— Капитан! У нас новая записка! — в кабинет без стука влетел Хоффман и бросил ему на стол клочок бумаги с временем и местом, написанным витиеватым ровным почерком. В самом углу красовалась подпись — маленькое павлинье перо, выведенное парой росчерков.

— Через, — Дилюк глянул на часы, — три часа, он собирается ограбить особняк Гуннхильдр. Выставить охрану у всех входов и выходов, расставить людей по периметру и внутри, предупредить госпожу Фредерику и не спускать глаз со статуэтки!

— Есть, капитан! — Хоффман выпрямился по стойке смирно, а потом пулей вылетел из кабинета.

Как только дверь за ним закрылась, Дилюк обессиленно откинулся в кресле. Опять этот Павлиний Глаз, опять его фокусы и записки. Он оставил без самого ценного уже добрую половину аристократии Монда, всегда четко говорил время и место, когда случится ограбление, а вот поймать его так никому и не удалось. Более того, драгоценности спустя время обнаруживались на черном рынке, но в таких неожиданных местах, что отследить, откуда там растут ноги, не представлялось возможным. И вот теперь он добрался до семьи Джинн. И сейчас Дилюку придется встать, найти подругу где-то в штабе и сообщить ей, что какая-то из супердорогих статуэток ее матери приглянулась вору-легенде, за которым охотилась половина Тейвата.

Тяжело вздохнув и представив выражение ужаса на лице его лейтенанта, он досчитал до десяти, заставил себя подняться с неожиданно ставшего таким удобным кресла и отправиться на поиски.

***

— Совсем ничего? — раздосадовано переспросил он, когда после очередного круга почета по особняку, его ребята вернулись ни с чем.

Те понуро покачали головами. Все снова произошло у них прямо под носом, а они даже не заметили, как и в какой момент статуэтка исчезла с постамента, а вместо нее там появилось вычурное павлинье перо.

— Поверить не могу, что мы опять его упустили, — Дилюк с силой провел по собранным в растрепанный хвост красным прядям, приводя их в еще больший беспорядок.

Он еще немного бесцельно побродил по особняку в надежде заметить то, что упустили его люди, но, в итоге, оставшись, как и они, ни с чем, смог только в очередной раз извиниться перед разъяренной Фредерикой, и спешно ретироваться, пока та не вздумала начать свою речь о бесполезности рыцарей с самого начала.

Ночь встретила его тихим стрекотом кузнечиков и сверчков, теплой свежестью и чистым звездным небом. Идеальные условия для небольшой прогулки. Ему, пожалуй, и правда, не помешает проветриться и привести мысли в порядок. В голове царил хаос, а раздражение от всей ситуации мешало ясно думать.

Выбрав случайное направление, он позволил ногами нести себя бездумно и без оглядки. Нужно было еще раз пройтись по всем фактам, что были ему известны. Вор появился в Монде где-то с полгода назад, когда ему наскучило раздевать и разувать достопочтенных граждан Фонтейна. Никто не знал, как он проникает в дома и, собственно, каким путем он их покидает. Он не выбирал легких целей, вызов его не пугал. Его выбор всегда останавливался на чем-то уникальном, даже если это не было самой ценной вещью во владении. Например, статуэтка Фредерики была сделана из чистого голубого нефрита, привезена из Ли Юэ каким-то из ее ухажеров, и, конечно же стоила небольшое состояние. Но были у госпожи Гуннхильдр и более дорогие вещи в особняке. Одного золота на ней самой было столько, что, продав его, можно было накормить небольшую армию голодающих детей.

И была у вора еще одна отличительная черта. Светящийся глаз с звездным зрачком. Очевидцы, заставшие его на месте преступления — а были и такие, тот не стеснялся смеяться им в лицо и исчезать в неизвестном направлении — говорили, что он по цветовой гамме и впрямь похож на павлиний глаз, за это тот свое прозвище и получил. Ну и еще за то, что оставлял на месте перо после каждого из ограблений. Павлинье, конечно же.

Вдали показалась городская стена, и идти дальше смысла не было, стоило развернуться и возвращаться домой — Аделинда, наверняка, волнуется, время было уже за полночь.

Дилюк завернул за угол, решив выбрать более длинный маршрут к особняку и на полной скорости во что-то влетел. Точнее в кого-то. В темном переулке, через который он опрометчиво выбрал возвращаться, освещения практически не было. Поэтому понять, кто же встал на его пути, представлялось почти невозможным. Отточенным за годы тренировок жестом, он материализовал меч и ловким движением приставил его к горлу незнакомца.

— Оу, милостивый господин, сохраните жизнь бедному бездомному. Никому никогда ничего не сделал, мухи не обидел, живу себе, как канализационная крыса, внимания Вашего не стою, — затараторил высокий силуэт, подняв руки.

Не убирая оружия, Дилюк жестом показал человеку сделать шаг и выйти на свет. Реакции не последовало. Он повторил жест, и снова ничего.

— Выйди на свет, бродяга, — резко рявкнул он, вдавливая меч чуть сильнее в обнаженную кожу на шее.

— Если бы я знал, где свет, Ваша милость, — почти виноватым тоном произнес незнакомец.

Дилюк пригляделся. На глазах у бездомного читалось что-то темное. Повязка?

— Шаг влево, — приказал он.

— Это можно, — фигура сделала шаг в указанном направлении, и свет фонаря, наконец, дал Дилюку возможность разглядеть проходимца получше.

Тот был выше него, как минимум, на полголовы. Смуглая кожа, белозубая виноватая улыбка, застывшая на лице, наполовину скрытом черным куском ткани, темный драный плащ, небрежно наброшенный на плечи и, наверняка, какие-то обноски, скрывавшиеся под ним. Он казался типичным бездомным, но было в нем что-то, что сбивало с толку. Вот только ухватиться за мысль и развить ее Дилюк пока что не мог. 

Длинные пальцы с ухоженными лунками ногтей осторожно поднялись к лезвию, скользнули по нему к руке.

— Аристократ, — незнакомец погладил гладкую кожу на тыльной стороне ладони, поднялся выше, к запястью и пощупал ткань кителя, — Офицер.

Он потянулся дальше, и Дилюк, не желая поранить человека, который все еще выглядел подозрительно, но был как будто безобиден, отнял меч от его горла.

— Капитан, — с долей удивления произнес бродяга, добравшись ладонью до орденских нашивок. Пальцы задели локон, выбившийся из хвоста, и незнакомец улыбнулся, — А. Такие длинные волосы, говорят, есть только у одного капитана Ордо Фавониус. Еще я слышал, что по цвету они багряные, как летний закат, но, к сожалению, я без понятия, как этот самый закат выглядит. Должно быть, красиво, раз все самые желанные девушки города произносят это с восхищением, когда говорят о капитане Рагнвиндре. Очень рад встрече, Ваше сиятельство, простите, что не признал сразу. Я, как видите, слеп, как крот. 

Он улыбнулся своей белозубой улыбкой, скользнул рукой по груди Дилюка, сделал шаг назад и легко поклонился.

— Что ты делаешь здесь в такой час? — все еще с подозрением спросил капитан. Если бродяга действительно ничего не видел, то и опасности он для него никакой не представлял, но инстинкт самосохранения почему-то не переставал сигналить. Еще бы разобраться, почему.

