Целое море звëзд вокруг, звезда внутри – угасающая. Рахиль – одна из этих сгорающих заживо легенд, она тоже однажды исчезнет. Столько лет стремясь к вершине, она выгорала. Вот она, наконец, получает овации, много-много восхищëнного внимания, сияет среди остальных, но это не радует так, как ожидалось, а сама Рахиль так устала, что уже ничего и не хочет. || Две зарисовки о Рахиль в разном таймлайне – постканон и пост-экспресс.

Руки тянутся через стол, перехватывают чужие, переплетая пальцы, Агеро касается очень нежно, подносит ладони Баама к лицу и целует их, вкладывая всего себя, всю свою любовь в эти поцелуи. Он готов встретить отказ, страх и ненависть, но даже если малейший шанс влюблëнности в него Баама существует – он отдаст всего себя, лишь бы показать ему свои чувства, свои верность и преданность, свои нежность и многолетнюю тоску, свою возродившуюся из мëртвых надежду.

Под покровом ночи, оставленный у алтаря в окружении растаявших свечей, он молится громко и отчаянно, до боли сжимая крест в ладонях. Названный проклятым той, кого горячо и искренне полюбил, той, кому отдал свое сердце, теперь безжалостно растоптанное. В темной церкви, окутанный, словно прозрачной вуалью, светом луны из витражных стекол, он просит прощения снова и снова, за то, что есть, за то, что родился. || — Как же вкусно пахнет твое отчаяние. Страшно, святой отец?