Неизвестно, сколько времени я провёл в забытьи прежде, чем очнуться.

Я всё ещё находился в промежуточном состоянии между сном и явью, когда близкий шорох заставил меня окончательно проснуться. Свет бил по моим глазам, заставляя закрыть их снова; я услышал, как некто встал, и его тень легла на мои веки.

Я предпринял ещё одну попытку посмотреть — и передо мной возникла фигура Рейна. Он приблизился ко мне и склонился, удерживая на лице знакомую улыбку, но его гримаса вызвала у меня ощущение фальши и неадекватности, потому как я до сих пор воскрешал в памяти его холодное равнодушие, которое не смог скрыть от меня дождь. Наставник водил меня за нос кругами, начиная от его личности, и завершая целью настоящей экспедиции, посему я не знал, где заканчивается ложь и начинается правда.

Нахмурившись, я молча воззрился на него в ответ, борясь с накатившим головокружением, не имея никаких сил поддерживать разговор. Рейн, как ни в чём не бывало, кивнул и первым задал умеренным тоном вопрос:

— Наконец-то, проснулся. Полегчало тебе?

— Да.

Я холодно улыбнулся, сплюнув несколько слов, и незаметно приготовился хорошенько врезать по его отвратительной лживой морде, но, когда попытался двинуть рукой, то обнаружил, что моим намерениям препятствует нечто — руки оказались прижаты по бокам к тому месту, где я лежал, будучи зафиксированные ремнями, словно я буйнопомешанный. Бёдра замотали в бинты, а пах прикрыли нижним бельём, остальное лежало отдельно в изножье кровати.

Моё положение заставило меня ненадолго смутиться. Я поднял веки и сконцентрировал в своих глазах всю ярость, вонзая в него, словно нож:

— Рейн, что это ты намереваешься сделать?

Тот замер, а затем расплылся в коварной ухмылке.

— Ох, мой юный школяр, полагаешь, это я виноват? К этому вынужден был прибегнуть доктор, чтобы ты не пнул его, будучи в коме, борясь с кем-то так сильно, будто в тебя черти вилами тычут.

— Что за нелепицу ты говоришь?! — фыркнул я ответ, разозлившись из-за его неприкрытого откровения, и, вспомнив произошедшее в душевой, возмутился ещё сильнее. Рейн в задумчивости рассматривал моё тело и остановился на неприкрытых ногах с соблазнительной миной.

— Впрочем, над тобой хорошо потрудились. Выглядишь так, словно делаешь это специально. Сладкий пирожок, которому я точно не дам пропасть даром.

Говоря это, он оторвал взгляд от моих ног, и я не смог не посмотреть в ответ: его рука легла на мою здоровую ногу, и кожа под его грубой ладонью в мозолях покрылась мурашками. Разжав пальцы, я мог только приказать:

— Не трогай меня, чёрт побери!

И всё же в моём положении даже дерзкие слова не возымели эффекта, Рейн лишь заигрывающе присвистнул и, огладив меня по внутренней стороне бедра, в интимной манере провёл ладонью до щиколотки.

— Десаро, у тебя прелестная кожа. Гладкая, как у девицы.

— Уйди прочь! — моя злость так подмывала меня вскочить с кровати и силой отделать его. Конечности в напряжении потянули ограничители, соединённые с бортом кровати, и те громко лязгнули. У меня не было сомнения, что столь беспринципный человек, как он, попытается использовать кого угодно в своих интересах, и вполне может оказаться наёмником, жадным до чужих денег. В его глазах полностью растворились человечность, мораль, жизнь и смерть, оставив лишь желание заняться гомосексуальным сношением.

Словно в подтверждение моих подозрений, его рука меж моих ног, от которой хотелось укрыться, метнулась несколько вверх, накрыв мои репродуктивные органы, и потёрла, а затем потянулась ко шву, отчего я чувственно вздрогнул и мой голос дал петуха:

— Не трогай!

Я злобно воззрился на Рейна, силясь изобразить на лице холодное непреклонное равнодушие, но взгляд перемещался от разведённых ног к мужской руке на нижнем белье, и щёки неудержимо краснели от постыдной ситуации, в которую я угодил.

Я не мог не смутиться.

Как мужчина, я понимал, что другого это не сдержит, скорее, наоборот, станет подбадривающим обстоятельством продолжать искушение. Попытавшись скрыть свой румянец, я отвернулся в сторону, отчаянно тряся одним запястьем в надежде на высвобождение — и тут же почувствовал прикосновение к подбородку, которое насильно развернуло моё лицо к склонившемуся над ним человеку.

Рейн наблюдал за моим выражением с нескрываемым восхищением, словно питался просачивающимися наружу эмоциями. Я открыл рот и с силой впился в его палец, отчаянно молотя зубами по его фаланге, чувствуя, как ранил его до крови, но он лишь спокойно продолжал смотреть на меня, как будто не чувствовал боли, а затем произнёс:

— Меня никак не оставляет мысль, что ты в моём полном распоряжении, и как же нам с этим быть? Твоё выражение лица способно свести меня с ума, Десаро.

Закончив замечание, он резко сорвал один из ремней, сковывавших мои руки, чем дал мне свободу движения. Приобняв меня за талию, он воспользовался преимуществом, скользнув на кровать, и прижался к моему бедру: не почувствовать его возбуждение было нельзя, однако мне не дала издать ни единого звука его ладонь, спешно и плотно накрывшая рот.

