Сашеньке Долгополову хочется чего-то тёплого, светлого, доброго. Но такого пока с ним не случалось, а желать абстрактного - ну такое себе. Иногда можно банально проглядеть человека, который относится к тебе не просто положительно, а исключительно положительно. А ты буквально воспитан ромкомами и мороженкой с ромом и после работы устраиваешь себе недоужины с просмотром очередного "Сладкого ноября".

И мечтаешь, чтобы всё было, как там.

У Раковских есть ласковый Костя, из имени которого можно смело убрать букву "с" - ну потому что он буквально кот. Щурится на солнце прям не по-человечески. А иногда так взглянет, что думаешь, вот-вот и начнёт сердито бить хвостом. Хорошо, что длинноволосый прокачал проницательность и ему хватает глубокого пушкинского вдоха для идентификации: что-то идёт не так.

Квашонкин весь свой нежный вокабуляр расходует, сочиняя любовные романы (может, кондитеру уже хватит сажать зрение фильмами и стоит перейти на лёшины книги?)

Долгополов картинно смахивает со лба несуществующие капли пота, собираясь идти домой. Парень сам себя загнал в рамки - после рабочего дня он исступлённо готовит, игнорируя такое достижение прогресса, как доставка еды. Конечно, невозможно жить в России и не заработать гастрит, но лучше бы Саша начал доверять общепиту - всё-таки сам находится в этом болотце.

Квашонкин наблюдает сквозь стекло кондитерской, как на лицо цвета молодого лайма спадают непослушные тёмные пряди, пока брюнет копается в рюкзаке с изображением Сейлор Мун. Недавно он пересматривал это аниме под мороженку и с интересом заметил, что до сих пор ассоциирует себя с Сейлор Марс. Хотя на самом деле они с его тёзкой из "Ракушкиной заводи" могли бы побороться за роль главной героини.

Лёшу преследует любопытная идея, и он позволяет ей себя сталкерить. Заваливаясь в ближайший продуктовый, он показывает пальцем на кипенно-белый торт с громадными кремовыми розами, и равнодушная продавщица перевязывает его тесёмкой. Розовые ленты были бы скорее в тему, но имеем, что имеем.

Когда рыжий решает вернуться в "Чёрную жемчужину", он видит, что дверь заперта. Но семь раз подряд дёргает ручку для проформы.

Саша поправляет значок с Бушрутом из "Чёрного плаща", приколотый на место снятого бейджика. И рискует опоздать на автобус, кулёма.

- Привет, - мужчина подшаркивающей походкой приближается к кондитеру. Нервно мигающий фонарь кидает на писателя луч, подсвечивающий вангоговскую растительность. Лёша вглядывается в долгополовские пальцы и думает о том, что Костя похож на Бушрута.

- Привет, - как-то неожиданно ошарашенно вторит повелитель тортиков и удивлённо распахивает глаза. Нежный коралловый рот тоже приоткрывается, и Квашонкину почему-то сейчас хочется пририсовать к нему галушки. Ладно, не галушки - дамплинги с креветкой.

- Слушай, если ты не спешишь, - Лёша слышит утомлённый вдох, - то я хотел бы тебя угостить.

Нимфеточный Долгополов уже начинает думать о спаивании, но с Квашонкиным фраза "candy is dandy, but liquor is quicker" не работает: он влюблён и абсолютно безопасен.

Наблюдая, как Саша изучает тщательно перевязанный презент, Лёша вдруг кидает:

- Я готовить не умею, да ты и сам можешь, - парень смотрит на рыжего недопонимающе, - но хотелось приятное сделать. Может, сядем на лавочке да смутузим?

- Идём, - тихо говорит Долгополов, пожимая плечами, - всё равно я свой автобус уже пропустил, а следующий через 45 минут.

- Закажу тебе такси, - Квашонкин хочет застегнуть расхристанную пуговицу на тоненькой сашиной куртке, но отдёргивает руку, как будто обжегшись. И жестом приглашает присесть.

У Лёши в барсетке обнаруживается столовая ложка, которую он носит на случай внедомашнего перекуса. Мужчина гордо вручает её Саше, а тот, вонзаясь в плотный бисквит, думает: как хорошо, что рыжий не таскает с собой нож.

Хотя на самом деле всё, что Квашонкин осмелился бы им сделать - вырезать всех врагов.

Наевшись, Саша вытирает губы ромашковой салфеткой, и писатель видит, как на его щеках то и дело проступают ямочки. Размякшего и до искрящегося безумия трогательного парня хочется сгрести в охапку, но преодолевая разблокированную сентиментальность, Квашонкин аккуратно сгребает ложкой бело-розовую субстанцию, поглядывая, как прохладный ветер треплет сашины волосы.

Прошедшие стадию вечерних трезвых лавочек Костя и Саша готовятся ко сну. Точнее, Пушкин уже летает где-то вне измерений, усиленно противясь злым чарам Морфея, а Раковских предвкушает завтрашний день, косясь на холщовую сумку с ингредиентами для грядущего десерта.

Чтобы предотвратить ворочания, мужчина укутывает длинноволосого в одеяло, которое он то и дело сбивает ногой и осторожно укладывает к себе на колени.

Мне бы крылья, чтобы укрыть тебя,

Мне бы вьюгу, чтоб убаюкала.

Мне бы звезды, чтоб осветить твой путь,

Мне б увидеть сон твой когда-нибудь.

Баю-бай,

Ветер, ветер, улетай.

И до самого утра

Я останусь ждать тебя.

Мне бы небо черное показать,

Мне бы волны, чтобы тебя укачать.

Мне бы колыбельную тишины.

Точно корабли, проплывают сны.

Костин голос - это мёд и молоко. Сашин - раф с сиропом баббл-гам, в который кто-то по неосторожности бахнул термоядерную дозу корицы. Но скоро они оба затихнут - Саша всё ленивее шевелит губами, стараясь подпевать, и наконец утыкается в грудь мужчины спутанной макушкой.