Мышцы неприятно тянуло после долгой поездки, шейные позвонки очень настойчиво напоминали о своем существовании ломотой, напряженные плечи застыли камнем, и расслабить их на данный момент не представлялось возможным.
Раздраженно хмыкнув, Дилюк спешился, отдал свою верную кобылу в руки конюха и побрел к винокурне.
У входа его уже ждала улыбающаяся Аделинда.
— Добро пожаловать домой, мастер Дилюк, — пропела она, а потом, увидев, в каком состоянии вернулся ее подопечный картинно вздохнула. — Совсем не бережете себя. Вы снова мчались сюда весь день без передышки?
Дилюк недовольно поджал губы, но игнорировать слова Аделинды не стал, как бы ни хотелось. В конце концов, эта женщина фактически вырастила его, так что имела право иногда поворчать. Он отлично понимал, что такое — постоянно беспокоиться за своего близкого, который всегда опрометчиво бросается в самую гущу событий, как бы жарко там не было.
— Мчался, — тихо признал он, впрочем, не меняя интонации. Аделинде только дай волю, ей и малейшего признака вины на его лице хватит, чтобы журить его весь оставшийся вечер.
— Мастер Дилюк, — обреченно покачала головой она, но продолжать тему не стала. — Ванну?
— Погоди, я сначала закончу с документами, потом отдыхать буду, — он протянул ей ставший внезапно душным и тяжелым сюртук, и она ловко подхватила его, чтобы к завтрашнему дню он снова был вычищенный и благоухающий.
— А на завтра документы нельзя отложить? — Аделинда скрестила руки поверх массивного сюртука, — В конце концов, Вы на сегодня уже неплохо потрудились и вернулись домой.
— Лучше закончу сейчас, — тряхнул головой он, — а завтра можно отдыхать со спокойной совестью.
Аделинда лукаво улыбнулась.
— О, а я думала, мастер Кайя только по выходным заглядывает, — протянула она со всей невинностью в голосе, на какую была способна.
— Он обязательно прибежит, как только узнает, что я вернулся раньше, — пряча улыбку ответил Дилюк, пытаясь сделать вид, что его эта мысль не радует до перехваченного дыхания.
— Конечно-конечно, — себе под нос пробормотала Аделинда. Ровно так, чтобы Дилюк ее слышал, но не мог воспринять, как часть их диалога. — И мы опустим тот факт, что узнает он об этом, только потому что кто-то уже отправил ему весточку.
— Аделинда, — усмехнулся Дилюк и задорно сверкнул на нее глазами.
— Да, мастер Дилюк. Чаю? — отзеркалила его выражение она.
— Да, пожалуйста. Вели принести в кабинет.
— Будет сделано, мастер Дилюк.
С быстрым кивком она зашагала в кухню, оставляя своего воспитанника в одиночестве: все еще уставшего, но в приподнятом от предвкушения встречи настроении.
***
Тихий скрип ставни разрезал тишину, словно горячий нож сливочное масло. Дилюк растянул губы в едва заметной улыбке, но от своих бумаг не оторвался.
— Однажды ты научишься заходить в дом через парадную дверь, и мир перевернется, — ласково пожурил он, все еще смотря в свитки.
Буквы перед глазами начинали расплываться, он зажег уже третью свечу, а работы все, как будто, и не убавлялось. За окном давно стемнело, четвертая по счету чашка чая остыла, почти нетронутая, как и предыдущие три. Минут через десять он собирался снова позвать прислугу и попросить еще одну, горячую. Чтобы перевести в итоге и ее. Но кое-кто как обычно решительно влез к нему в кабинет вопиюще варварским способом и совершенно беспардонно вытряхнул его из всех намеченных планов. Кажется, сегодня ему все-таки не удастся закончить работу.
— В тебе совсем нет никакой романтики, моя смурная совка, — мягко ответил бархатный голос у него за спиной.
Прохладные пальцы легли на задеревеневшие плечи и ласково прошлись по тонкой ткани рубашки, забираясь под растрепавшийся хвост и вызывая волну мурашек вдоль позвоночника от такого простого, но чувственного движения.
— При чем здесь романтика, Кай? — неодобрительно качнул головой Дилюк, все-таки возвращая перо в чернильницу.
— Ну, знаешь. Под покровом ночи я забрался в твою святая-святых, — Кайя склонился к виску, едва касаясь губами тонкой кожи при каждом произнесенном слове, — Это звучит запретно.