— Я здесь, видите ли, живу, Ваше сиятельство. Бездомный я, беден, как церковная мышь, зато свободен, как птица в полете. Куда ветер несет, туда я и направляюсь, — драматично приложив руку к сердцу, практически пропел незнакомец.

— Я не видел тебя раньше в городе, — недоверчиво переспросил капитан.

— Ох, ну что Вы, Ваше сиятельство, — в ужасе замахал руками бродяга, — Еще бы Вам все отбросы в городе поименно знать, велика честь. А я тут давненько обитаюсь, просто не люблю на глаза сильным мира сего попадаться, как вот сейчас. Зачем Вам видеть что-то настолько отвратительно падшее, мы не стоим даже пыли на Ваших сапогах, Ваше сиятельство.

— Хм, и правда я, пожалуй, не знаю всех местных пропойц и попрошаек. Тогда ответь-ка мне, бродяжка, и я тебя отпущу прожигать свою жизнь дальше. Тут недалеко буквально с час назад было совершено ограбление. Не слышал ли ты чего? — Дилюк еще раз задумчиво оглядел фигуру бездомного, все еще силясь понять, что же в нем было не так.

— Нет, Ваше сиятельство, простите, — смиренно опустил голову тот, — Все было тихо и спокойно, Ваш воришка сбежал не в эту сторону. 

Капитан покачал головой. Он не сильно надеялся на какую-то помощь от этого проходимца, но снова упереться в тупик, было удручающе. Дилюк вытащил из кармана монетку, вложил ее в смуглую ладонь, развернулся на каблуках и, так и не ответив ничего, разочарованно зашагал в сторону особняка.

Уже подходя к дому, он потянулся поправить воротник, и наткнулся на пустое место там, где к шейному платку была приколота фамильная брошь. Вспомнив, что добровольно позволил бродяжке ощупать себя с головы до ног, он тихо ругнулся на свою беспечность и вернулся, но, конечно же, никого в переулке уже не застал. Мысленно пообещав себе найти мелкого воришку и пожалев, что еще и монету ему сунул, расстроенный Дилюк вернулся в поместье. Дважды ни с чем за этот вечер. Бездна бы побрала этих преступников и шарлатанов.

***

Патрули были самой скучной частью его службы. И, в целом, как капитан, он всегда мог бы сбросить эту обязанность на кого-нибудь еще, но внутренний моральный компас никогда не позволял ему этого делать. В конце концов, чем он лучше своих ребят, и что именно освобождает его от этой нудной работы, когда они вынуждены выполнять ее, хотят того и нет.

Утешая себя, что это, на самом деле, нужно и важно, а постоянное присутствие рыцарей в городе деморализует потенциальных преступников и дисциплинирует обычных граждан, он рассеянно брел по улицам, вспоминая, что, вообще-то у него еще полно бумажной работы и понимая, что он снова просидит в своем кресле допоздна, а Аделинда будет ворчать полночи, что молодой мастер совсем себя не щадит.

Где-то на периферии неожиданно мелькнула вспышка ультрамарина и бронзы, привлекая внимание подавленного капитана. Он резко вскинул голову, высматривая привлекшую его внимание фигуру, которая прямо в этот момент, держась за стену, заворачивала за угол. Вот же негодяй! Стянул у него брошь, а теперь так смело бродит по городу средь бела дня! Ну, сейчас Дилюк ему покажет!

Он бросился следом. Бродяжка среагировал быстро на звук приближающихся шагов, которые, для такого как он, наверняка, никогда не грозили ничем хорошим, и резко ускорившись, исчез в подворотне. Упускать его во второй раз Дилюк не планировал, поэтому набрал еще скорости и на полном ходу — только пыль из-под сапог летела — свернул и влетел в стоящего там воришку, который, судя по всему, никуда бежать от него и не собирался. Каков подлец! Тот удивленно охнул, уцепился за плечи Дилюка, пытаясь удержать баланс, и тяжело привалился к стене, утягивая капитана за собой.

— Ой-ой, как неловко получилось, — засмеялся он и руками скользнул к нашивкам, коснулся локонов, снова собранных в неаккуратный хвост, и провел пальцами по щекам, — Я так и думал, что это Вы, Ваше сиятельство. Второй раз едва не сбиваете меня с ног своим очарованием!

— Ты! Негодяй! Ты арестован! Верни мою брошь! Да, как у тебя хватает совести красть у капитана Ордо, а потом в открытую расхаживать по улицам! — кипятился Дилюк, тряся воришку за плечи.

— Что? — тот изобразил искреннее удивление, — Брошь? Какую брошь! Вот эту?

И он постучал ногтем по красному камню, снова прицепленному к шейному платку Дилюка.

— Когда ты успел? — пораженно выдохнул тот и схватил воришку за грудки, — Нахал, как ты смеешь! Я упеку тебя за решетку за воровство!

— Ваше сиятельство, какое же это воровство, когда у Вас все на месте, и ничего не пропало, — надулся бродяжка, — Я к Вам тут со всей душой, ждал Вас, видите ли, а Вы сразу за решетку.

— Во-первых, не зови меня, ради Барбатоса, этим титулом. Ненавижу его. А во-вторых, что значит, ты меня ждал?

— А как же мне тогда Вас звать? Мастер Дилюк, может быть? — нахально ухмыльнулся тот, игнорируя второй вопрос.

— Ах, а ты из формального сразу в фамильярный тон, да? — нахмурился капитан, — Да пусть хоть и так, только не Вашим сиятельством. И не уходи от темы. Зачем ты меня ждал?

— О, тут ко мне утром подошел человек. Они все ко мне смело подходят, никто не боится слепого — сдать-то я никого не могу, если не знаю, как они выглядят. В общем, он просил меня передать Вам это, и сказал, что Вы поймете, — он достал из складок плаща роскошное павлинье перо, — Я, признаться, совсем не понимаю, что это. Похоже на птичье перо, но птиц я таких никогда не щупывал.

Дилюк смотрел на перо, словно в руках у бродяжки была склянка с образцом заразной и смертельной болезни. И поверить не мог, что Павлинье Перо теперь настолько внаглую и открыто смеется над ним.

— Так что, мастер Дилюк, Вы возьмете эту штуку? — когда молчание затянулось, озадаченно переспросил бродяжка.

Тот медленно отпустил чужие плечи и вынул из смуглых пальцев проклятое перо.

— Что-то не так? Там что-то плохое? — взволнованно еще раз сделал попытку продолжить разговор бездомный.

— Там… неважно, что это… Как тебя зовут? — только сейчас капитан понял, что знакомство с бродяжкой у них получилось одностороннее, и он так и не узнал его имени.

— Кайя, — широко улыбнулся тот, — Даже не ожидал, что Вы спросите.

— Кхм, так вот, Кайя, — серьезно начал Дилюк, — Я готов простить тебе твою маленькую шалость с брошью, но при условии, что ты пообещаешь мне, срочно сообщить в Ордо, как только этот человек объявится еще раз.

— Хорошо, мастер Дилюк. Но у меня тогда тоже есть одно условие, — он игриво улыбнулся и склонил голову набок.

— Никаких условий! Либо так, либо я прямо сейчас достаю наручники! — поджал губы капитан.

