Агеро нежными касаниями ведëт по телу Баама, одна рука скользит к шее, вторая подхватывает, осторожно залезая под футболку. Агеро внимательно смотрит за реакцией: он остановится, стоит ему заметить мельчайший намëк на недовольство, но пока всë идëт хорошо, и Баам сидит на кровати тихо, смущëнно отвернувшись от цепкого взгляда. Агеро не убирает руки с поверхности чужой кожи, просто перемещает их и целует горячо и до невозможности нежно шею, лицо и руки. Баам тянется ближе, тоже мимолëтом касаясь чужой кожи, а после расстëгивает рубашку Агеро, пока тот стягивает с него футболку. Неловкие, они сидят и глупо улыбаются друг другу, касаясь и целуя везде, где только могут.
Самые холодные люди обычно самые чувствительные, от того, что не привыкли к любви, и это правда – Агеро, кажется, сейчас уже перегреется, хотя они ещё даже не начали.
Он толкает легонько Баама на кровать, садясь сверху, как вдруг встречает слабый отпор.
— Я ещё никогда эмм.. — Сильные эмоции смущения и стыда смешались на лице Баама, он не мог смотреть в глаза.
— Всë хорошо, — Агеро улыбается нежно, наклоняясь и целуя чужую щëку, всë же заглядывая в глаза, — всë хорошо, я покажу, как, научу, — уверяет он, хотя и сам почти неопытный. Почему-то ему кажется, что всë пройдëт именно так, как надо, хорошо, — ты просто расслабься и обязательно говори, если что-то не так.
Поцелуи осыпают всë, но он останавливается на руках, выцеловывая немного грубую от постоянных тренировок кожу. У него она совсем не такая – нежная, холëная, будто в жизни не знала труда; нужно будет дать потом Бааму несколько советов по заботе о ней. Баам переводит внимание со своих рук на глаза, перехватывая чужие кисти и перекладывая их себе на грудь. Смотрит серьёзно, но в глазах плещется совсем непохожая на него похоть.
Агеро улыбается и опускается со ставшими развязными поцелуями на шею, а после ниже; доходит до брюк и стягивает их вместе с боксерами, языком опускается чуть выше члена – дразнит и улыбается вызывающе. Касается языком едва-едва, заставляя дрожать и сжимать близлежащую простынь от неразрешëнного возбуждения. По уже вставшему члену проводит по нижней части от основания к головке и искренне смеëтся, видя одновременные смущение и дикое возбуждение Баама.
Снимает, наконец, нижнюю одежду сам и ловко надевает на член Баама презерватив, достаëт явно ждущую этого момента смазку откуда-то из лежащей у кровати сумки (п.а.: нет, не клише, вы думаете, стал бы Агеро предлагать секс, не имея при себе всего необходимого?) и растягивает себя пальцами. Баам спрашивает, не нужна ли его помощь, но Агеро справляется сам, и вот, спустя буквально минуту, — он явно готовился к этому сегодня, причëм совсем недавно, — казавшуюся Бааму вечностью, он аккуратно вставляет в себя чужой член, направляя его рукой, и плавно, медленно опускается, закусывая губу, задерживая дыхание и плотно прикрывая другой рукой рот, чтобы не стонать. Баам же громко выдыхает; тянется и перехватывает чужую ладонь, заставляя облокотиться на себя.
— А-Агеро.. пожалуйста.. не молчи, — выдыхает Баам с постаныванием. Ему хочется слышать каждый его вздох, чувствовать каждое движение, видеть каждый кусочек его тела – словно слиться с ним воедино. В груди начинало щемить от огромного количества нежных чувств, что так хотелось выразить.
Агеро удивлëнно смотрит на него пару секунд, но всё же расслабляется, словно выключив постоянный самоконтроль, и лишь, привыкнув к размеру, набирает темп, движется вверх-вниз по диагонали, изгибая спину так, что Баам готов был бы написать эссэ, сравнив его с древними богами красоты, если бы мог думать чëтче, будучи настолько возбуждëнным, ищет правильный угол и в одно из движений вдруг стонет громко – благо, они сейчас одни в снятой квартире (п.а. каждый из их команды сам ищет себе жильё, никто не знал, где живëт Агеро, но все уже догадываются, что на самом деле он живëт с Баамом).