Последнее предложение прозвучало так порочно, сказанное сахарным голосом возлюбленного, что Дилюк не смог сдержать тихого вздоха.
— Будто мы с тобой тайные любовники, — продолжал распалять Кайя, и его ловкие пальцы уже справились с лентой, распуская тяжелые спутанные локоны по плечам.
Технически, все именно так и было. Они и впрямь никогда открыто не говорили о том, что встречаются. Как так получилось, что каждая собака в Монде об этом знала? Вопрос все еще остается открытым. Хотя стоило взглянуть на его персонал, и по их глазам можно было интуитивно догадаться, кто именно растрещал на весь город об их отношениях.
Прохладные губы скользнули к чувствительному месту на шее, и Дилюк, на секунду отвлекшись на свои мысли, вздрогнул и дернулся. Кайя замер у него за спиной.
— Все в порядке, родной? — настороженно спросил он.
— Да-да, Кай, все хорошо. — Он, едва касаясь, склонил голову набок и потерся щекой о ладонь, застывшую у него на плече. — Боюсь только меня сегодня не хватит на активные действия.
— Мм, — протянул Кайя, — В котором часу ты вернулся?
— Около шести, — со вздохом откинулся на спинку кресла Дилюк, прижимаясь затылком к крепкой груди под слоем побрякушек.
Ответом ему стало укоризненное молчание. Дилюк мог поклясться, что Кайя сейчас стоял, нахмурившись и поджав губы.
— Нет, — превентивно ответил он.
— Что нет? — с неявным недовольством переспросил медовый голос.
— Возражения не принимаются, — тем же тоном продолжил Дилюк, — Я хотел освободить завтра.
— О, — в интонации проскользнула улыбка, — Я польщен.
Кайя наклонился и мазнул губами по теплой щеке.
— Но раз уж я здесь, и времени у нас с тобой больше оказалось, откладывай все, нас с тобой ждет ванна и уютная постель.
— Ты уйдешь с утра? — Дилюк покорно поднялся с кресла, и ранее не такая ощутимая усталость навалилась на него всем своим грузом. Кажется, он даже покачнулся, потому что Кайя спешно подхватил его за локоть.
— Я собирался, — прохладные пальцы скользнули по груди и принялись методично расстегивать пуговицы на рубашке. — Но раз уж ты у меня такой утомленный сегодня, то, может быть, я задержусь здесь немного. — Он лукаво улыбнулся. — Не просто же так я сюда прибежал со всех ног.
— Переехал бы ты уже ко мне, — Дилюк перехватил ловкие ладони и оставил по поцелую на нескольких подушечках.
Кайя вздохнул и неохотно отстранился, уклоняясь от следующего прикосновения.
— Мы уже говорили на эту тему, Люк, — с налетом недовольства ответил он и порывисто пошел к двери. — Мне неудобно будет отсюда в город каждый день добираться.
Он потянул за ручку, выглянул в коридор, махнул кому-то рукой и попросил приготовить ванну.
— Пойдем, нам нужна сменная одежда, — словно не замечая разочарования, застывшего в алых глазах, беззаботно продолжил он.
Дилюк отвел взгляд, но послушно побрел следом. Переезд был темой их разногласий уже несколько месяцев, и какие бы они не рассматривали варианты, все сводилось к тому, что Кайя не хотел жить на винокурне, а Дилюк очень хотел его здесь видеть каждое утро и каждый вечер. Встречи на одну ночь в неделю все больше и больше походили на какое-то легкомысленное «друзья с привилегиями», хотя Кайя и повторял, что у них все серьезно, и никто другой ему не нужен. А хотелось… хотелось чего-то прочного и, чтобы не приходилось скучать по поцелуям с понедельника по пятницу.
Что со всей этой ситуацией делать — Дилюк понятия не имел и совершенно не хотел превращать сегодняшний вечер в ссору, поэтому в очередной раз отложил тему в долгий ящик и сосредоточился на том, что сегодня Кайя был здесь, с ним.
***
Ласковые пальцы, скользкие от ароматного масла с тонкими ореховыми нотками, медленно и осторожно протягивали влажные и спутанные пряди, массировали кожу головы, прочесывали их крупным гребнем. Кайя тихо насвистывал какую-то смутно знакомую мелодию себе под нос, в его интонациях можно было легко распознать улыбку, даже поворачиваться не надо было.
Дилюк сидел, откинув голову и закрыв глаза. В комнате была умиротворенная атмосфера, где-то вдалеке за открытым окном слышалось уханье сов, стрекот сверчков и кузнечиков. Легкий ветер колыхал тонкие занавески и нежно дотрагивался до шеи, холодя те места, которых только что касались еще не до конца высушенные волосы.
