахнул. Досточтимый енот спустился в мир людей!

      Добравшись до бумаги, Се Лянь написал: «Лекарь Ли, этот мальчик – Хунхун-эр. Он был тут со мною раньше, если помните. Пусть он переждет нападение здесь. Мне нельзя долго показываться людям. Рассчитываю на Вас».

      Лекарь прочитал послание и поклонился королевскому еноту, принимая указ.

      Се Лянь подошел к Хунхун-эру, которого лекарь Ли попросил устроиться на кушетке. Он прыгнул к нему на колени, чтобы быть ближе к чужому лицу. Как же быстро растут чужие дети!

      Хунхун-эр внутренне обмер, когда его божество устроилось на его бедрах, протягивая лапки к макушке. Се Лянь похлопал его по голове, как раньше. Ткнувшись носиком в чужую щеку, енот скрылся от глаз людей, отправляясь в дорогу.

      Он собирался спросить у Цзюнь У, собираются ли небожители предпринимать что-то в отношении Сяньлэ в данной ситуации. Все же, теперь это не просто бескровный конфликт людей, разделенных стеной. Это бойня, которую чинят потерявшие страх люди. У некоторых божеств может резко сократиться количество верующих.