Казалось бы, когда один из самый видных людей в городе исчезает на четыре года, а потом неожиданно возвращается, это должно наделать шума. Но нет, прибытие Дилюка в Мондштадт оказывается тихим, о нем не судачат дамы на рынках, не перешептываются выпивохи в таверне за его спиной. Все, как будто, принимают его появление, как данность. Кроме капитана кавалерии, который перестает появляться в Доле Ангелов. Совсем. Он еще не знает расписание, по которому меняется нынешний барменский состав, и в целом, проверять на личном опыте и случайно столкнуться с нареченным при этом, не собирается. Он активно избегает Дилюка вот уже третью неделю.

Четыре года после его исчезновения из Монда дались Кайе нелегко. Четыре года ему понадобилось, чтобы восстановить хрупкое душевное равновесие и научиться жить без половины души. Их связь все это время чувствовалась тихим эхом. Как в детстве. Дилюк был далеко, и Кайя, даже если бы очень захотел, не смог бы пойти по нити и найти его. Единственное, что он знал — Дилюк жив, и этого ему было достаточно, чтобы продолжать подниматься каждое утро и идти в штаб Ордо. И засыпать под мерное сияние красной побрякушки со знаком пиро на столе.

Четыре года он собирал себя по кусочкам, чтобы однажды проснуться среди ночи с осознанием — Дилюк рядом, в Мондштадте. Свои собственные эмоции снова переплетались с чужими — яркими, плещущими через край. Как раньше. Кайя боялся, что после всего, через что пришлось пройти его нареченному, он погаснет. Боялся почувствовать блеклые тени, призраки былого пламени. Но нет, даже без Глаза Бога, даже спустя столько времени, Дилюк сиял. Ослепляюще. Сжигающе. Неуемно. 

В ту ночь Кайя сидел в постели и снова учился дышать. А утром, отсчитав, наверное, миллионы контролируемых вдохов и выдохов, собрался, убедился у зеркала, что его обычная улыбка все еще выглядит убедительно, даже несмотря на ее чуть заметный надлом и круги под глазами, и пообещал себе любыми способами избегать Дилюка так долго, как сможет. Его треснутое сердце, Бездна его побери, этой встречи не выдержит. А снова собирать из его осколков слово «вечность» он больше не в силах.

Поэтому сейчас, заметив красное пятно боковым зрением, он метнулся в ближайший переулок. Это, конечно, бесполезно. Дилюк чувствует его присутствие рядом. Он, если бы захотел, давно бы уже нашел Кайю, как хорошо тот не пытался бы спрятался. Но, к счастью, встречи он не искал, и Кайя не собирался прерывать этот замкнутый круг.

Нить растягивалась, тихое, контролируемое раздражение удалялось. Можно было продолжать свой путь в штаб.

***

— Действующий магистр, госпожа библиотекарь, капитан разведки, доброе утро. — Кайя зашел в библиотеку, очевидно прервав какую-то оживленную дискуссию. Он кивнул каждой из присутствующих дам и уселся за стол с чайными принадлежностями и десертами. Да, десертами. Потому что именно со сладкого Лиза любила начинать свой день.

Неподалеку уютно булькал котелок, в котором заваривался очередной травяной чай, в помещении витали ароматы гибискуса, земляники и ванили.

— Ах, доброе утро, дорогой. Ты сегодня поздно. Чаю? — Лиза похлопала его по плечу и, не дожидаясь ответа, встала, сняла еще одну чашку с полки за ее спиной и направилась к предмету своей гордости, чтобы наполнить ее кипящей жидкостью и поставить перед новоприбывшим.

— Да, задержался по дороге. Стратегическое наблюдение за объектом. Спасибо, дорогая, сегодня утром мне очень нужен твой чай. — Кайя поймал тонкие пальцы, обтянутые белой перчаткой, и галантно их поцеловал. 

— Снова прятался от Дилюка? — усмехнулась Юла. — Ты специально на него каждое утро натыкаешься, или вы, не сговариваясь, выбираете одно и то же время и один и тот же маршрут?

