18.07.2016, раннее утро
"Под уговорами Рейна, я принял решение повременить с беглым осмотром нашего пленника. Согласно имеющимся данным, русалки, как и дельфины, являются обладателями чрезвычайно развитого интеллекта. После поимки, будучи в заключении без соответствующих мер безопасности, эти существа могут пойти на крайние меры. В числе прочих, самоубийство.
Данный образец столь ценен, что я не могу себя заставить допустить хоть малейшую угрозу его жизни. Даже если под вопросом окажется моя собственная".
Я строчил в дневнике букву за буквой, и внутри меня крепла решимость, заметная, как каждая чернильная клякса на листе, но разум зациклился на тёмных глазах, а холодный пот продолжал обливать мою спину.
"Сегодня перед рассветом я начну процесс приручения особи по образцу диких дельфинов. Пусть на данный момент невозможно определить, насколько высок интеллект русалки, я хочу осуществить попытку контакта и уповаю, что его настороженность в отношении меня по итогу ослабнет..."
Тук, тук, тук. В дверь неожиданно постучали.
— Десаро?
Рейн.
Я закрыл дневник и спрятал его под кровать — подальше от чужих глаз. Если он узнает о моих намерениях, то ожидаемо воспрепятствует им. В его понимании, природа русалок всенепременно кровожадна и жестока, они такие же питомцы, как белые акулы, и наблюдение за ними возможно только с безопасного расстояния. Клейн — мой наставник, а его достижения в области мистикобиологии куда значительнее моих, посему я никак не смогу его убедить присоединиться ко мне.
Как только дневник оказался спрятан, Рейн вошел в каюту. Я же упал на матрас и притворился глубоко спящим, наблюдая сквозь прищуренные веки его приближение. От его наклона на меня упала чёрная тень.
— Притворство не эффективно, особенно если я слышал, как ты подготавливаешь реквизит.
Я смежил веки и чмокнул губами, поддерживая игру. Некоторое время пришелец терпеливо ожидал, прежде чем тронуть мою пострадавшую руку. Мой интерес в его дальнейших действиях прервало ощущение холода на кончиках пальцев, переросшее в жгучее подозрение, от чего я вскрикнул и с громким звуком покинул кровать. Рассмотрев, что происходит, я обнаружил, что это была всего лишь вата, пропитанная спиртовым раствором.
— Господи, ты решил меня из ума выжить?
За ярый оскал и взгляд мои руки оказались накрепко перехвачены. Рейн даже бровью не повёл, веселясь, но не позволяя внутреннему состоянию просочиться наружу. За скрипом зубов я пытался скрыть собственную досаду, на лбу даже выступил пот. Рейну доставляло удовольствие подобным образом издеваться надо мной — одно из немногих, а потому желанных развлечений в этом долгом и большей частью скучном морском путешествии.
Приставучий засранец.
Я отчаянно выругался. Ватный шарик прижимался до последнего и был убран лишь тогда, когда в глазах уже потемнело. Мой облегчённый вздох раздался уже с матраса, куда я откинулся, так и не высвободив из захвата руку. Не желая выпускать пойманное, Рейн притянул меня ближе, едва ли не касаясь своим носом моего собственного и грозя низким голосом:
— Не думай, что я не вижу твоих намерений, Десаро. Твоё любопытство аж в костях зудит, не так ли? Плохо же ты сегодня сдерживаешь себя.
Я замер, обливаясь холодным потом и, вдыхая запах сигар, исходящий от его тела, даже дыхание отчего-то замедлил.
— Это не так! Я осведомлён об агрессивности особи. По крайней мере, боюсь, как и любой человек, страшащийся смерти...
Махнув покрасневшей рукой, я уставился на него, ощущая искренний страх и вину, затопившую горло. Кадык Рейна небрежно дёрнулся перед моими глазами, а чуть выше раздалось фырканье, окатив меня воздухом из носа:
— Ты... и боишься смерти, Десаро, неугомонный ученик?
