Я споро вернулся в свою каюту из нижнего отсека и, пока Рейн не обнаружил меня, кинул поклажу под кровать, избавился от мокрой одежды и скрылся в душевой. Когда он спросит, возможно, у меня будет причина ответить, что я его не услышал из-за шума воды, хотя даже для меня этот повод был абсолютно надуман.

Я с замиранием сердца прислушался к шуму снаружи и повернул маховик. Лейка окатила меня потоком горячей воды, в которой я торопливо начал себя омывать, но восстановить спокойствие процедура не помогла: русалочья вонь, оставшаяся на теле, очевидно, имела стойкость и вызывала головокружение, помимо ещё одного неожиданного последствия...

Прислонившись к стене, я глянул вниз.

Хозяйство между моих ног в какой-то момент ответило известной реакцией, и налилось кровью.

В такое-то время!

Смирившись с неизбежным, я протянул к стволу руку и стиснул распалённое достоинство, опёрся на стену, занимая удобное положение, и стал поверхностно тискать себя. Привычка заниматься рукоблудием во время банных процедур не была мне чужда, и в принципе считалась нормой среди двадцатилетних мужчин, однако в этот раз возбуждение ощущалось куда более интенсивным. Удовольствие неудержимо накатывало с каждым движением, заставая меня врасплох. Слабо потряхивало бёдра, горло наполнилось унизительным стоном, который я попытался сдержать, решительно закусив губу.

Взрыв удовольствия захлестнул мозг. Приподняв голову, я позволил воде течь по лицу, и, вслед за паром, будто стремился выскользнуть за пределы собственного тела — в морскую пучину. Перед глазами показались глубокие тёмно-синие воды, испещрённые мелкой паутиной волн, в которых я тонул, погружаясь на самое дно, в такой мрак, куда не пробивается солнечный свет.

Внезапно, из темноты показалась гибкая тень, разрезая собою воду и проясняя суть непрошенного виденья. По мере приближения ко мне, она становилась всё чётче. Вслед за тем мне показалось, как нечто влажное обвилось вокруг моих ног, сминая их у самых ступней, и глубокий голос вновь поразил на самое ухо:

— А... га... рес...

Агарес. Какому языку принадлежит это слово, что же оно собой означает?

Помнится, я это уже слышал не далее, как прошедшей ночью. Отчаянные потуги восстановить воспоминания упирались в безвозвратную потерю и жалкие остатки, которые не удавалось собрать воедино, словно кто-то намеренно разрезал видеозапись и склеил несочетающиеся фрагменты между собой. Странное ощущение.

Голова плавилась под потоком воды, ударявшим мне в самый лоб, мысли разлетались, как птицы, оставляя меня наедине с предоргазменным удовольствием. Следуя естественному порыву, я нетерпеливо толкался в ладонь, пока не наступила желанная кульминация под неуходящий из воспоминания призрачный голос, тянущийся на одной ноте.

После извержения всегда наступало временное беспамятство, однако сегодня я отходил от неги слишком уж долго. Приличное время спустя я по-прежнему маялся от головокружения и не мог удержаться на ногах ровно, что, скорее всего, было связано с ночью, прошедшей без сна.

Холод также не помог мне прийти в себя, когда я выключил воду и, встряхнув головой, опёрся на стену с тяжёлым дыханием. Оставшаяся вода стекала по шее, капала с мокрых прядей; перед глазами тревожно всё плыло, напоминая заросли водорослей, а те — пряди русалки, сквозь которые на мир смотрела пара тёмных звериных глаз. От ощущения чужого непрошенного взгляда, кожа обратилась гусиной.

Всего лишь несколько минут назад я упивался сексуальной фантазией об этом животном. Меня и впрямь одолевает желание обладать тварью, не человеком!

Боже, я доведу себя до безумия своими исследованиями.

Поднеся к губам руку, я со всей силы впился зубами в костяшки, но этого оказалось бесконечно мало — и я в сердцах зарядил кулаком по стене. С пальцев вниз лениво стекала кровь, и я взвыл от боли, но стыд за собственную извращённость пересиливал физический дискомфорт, память услужливо подбросила только покинувшую меня фантазию: обнажённые тела неистово сплетались друг с другом, рыбий хвост быстро двигался меж моих ног, как будто мы... совокуплялись.