Кайя вздрогнул при упоминании имени нареченного. Сколько бы он ни боролся с собой, это, все равно, случалось каждый раз, и за четыре года так и не смог ничего сделать, чтобы перестать так реагировать.

— Специально? — Он на секунду задумался, нахмурившись. 

Не может же такого быть, чтобы Дилюк таким образом пытался столкнуться с ним, словно невзначай? Потому что Юла права, ему приходилось отсиживаться в темных переулках почти каждое утро, и ждать, пока угроза пройдет. Нет, глупости какие. С чего бы тому, кто вышвырнул его, как котенка, в ту злополучную ночь, искать с ним встречи? Кайя просто себя накручивает. Конечно, это случайность, что они постоянно пересекаются.

— Да нет, глупости, Юла. Не думаю, что я ему интересен настолько, чтобы целенаправленно подстраивать свой день под меня. Это просто какая-то нелепая шутка судьбы. Опять.

Девушки переглянулись. Юла закатила глаза, Лиза хихикнула, Джин покачала головой.

— Хорошо, как скажешь, Кайя.

— Вы мне лучше скажите, что вы тут так живо обсуждали, когда я пришел. — Кайя оперся локтем о стол и положил подбородок на основание ладони, изображая интерес и любопытство.

— О, сладкий, мы все о Полуночном Герое. — Лиза отзеркалила его позу. — Его опять видели сегодня ночью, и он оставил нам чудный подарок на главной площади.

Она ткнула пальцем себе за спину, где лежала гора поврежденных масок Хилличурлов и щит Митачурла.

— Ах, как это мило с его стороны, какая учтивость. — Кайя рассматривал «подарок», словно это была гора тухлой рыбы.

— Выследи мне его, Кайя, — наконец, включилась в разговор Джин, которая, видимо, с самого утра была не в духе из-за инцидента. — Меня начинает утомлять эта игра в кошки-мышки.

— Как пожелаете, действующий магистр, Ваше слово для меня закон. — Кайя положил руку на сердце. — Не то чтобы у нас была разведка в ордене, и не то чтобы у нее даже был капитан.

Юла хмыкнула в ответ на шпильку.

— Вот чего у нас в ордене точно сейчас нет, так это кавалерии. Зато у нее есть капитан. Который бесполезно шатается по улицам и прячется от своих бывших. Было бы, наверное, здорово, если бы он сделал хоть что-то полезное.

Кайя со смешком поднял руки к груди, сдаваясь.

— Все-все, понял, считай, уже выследил и доставил в темницу. И Дилюк мне не бывший, мы с ним были названными братьями, постыдилась бы такое говорить, госпожа капитан.

— Ага, братьями. В каждой семье же это норма — обжиматься со своими братьями по всем темным углам штаба.

— Юла, хватит, — тихо положила ей на плечо ладонь Джин, — не перегибай палку.

— Ничего страшного, дорогая, — успокоил ее Кайя. — Мы, обладатели крио Глаза Бога, все немного отшибленные на голову, и иначе разговаривать просто не умеем.

— Ты за это ответишь, Альберих. — Подняв палец в воздух, провозгласила Юла, и поднялась с места. — Все, дамы, мне пора отчаливать, у меня, в отличие от некоторых здесь, есть рабочие обязанности, и они сами себя не сделают. А с тобой, капитан, мы увидимся в таверне. Ну, когда ты перестанешь быть трусливым зайчонком и осмелишься туда прийти, не боясь наткнуться там на своего брата.

С этими словами Юла развернулась на каблуках и прошагала к двери.

Раздался щелчок дверной ручки, и только после этого Кайя осмелился захохотать во весь голос.

— Она — прелесть, правда? — обратился он к оставшимся двум собеседницами.

Джин неодобрительно покачала головой, Лиза пыталась спрятать усмешку за чашкой.

— Но, в целом, она права, работа сама себя, к сожалению, не сделает, так что, придется и мне откланяться, слышал я, страж руин снова бушует возле Храма Тысячи Ветров, нужно напомнить ему, кто в доме хозяин. Лиза, Джин, приятного вам дня. — Он поочередно коснулся губами пальцев каждой из своих подруг и направился к выходу.

