Чимин стоит перед дверью своей квартиры, шуршит легким пакетом из магазина и гремит связкой ключей, слыша над ухом тихий вопрос от Намджуна:


      «Он уже не спит, да? Может, нам следует быть тише?»


      Это волнение со стороны альфы так ожидаемо, что до приятных мурашек по шее и насмешливой улыбки от воспоминаний минувших лет. Перед замужеством, когда они еще встречались, Чимин помнит, как его молодой человек так же спрашивал перед входом в его родительский дом поздним вечером. Родители их ждали, но волнение и переживания обоих перед знакомством, конечно же, все равно присутствовали.


      Да, Намджун — не альфа, на которого Пак потратил свои лучшие годы жизни, а Чонгук — не родители. Да и знакомы они уже, вообще-то, просто Намджун не желает нарушать сладкие грезы ребенка.


      Замок проворачивается пару раз, дверь скрипит приветственно, впуская тех, кого Чонгук ждал сильно-сильно, пусть и не знал, что папа вернется не один из утреннего похода в магазин.


      — Дядя Намджун!


      Чимин поверить не мог, что его Гуки так скоро привяжется к совершенно чужому альфе, что примет его новым членом семьи так просто, будто так все и должно быть. Мужчина смотрит на маленькие ручки сына, сжимающие загорелую шею Кима. Чонгука уверенно подхватывают, берут на руки так, точно он совершенно ничего не весит. Мальчишка глядит на своего папу с широкой улыбкой, глаза сонно потирает, все еще пытаясь отойти от ночных грез, лепечет просьбу, чтобы в следующий раз приход дяди Намджуна не был сюрпризом, и увлеченно начинает рассказывать альфе о своем сне. Снова школьнику снилась собака, то, как его Граф подружился с Лиссабон Джуна, как они в парке все вместе гуляли, уже с участием его собственного лабрадора.


      Омеге остается лишь разочарованно глядеть на Чонгука: нет, он не в ребенке разочарован, а в себе. Чимин в себе глубоко разочарован, потому что…


      — Я подарю тебе собаку, Гуки.


      …это не он может сказать своему собственному сыну. Это говорит ему Намджун, Ким Намджун, тот самый, с которым они вместе в парке познакомились. Потому что он не смог слепить из себя человека, хорошего и состоявшегося папу, что без вопросов может решить любое волнение любимого ребенка, исполнить его большую и дражайшую мечту на день рождения.


      «Я помогу тебе».


      Сегодняшние, еще не остывшие в памяти слова альфы вновь возникают в голове омеги, чуть не соскользнувшего в пучину самобичевания. Намджун еще ничего сделать не успел, но уже крепко держит Чимина над бездной, помогает ментально держаться на плаву, своим теплым взглядом и улыбкой с приятными на вид ямочками подбадривает, приговаривая, что у его семьи все лишь начинается, что еще ничего не поздно исправить. Никогда не поздно начать жить с чистого листа.


      Пака выводит из раздумий радостный вопль Чонгука. Ребенок с недоверием смотрит на альфу, переводит взгляд на папу, мол, а дядя Намджун точно не врет? Своими темными круглыми глазками Гук будто интересуется мнением единственного родителя насчет такого заявления со стороны их нового друга семьи. Чонгук умный: да, порадовался словам малознакомого альфы, но, как говорится, «доверяй, но проверяй». Что, если дядя Намджун правда купит ему собаку, но папа не разрешит оставить ее? Или дядя Намджун вовсе обманывает его?


      — Поговорим за завтраком, хорошо? — лишь выдыхает Чимин, понимая, что если не скажет сейчас, то на него наверняка все эти вопросы от Чонгука высыплются оглушающей сотней уговоров, ведь теперь он не один: у него появилась поддержка в виде Намджуна. — Ты же останешься? Никуда не торопишься?