Баам чуть не кончил лишь от этого стона, казалось, их тела горят; он крепко сжимает ладонь Агеро, желая ощущать его всем своим существом, а после тянет его ближе к себе, глубоко целует и переворачивает, беря инициативу на себя. Берёт его член в свою руку, надрачивая в темп своим движениям, с их членов безостановочно стекает естественная и нет смазка, а звуки становятся всё пошлее и надрывнее, но смущения между едва остающимися в реальности от кайфа людьми больше нет. Баам целует всë, до чего может дотянуться и дотронуться: щëки, шея, ключицы, спина, ухо и за ним, руки, плечи, всë это, всë – его, всë сейчас принадлежит только двум людям – Агеро и ему, на равных правах. У Агеро на внутренней стороне рук всë в шрамах, Баам же целует каждый из них, нежно или страстно и неаккуратно, с зубами, оставляя следы, и Агеро хнычет и всхлипывает. Кажется, будто чувства его сейчас разорвут, и от них привычно тянет тревога внизу живота. Она сковывает его грудь до трудности дышать и ставит заслон перед реальностью, на полных правах меняя положительные эмоции на негативные. За что, к чертям захардовым, так невовремя?
Баам замечает эту перемену, слизывает его недокатившиеся до волос слëзы и целует сначала в уголок прикрытого глаза, а потом в губы, останавливая движения снизу и чистой от смазки рукой гладя мягкие, но спутанные голубые волосы. Баам шепчет в поцелуи повторяющиеся «чшш», «всë хорошо», «я здесь», «что случилось?» и «я люблю тебя», Агеро рвано выдыхает спустя время и извиняется за испорченный момент.
— Мне не трогать шрамы? Или... — Баам старался понять возможную причину тревоги, — если ты хочешь, мы можем прямо сейчас остановиться, — он как никогда серьëзен.
— Нет.. нет-нет, я не хочу останавливаться, это, прости... — предложение не связывается, и Агеро готов заплакать даже от этой мелочи. — Я сейчас.. сейчас.. — он всë пытается расслабиться, но, — прости.
Баам не был уверен, какое решение будет правильным, и всë же, Агеро сам это сказал..
— Хмм, так ты хочешь продолжить, — он улыбается, целует нежно-нежно куда-то в верх шеи и, едва касаясь, проводит аккуратно линию – от низа живота, по лобку, а после по нижней части члена до самого конца, выбивая из Агеро последние лишние мысли и стон.
— Мы продолжим, но ты больше не молчи, если будет плохо, хорошо?
Терпеливо дождавшись утверждения, Баам, наконец, решил продолжить, одновременно входя в Агеро, проводя рукой по его члену и, согнувшись, языком по груди, через всë солнечное сплетение.
Баам задумчиво хмыкает на так и не расслабившегося до конца Агеро, останавливаясь внутри, чтобы не мешать этим, но продолжая дрочить Агеро, целует его, глубоко и долго, мокро и больно от того, что Агеро случайно кусается вместе с приглушëнными стонами. Не тревога начинает отпускать, скорее наслаждение накатывает поверх неë, перекрывая. И Агеро потихоньку расслабляется. Баам, разрывая поцелуй, переворачивает их, кладя Агеро на себя, его голову себе на плечо, от сменившегося внутри угла Агеро стонет громче. Баам рукой направляет его тело, вбиваясь снизу сам, его хватило на всего несколько толчков, после чего возбуждение сковало тело, но сжавшийся от оргазма Агеро заставляет этим кончить и его.
Отдышавшись, Баам целует своë солнце – за ухом, щëки под глазами, лоб и возле губ. Агеро больше не напряжëн и скован тревогой, и эти проблемы можно немного отложить.
Баам снимает презерватив, кидая куда-то на пол, и ложится рядом, обнимая, чтобы не дать теплу их тел уйти. Его рука скользит по едва колеблющейся под пальцами, всей в шрамах коже на чужих бëдрах и внутренней стороне рук.