— Кайя, — окликнула его Джин. 

Он остановился и обернулся.

— Будь осторожен, ты нужен мне живым и здоровым. Без тебя вся эта контора распадется, как карточный домик, ты же знаешь.

Кайя кивнул, улыбнулся и вышел.

Джин говорила это каждый раз перед тем, как он отправлялся за пределы Монда на миссии. Все это, конечно, было неправдой. Единственной, благодаря кому все это безобразие еще не распалось, была сама Джин. А если он исчезнет, никто даже не заметит. Но слышать от нее слова поддержки было приятно. Поэтому она каждый раз врала ему с искренностью в глазах, и он с такой же искренностью в улыбке притворялся, что не понимает, какая все это ложь.

Так они и жили, ходя вокруг друг друга на цыпочках, с того самого дня, когда все покатилось в Бездну.

***

В тот день был дождь. Снова дождь, и снова в его жизни что-то переворачивалось. Так круто, что падение практически вертикальное.

Кайя, насквозь промокший, медленно брел меж домов, стараясь держаться в тени. Сейчас никому не нужно его видеть в таком состоянии. В руке он сжимал светящийся голубоватым светом шар в изящной золотой оправе. Сил посмотреть на него еще раз не было. Наверное, эта насмешка Богов только что спасла ему жизнь, но какое значение имеет телесная оболочка, когда душа умерла там, в грязи возле особняка.

— Убирайся и больше никогда не возвращайся! Я ненавижу тебя, жалкий предатель! Мне не нужна никакая связь с тобой! И я найду способ ее разорвать, даже если мне придется сдохнуть ради этого.

Вот так все и закончилось. Дилюк, конечно, был горяч и за словом в гневе в карман не лез. Но в этот раз Кайя чувствовал — нареченный имел в виду. Каждое. Сказанное. Слово.

Все его страхи обратились реальностью. С того самого момента, как Кайя попал в дом Рагнвиндров, он знал — это не навсегда. Но годы шли, с его мертвой родины слышно ничего не было, и со временем стало казаться — а, может быть? Может быть, можно разрешить себе просто быть счастливым? Может быть, можно разрешить себе просто любить Дилюка и отца? Может быть, можно забыть о своей важной «миссии» и остаться в Мондштадте?

И страхи стали утихать. Никто его не оставит. Крепус Рагнвиндр воспитывал его, как родного сына. Дилюк был от него без ума. У него было много друзей в Монде, город считал его за «своего». Что может пойти не так?

И это было его главной ошибкой. Надеяться. Когда он пришел в Мондштадт, он знал, что надежда — опасная вещь. Что она может однажды его уничтожить. Как же он мог об этом забыть?

Кайя посмотрел на здание, к которому привели его ноги. Особняк Гуннхильдр. Кайя криво усмехнулся сам себе. Посмотрите-ка на него, как же он жалок. Его только что вышвырнул в дождь, как щенка, его самый близкий человек. За дело, между прочим. А он продолжает надеяться, что кто-то поймет, и кому-то окажется не все равно. Да, давай, Альберих, продолжай наступать на те же грабли, продолжай привязываться. 

Он тихо опустился на мокрую ступеньку, ведущую к большой деревянной двери, и закрыл лицо руками. 

Нельзя беспокоить Джин своими бедами. Сейчас, еще одну минуту, и он встанет и уйдет. Куда-нибудь. В никуда. У него больше не было дома и семьи, а, значит, он был, наконец, свободен. И волен делать все, что ему вздумается. Он пережил смерть матери. Пережил свою проклятую родину. Пережил, когда отец оставил его на винокурне, как ненужную вещь. Переживет и это.

Он стиснул зубы. И плакать по потере он тоже не будет. Много лет Кайя не позволял себе проливать слезы. Да, иногда щипало в глазах, но с тех самых пор, как он попал в семью Рагнвиндров, он сдерживал себя. 

Полоска света из открывшейся двери в особняк на секунду ослепила его.

— Кайя, это ты? — В проеме появилась Джин в домашней одежде.