Я поспешно закивал. Наконец, хватка ослабла, однако облегчение не продлилось долго, потому как другой он по-прежнему держал меня за спину. Тело, что сильнее и больше моего, без труда вжало меня в стену, и тогда я предположил, что он собирается задушить меня, вместо этого он просто наклонил голову и выдохнул на самое ухо:
— Десаро, ежели я прознаю о твоих несанкционированных проделках, я тебя проучу. Матросы находятся под моим началом...
На фоне этого мне подумалось: "Боже! Его речи становятся всё более нелепыми, чем дольше я пытаюсь в них вслушиваться". Мой наставник человек откровенный, а матросня без ума от его пошлых наклонностей. В последние месяцы я обнаружил, что отпустил над собой контроль, уже давно привыкший к раскрепощённости, и неужели сейчас я поведусь на столь нелепую провокацию?
Приподняв голову, я оказался с его лицом своим тет-а-тет, приоткрыл рот и повёл речь спокойно и малость глумливо:
— После твоих "уроков" я получу возможность поколдовать над русалкой? Разве что ты не разрешишь дилемму в мою пользу.
Его мимолётное изумление стало ответом на мою нелепую фразу. Рука со спины резко и грубо съехала вниз, к копчику, и попыталась сорвать ремень. Мысль, что он, должно быть, издевается, подтолкнула меня к наигранному сопротивлению, но столкновение с его пахом развеяло все сомнения.
Тело мгновенно оцепенело.
То, что находилось прямо под животом Рейна, не испытывало ни капли смущения, вдавливаясь в меня. Дьявол побери, мой наставник и исследовательский партнёр — гомосексуалист, да к тому же испытывает влечение ко мне — собственному студенту!
Памятуя о близости в течение всей этой экспедиции, я подорвался с кровати, стукнувшись головой о перила, и попятился, с бледным лицом выставляя перед собой сразу три пальца:
— Сдаюсь! Бог свидетель, без чужих глаз я и близко не подойду к чану с русалкой!
Рейн развёл в стороны руки, бессильно заваливаясь на кровать. Вскинутые глаза обратились ко мне, а подтянутые ноги расставились, выпячивая напоказ эрекцию, скованную в штанах. Я провёл по лицу руками, чувствуя жар; шутка (пусть и сквозь зубы) должна была нивелировать нашу неловкость.
— Занятный агрегат. Побольше моего будет.
Тень от чёлки, упавшая на губу под опущенным взглядом, прочертила пикантную дугу на его лице. Жуткий холод, взбаламученный от основания моих ног, поднялся выше, и я едва сдержал желание распахнуть дверь и убежать, наблюдая, как Рейн медленно садится на матрасе, а после, наконец, уходит из комнаты.
Полагаю, он счёл отыгранную сцену удачной, а потому остановил свои домогательства, однако, к его сожалению, я атеист и ни в какого Бога не верю, а моя клятва — всего лишь пустой звук.
Ночь я провёл без сна в терпеливом ожидании, когда судно затихнет и погрузит вахтовиков хотя бы в лёгкую дрёму, перебирая в руках люминесцирующие палочки и мелкое оборудование для своей миссии, например, эхолоты и подводную камеру. Так я успешно взаимодействовал с некоторыми животными, и считал эти приспособления незаменимыми. Но важнее всего, конечно, собственный навык общения.
2:11 ночи — самый изнурительный этап. Бросив взгляд на электронный циферблат, я змеёй ускользнул в темноту. Без происшествий преодолев видимую зону палубы судна, мне ничего не стоило пробраться в нижний отсек.
Когда я отворил дверь в конце трюма, передо мной открылся вид на цилиндрический стеклянный резервуар, мерцающий в темноте зеленоватым светом. Я поднял флуоресцент в поисках бликов среди кустов искусственных водных растений, пока не напоролся глазами на изогнутую, стройную, тёмную тень. Русалка безмятежно плавала у вершины цилиндра: осунувшееся огранённое лицо мелькало средь прядей волос, будто у молчаливой банши в ночном небе, готовой в любой момент спуститься сюда и высосать из меня душу.
Я глубоко вздохнул, силясь сдержать нарастающую панику, и побрёл вверх по ступенькам вкруговую аквариума, но сердце всё не переставало бешено колотиться.