— Ах, оно такое маленькое, право слово, Вам ничего не будет стоить! — Кайя протянул руку, и его собеседник предусмотрительно сделал шаг назад, — Я послушал, что о Вас говорят в городе. Все в один голос поют, что Вы невероятно красивый. А я, как мы уже выяснили, слеп и не могу насладиться видом. Разрешите мне тогда хотя бы дотронуться.

Сказать, что просьба озадачила его — ничего не сказать. Он ожидал, что бродяжка начнет клянчить денег, просить неприкосновенности или еще чего-нибудь в том же духе, чего-то свойственного этому слою населения. Но позволения ощупать его лицо — этого он точно не ожидал. 

А Кайя, не получив ответа и, видимо, решив, что молчание — знак согласия, уже приблизился и осторожно скользнул пальцами вверх по груди, к шее, провел ладонью по линии челюсти, коснулся уха, скулы. Чему-то улыбнулся — мечтательно и мягко — дотронулся до виска и отбросил челку в сторону.

Каждое касание было легким, невесомым, больше похожим на ласку. Дилюк, не ожидавший, что какой-то бродяжка из подворотни окажется способным на такое, не ожидавший от себя, что ему это покажется приятным, не знал, как реагировать. Оттолкнуть? Замереть и позволить Кайе продолжить? Расслабиться и признаться хотя бы себе, что ему нравится? Может быть, даже закрыть глаза и наслаждаться?

— Мастер Дилюк, — томно прошептал совсем рядом с его лицом тот. И когда он успел приблизиться, — Обещаю, я ничего плохого Вам не сделаю. Позвольте…

Пальцы осторожно коснулись уголков глаз, вынуждая их закрыться. Ласково скользнули по векам и ресницам, прошлись по переносице, игриво надавили на кончик носа, и Дилюк всем существом ощутил, что улыбка бродяжки стала еще шире и игривее. Он поднял вторую руку и осторожно погладил ей щеку, добираясь до пухлых губ. Подушечка коснулась лука Венеры, проследила контур верхней, нижней и легла ровно в середину.

— Вы и правда, прекрасны, мастер Дилюк, — прошептал Кайя капитану в висок. Тот вздрогнул, понял, что пропустил момент, когда оказался прижат к чужому телу, и резко отшатнулся, заливаясь краской.

— Кайя! Что ты себе!.. — он взглянул в лицо бродяжке и задохнулся от возмущения. Тот смеялся. Негодяй! Он сделал это специально, чтобы поставить Дилюка в неловкое положение!

Поняв, что лицо горит так, словно он поджег его своим Глазом Бога, и что он совершенно не знает, как реагировать на все происходящее, он принял решение уйти в тактическое отступление. Резко развернувшись на каблуках, под заливистый, мягкий смех собеседника, он пулей вылетел из подворотни. И не останавливался до самого штаба. Чтобы вдруг не подумать случайно забредшую в голову мысль — ему понравилось, и он хотел, чтобы Кайя продолжал касаться его, и белозубая улыбка бродяжки была очаровательна, и смех еще долго звенел в ушах, и слушать его хотелось вечно.

***

Патрулировать возле особняка Лоуренсов всегда было нелюбимым делом всех рыцарей. Поэтому иногда Дилюк, как самый ответственный, брал эту обязанность на себя. Хотя слушать зануду Шуберта, который, завидев патруль, целенаправленно брел по другую сторону изгороди и проклинал весь Ордо до седьмого колена, развлечением было еще тем.

Именно поэтому, когда на периферии снова мелькнула вспышка кобальта и золотистого, Дилюк вместо того, чтобы избегать Кайю, как он делал уже пару недель, направился в его сторону.

Тот, со своим чутким слухом, наверняка, быстро уловил чужие шаги, но виду не подал, только сменил маршрут и свернул в какой-то тихий переулок. Дилюк замер на месте на секунду, понимая, что тот специально искал уединенное место, узнав его по походке, и догадываясь, что он сейчас идет прямо в открыто расставленную ловушку. Но нежелание слушать Шуберта и желание узнать, зачем Кайя крутился рядом с особняком, перевесили, и капитан шагнул в полумрак.

— Мастер Дилюк? — нараспев спросил воришка, как только тот оказался неподалеку, — Давно не виделись, я скучал.

— Что ты тут делаешь? — недовольно спросил Дилюк, складывая руки на груди.

— Ах, как всегда, начинаете разговор с официального допроса, — веселился Кайя, медленно подходя ближе, — Я же говорил, улицы — мой дом, и я живу, где сегодня теплее, уютнее и приятнее.

— И почему-то в этот раз ты выбрал особняк Лоуренсов, — покачал головой капитан, зная, что этот жест не дойдет до его собеседника.

— Ну, там, где живут богачи, всегда тепло, уютно и приятно, — засмеялся тот, приближаясь почти вплотную, — И иногда рядом с такими местами отыскиваются настоящие сокровища.

Дилюк смотрел на игривую усмешку на перевязанном темной тканью лице и разрывался между желанием сделать шаг назад и уйти от чужого прикосновения, или податься вперед, сдаваясь на милость ласковых пальцев воришки.

— Ах, мастер Дилюк, я не шучу, я скучал. Каждый день мечтал, что этот парень с птичьими перьями снова объявится, и у меня будет повод найти Вас. Но, увы и ах, он больше не пришел, а я почти две недели мог только мечтать о новой встрече с Вами, — капитан так и не сдвинулся с места, слишком долго принимая решение, а прохладные ладони уже нашли его плечи, уже гладили их, поднимались к шее, легко касаясь под линией роста волос и вызывая волну невольной дрожи в Дилюке. 

Длинные пальцы вплелись в локоны, аккуратно, развязали ленту, рассыпая его гриву лавиной по плечам. Перебирали их, распутывали мелкие узелки, образовавшиеся там за день, игриво тянули и отпускали, превращая их обладателя в томно вздыхающее желе. Он ведь, вообще-то терпеть не мог, когда его волосы трогали. Оказывается, до сих пор они просто оказывались не в тех руках, а эти, ласковые и нежные, возносили его до самой Селестии.

— Как же Вы прекрасны, мой драгоценный, — тихо шептал Кайя, вытягивая прядь за прядью из копны и укладывая их в каком-то одному ему известном порядке, — Как бы я хотел увидеть Вас, как бы я тоже, как и все жители этого города, хотел возносить Вам хвалебные оды, слагать баллады о Вашей красоте. Как жаль, что я могу познать ее только руками. Если бы только мои глаза были такими же, как и у всех жителей Тейвата.

Кайя склонился над ним, его губы оказались совсем рядом. Они продолжали на грани слышимости петь ему комплименты, смущая и заставляя Дилюка задерживать дыхание от восторга. Никогда еще, никто не говорил ему таких слов, как этот слепой бродяжка. И никогда еще ему не хотелось так отчаянно пойти на поводу у своих странных, иррациональных желаний, словно он был под гипнозом, словно был околдован.

И он потянулся, упираясь ладонями в широкие плечи, скрытые темным плащом, и накрыл его губы своими.

Кайя удивленно выдохнул, не ожидая поцелуя, но с мягкой улыбкой, прижал его к себе сильнее, и ответил. Легко, невесомо, касаясь и отрываясь. Снова и снова.

Разорвав поцелуй, Дилюк потянулся к повязке, закрывающей глаза. Он подозревал, что там увидит, но хотел посмотреть все равно.

