Обстановка вдруг закружилась перед глазами, в голове загудело, и я обмяк. Орган Агареса по-прежнему лип к стенкам моей кишки, распространяя хаотичную возбуждённую пульсацию. От остаточного удовольствия на ногах поджимались пальцы, и у меня никак не получалось найти силы выползти из-под его рыбьего естества, оставалось лишь извиваться всем телом, соскальзывать по миллиметру, чтобы, наконец, изгнать это из своего тела. Однако обстоятельства работали против меня, и с каждым таким движением стимуляция становилась только настойчивее, пронзая меня нестерпимым удовольствием, сопротивляться которому всё равно, что самостоятельно вытаскивать зазубренный кинжал из брюшины.
Выступивший пот заливал мне глаза.
В какой-то момент мелькнула шальная мысль завершить процесс в одиночку, но, памятуя о слежке, воспитание заставило согнуть колени и скинуть с себя тяжёлую тушу. В тот самый миг, когда я оказался свободен и в каком-то порыве глянул вниз, достоинство Агареса рефлекторно дёрнулось и плеснуло семенной жидкостью мне прямо в лицо — нос засвербил от специфического запаха, густо и липко отдающего рыбой. Субстанция медленно стала стекать по щекам.
Несколько секунд я был столь ошарашен, и осознал положение лишь после того, как автоматически протянул руку, вытереть чужое семя с лица. Если за монитором сейчас кто-то бдит, то для этого неизвестного зрелище, должно быть, интереснее гейского порно. Переполнявший стыд едва не валил меня с ног.
Судорожными движениями избавившись от эякулята, я разделся и отбросил куда подальше вещи, угвазданные русалочьими выделениями, затем поднялся и с силой пнул существо по хвосту. Тот завалился на бок, загнув один уголок, в то время как достоинство всё ещё стояло колом, готовое к продолжению сессии.
Взвыв, я схватил пару материалов и кинул их в Агареса, намотал на кулак его волосы, намереваясь вмазать в лицо. Злость застилала рассудок, и мне постепенно становилось плевать, настолько ли сильно воздействие анестетика, единственной моей целью стало глумление над особью в ответ на её надругательства надо мной.
Дрожащий кулак, увитый синими венами, остановился в каких-то сантиметрах от нечеловеческого лица. Суставы торчали белыми пиками. Я мог бы сломать его переносицу, мог бы изуродовать так, что больше ни одна даже океанская тварь и не посмотрит в его сторону, потому что он нарушил данное слово и достоин самого омерзительного презрения с моей стороны!
Но я не мог. И не потому, что у меня "доброе" сердце, а потому, что измывание над редким экземпляром идёт вразрез с исследовательскими принципами, и если Шакарал обнаружит нанесенные мною травмы, на её обвинение мне нечего будет ответить.
Забавно. Я не мог изничтожить тварь, даже после того, что она со мной сделала. Какой позор!
Глаза нашли хвостовой плавник, и через мгновение моя ступня прошлась по нему несколько раз. Как же хотелось, чтобы в этот самый момент Агарес из морской твари превратился в обыкновенного человека, чтобы я мог вдоволь его избить, не тяготясь угрызениями совести. Даже если это будет грозить мне тюрьмой, страх, наконец-то, отступит!
Бросившись в душевую, я, не жалея средств, смывал с себя остатки соития, понимая, что ни одна часть тела не осталась собой — всё было заляпано омерзительными рыбьими выделениями, даже мышцы и кости с их внутренней стороны. Ощущение запятнанности заставило меня сползти по стене и свернуться у пола, обнимая колени в детском жесте отчаяния, что вряд ли пришлось бы к лицу взрослому русскому мужчине... Если бы отец застал меня в таком положении, ремнём выбил бы из меня весь дух.
Ну почему? Почему со мной это происходит?!
Какую-то неделю назад я был нормальным студентом биофака и мечтал о карьере в изучаемой области, а сейчас вынужден прятаться по лаборатории от течного зверя, который уже несколько раз подверг меня изнасилованию, в тщетной надежде замять произошедшее или чтобы нас кто-нибудь не застукал.
Это конец.
Зарывшись пальцами в волосы, я почувствовал, как мои мысли червями извиваются под черепной коробкой. Стоит уехать отсюда, покинуть Исландию! И никогда больше не контактировать с русалками, чтобы не напороться на их гнев вторично. Следовало признаться самому себе, что сделанного не воротишь, а произошедшее, с учётом скрытых данных, придётся навсегда замуровать в собственной памяти — не выдавать никому и никогда в своей жизни. В голове вопило от боли.
Я заставил себя подняться, выключил воду и перво-наперво кинулся к столу, запрещая на нём удалённый доступ ко всему программному обеспечению, чтобы над устройством никто не успел поколдовать, а затем смёл и разбил вдребезги камеру с монитора всем тяжёлым, что обнаружилось на столе, только бы не сдаваться без боя. Затем была очередь зверя, в беспамятстве распластавшегося на стеклянном полу: шаг за шагом, еле передвигая ноги, я переместил его к цилиндру, в котором до него содержалась Лилит, запер резервуар на электронный замок и сбросил код — для надежности. Справившись, я опустился на кровать, потратив остатки сил на то, чтобы отправить сообщение Шакарал и её команде, после чего на мою бурлящую голову навалилась непреодолимая усталость. Закрывая глаза, мне удалось выхватить изображение проснувшегося в капсульном резервуаре Агареса, который, упёршись ладонью в стекло, смотрел на меня с нескрываемой нуждой. Его взгляд облепил всё моё тело, заставляя волоски от неясного предчувствия вздыбиться.