Бездна. Попался. Знает же, что никогда нельзя позволять себе даже минуты слабости. Надо было бежать отсюда быстрее, как только понял, где оказался.

Кайя, встал, развернулся и натянул одну из своих самых чарующих улыбок.

— Джин? Ах, вы меня поймали, капитан! Виновен-виновен. Уже ухожу. — Он поднял руки, словно признавая поражение. 

— Нет-нет, Кайя, заходи скорее, куда же ты в такой дождь собрался! — Джин босыми ногами прошлепала по мокрому камню, потянула Кайю за руку и практически насильно втащила его в дом.

— Я не знаю, что ты делал возле нашего особняка в такую погоду, но давай-ка сначала в ванную, а я попытаюсь найти тебе какую-нибудь одежду и сделаю чаю.

Джин отдала приказы своим слугам приготовить гостевую комнату и нагреть воду, перепоручила вяло сопротивляющегося Кайю дворецкому и поспешила в кухню.

Ну, вот. История повторяется. Его опять приютили люди свободного города, даже не спросив, а с какой стати он ошивался возле их дома. Интересно, если рассказать Джин сейчас, то что он только что вылил на Дилюка, насколько быстро она спустит его с лестницы их роскошного особняка? Может, так и сделать? По крайней мере, все мосты будут сожжены, и больше его точно здесь ничего держать не будет.

— Сэр, ванна готова. — Отчиталась служанка, появившаяся в дверном проеме комнаты, куда дворецкий привел Кайю, пока тот сочинял саморазрушительные планы.

Они оба откланялись и оставили молодого господина в одиночестве.

Кайя вздохнул, огляделся и рассмеялся. Чувство дежавю накрыло его с головой. В тот, самый первый день в Монде, ему точно так же приготовили ванну, а потом Аделинда принесла ему одежду и проводила к ужину. Как же иронично. Как все началось, так и закончилось. И больше уже ничего не будет как прежде. Аделинда больше не придет утром будить молодых господ, которые спали, сплетясь друг с другом, как лианы. Дилюк не будет ворчливо отмахиваться от нее и просить еще пару минут, потому что они опять поздно легли спать, читая о Магистре Арундолине и его правой руке Рустане. Отец больше не будет сидеть в гостиной со свежей газетой и чашкой кофе. Не будет смеяться над их смурными лицами, толкая кофейник в их сторону. Кайя больше не сможет прийти в кабинет капитана кавалерии, чтобы опять отвлечь Дилюка от работы. И рыбацких бутербродов из Хорошего Охотника в перерывах не будет. И отец больше не будет учить их смешивать напитки в таверне, когда их смены совпадали. Больше они не поедут с ночевкой на Утес Звездолова, не будут жарить зефирки с шоколадом и крекерами. Отец не будет рассказывать им про звезды. И совместных ужинов, где Кайя и Дилюк развлекали отца забавными историями со службы, а тот только смотрел на них с теплотой в глазах и посмеивался, не будет. 

Он продолжал истерично смеяться, привалившись к дверному косяку, и уже не мог остановиться. С каждой следующей секундой его смех все больше напоминал всхлипы. В себя его привела только неожиданная хлесткая боль в щеке. Он с удивлением понял, что в коридоре не один, а рядом с ним Джин с комплектом одежды в руках и занесенной в воздух рукой. Она смотрела на него, а в ее глазах стояли слезы.

— Мне так жаль, дорогой, — прошептала она.

И Кайя, проведя рукой, по горящей щеке, понял, что на пальцах осталась что-то влажное и теплое. Он что, плачет?

Стопка одежды бесполезной кучей полетела на пол, и в следующую секунду он уже был окутан всеобъемлющим теплом. Маленькие, женские ручки обнимали его за плечи, и это было так знакомо и незнакомо одновременно. «Мне так жаль, так жаль, прости, что так получилось, что мы не смогли его спасти», — лихорадочно шептала Джин ему в грудь, и его слабое сердце предало его. Он надрывно всхлипнул и уткнулся лицом Джин в плечо.