— Не надо, Дилюк, — прохладная смуглая ладонь перехватила его, когда он искал узел на затылке, — Не смотри. Там нет ничего привлекательного, поверь мне.

— Но Кайя… — начал тот, когда чужие губы нашли его пальцы и легкими прикосновениями пересчитывали костяшки.

— Не сегодня, хорошо? — мягко попросил тот, и Дилюк сдался.

— Хорошо.

Кайя неохотно выпустил узкие длинные ладони из своих рук и сделал шаг назад.

— Мне кажется, я отвлек тебя от патруля, — виновато улыбнулся он, — И сам отвлекся от своих… бродяжнических дел.

— Ты ведь пытался у кого-то что-то стянуть, верно? — Дилюк медленно возвращался в реальность и понимал, что этот воришка его, и правда, серьезно отвлек.

— Например, фамильное кольцо у одного капитана, — засмеялся Кайя и раскрыл ладонь. На ней лежало кольцо с печатью Рагнвиндров.

— Поверить не могу! — задохнулся от возмущения тот, — Да как ты это делаешь! Ну-ка верни, сейчас же!

Дилюк протянул руку, и воришка ухватился за нее, подтягивая того ближе и самостоятельно надевая кольцо ему на палец. Капитан носил его на среднем пальце правой руки, но само действие, все равно, выглядело так интимно, что он почувствовал, как снова вспыхивает и заливается краской.

— Все, хватит этих игр. Мне пора, у меня, между прочим, плотное расписание, — Дилюк сделал шаг назад, вытаскивая руку из чужой хватки.

— Конечно, мастер Дилюк, я все понимаю, Вы — занятой человек, — шутливо раскланялся Кайя, — Еще увидимся, мой милый.

Не доверяя собственному голосу, он кивнул, забыв, что его собеседник не может увидеть жеста, развернулся и быстрым шагом вышел из переулка, с недовольством осознавая, что так и не выяснил, что же Кайя делал рядом с особняком Лоуренсов.

***

Он не был на винокурне уже пару недель, и, Эльзер, конечно, прекрасно вел дела в отсутствие хозяев, но нужно было там показываться хотя бы иногда и хотя бы для вида. В кои-то веки бумажная работа была закончена раньше, чем на Мондштадт опустилась ночь, и Дилюк решил, что прогулка ему не помешает. 

Рыцари у городских ворот рассеянно поприветствовали его, пожелали приятного вечера и продолжили сонно подпирать стены. В обычное время Дилюк бы задал им жару за такую халатность, но сегодня у него было удивительно миролюбивое настроение, поэтому он оставил комментарии относительно военной выправки при себе и медленно побрел к мосту. Остановился на нем, привалился к перилам, выдохнул и расслабился, понимая, как же устал, и как же давно у него не было выходного.

Где-то вдалеке слышалось тихое пение — кто-то мягким, мелодичным голосом воспроизводил популярную балладу весьма фривольного содержания. И этот голос казался знакомым.

Оглядевшись по сторонам, он, наконец, нашел источник звука — такой знакомый ему бродяжка в темном, драном плаще брел от выхода из канализации и вдоль берега, мурлыкая мелодию себе под нос. Интересно, что он здесь делал?

Недолго думая, Дилюк как можно беззвучнее двинулся следом за ним. Воришка не подавал никаких признаков, что был в курсе слежки и продолжал расслабленно брести, уводя капитана все дальше за городскую стену. Наконец, он остановился, замолчал, обернулся в сторону берега, сделал осторожный шаг вперед и застыл.

— Эй, Дилюк, раз уж ты здесь, может, поможешь мне не рухнуть с обрыва прямо в воду? — с усмешкой спросил он, протягивая руки в направлении капитана, следовавшего за ним.

Тот вздрогнул, когда понял, что все-таки, шел недостаточно тихо и слепой воришка, который всю жизнь вынужден был полагаться на другие органы чувств, его без труда обнаружил. Медленно приблизился и помог Кайе усесться недалеко от обрыва.

— Присаживайся, не стой столбом, — похлопал тот по месту рядом с собой и потянул капитана за рукав.

— Что ты здесь делаешь? — Дилюк все-таки опустился на траву чуть в стороне от бродяжки.

— Ах, мы каждый разговор начинаем с этой фразы, мой драгоценный. Не устал еще меня подозревать во всех тяжких грехах? — беззаботно засмеялся Кайя, — Я привел тебя сюда, чтобы ты мог насладиться видом. Как часто ты выходишь за стены города, чтобы посидеть на берегу?

— Нечасто, — признался Дилюк, понимая, что хитрец опять пытается сбить его с толку, — У меня слишком много времени уходит на то, чтобы всяких мелких воришек по городу выслеживать и пытаться убедиться, что они не тянут свои длинные руки к чужим вещам.

— Ну вот, и я о том же — нечасто. А мне сказали, что тут красиво. И раз уж я сам не могу всего этого увидеть, то подумал, что покажу кому-то ужасно занятому, кому-то, кто наверняка здесь не был целую вечность.

— Откуда ты вообще знал, что я сегодня окажусь за пределами города? — с подозрением уточнил Дилюк.

— Я и не знал. Я сам вышел сюда прогуляться, а потом услышал тебя, — Кайя улыбнулся и придвинулся ближе, — Понял, что ты, как обычно, увидев меня, попытаешься в чем-нибудь уличить, и привел сюда. Я скучал по тебе, Дилюк.

Последнее предложение он промурлыкал уже капитану в ухо, обнимая его рукой за плечи.

— Не говори глупости, — тот сложил руки на груди, тем не менее, даже не попытавшись отстраниться, — Ты не можешь по мне скучать, ты меня даже не знаешь.

— Конечно, могу. Я бы сказал, что это была любовь с первого взгляда, но, как ты сам понимаешь, это звучало бы очень неправдоподобно. Так что… любовь с первого прикосновения? — усмехнулся воришка и ткнулся носом Дилюку в сгиб шеи.

— Не бросайся так просто серьезными словами, — капитан понял, что заливается краской от легкомысленного признания.

— О, я не бросаюсь словами, я говорю правду и только, — мягкие губы прижались к чувствительному месту за ухом, и Дилюк вздрогнул.

— Кайя! — жалобно заныл капитан, — Это же какой-то абсурд, мы с тобой из разных миров, у нас ничего не получится!

— О, в этом ты прав, мой драгоценный. Мы из совершенно разных миров, — прохладные пальцы подцепили узел на шейном платке, осторожно расслабляя его и расстегивая верхнюю пуговицу форменной рубашки, — Скажи мне «нет», и я сразу же прекращу.

Подлец играл не по правилам, он прекрасно понимал, что Дилюк и сам хотел продолжения несмотря на то, что голос разума заходился в истерике и вопил, что капитан собирается сотворить какую-то чудовищную глупость.

— Вот видишь, я так и думал, что у нас все взаимно, — Кайя прошелся чередой прикосновений по тонкой коже шеи, — В конце концов, именно ты поцеловал меня в прошлый раз. Может, повторишь?

Дилюк повернулся и внимательно посмотрел на сидящего рядом человека. Взаимно? И понял, что да, Кайя прав: с того самого момента, как они встретились, Дилюк был очарован. Он никак не мог раскусить, что именно было в бродяжке, что заставляло его забыть все свои принципы и вместо того, чтобы арестовать его за то, что тот стащил у него брошь, он позволил ему касаться себя так, как, пожалуй, никому еще не позволял. И хотел большего. 

