Руки тянутся через стол, перехватывают чужие, переплетая пальцы, Агеро касается очень нежно, подносит ладони Баама к лицу и целует их, вкладывая всего себя, всю свою любовь в эти поцелуи. Он готов встретить отказ, страх и ненависть, но даже если малейший шанс влюблëнности в него Баама существует – он отдаст всего себя, лишь бы показать ему свои чувства, свои верность и преданность, свои нежность и многолетнюю тоску, свою возродившуюся из мëртвых надежду.

— Баам, — так тихо, словно и не было, — останови меня. Пожалуйста, останови.

И Баам уже через мгновение был рядом, перехватил аккуратно ножницы и отложил подальше, держал руки Агеро в своих. Ему будто хотелось сделать что-то ещё, но он сковывал себя, чтобы не сломать что-то и так теперь хрупкое между ними. || Баам случайно видит Агеро полуобнажённым. Но важнее оказывается не то, как тот прекрасен, а то, сколько кровавых полос было на его теле в тот момент.

Целое море звëзд вокруг, звезда внутри – угасающая. Рахиль – одна из этих сгорающих заживо легенд, она тоже однажды исчезнет. Столько лет стремясь к вершине, она выгорала. Вот она, наконец, получает овации, много-много восхищëнного внимания, сияет среди остальных, но это не радует так, как ожидалось, а сама Рахиль так устала, что уже ничего и не хочет. || Две зарисовки о Рахиль в разном таймлайне – постканон и пост-экспресс.

С того дня, как Одасаку умер, Дазай не проронил ни слезы.

Он кричал, рвал волосы, челюсть сводило, в горле стоял мешавший дышать ком, а глаза болели от хотевших вылиться слëз, но Дазай так и не смог заплакать. Он, казалось, сломался, не в силах выразить всю ту боль, что испытал, и потому она осталась внутри, мучительно убивая.

Сборник не связанных между собой драбблов – шесть по одазаям и один по акикозаям. Ушёл из фандома, а просто удалять идеи жаль, вы можете взять любую из них и написать по ней что-то своë.