Как я вообще смел допустить подобную прихоть?

Из-за своей научной занятости, я упустил возможность обзавестись сексуальным опытом, однако мои собственные познания в биологии позволяют предположить, как это могло бы происходить между двумя мужчинами. Внешнее строение тел русалок во многом схоже с человеческим — следовательно, и сексуальное поведение также должно быть схожим. Мысли привели меня к тому, что уши сгорели от прилива в них крови, и я не смог быть более благодарным за то, что это всего лишь воображение — в реальности подобного не случится.

Должно быть, я просто устал. Похлопав себя по лбу и внутренне разрешив разногласия, я взял со стены банное полотенце и едва успел обернуть его вокруг бёдер, как сзади раздался щелчок — и запертая дверь оказалась кем-то открыта.

Моему страху вторил знакомый раздавшийся голос:

— Уоллис, что ты творишь? — Рейн даже не пытался скрыть своё недовольство.

Раскрытие моего алиби наставником я допустить не мог, и потому задумался, облокотившись на стену и, изображая послебанную леность, развернул лицо вполоборота:

— Что случилось, дорогой друг? В честь чего спешка с утра пораньше?

В дымке конденсата лицо Рейна виделось мрачным и пепельно-бледным, однако взгляд ястребом метнулся от спины к моему полотенцу. Зловещее предчувствие стремглав кинулось к горлу прямо от моего сердца. Зная о его притязаниях на мою честь, оставалось лишь пожалеть, что мой халат остался в каюте.

Чувствуя себя, как опрокинутый на спину жук, я неловко проследил рукой вдоль своей шеи, теснясь от него прочь задом к двери.

— Слушай, — сказал я ему, — здесь припекает, и поэтому, может, выйдем, чтобы всё обсудить?

Закончив речь, моей следующей целью стал выход недалеко от Рейна, но, увы, наставник оказался быстрее: высокое тело отрезало путь, как только он обернулся и с щелчком запер нас здесь. Проследив за выпирающими на его руках венами и встретившись с горящим требованием его карих глаз, мне вспомнилась сказанная им недавно угроза, и ноги сами сделали шаг назад, а руки — подхватили полотенце, которое намеревалось упасть.

— Рейн, я...

Сглотнув, я не успел ничего объяснить. Неоконченное оправдание было прервано резким движением вперёд, по итогу которого меня прижали к двери, широкая грудина Рейна упёрлась мне в спину, выбивая от шока весь дух.

— Что я тебе сказал вчера вечером, м?

Чужая рука потянула за край полотенца. Насилие — не то, чего ожидаешь от Рейна: обычно, если не происходило ничего экстраординарного, он выглядел как типичный учёный — скромный и мягкий, однако его новая модель поведения опровергала привычный уклад. Закралось неприятное подозрение, что у него могла прогрессировать шизофрения.

Признаться, в тот момент я испытал настоящий страх, потому как меня застали врасплох. Спина окатилась холодным потом.

— Не понимаю, что причиной твоего состояния, Рейн, приди в себя!

Наставник фыркнул, и от его ухмылки стало во много раз хуже:

— Забыл? Или мне напомнить тебе делом? Я просил не приближаться к существам вроде русалок, в противном случае ты можешь пострадать. Так скажи мне, кто уронил люминесцирующую палочку в резервуар?

Дыхание спёрло от досады на свою невнимательность, а желание убиться об стену довершило картину. Оправдания вмиг стали тщетны, но я всё же не мог не попытаться:

— Возможно, только возможно, она тогда обронилась ещё на палубе, но, клянусь тебе, я туда не ходил!

— Лимит доверия твоим клятвам исчерпан, Десаро, маленький ты законченный... лгун.

От вновь названного моего имени в груди разлился досадливый холод. Он судил меня так, словно проводил посмертное вскрытие. Правой рукой он крепко обхватил меня, а левой безапелляционно избавил от банного полотенца — единственной преграды между ним и моей кожей. Стало понятно, что Рейн говорил всерьёз, и на этом судне спасать меня попросту некому.

— Рейн, не твори ерунды, я ведь всё ещё твой подопечный!