Я мог только мычать и отбиваться от него свободной рукой, в попытке не дать стянуть с меня бельё; глаза были так налиты кровью, что сосуды вот-вот разорвутся. В тот момент мне казалось, что близость с Рейном опаснее нахождения в одной комнате с русалкой, и как я умудрялся быть настолько слеп, что не рассмотрел его притворство раньше...

— Десаро, вправду ли ты хочешь узнать обо мне и о цели нашего путешествия? — шептал мне на ухо Рейн, приподнимая рукой край белья. В отчаянии я замотал головой, давая понять, насколько это всё несущественно, а единственный приоритет для меня — это его отстранение. — Узнаешь, только позже, когда тебя посвятят. Разумеется, всё после того, как я тобой пресыщусь.

Он бил меня по ягодицам, развязно хохотал и, пыхтя, теребил за ткань. Разоблачившись по пояс, он накрыл мой рот ладонью. Не думая больше, я закричал, но тот, к кому я взывал, не отозвался:

— Агарес! Агарес...

Выбор удивил не только меня, но и Рейна, что прекратил свои издевательства и на несколько секунд затих. Вдруг он рассмеялся, словно услышал какую-то шутку, и на радостях вжался в мои бёдра своими.

— Захотелось экзотики? А ведь эта русалка тебя спасла... Сейчас чудовище валяется в резервуаре и подыхает.

Русалка умирает.

Голова взвыла, как от пощёчины, и в глазах потемнело от мыслей. Руки сжались в кулаки, и тогда Рейн, наконец, стянул с меня ткань по самые щиколотки: его горячий член в нетерпении мазнул по моим ягодицам, могущий в любой момент вторгнуться внутрь. Предвкушая боль, я зажмурился, утопая в чувстве стыда.

Тук, тук, тук.

Как нельзя вовремя раздался стук в дверь, и с той стороны прозвучал мужской голос:

— Профессор Рейн? Мне показалось, я услышал крик. Всё в порядке?

— Доктор, мне нужна помощь! Мне плохо!

Ухватившись за соломинку, я закричал, что есть мочи, и одновременно принялся рвать ремень на другой руке, борясь с сопротивлением чужого тела, выпихивая его со своего места. Высвободившись, я спешно натянул трусы и увидел, как Рейн отстраняется с недвусмысленным намерением на лице и выходит за дверь, не закрывая ту за собой.

Из-за полотна доносился негромкий разговор с доктором на непонятном мне языке, однако я уловил мягкие вопросы пришельца и его озадаченный тон, в связи с чем закралось сомнение, что врач здесь сам по себе и Рейну не подчиняется. Тот не только скрыл от меня свою личность, но вынужден был держать маску и при других людях. Была у меня надежда на свободное самостоятельное перемещение, но лишь в том случае, если удастся убедить доктора, что я вменяем — мне следует сохранять хладнокровие.

— Доктор, мне очень нужна ваша помощь, — сказал я спокойным голосом, как только тот вошёл в помещение, отчаянно молясь, чтобы он понимал по-английски. Но разглядев, кто передо мной, удивление точно ударило мне под дых, ведь им оказался мой давний знакомый — старший специалист в области биологии, которого я безмерно уважал. Вот уж неожиданная встреча!

Пока я терялся в собственных чувствах, он подошёл ко мне и, мягко улыбаясь, заговорил первым:

— О-о, разве это не выдающийся талант Санкт-Петербургской морской академии, юный Уоллис?

Его голос неожиданно вернул меня в московские вечера, которые я просиживал со своими коллегами с биофака за нескончаемыми исследованиями, не ведая сна и покоя, погрузив в своего рода оцепенение, которое спало, лишь он похлопал меня по плечу, вернув способность отвечать ему по-людски:

— О боже, господин Да Винчи, не ожидал вас здесь встретить. И простите мне мою глупость... — я почесал свой затылок. — Не могу не спросить, что это за место?

— А тебя разве не посвятили, дорогуша? — удивился мужчина и окончательно освободил меня от ремней. — Кажется, совсем недавно ещё был у Исландии? Сейчас ты находишься на морской базе биоисследований "Дарвин" под патронажем российских властей. Рейн сказал мне, что ты и — какая неожиданность — он сам прибыли сюда по распоряжению кого-то из правительства.

В те времена его похвалы казались мне притянутыми за уши, а мои собственные выводы — сомнительными. Очевидно, что данная миссия была частью моего дипломного проекта, но я и подумать не мог, что ложь Рейна скроет от меня участие во всём этом ещё и правительственных структур! Да кто же мой наставник, дьявол побери, такой?!

— Не могу не восхититься вашей находкой, господа: чернохвостая русалка — один из величайших прорывов последнего времени!

От его замечания внутри меня похолодело, и я вцепился в чужую руку:

— Где особь? Она умирает?

— Вздор! — рассмеялся Да Винчи. — Ему совершенно комфортно в нашем искусственном водоёме, однако сейчас он изъявляет нежелание сотрудничать и отказывается от любой предлагаемой пищи. Причина его поведения всё ещё устанавливается, — мужчина нахмурился, говоря: — Я так полагаю, эта пуля с анестетиком, которой выстрелил в неё Рейн, вошла слишком глубоко, из-за чего животное сейчас пребывает в стрессе...

— Проводите меня! — нетерпеливо потребовал я, позволив себе перебить его. — Я могу установить с ним контакт, Да Винчи, могу попытаться унять стресс, поэтому, пожалуйста, покажите мне, где вы содержите особь.