Под удивленный вздох партнера он потянулся и, закинув руки тому на плечи, оседлал крепкие бедра под плащом. Притянул его ближе и набросился на растянутые в довольной улыбке губы.

— Ах, и правда, повторишь, — смеялся Кайя между поцелуями. Он скользнул руками по талии, прижимая Дилюка еще теснее к себе, — Какой ты горячий, мой драгоценный.

Тот яростно терзал податливые губы, легко раскрывающиеся под его языком, кусал их, вылизывал солоноватый привкус, царапал короткими ногтями плечи, скрытые слишком большим количеством слоев. Ему казалось, что если он хоть на секунду задумается о том, что сейчас делает, хоть на мгновение отстранится, то сойдет с ума — он же, Бездна побери, целовался, как в последний раз в жизни, с каким-то бродяжкой.

Пальцы потянулись к завязкам плаща, и тот легко соскользнул на траву под ними. К легкому удивлению Дилюка, которое его мозг все равно не мог сейчас осознать, под ним оказалась простая, но чистая черная рубашка и такого же цвета брюки.

— Как бы я хотел тебя видеть, мой милый, — шептал Кайя ему в ключицы и водил пальцами по тонким косточкам, пока Дилюк расправлялся с пуговицами на его рубашке, — Такой пылкий, наверняка, горишь, как самая яркая звезда на небосклоне.

Умопомрачение, цыганский гипноз — да что же это было такое в словах Кайи, что заставляло Дилюка дрожать от них, что коротило какие-то проводки в голове, лишая способности ясно думать и принимать осознанные решения. И в первый раз в его жизни было что-то, что ему хотелось удержать, сохранить рядом с собой, и, конечно же, именно в этот раз это было невозможно. Он был аристократом, рыцарем, от него ждали, что он женится и заведет горсть детишек на радость всему старшему поколению Монда. А под ним сейчас сидел с блаженной улыбкой и целовал его бродяжка и воришка без роду, без племени и без единой моры за душой. 

Это нельзя было продолжать.

Он замер в смуглых крепких руках и медленно отпустил пуговицу, которую пытался расстегнуть.

— Я… кажется, погорячился, — растерянно и жалко произнес он, возвращаясь в жестокую реальность, — Нам не стоит… не стоит этого делать.

Кайя моментально уловил смену настроения и, печально улыбнувшись, склонил голову.

— Хорошо, — он ласково погладил Дилюка по щеке и провел ладонью по длинным волнистым локонам, — У нас еще есть время, нам не обязательно продолжать сейчас.

Кажется, воришка бредил, потому что капитан понятия не имел, о чем тот говорил. Но и думать об этом сейчас он был не в состоянии.

— Мне… нужно идти, извини, — капитан ловко соскочил с чужих бедер и, как обычно — кажется, это уже стало традицией в их странных отношениях — пожелав Кайе спокойной ночи, он сбежал.

До винокурни он добрался в рекордные сроки, в голове был сплошной белый шум, мысли не собирались в кучу, единственное, что билось ясно и четко — почему это должно было приключиться с ним? Из всех, кого он мог встретить в этом городе, его тянуло к тому, с кем никакого будущего быть у него не могло.

И только подходя к с детства знакомым воротам, он неожиданно понял, что его снова обвели вокруг пальца, и Кайя так и не ответил на вопрос — какой Бездны он делал у входа в канализацию.

***

— Капитан, — в его кабинет, получив разрешение войти, зашел озадаченный Хоффман, — Это было велено передать лично Вам в руки.

Он протянул свернутый листок бумаги.

— Кем велено? — поднял бровь Дилюк, отрываясь от бумаг.

— Мальчишка прибежал в Ордо, сказал, что какой-то милостивый господин вежливо попросил его передать капитану Дилюку лично в руки. В штаб мы его, конечно, не пустили, но вот. Записка для Вас. И мне кажется, я знаю, от кого она, — со вздохом потер переносицу Хоффман, — Вот только это что-то новенькое, что он теперь лично офицерам свои писульки передает.

Дилюк, поджав губы, взял лист из рук своего рыцаря. Вот только Павлиньего Глаза и его выходок ему сейчас не хватало. Они висели на хвосте у сети похитителей, которые уже какое-то время доставали торговцев на дорогах Мондштадта. И им бы сосредоточить все силы на них, но нет, разве эта птица хоть раз выбрала удачное время для своих штучек.

Он неохотно развернул записку, с ужасом перебирая в голове всех аристократов, на чьи драгоценности мог позариться вор. В ней аккуратным витиеватым почерком было выведено место и время: особняк Лоуренсов, «Сердце вечности», полночь.

Дилюк скривился — поназывают-то свои стекляшки как пафосно. И перевел взгляд на подпись в углу.

— Что там? — взволнованно спросил Хоффман, увидев выражение ужаса на лице своего капитана.

— Ничего особенного, — непослушными губами выдал Дилюк, побледнев, — Расставить охрану по периметру особняка Лоуренсов и рядом с этим Сердцем, не спускать с него глаз, особенно сегодня к полночи.

— Есть, сэр, — Хоффман вытянулся по стойке смирно и ушел выполнять приказ.

Оставшись в одиночестве, Дилюк тяжело рухнул на стул, не сводя взгляд с подписи в углу. Ему хотелось кричать «Не может быть», но, вообще-то он ведь знал это почти с самого начала, просто очарованный красивыми словами, которыми воришка его кормил, не хотел признавать.

Он осторожно провел подушечкой пальца по красивому росчерку, напоминавшему павлинье перо. С той небольшой разницей, что в этот раз оно было заключено в маленькое сердечко, а снизу была приписка «Не могу дождаться встречи».

Все, наконец, встало на свои места. И почему в тот день Кайя оказался рядом с домом Джинн, и с какой целью он вертелся возле особняка Лоуренсов, и как так вышло, что Дилюк не видел его раньше в Мондштадте, и что тот делал возле входа в канализацию. И зачем прятал свои глаза.

Кулаки сжались сами собой. А ведь он поверил. Разрешил себе закрыть глаза на все несостыковки, разрешил себе не думать, поддаться желаниям, слушать все, что Кайя говорил ему. Разрешил себе очароваться. Даже думал, что, может, если они оба постараются, то все-таки, найдут способ что-то построить. А, оказывается, все это время с ним просто играли. И до сих пор играют. Этот подонок продолжал смеяться ему в лицо, раз посмел присылать такие записки. И сегодня ночью Дилюк пойдет и всю душу вытрясет из этого ублюдка за все разбитые надежды. А потом передаст в руки рыцарям. И с удовольствием будет смотреть, как тот гниет за решеткой оставшуюся жизнь.

Он яростно швырнул листок бумаги на стол и решительно вышел из кабинета.

***

Он стоял, привалившись к дереву, и старался не думать о том, что здесь произошло буквально пару недель назад. О том, как они сидели на берегу и целовались, о том, как Кайя шептал ему нежности и признавался в любви. Это все не имеет значение. Это все было ложью и оставляло только горький привкус на языке. Нельзя было снова поддаваться этой нелепой сентиментальности. Дилюк здесь был с важной миссией — освободить свой город от нахального вора, терзающего честных граждан.