      Теперь Пак смотрит на альфу, который аккуратно опускает Чонгука на пол. Ким буднично улыбается, в отрицании головой качает: он найдет время для завтрака с ними, поэтому проходит следом за хозяевами небольшой уютной квартиры на кухню, откуда их отправляют прямиком в ванную комнату мыть руки дочиста пока старший и единственный здесь омега будет хлопотать над завтраком.


      — Вряд ли папа разрешит оставить собаку у нас, — тихо выдает ребенок, когда альфа подает ему полотенце, чтобы вытереть руки.


      Смотря на такого расстроенного Гука, у Джуна сердце щемит, в горле чувствуется горечь от безнадёги по отношению к этому мальчику, жизнь которого только начинается. То ли самое чувство он сейчас испытывает: отцовская ли это привязанность и любовь к чужому ребенку, о которой кричат в мелодрамах, над которыми любят поплакать и помечтать омеги? Альфа опускается на корточки перед мальчиком, пальцы запускает в его мягонькие волосы, треплет аккуратно и улыбается в попытке подбодрить, хоть немного поднять настроение Чонгука, что замер перед ним в своей забавной ночной пижамке с синими медвежатами на черном фоне.


      — Мы с тобой обязательно что-нибудь придумаем. Сделаем так, что твой папа сам не сможет устоять перед собачкой, которую мы выберем. Теперь мы команда по плану… — Намджун чуть хмурится, глаза к потолку приподнимает на миг, задумываясь над названием того самого плана. — «План по захвату сердца твоего папы любовью к собачкам»?


      Тупо звучит, Намджун, ой как тупо. Настолько, что даже маленький Чонгук в шоке смотрит на взрослого дядю после такого «названия» и смехом давится, не зная, как преподнести альфе о странности его плана.


      — Думаю, папа оценит такой забавный план.


      Даже почти девятилетний ребенок назвал план альфы забавным. Не быть ему сочинителем, какова потеря! Альфа неловко давит из себя улыбку, подает ему кулачок, и, когда Чонгук отбивает его, поддерживая сей план с сомнительным названием, они возвращаются на кухню. Знак того, что яичный омлет с тостами почти готов, подает аппетитный запах, пока чайник греется на плите.


      В доме у Паков уютно до невозможности — вот, что понимает альфа, усаживаясь за стол рядом с Гуком. Разные ароматы наполняют помещение: кондиционер от недавно постиранных вещей, что висят в ванной комнате; на кухне благоухает почти приготовленная еда, и альфа тонуть готов беспросветно во всем этом уюте, в разговорах ни о чем, которые звучат куда более непринужденно, чем даже на их совместных прогулках. Его холостяцкая жизнь никогда не была наполнена всем этим. Ким и представить не мог себе, каково это — жить с кем-то, жить с семьей, с ребенком, с любимым человеком, который кропотливо занимается завтраком, что определенно будет приготовлен с заботой и любовью, и тихо ругается на сына, который тянется к клубничному джему, приговаривая, что сладкое всегда идет после полноценного приема пищи.


      Намджун настолько проникся всем этим, настолько впал в счастливый миг, что не заметил двух любопытных взглядов на себе: он не реагировал на вопрос Чимина даже с третьего раза, чем и привлек даже внимание ребенка. Альфа выдает неуверенный вопрос, едва виновато смотрит на обоих и его рука неловко к затылку тянется.


      — Я спрашивал: чай ты будешь или кофе? — повторяет свой вопрос Пак старший и возвращается к перекладыванию завтрака со сковороды на тарелки.


      — Кофе, если можно.


      — А папа говорит, что кофе вредный.


      — Он вредный для тебя, Гу-гу, — вздыхает Чимин. Это еще одна тема, которую они мусолят с сыном на протяжении долгого времени. На свою беду он разок дал попробовать ребенку вкусный, но нежелательный для его еще не зрелой нервной системы напиток, и отныне младшему альфе всегда хочется еще разок, да побольше одного глотка. — Вот подрастешь и тогда будешь пить кофе. А пока что молоко и чай.