Я крепко обхватил сам себя, вжался в кровать и, не выдержав напряжения, заснул крепким сном.
***
Неизвестно, сколько продлилось моё забытье, но окружающий полумрак явственно намекал на то, что просыпаться я не спешил. Ноги несли меня в окружении стеклянных стен подводного резервуара, и знакомые декорации намекали на то, что я решил обратиться к событиям совсем недавнего прошлого.
Я ощущал пустоту, словно что-то исчезло, но, сколь бы ни силился, ничего выбивающегося из обстановки обнаружить не смог. Глаза следили за умиротворяющими перемещениями по ту сторону стекла рыб, чьи движения приводили меня в удивительное душевное равновесие. Ах, ну неужели! Я ведь приезжал сюда каждое каникулярное лето, когда мы с Да Винчи проводили совместные вечера за чтением и учёбой в обстановке неописуемо красивого аквариума.
Но где же сам Да Винчи? Я не успел высмотреть его, когда позади неожиданно раздался голос:
— Юный Уоллис, здравствуй, рад тебя видеть.
Заметив отражение знакомой фигуры в стекле, я обернулся, но позади меня никого не оказалось — только лужа воды да кучка водорослей в окружении влаги. По всему коридору тянулся длинный влажный след, переходящий в мокрые отпечатки человеческих ног... которые вели к неясному силуэту, находящемуся вдалеке.
То был не Да Винчи, но и не Рейн. С длинными волосами до самых щиколоток, человек приближался, капая на пол водой, стекающей с концов прядей.
Знакомый страх стиснул мне сердце, и ноги сами собой отступили на пару шагов, прежде чем я вжался спиною в стену, вздрагивая от холода, пробирающего меня до костей. Осознание, что это сон, не помогало проснуться, лишь парализовало сонную волю. Когда тень, наконец, стала различима в холодном свете постоянно движимых голубых волн, я разобрал бездушное злое лицо: глаза под светлыми ресницами в отсутствии всякого проблеска души в них поглощали мою собственную, словно бездна.
Отвратительный зверь не оставлял меня даже во сне, однако... Странность, что моя интуиция обнаружила раньше рациональной части, заставила меня медленно выпучить на него глаза в запоздалой реакции.
Рыбий хвост испарился, оставив вместо себя пару длинных и стройных человеческих ног, между которыми под ритм мерных шагов колыхалось темнеющее достоинство. Кто бы мог подумать, что моё гневливое пожелание и в самом деле станет реальностью — но только во сне? Однако силы, чтобы хорошенько навалять этому существу, отсутствовали у меня даже здесь.
В собственном сне я был более скован, чем в действительности: голова опустела, и можно было только желать пробуждения, в то время как тело оставалось неподвижно, позволив страшной фигуре приблизиться и вжать меня собой в стену, сминая грудными мышцами мои рёбра, которые над кожей прикрывала лишь тонкая ткань рубашки. Ощущения были настолько реальными, что чудилось, будто всё и впрямь наяву.
Я почувствовал, как его когти впились в мою шею и заставили поднять взгляд, который ослепил поток света из-за чужой спины, поэтому лицо осталось невидимым. Мои предположения оказались верны: в человеческом виде его рост в самом деле оказался порядка метров, благодаря чему зверь взирал на меня с высоты, подавляя морально и физически. Склонив голову, он уткнулся носом мне в шею, как раньше, влага с его волос тут же пропитала мне ткань.
— Выметайся из моего сна, — я задохнулся и неожиданно промямлил свою просьбу, задумывавшуюся приказом, не имея понятия, почему мне подобное снится и почему я не могу проснуться, неспособный отличить реальность от глупой фантазии.
— Десаро, — Агарес произнес мое имя на ухо, а потом заговорил на различимом русском языке: — Желаешь, чтобы я уподобился тебе? Тогда я сделаю это. Я буду действовать так, как именно того хочешь ты. Запомни... моё предупреждение.
Едва он успел договорить, когти перестали терзать мою шею и перебрались на челюсть, а влажные и мягкие губы впились в мои собственнически самодовольно, чем на несколько секунд выбили меня из колеи. Что он несёт? Значит ли его "предупреждение", что Агарес примет человеческий облик и продолжит преследовать меня даже на суше?
Господи, только не это! Если подобное во власти русалок, то мой побег из подводного комплекса начисто лишается смысла. И, несмотря на осознание, что это всего лишь кошмар, страх в нём был абсолютно реален — я закричал. И в тот же момент стены аквариума распались в ничто, погружая моё зрение в непроглядную темноту.
— Десаро? Десаро!
В собственном хаосе я едва ли расслышал мягкий женский голос, нетерпеливо зовущий меня, но вовремя распознал в Шакарал — неужели помощь, до которой я дотянул, благодаря чему не придётся прозябать больше наедине с чудищем, запертым в четырех стенах! Погрузившись в невероятное облегчение, я позволил себе расслабиться и понежиться ещё какое-то время в блаженстве спасения, но постепенно сомкнутые веки начинали вспарывать проблески света, вытаскивая меня из пучины дремоты. Надежда на лучшее заставила меня очнуться от сна.