- Привет, - Игорь улыбается в усы, - мне средний моккачино, пожалуйста.

- Кому-то надоели сиропы? – почти кокетничает Дима, задорно улыбаясь, но, заметив чуть укоризненный взгляд Разумовского, который, как и любой пиздец, подкрался незаметно, возвращает лицу выражение, характерное для жителей СНГ.

- Можно и так сказать, - уклончиво отвечает Гром, выхватывая карту из бумажника.

- Морковный кекс не желаешь? – оглянувшись в поисках рыжего, и, с удовлетворением не обнаружив его на месте, Дубин проводит пальцем по витрине с выпечкой, чуть подмигивая Игорю.

- Кекс я тебе вчера подарил, - полушепчет тот в ответ, намекая на дебютные постельные игры.

- Зря латте не взял, заплатил бы только за сироп…Я бы тебе оплату как сотруднику провёл бы, - так же шёпотом отвечает белобрысый.

- Латте! Тыквенный! Мне! Запили! – доносится раздражённый голос Серёжи из подсобки. Олег поджимает губы, тихо выдыхает через нос и направляется к кофе-машине. Разумовскому бы за своей тыквой следить.

Хотя на то, чтобы подружиться с самим собой, у рыжего могут уйти месяцы и годы. Он это понимает, но всё равно решил влезть в отношения, весь такой непроработанный. И так и не поймёт: Олега он любит, или вот это всё, что он дарит – надёжный тыл, спокойствие, уверенность?

Волков – уникум по сути. Говорят, что многие ищут особенного партнёра, находят, осознают, что таких дохуя и принимаются искать…Ну, хотя бы нормального, потому что это реально редкая птица. А Олег в этих взаимоотношениях вырос. Нет, внутренне он всё тот же влюблённый мальчишка, у которого сердце трескалось, как карамельная корочка на кофе, когда Серёжа при нём целовал другого. И в то же самое время – грустный спокойный отец, который за руки ловил Разумовского, пьяного в сосиску, с жадностью поглощавшего…сосиски на маленькой кухне, выйдя из абстинентного синдрома. Вот такой вот занятный дуализм.

Волков – в изменённом состоянии сознания, длящемся не один год. Сначала он чисто из юношеского максимализма не прислушивался к людям, которые говорили, что рыжий из него верёвки вьёт, а теперь это уже дело принципа. Хочет – верёвки вьёт, хочет – ажурные кружева плетёт, потому что близкому человеку (а Олег с уверенностью может назвать Серёжу таким) запрещено запрещать. Волков чётко понял: дай Разумовскому полный кард-бланш на любые действия, и азарт потухнет рано или поздно.

- Спасибо, - Серёжа улыбается хитро-демонически, сдувая с пряного напитка пену и поглаживая Олега по щиколотке ногой в замшевом мокасине.