Сдавленные рыдания вырывались из груди против воли, и он сжимал свою подругу до боли за талию, и мысленно просил у нее прощения за это. Просил прощения у отца за то, что не успел его спасти, просил прощения у Дилюка за то, что не рассказал всю правду раньше, просил прощения у Архонта этой земли за то, что явился в город с дурными намерениями, просил прощения у Канрии и родного отца за то, что ничего не смог для них сделать. 

Джин гладила его по плечам и волосам, пока он ревел, как маленький ребенок. И даже когда слезы кончились, и лить больше было нечего, она не отстранилась и продолжала шептать какие-то успокаивающие глупости ему на ухо. И только когда он сам был готов отпустить ее и разжал стальное кольцо рук, в котором он ее сжимал, она в последний раз провела пальцами по его мокрым локонам и сделала шаг назад.

Кайя открыл рот и попытался извиниться перед ней за устроенную сцену, но она не дала ему даже звука произнести.

— Не смей, я знаю, что ты хочешь начать извиняться и оправдываться. Оставь свои защитные реакции на другой раз. Не сегодня, Кайя, — она закрыла глаза и покачала головой. — Прими ванну, если она еще не остыла, переоденься, и, если ты в состоянии, то спускайся и выпей со мной чаю. Если не хочешь — тоже ничего страшного, я понимаю.

Они тут все в Монде с нимбом над головой были, или ему повезло окружить себя такими людьми? 

— Оставим чай на завтра? — Кайя выдавил из себя жалкую, натянутую улыбку.

Джин кивнула.

— Отдыхай тогда, не думай ни о чем, я возьму для тебя выходной на завтра, так что, не торопись никуда.

— Нет, Джин, мне не нужен выходной, я выйду на смену завтра! — Кайя замахал руками. 

Он с ужасом думал, как встретится с Дилюком, и что скажет ему, но он знал, что взять выходной — это просто побег от реальности, и вечно их встречу откладывать не получится. Уж лучше услышать свой приговор как можно скорее, чем мучаться неизвестностью.

Джин нахмурилась и собралась возразить, но Кайя так настойчиво продолжал убеждать ее, что с ним все в порядке, что она, в конце концов сдалась, покачала головой, пожелала ему спокойной ночи и скрылась в своей комнате.

Кайя поднял стопку одежды, все еще сиротливо лежавшую на полу, осмотрел лужу, натекшую с его мокрой формы, под ногами, вздохнул, понимая, что создал дополнительную работу прислуге, и зашел в комнату.

Теплая вода в ванне позволила ему немного расслабиться и осознать, как же он устал за прошедший день. Его связь с Дилюком тянула и болела, заворачиваясь в черную воронку и оставляя дыру в груди. Никогда еще она не ощущалась так тоскливо и безнадежно. Какие-то первобытные инстинкты требовали найти нареченного сейчас же, быть с ним, обнимать его, успокаивать его. Разум твердил, что все кончено, и он больше не имеет права находиться рядом с Дилюком. Противоречие медленно подтачивало его изнутри, но сил сопротивляться больше не было.

Кайя закрыл глаза и откинул голову на бортик ванны. Он подумает об этом позже, он подумает об этом позже, он…

Температура в комнате резко опустилась. Вода похолодела, сковывающее ощущение обвило предплечья и грудную клетку.

Он открыл глаза и резко сел, и услышал треск вокруг себя. По поверхности воды плавали маленькие льдинки. Стены и зеркала затянуло тонким слоем инея, формировавшим причудливые узоры.

Ах, да, теперь же у него есть Глаз Бога. Бездна бы подрала эту побрякушку. Он же совершенно не знает, как им управлять. Спасибо, что все вышло из-под контроля сейчас, и он не заморозил Джин насмерть во время своей жалкой истерики.

Вылезать из ванны не хотелось, но сидеть в ледяной воде было откровенно неприятно, поэтому пришлось выбраться, одеться и нырнуть под одеяло в обнимку с новой игрушкой, которая мигала, как новогодняя елка. 

Холод пробирал до костей, руки и стопы мерзли, и как бы он не пытался согреться, ничего не выходило. Может быть, стоило согласиться на горячий чай. Или найти Розарию и умолять ее рассказать, как совладать с этой проклятой силой, которую он никогда не хотел. Впрочем, она однажды сказала, что конечности у нее всегда мерзнут, и она к этому просто привыкла со временем. 

