Проснулся посреди ночи я от лютого дискомфорта. Голова кружилась, тело горело, как в лихорадке, и стало неподъёмным так, что я едва мог пошевелиться. В ушах гремел непонятный шум. Казалось, что у меня сонный паралич, распространённый среди людей, мучающихся бессонницей. Возможно, я заснул всё же в слишком взбудораженном состоянии.

Выругавшись про себя, я стиснул зубы и заставил себя очнуться, вот только ощущение ловушки никуда не пропало, а шум из невнятного стал совершенно отчётливым — им оказался гул, будто из-под воды, постепенно складывающийся в слова, которые не были мне незнакомы...

— А... га... рес... Де... са... ро...

Спина вспотела мгновенно. Боже правый, это же голос самца! Но откуда он тут раздавался?

Едва не обезумев от ужаса, я завертел головой в поисках источника звука, и обнаружил, что тот исходит из записывающего устройства, установленного рядом с компьютером на столе. Облегчение от развеявшихся подозрений накрыло всё тело, избавляя от страха, будто особь могла покинуть резервуар. Должно быть, я забыл деактивировать компьютер перед сном. Мерфолк никак не мог покинуть пределов воды, в конце концов, каким бы сильным он ни был, он всего лишь существо из плоти и крови, которому нечего противопоставить прогрессивным средствам охраны.

Дотронувшись до своего лба и убирая с него промокшие пряди, я испустил вздох, прикрыв веки. И когда это, интересно, я стал так бояться русалок? Мне следовало привыкнуть, и как можно скорее. Я должен был адаптироваться.

Постаравшись абстрагироваться от голоса мерфолка, я потерпел неудачу. Тело нагревалось поминутно, словно я заболел, внутри всё закипало от накатывающего жара. Вторящее этому ощущение зуда, мурашками распространяющегося от поясницы по всему организму, заставляло метаться по постели, в желании встать и выключить, наконец, запись. Однако я не ожидал, что мои конечности окажутся настолько разваренными, и вместо того, чтобы встать, я скачусь с кровати медузой, без сил.

Стол был совсем рядом, но я не мог даже подняться.

Русалочий зов раздавался над моей головой. При не очень большой громкости динамиков, он гудел между моими ушами со стереоэффектом, будто Агарес перемещался от одного уха к другому, погружая меня в оцепенение. Я даже слышал его дыхание, тяжёлое от похоти, что сильна, как бушующее море, от которого учащается и моё собственное дыхание.

От собственных ощущений я вздрогнул. Не эту ли энергию имел ввиду господин Шиничи, говоря, будто русалки рождаются с такой способностью, я не знал, но голос становился всё сильнее, давил на позвоночник, раздраконивая внутренний зуд. С каждым моим движением, кости плавились, мышцы растворялись... с тем, чтобы под конец все мои ощущения сконцентрировались в паху.

Пятки дрожали, а сфинктер возбуждённо сокращался, акцентируя внимание на невыразимой внутренней пустоте в глубине моего тела.

Я потянул за резинку трусов, отчаянно надеясь, что это просто наваждение, вызванное неудобным бельём, но пустота внутри была настолько отчётливой, что моё самоубеждение провалилось. Организм действительно реагировал странно, и даже постыдно. Я хотел секса, но, увы, не с женщиной, а с мужчиной.

Блядь!

Я крепко выругался и затряс головой в попытке избавиться от подобной крамольной мысли. Воротник облепил шею петлёй, не давая вдохнуть. Силой вырвав несколько пуговиц, я огладил себя по взмокшей груди — кожа источала жар и раскраснелась.

Что же такое творится... Почему моё тело настолько опухшее, будто я пьян...

С закрытыми глазами тряска головой вновь не дала результата. Мне просто нужно встать и выключить долбаный звук!

Я сопротивлялся желанию плюнуть и запихать в себя пальцы, чтобы найти облегчение, о чём приходилось напоминать себе не раз, и не два. Подогнув ноги, я встал на колени, удерживая торс на дрожащих руках, потянулся и нажал кнопку выключения компьютера — зов, наконец-то, ушёл. А вместе с ним тотчас испарилось и странное вожделение, подкосившее меня, как марионетку, которой отрезали нити. Пот с ладоней оставил отпечатки на стеклянном полу, зрение застилали промокшие в выделениях пряди волос. Я откинул влажную чёлку и заметил своё неясное отражение в накапавшей подо мной луже.

Ужас, просто кошмар — обезвожиться так сильно за столь короткий временной промежуток.

Я протёр лоб и лицо, чувствуя, что даже ресницы увлажнились, словно я пробежал марафон. Люди также сильно потеют во время акта, — мысль из ниоткуда пронеслась в голове, потянув за собой целую вереницу чувственных образов, в попытке избавиться от которых прошлось хлопнуть себя рукой по лбу. О чём это я только думаю?! Я влез в кресло неподалёку, дважды стукнувшись головой о его спинку, боль окончательно избавила от наваждения, и я старался не думать о том, что только что испытал, отбиваясь от чувства стыда, будто стал жертвой чужого интимного домогательства.

Обладает ли голос русалок возбуждающими свойствами? Может ли оказаться, что они и впрямь настолько же чувственны, насколько утверждают легенды?..

Если так, то нечего и переживать. Всего лишь ещё одна интересная биологическая особенность.

Глубоко вздохнув, я задрал голову и откинулся на спинку кресла, снимая одежду, чтобы прогнать остаточный жар, а затем встал, намереваясь посетить душевую. Однако когда моя тень накрыла часть пола, сделав его куда более прозрачным, я заметил нечто странное на дне водоёма.

Из-под воды на меня смотрела пара раскосых глаз, излучающих слабое свечение, длинная чёрная тень терялась среди растений, которыми было усеяно резервуарное дно.

Не удержавшись, я вскрикнул и тут же заткнул рот кулаком, выпученными глазами глядя на чёрный силуэт подо мной, едва ли различая очертания русалочьего тела и то, как оно двигалось.

Стало очевидно, чем оно занималось.

Под стеклянным полом сейчас возлежал мерфолк, и от моего тела его со всей очевидностью отделяла лишь стеклянная перегородка. Он наблюдал за мной, с наслаждением прислушиваясь к моему голосу, под звуки которого занимался самым что ни на есть рукоблудием.