      Намджуну нравится наблюдать за этими препираниями между родителем и сыном, но когда Чонгук со щенячьим взглядом вдруг поворачивается к нему… Оба взрослых сразу понимают, что это значит: мальчишка почувствовал в Намджуне ту самую поддержку, которой ему не хватало все это время. Теперь же, по его мнению, Джун будет поддерживать его во всем и, черт возьми, как бы альфе ни хотелось сейчас еще разок порадовать маленького школьника, он не может выдержать предупреждающего взгляда Пака, так и гласящего: «Только попробуй выразить свое согласие на его просьбу».


      — Исполнять свои желания это, безусловно, хорошо, но, Чонгуки, папу тоже надо слушаться. И сейчас он прав.


      Альфа слышит, как Чимин выдыхает и не может сдержать тихий смешок. Они усаживаются за стол и приступают к завтраку. Ребенок, кажется, совсем не обиделся на старшего. Во всяком случае, Намджуну так хочется думать, потому что если бы он сейчас поддержал Чонгука, на него точно бы обиделся Чимин. В какую же сложную ситуацию он только что попал. Видимо, отныне ему придется смириться с «либо, либо» в отношении двух полюбившихся сердцу людей.


      Чонгук после завтрака не спеша собирается на прогулку с друзьями, играть в мяч за школой. Все происходит довольно шумно, в частности под расспросы обеспокоенного папы:


      — У тебя точно заряжен телефон?

      — А с кем пойдешь?

      — Все твои одноклассники?

      — С территории школы ни на шаг!


    Когда дверь за Чонгуком захлопывается, а в дверях между кухней и коридором возникает немного уставший и потрепанный омега. Мужчина глаз отвести не может почему-то от Чимина, которого хочется в собственных объятьях убаюкать, уверить, что сам помоет посуду, проследит за мелким, и ужин тоже он сам приготовит.


      — Шумно у нас, да? Ты, наверное, не привык к такому, — тихо выдает Пак и двигается к раковине, начиная наводить посредственный порядок. Рядом альфа становится, без обсуждений, без предложений помочь, просто берет в руки полотенце и вытирает уже помытую посуду, аккуратно составляя на верхнюю полку с сушилкой.


      — У вас весело. А еще хорошо и уютно. Да, такая обстановка мне в новинку. Но она приятная, очень даже, — уточняет последнее с легкой улыбкой на лице, от которой блаженные глазу ямочки проглядывают на щеках. — Можно я побуду наглым и напрошусь на еще один такой завтрак?


      Чимин смеется, оглушает заскучавшую атмосферу своим беззаботным настроением, заставляет встрепетнуться все вокруг: от альфы рядом до пребывающего в спокойствии до сего момента воздуха. Вокруг этого омеги все цвести начинает, когда он улыбается. «Да боже, он сам цветет», — думается Киму, вновь невольно начавшему любоваться этим чудотворством.


      — Можно даже не на один.


      Чимин дает свое согласие, вновь знаки взаимности показывает, окидывает альфу взглядом игривым, самоуверенностью так и пышит. Намджун следит за легкой усмешкой на наполненных изящностью губах. Омега словно смеется над ним, заигрывает в открытою, но чувствуется альфе, что он в любой момент может дать заднюю, прямо как вчерашним вечером. Мужчина выдыхает сдержанно, они не разрывают зрительный контакт даже когда омега руки вслепую вытирает. Он чего-то ждет от него, от Намджуна ждет, действий каких-то, а альфа в неуверенности замер перед ним, не зная, что и делать, как смущенный школьник.


      Что, если напугает?

      Что, если он просто все не так понял?

      Что, если омега снова что-то спросил, а он просто не услышал?


      — Поцелуй меня.


       «Он просит что


      Альфа в недоумении глазами хлопает. Растерял всю свою уверенность, весь свой шарм, все то, чем очаровывал молодых омег когда-то. Ранее уверенный в себе и статный стоит перед Чимином, как девственный школьник, не знает, с какой стороны подступиться, хоть просьба и проста до боли. Намджун слышит смешок, срывающийся с манящих уст осенним кленовым листком. Омега на цыпочках приподнимается, подходит еще ближе, накрывает его губы своими, сминает сладко, после чего оба выдыхают. Такой обычный жест, не пошлый, более романтичный и трепетный, тот самый, который обычно случается еще в подростковом возрасте, обоих мурашками накрывает.