Наверное, это еще одно наказание ему, грешнику, от Селестии. Мучаться бесконечным холодом. Как в той сказке, которую они с Дилюком читали в детстве. Где был мальчик со схожим именем Кай, которого забрала королева вьюг и метелей в царство вечной зимы собирать из льдинок слово «вечность». Вот только того Кая спасли, а его Герда несколько часов назад чуть не убила его огненным двуручником. И все, что ему теперь остается — промерзнуть до самого сердца, и остаться прекрасной ледяной статуей в саду особняка Рагнвиндров. Может, тогда Дилюк не будет больше на него злиться, какой толк злиться на безмолвное изваяние.

Настойчивый стук в дверь прервал его размышления. За дверью стояла взволнованная и сонная Джин в милой пижаме с медвежатами.

— Кайя, что тут происходит? Откуда это… — Она провела пальцем по стене рядом с дверью, и под ее пальцами образовалась капля из тающего под теплыми пальцами инея.

О, Барбатос. Он что, проморозил Джин полдома?

Кайя виновато улыбнулся и покачал лихорадочно мерцающим голубым шаром у подруги перед глазами.

— Прости, дорогая, я без понятия, как это остановить.

Джин смотрела на благословение богов круглыми от удивления глазами.

— О. Нам, наверное, надо позвать кого-то с крио Глазом Бога. Я сейчас отправлю кого-нибудь за Юлой. — Джин засуетилась.

— Если хочешь потревожить кого-то прямо сейчас, пошли за сестрой Розарией, она точно еще не спит, — усмехнулся Кайя.

Джин сосредоточенно кивнула и подозвала двух служанок. Одной дала указания, как найти монахиню, второй велела подать горячего чаю.

— Чай на ночь глядя? Дорогая, не уснешь потом от количества кофеина в крови.

— Я уже смирилась, что спать сегодня мне не придется, — усмехнулась Джин и направилась вниз, в столовую. — Пойдем, тебе тоже не помешает. Может, инея вокруг меньше станет.

Кайю снова окатило чувством вины. Как обычно, от него одни неприятности.

***

Розария явилась спустя полчаса, когда Кайя уже успел заморозить три чашки чая и одного капитана рыцарей Ордо Фавониус. Джин сидела напротив него в теплом свитере поверх пижамы и пыталась греться о едва теплую жидкость в ее чашке.

Розария, уверенно стуча каблуками, вошла в столовую, провела пальцем по стене и усмехнулась.

— Альберих, рассказывай, что ты такого натворил, что тебя наградили… этим. — Она обвела рукой столовую, покрытую инеем.

— Ах, Роззи, ничего такого, всего лишь остался без отца и брата сегодня. Мелочи жизни, знаешь ли, — пожал плечами Кайя, вставая из-за стола, чтобы поприветствовать подругу.

— Ммм, и что, от горя крыша поехала, и ты решил заморозить весь Монд? Ох, и не лезь ко мне обниматься больше, у тебя теперь руки тоже холодные. — Розария уперлась наманикюренным ногтем Кайе в грудь.

Джин возмущенно вскочила из-за стола.

— Сестра, ведите себя прилично!

Кайя засмеялся в полный голос. Да, его дружба с Розарией была сильно своеобразной, и их странное чувство юмора понять было сложно. Но, на самом деле, он ценил, что монахиня никогда не пыталась с ним нянчиться, и такой ее жесткий и чуть грубоватый подход к делу не позволял ему расклеиваться и предаваться меланхолии.

— Все хорошо, Джин. Сестра Розария поддерживает, как умеет, да, Роззи. — Он сгреб ее в охапку, и она, тяжело вздохнув, вернула объятие.

— Ага, Альберих. Не могу же я с тобой начать сюсюкаться, а то расплачешься у меня на плече, как девчонка, что я буду делать. Я не умею плакс утешать.

Джин раздраженно поджала губы, но промолчала. Только осуждающе покачала головой и села назад, за стол, обнимать свою чашку чая.