— Ах, я знал, что ты поймешь, где меня искать, — высокий силуэт с едва читающейся в темноте белозубой улыбкой вынырнул из-за решетки канализации и приблизился, — Рад снова тебя видеть, мой драгоценный.

— Ублюдок, — процедил Дилюк, схватил воришку за грудки и с силой развернув, приложил о ствол дерева, на который опирался до этого. Поднял взгляд и встретился с сияющим в темноте всеми цветами павлиньего пера глазом со зрачком в виде звездочки. Все, как и описывали очевидцы. Второй был закрыт странной формы острой маской.

— Я должен был сразу догадаться, что никакой ты не бездомный бродяжка, — прошипел он, потряхивая Кайю в своих руках. Необычный глаз разглядывал его с каким-то восторгом и благоговением, — Ну что ты на меня так пялишься, что тебе нужно?

— Я впервые вижу тебя. Ты еще красивее, чем я думал, — он протянул руку и осторожно провел пальцем вдоль скулы, — Я видел много сокровищ в своей жизни, но ты — самое прекрасное из них.

Дилюк резко выпустил ткань черной рубашки, шлепнул по смуглой руке и поспешно сделал шаг назад, против воли заливаясь краской.

— Ты меня больше этим не проведешь. Достаточно ты со мной играл, негодяй! — помотал он головой и со злостью уставился на собеседника. Тот смотрел на него озадаченно и с печальным изломом бровей.

— Играл? Ах, так ты думаешь, что, все, что я тебе говорил, было не всерьез? И, дай догадаюсь — пришел меня арестовать? — его белозубая улыбка треснула и подвела его, — Как прискорбно. Ну, давай попробуем так.

Он протянул обе руки.

Дилюк смотрел на него и не знал, как реагировать. Злость все еще бурлила внутри, но либо Кайя был слишком хорошим актером, либо и вправду был разочарован и ожидал от капитана чего-то другого. Он лихорадочно перебирал в голове варианты, зачем же Кайя мог его сюда сегодня позвать, а потом протянуть руки для ареста, но что-то не сходилось. Опять с ним что-то не сходилось.

— Нет? — его улыбка стала чуть смелее, — Все-таки не станешь? Тогда, может, сделаем иначе?

Он потянулся, ухватил Дилюка за запястья, прерывая ход его мыслей, и прижал к себе. Склонился и утянул в жаркий поцелуй.

— Я с ума схожу от тебя, от твоих губ, от твоих рук, от твоей красоты, Дилюк. И в этом нет никакой игры. Я мечтал все это время взглянуть на тебя, скучал по тебе, искал встречи с тобой. И если ты все еще хочешь арестовать меня, то можешь попробовать, но, знай, я все равно сбегу, и ты ничего не докажешь. А потом я снова вернусь, и буду целовать тебя, и говорить, как ты прекрасен. До тех пор, пока ты не поверишь.

Каждое слово отдавалось теплом где-то под диафрагмой, и ему отчаянно хотелось думать, что Кайя действительно имеет в виду то, что говорит. Хотелось потеряться в касаниях их губ, в дикой игре языков, в сильных руках, гладивших его по плечам и по спине. Хотелось больше, ближе…

Он вывернулся из объятий и резко отскочил в сторону.

— Даже если и поверю, я все равно должен тебя арестовать. Я — капитан рыцарей, а ты — преступник. Я сразу сказал тебе, что ничего не получится!

Кайя смотрел на него с такой понимающей улыбкой, что это выбивало землю из-под ног, и, если Дилюк не начнет действовать прямо сейчас, то снова растеряет всю решимость. Он снял пару наручников с пояса и решительно застегнул их на чужих запястьях. 

— Ну, будь по-твоему, мой милый, — усмехнулся тот и послушно пошел за ним следом, — Вот только, как я и сказал — ты ничего не докажешь.

— У тебя в кармане краденый камень и светится глаз, что ты имеешь в виду — ничего не докажу? — Дилюк тянул его за собой, избегая смотреть в лицо, чтобы случайно не поддаться слабости, увидев очаровательную белозубую улыбку и не освободить того, за кем охотился уже полгода.

— О, дай-ка покажу, — Кайя плавным движением обошел его вокруг, проводя рукой по талии и встал с победной улыбкой. В одной руке у него был ключ, а в другой расстегнутая пара наручников, — Вот так. Увидимся еще, мой драгоценный.

Пока Дилюк осознавал, что произошло, Кайя успел бросить наручники на землю и скрыться за углом городской стены. Капитан бросился следом, но завернув, понял, что там уже никого не было. Легкий бриз гладил поверхность травы, срывая шапки с одуванчиков, ярко улыбалась луна, где-то в миллионах световых лет горели звезды. Воришки нигде не было.

***

Дилюк был уверен, что после событий недавней ночи больше никогда не увидит Кайю. Тот сбежал и теперь будет прятаться от него. При этой мысли что-то неприятное заворачивалось в груди, оставляя его на протяжении нескольких дней с головной болью каждый раз, когда он пытался об этом думать. 

Он же поступил правильно. Так, как должен был поступить порядочный рыцарь — попытался арестовать преступника. Почему же тогда он тонул в сожалениях, и так хотелось повернуть время вспять и принять другое решение? Каким должно было быть это решение, он старался не задумываться, потому что отпустить вора, которого искала половина Тейвата на протяжении последних нескольких лет, было мыслью абсурдной и сюрреалистичной. Даже если бы была возможность что-то поменять, он поступил бы также. Попытался арестовать, а когда тот сбежал, не сильно-то искал и никому не сказал об их встрече. 

Дилюк потер виски. Да, и вот так уже несколько дней. Он застревал в этом замкнутом круге и никак не мог найти из него выход. Глаза автоматически бегали в поисках вспышки ультрамарина и бронзы где-то на периферии, и, в тот момент, когда она неожиданно обнаружилась — спустя примерно неделю — так беззаботно, словно ничего не случилось, бредя по тротуару, ему пришлось ущипнуть себя за запястье, чтобы убедиться, что это был не сон.

Бледная кожа покраснела, и он зашипел от боли. Нет. Не сон.

Возмущенно воззрившись на легкомысленно насвистывающую что-то фигуру, он покачал головой, удивляясь наглости воришки, и шустро направился в его сторону, собираясь сказать ему пару ласковых.

Кайя со знающей улыбкой застыл, когда услышал приближающиеся шаги и повернулся к Дилюку. Его глаза снова были перевязаны темной тканью, на плечах висел потрепанный черный плащ.

Не особо церемонясь с самоуверенным нахалом, капитан подхватил его под локоть и затащил в ближайший безлюдный переулок.

— Ты что себе позволяешь? — зашипел он, прижав воришку к стене.

— О, мой капитан, давно не виделись, — улыбка проходимца засияла ярче его глаз в ту ночь.

— Ты совсем совесть потерял? Ты думаешь, я во второй раз тебя не арестую? — проигнорировал ласковое приветствие он.

— Во второй раз? — Кайя озадаченно склонил голову на бок, — Я не понимаю, о чем ты.

Дилюк поверить не мог, что тот на полном серьезе притворяется, будто не помнит того, что случилось неделю назад.

— Пойдем-ка со мной, рыцари будут в восторге, что Павлиний Глаз так глупо попался, — Дилюк потянул его за собой, Кайя с растерянным видом засопротивлялся.