Зарычав, я отскочил, заметавшись зайцем, но разница наших возможностей была удручающе колоссальна, а пространство для манёвра — ничтожно узким, учитывая мои ягодицы, на которые всё ещё покушались. Но я бы предпочёл не продлевать эту пытку, потому что сопротивление делает всё только хуже.

— Если тебе станет легче, Десаро... я давно этого хотел, — признался наставник рычаще-умоляющим тоном. Стиснув мои руки в полицейском захвате в одной, другой он огладил меня по затылку. — Я симпатизирую тебе с тех пор, как ты выбрал меня своим куратором. Если будешь послушным, смогу выбить для тебя государственный гранд на изучение русалок, и ты прославишься на весь мир... лучший биолог, чем Дарвин или Уоллис, вместе взятые.

В течение томительных секунд я обдумывал это предложение, и не потому, что оно меня привлекало, а потому, что даже в страшном сне не предполагал, что мой выдающийся наставник и партнёр по исследованиям будет соблазнять меня так неприкрыто нагло. Просто нелепо, как он старается променять меня, своего ученика, на возможность переспать с молодым телом, а всё оттого, что я жил в закрытом академическом мирке и до победного отказывался воспринимать реальность. Которая оказалась жестока.

— Согласен, Десаро? — Рейн, прозрачно намекая, огладил меня по груди и, вздохнув, оцеловал мою шею, в его голосе разливалась победа. — Какой запах, какой запах, ты сводишь меня с ума...

Я шарахнулся от его ласк, как от удара током, чувствуя отрезвляющую силу унижения, приведшую меня в ярость, и закричал:

— Отказываюсь! Рейн, твоё предложение мне отвратительно, и я более не желаю видеть тебя в роли своего наставника. Мы должны прекратить. Ты отвратительный человек!

— Ой ли, разве я давал тебе добро на отказ?

Рейн вдруг заливисто расхохотался. Схватив меня за руки и притянув к себе, он поднял моё лицо, вцепившись в волосы на затылке, и заставил встретиться с ним взглядом. Я ответил на его вызов, стиснув зубы и сделав лицо кирпичом, дабы он увидел, что я не слабак, но этот мужчина, старше и сильнее меня, остался глядеть свысока.

— Отказываюсь, Рейн. Не вынуждай меня разочаровываться в тебе.

Его маниакальная гримаса под моим взглядом постепенно растворилась, оставив на лице сдержанную подавленность, брови нахмурились, и он, склонившись над моим ухом, прошептал:

— Десаро, ты простодушен. Когда-нибудь благочестивость, с которой ты противостоишь мне, рухнет под гнётом страшной реальности, и ты падёшь вместе с ней. Я жду этого. Твой миловидный лик так и манит, я практически влюблён... — Рейн наклонил лицо, будто собираясь поцеловать.

Я отвернулся, попытавшись закрыться, но внезапно налетел на дверь позади, больно приложившись головой — вокруг всё закружилось. Ноги перестали держать, и в воздухе разлился знакомый запах, а в душевой сгустилась знакомая тьма. Ничего не видя, я почувствовал, как Рейн внезапно отпустил моё тело, будто его что-то уволокло, а потом в темноте раздался стон, словно он был чем-то напуган.

— Шторм! Шторм! — доносились снаружи крики матросов.

Мне стало всё равно, чем это обернётся, и я с грохотом выбил дверь, не успев вернуть полотенце. Голый, я вылетел в каюту и навалился на створку с той стороны.

За окном бушевали стихии, внезапно налетевший шквал ветра мотал судно, как поплавок; стекло изрезали линии капель, и из-за них ничего нельзя было рассмотреть.

Опершись на кровать, я присел, взял смену одежды и облачился, но, когда очередь дошла до пальто, моё внимание привлекла тень, на невообразимой скорости пронёсшаяся за окном. Мне стало любопытно, вдруг это что-то штормом унесло с палубы в море, однако через пару секунд я обнаружил на стекле странный след: в испарениях на гладкой поверхности виднелись неясные очертания, напоминающие отпечаток ладони, но между пальцами пространство оставалось наполненным, соединяя их в ласту.

То был след от перепончатой ладони русалки.