Когда с кратким пересказом событий минувшего дня было покончено, Розария только сухо кивнула и начала объяснять Кайе, как управляться с его новой силой.

— И самое главное, детка, учись контролировать эмоции. Я знаю, что такой стереотип давно закрепился за пиро, что они в гневе воспламеняются, но мы от сильного стресса можем переморозить пол-Тейвата, если нас не тормознуть. Так что прекращай заниматься внутренним саморазрушением, тогда мы, может быть, спасем хотя бы часть обстановки капитану. И, да, Альберих, я знаю, что сейчас творится в твоей голове. Я тоже через все это прошла. Поэтому слушай меня внимательно. Ты ни в чем не виноват. И вот эта безделушка — самое лучшее тому доказательство. Ее тебе подкинули не за то, что ты — дерьмо редкостное, а за то, что ты решился сделать то, что сделал. Что бы это ни значило. Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понимать, что никогда в жизни ты мне добровольно не расскажешь, что конкретно сегодня произошло. Но это неважно. Просто помни, ты все сделал правильно. И не смотри на меня так, словно сейчас захнычешь. Честно слово, я тебе копье в задницу воткну, если ты сейчас разревешься!

Кайя, который был близок к очередному срыву от слов подруги, засмеялся и поднял руки у груди в защитном жесте.

— Понял-понял, не смею более нервировать Вас, сестра.

— Ага, а теперь присядь куда-нибудь, подумай над моими словами и успокойся. И ради этого… как его, Барбасито, уйди от меня подальше со своими ледяными руками. И без тебя тут холодно. Вон, там, в углу диван. Туда шуруй. А я пока что чаю выпью с капитаном.

Кайя продолжал посмеиваться, смотря как Розария, как ни в чем ни бывало, садится за стол, напротив пребывающей в немом шоке Джин, берет чистую чашку и наливает себе чай.

Узел в груди неожиданно ослаб и Кайя осознал, что, наконец, смог выдохнуть полной грудью впервые за вечер. Он не мог точно понять, что такого было в словах Розарии, но он чувствовал, словно с плеч упал огромный булыжник. Может, потому что, казалось, что она действительно понимает, через что он прошел. Может, потому что она несмотря на то, что четко осознает, что он сделал что-то непоправимое, считает, что он сделал все правильно. А может, он просто мазохист, и ему нужно было, чтобы его хорошенько отшлепали, пусть даже и словами. 

По стенам потекли тонкие струйки талой воды. Голубой шар в руках перестал мерцать и засветился ровно и ярко.

Джин ошалело огляделась.

— Это что, действительно помогло? Да вы оба сумасшедшие на каком-то своем языке, видимо, разговариваете?

Обладатели крио Глаз Бога синхронно развели руками. Розария налила Кайе в чашку горячего чая и похлопала по стулу рядом с собой.

— Садись, раз уж ведешь себя, как хороший мальчик. И обзаведись теплыми перчатками, понадобятся теперь.

Кайя устало опустился на стул и обхватил чашку пальцами. Даже горячий чай не мог его больше согреть. Нужно привыкать и учиться с этим жить.

***

А наутро он поймет, что Дилюк далеко. 

В кабинете инспектора он узнает, что его нареченный оставил титул капитана и свой Глаз Бога. Эрох небрежно кинет ему в ладони красный светящийся шар, как последнему оставшемуся члену семьи, и объяснит, что он должен говорить гражданам Монда о смерти отца. Кайя со второго предложения поймет, почему Дилюк принял решение покинуть Ордо, и еще он поймет, что Эрох — мелкая, драная крыса, от которой нужно избавиться. И, стиснув зубы, он скажет «есть, инспектор», развернется на каблуках и пулей вылетит из кабинета, прижимая к груди чуть теплое, ровно мерцающее напоминание о нареченном. И мысленно поклянется Дилюку отомстить за отца. Только в его стиле. Тихо, но летально.

Так начнутся четыре года, когда Кайя Альберих будет пытаться вытащить себя и Ордо Фавониус из грязи. Ордо — лучше и чище, а себя как получится.