— Эй-эй, я же ничего тебе не сделал. Какой павлиний глаз, о чем ты?

— Ты будешь еще и прикидываться? — взъярился капитан, — ну-ка снимай повязку.

Он снова придавил воришку к стене так, чтобы тот не дергался и потянулся к узлу на затылке.

— Не надо, Дилюк, — тихо и разочарованно прошептал Кайя, — Я же говорил — там нет ничего привлекательного.

Темная ткань упала в смуглые руки, кобальтовые ресницы затрепетали, и воришка открыл веки. На капитана смотрели два абсолютно слепых глаза, подернутых мутной молочной пленкой. Один из зрачков действительно казался звездочкой, но даже для того, чтобы разглядеть его, Дилюку потребовалось приглядываться.

— Ч-что это? — растерянно спросил он, не понимая, как такое возможно.

— Я слеп, мой драгоценный, я же говорил тебе. Я не знаю, зачем ты хотел на них посмотреть, в них нет ни пользы, ни красоты, — с горечью сказал Кайя и опустил голову.

— Но ведь… я видел… — жалобно проскулил капитан, — Они светились.

Воришка засмеялся.

— Может, тебе просто приснился сон? — он попытался накинуть ткань назад, но Дилюк остановил его, — Или ты видел кого-то другого?

Капитан замер на последней фразе. Этого не могло быть, это совершенно точно был Кайя. Он был уверен в этом. То же лицо, пусть и скрытое маской, та же улыбка, тот же тон кожи, та же манера флиртовать.

— О, и вправду видел? — воришка игриво улыбнулся, — Может, ты даже не просто виделся с ним. А позволил себя касаться, как и мне?

Он притянул капитана, ласково провел пальцами по щеке и приблизился к его губам.

— Или даже позволил целовать себя? — прошептал он и прижался к чужому рту.

Мысль о том, что он действительно мог быть с кем-то другим вызывала отвращение. Потому что Дилюк точно знал, что это был Кайя. Он бы не перепутал его с каким-то незнакомцем, который неожиданно знал о нем ровно то, что знал этот проходимец, и его поцелуи ощущались так же, и руки у него были такими же прохладными. Мерзавец снова играл с ним. Дилюк пока что не знал, как именно, но он обязательно выяснит. И теперь его фраза: «Ты ничего не докажешь», — начинала иметь смысл. Капитан не мог притащить в Ордо какого-то слепого бродяжку, когда единственным, отличительным знаком Павлиньего Глаза были его светящиеся глаза.

— Подлец, — Дилюк оттолкнул его и отлетел к стене противоположного дома.

— Ну, что я в этот раз сделал не так? — устало вздохнул Кайя, все-таки, надевая свою повязку назад.

— Я знаю, что это был ты. И я выясню, что за трюк такой странный ты используешь. Ты прав, я ничего не могу сейчас доказать. Но подожди, и я доберусь до тебя, — стиснул зубы Дилюк.

Кайя улыбался и молчал с выражением безысходного принятия на лице. Капитан развернулся и, расправив плечи, вышел из переулка, не оглядываясь.

***

Шло время, а расследование, конечно же, никуда не двигалось. И целая гора перевернутых в библиотеке книг так и не дала ему ответа, что это был за фокус с глазами. Кайя больше не появлялся на улицах, местные бродяжки пожимали плечами и говорили, что давненько не видели подозрительного иностранца. Дилюк злился. Дилюк скучал. Дилюк хотел его снова увидеть. Почему-то в тот день, когда он так опрометчиво ушел, то был уверен, что Кайя теперь целенаправленно будет постоянно болтаться вокруг и доводить капитана до белого каления. Он оказался неправ, и от этого осознания лез на стену. Если бы он знал, что больше не увидится с ним, то, может, сказал бы что-то другое. Может быть, хотя бы не оттолкнул так быстро. Может быть… Да что уж теперь. Он сам все сделал своими руками. И его чувство долга все еще убеждало, что все было сделано правильно. Его ждет удачный красивый брак и горсть детишек, а не слепой бродяжка. Вор века, если быть точным. Именно так его называли все газеты, что он успел прочитать. С прохладными, осторожными пальцами; ласковыми губами и мягким голосом, снова и снова шептавшим ему комплименты; белозубой улыбкой, в которую Дилюк был влюблен безнадежно и, кажется, навсегда.

И снова он вернулся к тому, с чего начал: в чем бы его благоразумие не пыталось его убедить, он скучал, он хотел увидеться с ним снова. Хотя бы еще раз.

Он брел по пустым вечерним улицам в сторону своего особняка и напряженно оглядывался по сторонам в поисках любимых цветов — ультрамарина и золота. Вокруг же была только тусклая серость, полная таких же бесцветных людей, бесцельно бредущих куда-то.

Аделинда встретила его ласковой улыбкой и взволнованным взглядом. Она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать — что-то произошло. Но была достаточно тактичной, чтобы не лезть к нему в душу, когда ее туда не приглашают. Поэтому она просто проследила взглядом, как ее воспитанник, отказавшись от ужина, поднялся наверх и отправился прямиком в свою спальню.

Окно было открыто нараспашку, ветер трепал легкие занавески из стороны в сторону. На подоконнике что-то лежало. Что-то, чего там быть не должно было. Настороженно Дилюк подошел поближе и понял, что это была записка, прижатая камнем. Сердце быстро застучало, одеревеневшие пальцы медленно выбросили камень из окна, неловко, путаясь друг в друге, развернули листок. В его жизни существовал только один человек, который мог прислать записку таким странным образом, и он страшился ее содержания, и в то же время, все его существо жаждало узнать, что там внутри.

«Полночь, открой окно». И маленький росчерк, образующий павлинье перо. В этот раз ни сердечка, ни дополнительных приписок. Что-то глубоко внутри ему подсказывало, что их разговор придется Дилюку не по душе. Но он топтал в себе эти мысли. Какая разница, о чем говорить — он снова его увидит. Как и хотел. 

Взгляд на часы. У него было еще немного времени для того, чтобы спуститься к ужину — порадовать Аделинду — принять душ, переодеться и, возможно, еще немного поработать — он взял с собой кое-какие бумаги, которые, казалось, никогда не кончались.

Мир неожиданно стал выглядеть немного ярче, а настроение было уже не настолько подавленным. 

***

Легкий ветерок трепал его распущенные волосы, на столе стоял подсвечник с несколькими свечами, тускло освещавшими очередной отчет, Дилюк периодически посматривал на часы — время уже перевалило за полночь, и он начинал думать, что никто сегодня не придет. Может быть, в записке была дата, а он ее не увидел?

— Погаси свечи, Дилюк, я хочу видеть тебя сегодня, — раздался тихий, мягкий голос со стороны окна. Он обернулся, и замер, забыв, как дышать. У окна стоял Кайя, на нем снова была странная острая маска, закрывающая один глаз. Второй мерцал и переливался цветами павлиньего глаза. За спиной светила полная луна, делая его силуэт нереально прекрасным, создавая вокруг невесомый голубоватый ореол. Глубокие тени падали на его простую белую рубашку и темные брюки, усиливая контраст и ощущение, будто все происходило во сне.

— Кайя, — капитан соскочил со своего места так быстро, словно его собеседник уже убегал от него.