Обычно излишнаяя сентименальность была ему чужда, в конце концов, в их паре эта роль уже была занята, но сегодня, после долгой и утомительной поездки, окончательно вытрепавшей нервы бумажной волокиты и часов, проведенных в одиночестве под мерцанием свечи, он отлично понимал Кайю, когда тот говорил, что хочет заморозить момент, чтобы остаться в нем навсегда. Таких вечеров абсолютного спокойствия, проведенных друг с другом, можно было по пальцам перечесть — такую уж жизнь они себе выбрали — и каждый из них Дилюк бережно хранил в памяти.
— Пойдем в постель, любовь моя, — прошептал Кайя, стягивая свободную косу резинкой. — Или ты отключишься прям здесь.
Вздрогнув и осознав: он, оказывается так задумался, что и впрямь чуть не задремал, Дилюк кивнул, провел рукой по гладкой и мягкой косе — Кайе всегда удавалось ухаживать за непослушной копной лучше, чем самому Дилюку — и тяжело поднялся.
Постельное белье оказалось свежим, хрустящим. Едва ощутимый цветочный аромат приятно щекотал нос. Гигантское одеяло легло сверху, словно мягкое облако в ясный день.
Кайя неслышно скользнул к нему с другой стороны кровати и, обвивая его руками, пристроился за спиной. Вот. Вот теперь картина была идеальная, и можно было, наконец, расслабиться.
Еще бы это было так просто. Закаменевшие мышцы не желали расслабляться и, несмотря на чудовищную усталость, сна больше не было ни в одном глазу.
Дилюк повернулся и ткнулся носом в широкую грудь. Кайя быстро изменил положение так, чтобы им обоим было комфортно лежать. Сон не шел. Дилюк скинул одеяло с плеч. Повертелся, устраиваясь удобнее. Снова натянул одеяло. Вздохнул, признавая поражение, и постарался замереть, чтобы хотя бы Кайя мог уснуть.
— Не спится, мой солнечный? — раздался медовый голос рядом с ухом.
Дилюк расстроенно покачал головой.
— Так бывает, — прохладные губы коснулись его лба. — У тебя был долгий день. Сделать тебе массаж. Или, может… спеть колыбельную?
К массажу он сейчас точно не был готов, забитые мышцы пришлось бы разминать через боль, а вот колыбельная… Было ясно, что Кайя просто заигрывал с ним, когда предлагал этот вариант, но звучал он на самом деле странно привлекательно. Дилюк вспомнил, что в сон его клонило именно тогда, когда Кайя насвистывал себе что-то под нос, прочесывая его волосы, и сейчас этого оказалось достаточно для того, чтобы принять решение.
— Спой, — пряча улыбку, шепнул он в ответ и украдкой взглянул на вытянувшееся лицо партнера.
— Ты… серьезно? — Кайя внимательно вглядывался, ища признаки сарказма. — Ты серьезно, — наконец, растерянно заключил он.
Потом задорно ухмыльнулся и со смешком ткнулся Дилюку в макушку.
— Что же, колыбельная так колыбельная.
И он тихо запел.
Ласковый, мелодичный голос красиво тянул какие-то слова на непонятном языке. Кажется, Кайя однажды рассказывал, что помнит о своей матери всего одну вещь: она пела ему колыбельную на ночь. Наверное, это она и была.
Дилюк закрыл глаза и представил малыша в крошечном покосившемся домишке, где он со своей мамой однажды прятался от отца, тихий треск камина, полное безветрие, абсолютная темнота Канрии за окном, и приятный женский голос, почти шепотом, убаюкивающе растягивавший слово за словом.
Может быть, если бы он помнил свою маму, то и у него были бы подобные воспоминания. Но раз их нет, и так уж случилось, что его жизнь оказалась однажды напрочь связана с человеком, крепко обнимавшим его сейчас, то теперь обязанность создать такие моменты полностью лежала на нем.
Мысли медленно плыли, лениво растворяясь в медовом голосе над головой, вечно прохладная кожа его партнера нагревалась под прикосновениями. Было тепло. Уютно. Безмятежно. Пусть все проблемы и волнения подождут до завтра.
Вместе с тягучими словами на непонятном языке, продолжавшими звучать и звучать, Дилюк, сам того не заметив, провалился в пушистое ничто. Этой ночью он спал крепко и без сновидений.