— Агеро.. — его дыхание сбито, а голос подрагивает, но он произносит это очень мягко, — это один из лучших моментов в моей жизни.
Агеро легко смеëтся, и Баам подхватывает, но после добавляет:
— На самом деле я абсолютно серьёзно. Я люблю тебя.
Агеро улыбается настолько тепло и искренне, совсем на себя, которого он показывает всем, кроме Баама, не похоже, что, не успел он ещё ничего ответить, как Баам стал зацеловывать всë его лицо: губы, щëки, лоб, прикрытые веки, виски; всë это было частью бесценного сокровища для Баама, всë это было так дорого и любимо, что он не мог в полной мере выразить к Агеро всех своих чувств, всех своих любви и привязанности.. Это огорчало. Баам знал Агеро до самых секретных его черт, до самых скрываемых чувств и волнений, и ему так хотелось, чтобы он — его самый любимый человек — увидел себя его глазами, смог прочувствовать то, что Баам к нему чувствует, и больше не тревожился без причин, больше никогда не думал, будто он хуже кого бы то ни было, потому что для Баама Агеро – до невозможности прекрасный человек, и не существует никого, кто мог бы затмить его.
— Прости, — Баам нежно проводит по мягкой коже, — я не могу выразить всей любви к тебе, — он закусывает губы, потупив взгляд, — я был так счастлив увидеть тебя сейчас радостным – ты не представляешь, как счастлив, — их руки переплетаются, интуитивно найдя друг друга в желании выразить поддержку, — я так не хочу, чтобы тебе ещё хоть когда-либо было плохо, но я не знаю, что мне делать, — его голос сходит на рвущийся шëпот, но Агеро всë слышит, всë понимает и, не находя сразу подходящих слов, просто зарывается в мягкие каштановые волосы, зная, что это хоть немного успокоит Баама.
— Ты знаешь, ты не обязан что-то делать. Я бы сказал, что и сам разберусь, но, — Агеро добро усмехается, — я знаю, что ты возразишь. Однако, я думаю, ты можешь лишь оказать мне поддержку, будучи рядом, это моя борьба.
Пара минут проходят в молчании и раздумьях каждого о своëм.
— Но знаешь, Баам, — Агеро делает паузу, что, кажется, немного затягивается, — я очень благодарен тебе. Совсем ведь недавно я не смел и мечтать, что смогу быть так.. счастлив, — он выдыхает и вдруг тихо смеëтся, — ты моë счастье, видишь, м? — его пальцы так приятно перебирают волосы, и Бааму не хочется это прерывать, но ему нужно посмотреть Агеро в глаза, обязательно нужно, и он приподнимается на локтях, пока тот продолжает, — спасибо тебе, — Агеро всхлипывает после своих слов, а из его глаз уже давно бегут дорожки слëз, Баам сразу же подрывается обнять, сцеловать слëзы, крепко сжать руку, напоминая, что он может быть его, Агеро, скалой, и тот может на него положиться, может быть слабым сколько его душе угодно, ведь Баам обязательно защитит, он будет охранять его безопасность любой ценой, поэтому Агеро может расслабиться и побыть обычным, чувствующим человеком; но и сам он не может сдержать собственный плач.
— А-Агеро! Агеро, ты можешь плакать сколько хочешь, я всегда здесь, рядом, — Агеро лишь садится и утыкается ему в плечо, возможно впервые совсем не сдерживая слëз, что, кажется, совсем не горьки. — Я очень тебя люблю, — произносит Баам после паузы, — очень-очень люблю, солнце моë, меня разрывает от количества чувств, что ты вызываешь — веришь или нет, — солнышко моë, солнце, сокровище, я тебя очень люблю, очень-очень, дорогой, — от слëз становится тяжело дышать, поверхностное дыхание заставляет задыхаться, но он не старается успокоиться, лишь шепчет Агеро слова любви и поддержки, смешивая их с нежными-нежными заботливыми поцелуями и касаниями.
Баам аккуратно гладит его по спине, и почему-то в этом хаосе мыслей, слов и действий, у него складывается хорошее предчувствие – что бы не пыталось преградить им путь к счастливому будущему, всë будет хорошо.