— Свечи, — склонив голову, напомнил тот, заставляя Дилюка нахмуриться, — Ты разве еще не понял, мой драгоценный? Я вижу только в темноте.

Дилюк ничего не понял даже после того, как ему сказали напрямую, но свечи послушно задул, оставляя их в полумраке лунного света.

— Почему в темноте? — озадаченно переспросил он, делая шаг навстречу подходящему ближе бродяжке.

— О, там, где я родился, нет дневного света. Это место находится под землей, — охотно ответил Кайя, заключая Дилюка в объятия, — И моим людям пришлось научиться видеть в темноте. Поэтому мои глаза устроены иначе.

— А днем?

— А днем ты видел меня. Я слеп, как крот. Это правда, — он вплел пальцы в тяжелые пряди.

— Зачем ты мне все это рассказываешь? Я ведь пытался уже тебя арестовать, теперь зная все это, я могу попытаться еще раз, — утомленно привалился к его плечу Дилюк, расслабляясь в чужих руках. Хотя бы на секунду.

— Потому что я пришел попрощаться, мой драгоценный. Я оставлю твой город в покое, и скрывать от тебя все это нет смысла.

— Ты… уходишь? — капитан поднял голову и заглянул в переливающийся глаз, сквозивший печалью, — А как же «Я снова вернусь и буду целовать тебя пока ты не поверишь»?

— О, я бы с удовольствием, но мне казалось, ты ясно дал понять, что у нас с тобой ничего не получится, и ты продолжишь охотиться за мной? — усмехнулся Кайя.

— Ну, я мог бы закрыть глаза на твои прегрешения, если бы ты прекратил красть? — предложил Дилюк мысль, которая не давала ему покоя уже несколько дней. Он все прокручивал в голове варианты того, как могло бы сложиться их будущее, если бы не…

— Ты знаешь, ответ, мой милый. Я не могу этого сделать, — ответил тот, не задумываясь, словно за его поступками была скрыта какая-то великая миссия, а не жажда наживы.

— Неужели, тебе не хватит тех денег, что у тебя уже есть? Я помогу тебе найти работу, даже на винокурне, если хочешь. Ты мог бы остаться прямо здесь, со мной, — все еще цеплялся за свой вариант Дилюк.

Кайя засмеялся. Ласково потрепал капитана за щеки.

— Нет, моя радость, так не выйдет. Я продолжу заниматься тем, чем занимался всегда, ты продолжишь охранять свой любимый город. И раз уж мы не можем делать это вместе, значит, нам придется разойтись по разным местам. А чтобы твой моральный компас не страдал так сильно оттого, что ты не арестовал меня — проверь историю тех вещей, что я украл. Ты увидишь длинный кровавый след, что за ними тянется. Думаю, тебе станет немного легче.

— И… куда ты отправишься? — тихо спросил Дилюк, подставляясь под нежные ладони.

— В Снежную. Слышал, там много у них хранится… занятных вещиц с мутной историей, — Кайя отстранился и внимательно всмотрелся в лицо капитана, словно ища там что-то. Потом вздохнул и отпустил его, — Я буду скучать по тебе, мой драгоценный.

— И. И все? — бледные пальцы намертво сомкнулись на светлой ткани чужого рукава, отчаяние заливало все его сознание, — Ты вот так просто сейчас развернешься и уйдешь?

— Нет, — наверное, все-таки, увидев то, что искал, Кайя в мгновение снова приблизился, сжал Дилюка в своих объятиях и утянул того в жадный поцелуй. Глубокий, пылкий, влажный, до горящих легких, до сбитого жаркого дыхания. Его пальцы впивались в бока, забирались под ткань рубашки, гладили тонкую талию.

— Проведи эту ночь со мной, Дилюк. Ты — моя сказка, ты случился так неожиданно, так непредсказуемо, перевернул мне все планы, отнял у меня сердце. Подари мне хотя бы воспоминания, всего лишь одну ночь, прошу тебя, — надрывно шептал он между поцелуями. Лихорадочно, бесконтрольно.

Не отрываясь от губ, о которых мечтал последние несколько дней, Дилюк толкнул его в сторону кровати и, опрокинув, уселся сверху, молчаливо давая согласие.

Они срывали друг с друга одежду в попытках дотронуться до каждого миллиметра обнаженной кожи, касались, тянули, царапали, целовали и вылизывали. В ночной тиши раздавались тихие стоны и вздохи, шорох простыней, влажные шлепки кожи о кожу. Выгнутая в лунном свете спина; царапины на лопатках; засосы на плечах; светящийся, полный бережного восхищения взгляд открытого глаза со звездочкой в зрачке; и влюбленный взор пары алых, широко раскрытых, пытающихся запечатлеть на сетчатке каждый миг.

Рассвет застал их утомленных, в объятиях друг друга, полных, преисполненных, горьких, знающих, что скоро все закончится.

— Спи, мой Дилюк, мое солнце, моя луна и все мои звезды. Спасибо, что подарил мне себя хотя бы на несколько часов. Я буду помнить эту ночь всегда, — шептал Кайя, падающему в глубины сна партнеру, заботливо укутывая его плотнее в одеяло.

***

Утро встретило Дилюка в одиночестве. Вторая половина кровати была холодной — наверняка, Кайя ушел, как только тот уснул. Пока еще совсем не рассвело, и пока он мог еще хоть что-то видеть. 

Вставать совершенно не хотелось, не хотелось ничего делать, хотелось просто лежать здесь, а потом однажды открыть глаза, а Кайя снова рядом.

Но, конечно, позволить себе такой роскоши он не мог. Он сел на постели, сбрасывая с себя одеяло, и его ладонь уперлась в лист бумаги и маленький мешочек бордового бархата поверх. Нахмурившись, дрожащими руками он развернул записку.

«Клянусь, я его не украл. Просто хотелось оставить что-то после себя. Если не нравится, выброси и забудь». И подпись в углу. Росчерк, напоминающий павлинье перо, и «Навеки твой», приписанное снизу.

Дилюк развязал мешочек, и на ладонь выпал тонкий золотой ободок, украшенный россыпью разноцветных камней. Он примерил его и понял, что оно садится на палец идеально. В голове всплыла сцена, как Кайя однажды стянул у него кольцо с печатью Рагнвиндров. Неожиданно ситуация заиграла другими красками. Этот гад ведь уже тогда искал подарок для него и пытался узнать размер. И уже тогда, скорее всего, знал, что ему придется уйти.

Что-то тугое и горькое свернулось в груди, лишая дыхания. Он с самого начала знал, что их история не может закончиться иначе, но это знание не могло забрать его печаль. 

Он со злостью смял записку в руках и увидел, что что-то еще написано на другой стороне. Аккуратно развернул. «Еще увидимся, мое сокровище. Ты знаешь, как меня найти».

Капитан вздохнул. Так, значит? Значит, Кайя решил снять с себя всю ответственность и намекнуть, что готов вернуться, если Дилюк позовет. Если решится переступить через принципы ради собственного счастья и разрешить вору разгуливать по городу. Если бы все было так просто.

Бережно сложив клочок бумаги, он поднялся и раскрыл тяжелые портьеры, впуская свежий бриз и яркий свет в комнату. Покрутил новое кольцо на пальце, любуясь, как камни играют и переливаются. Может, однажды…