      — Ты таким разным бываешь, — шепчет альфа. У него в горле странный ком предвкушения уже произошедшего поцелуя. Голос хрипловатым стал, черт знает, из-за чего, а сам он, ощутив чужие руки на своих плечах, глядит на заигравшегося омегу, как загнанный хищником олень. — Подпускаешь меня к себе, потом признаешься, что боишься, что тебе надо подумать. Но не прошло и суток, как ты…


      — Что плохого в том, чтобы желанное исполнять в жизнь?


      Вопрос, над которым задумываться даже не надо: ничего. Ничего нет плохого в подобных желаниях. Плохо лишь то, что Чимин в себе запутался. Он это осознает и принимает, как бороться думает, но сейчас, когда Намджун рядом с ним, когда они одни в его квартире, когда Чонгук ушел и смущаться им не перед кем, омега хочет просто взять и… поцеловать мужчину, к которому он в сердце случайно закрался. Альфа сам признался в этом, и это настолько взаимно, что Паку прокричать об этом хочется, однако ребра болезненно сдавливает, а дыхание спирает от страха неизвестности.


      Миг и омега всю пылкость растерял, стоит теперь растерявшись ровно так же, как и Намджун. Он руки хочет убрать от чужих могучих плеч, но ему не дают это сделать. Его руки сжимают бережно, взгляд Чимина мечется по чужим ключицам и шее: поднять и взглянуть вновь на лицо альфы более уверенности не хватает.


      — Посмотри на меня. — «Ну же, пожалуйста, еще разок удовлетвори меня такой простой прихотью», — не озвучивает, молится всему божественному альфа, а у самого в глазах последняя капля надежды угасает. — Ну же. Я ведь не злюсь, не осуждаю, Чимин. Я рад, что ты изъявил такое желание. Мне понравилось, слышишь?


       И снова «дело не в этом» доносится до его ушей.


      Чимин позволил себе исполнить свое желание, дал слабину, пошел навстречу неизведанному, тому, что в дикий ужас его вгоняет. Чимин считает, что главные ошибки в жизни начинаются с поцелуя. С такого же, как сейчас с Намджуном. И пусть альфа совершенно другого мнения: с такого чувственного и желанного поцелуя начинаются самые сладкие отношения, жизнь, в которой хочется вариться до самой смерти, но Паку все равно трудно до изнеможения.


      Намджун сгребает ослабевшее от накативших эмоций тело, гладит неширокие плечи, позволяет за себя хвататься, как за спасательный круг, дает побыть слабым. Чимину хочется любви, хочется рядом с собой такого же, как Намджун, хочется Намджуна рядом, но как же сложно ему избавиться от гонимого прошлого, которое за пятки с каждым днем все больнее кусает?


      — Мы справимся, — тихо приговаривает альфа, носом утыкаясь в приятно пахнущую макушку. — Я не оставлю тебя, Чимин. Сколько не проси — не оставлю больше.


      Он обязательно поднимет этого мальчика на ноги; покажет всю свою искренность, все эмоции, которые доселе были омеге не знакомы; покажет счастье, которое Чимин заслужил.


      Они планировали обсудить покупку собаки для Чонгука, планировали лишь позавтракать вместе, но все вылилось в поцелуй и непрошенные слезы. Но отныне Намджун уверен, что его чувства взаимны по отношению к омеге, что Чимин испытывает абсолютно то же самое, но выбраться из многолетнего заточения не может. Омега сам себя заточил в золотых прутьях, и вот, появился тот, кто способен помочь. Альфа разрежет все прутья, разберет башню на кирпичи, если понадобится — и с драконом сразится, но в одном он уверен точно: рано или поздно он сделает так, что Чимину станет легче.