Он не мог определить, в котором часу проснулся: шторы оставались плотно задёрнутыми. В постели больше никого не было – оглядев подушки и простыни рядом с собой, Киллиан предположил, что его новоиспечённый супруг так и не пришёл на ночь к нему. Он, сонно потягиваясь, отправился в купальню: большой бассейн был пуст, а вот в маленький со статуей мальчика по-прежнему падала вода из кувшина. Киллиан быстро вымылся – средства, которые дал ему Эдер, наконец, закончились. К своему удивлению он обнаружил, что неплохо выспался.
После мытья Киллиан направился на поиски Седьмого. В кабинете на столе были разложены бумаги; центр занимала стопочка каких-то записей, видимо, совсем свежих, но читать их казалось слишком невежливым. Его Высочество обнаружился в гостиной: на нём уже был нижний слой новых пышных одежд, лицо его закрывала маска похожая на те, что носили священнослужители. Он как раз закреплял множество цепочек и лент сложного головного убора так, как ему было нужно; рядом на золотом подносе с кружевной салфеткой покоились крошечные подвески в виде птичек, которые он по одной присоединял к конструкции.
– Доброго тебе утра, мой господин, – поприветствовал принц. – Хорошо ли тебе спалось?
– Доброе утро, – ответил он, – спасибо, Ваше Высочество, хорошо. Надеюсь, Вам тоже?
– Прекрасно, господин мой, – бодро проговорил Седьмой. – Я встал довольно давно, и потому имел неуважение позавтракать в одиночестве. Приношу за это извинения; твой завтрак ждёт тебя на столе.
– Благодарю, Ваше Высочество, – кивнул Киллиан.
После того, сколько он проглотил накануне, есть хотелось на удивление неслабо. На столе он обнаружил три вида хлеба, целую коллекцию самых разнообразных сыров, крупный зелёный виноград, птицу в незнакомом ему соусе и целый графин отменного яблочного сока.
– Ваше Высочество, я что-то проспал? – спросил Киллиан, приступая к еде.
Седьмой, закончив с цепочками и ленточками, присел напротив, одним движением придав бессчётным складкам окутывавшей его ткани вид элегантный и аккуратный.
– Только несколько утренних мероприятий. По традиции молодожёнам в день после свадьбы не положено покидать покои до полудня, так что в сущности ты, господин мой, всё делаешь правильно, – объяснил принц. – Прими мою благодарность за то, что мне не пришлось посещать утреннюю аудиенцию. В столице они начинаются раньше, чем в Нахтигале, и, должен сказать, мне это не по вкусу.
– О, – растерялся Киллиан. – Я… рад что смог быть полезен, полагаю?
Возможно ему показалось, но плечи Седьмого как будто бы вздрогнули в беззвучном смешке.
– Предлагаю пройтись по плану на ближайшие часы, – сказал он как ни в чём не бывало. – Сегодня нужно прожить ещё один день по правилам нашей славной столицы, а дальше уже станет проще.
– Хорошо, Ваше Высочество, – послушно кивнул Киллиан, наливая себе сока.
Мысль о том, что, наверное, он выглядит не особенно элегантно со своими манерами простого эрийского мальчишки, настигла его слишком поздно, когда он уже сложил несколько ломтиков незнакомого ему сыра на кусок не менее незнакомого хлеба и намеревался надкусить получившуюся конструкцию, держа её прямо в руке.
– Что такое, мой господин? – Седьмой обратил внимание на заминку. – Ты сомневаешься в том, что это тот сорт сыра, за который ты его принял?
– Честно говоря, я совсем не разбираюсь в его сортах, Ваше Высочество, – признался Киллиан; ему оставалось лишь надеяться, что это не прозвучало слишком беспомощно.
– Это марморский таль, – объяснил Седьмой. – Не самый известный сорт даже в Эдельланде. В целом ты прав – его едят с разными сортами хлеба, но всё же самый традиционный способ – это добавить сверху кусочек мяса.
Киллиан растерянно смерил взглядом сочную птицу. Он очень сомневался в том, что сможет не накапать на стол и себе на руки.
– Ты сейчас не на императорском приёме, господин мой, – разгадал его сомнения Седьмой. – Руки утрёшь, а одежду и скатерть постирают слуги – именно за это они и получают жалование.
– Мне всё же неловко, Ваше Высочество, – ответил Киллиан.
Принц потянулся за едой прямо рукой; Киллиан испугался за его перчатку, но Его Высочество сначала взял широкий и гибкий, но плотный ломоть сыра, обхватил им кусок птицы и, прикрыв лицо широким краем воротника, приподнял маску и отправил их в рот. Мясо по пути капнуло несколько раз на скатерть, оставив на ней расползающиеся рыжие пятна.
– Ничего хуже этого за этим столом уже не случится, – спокойно объявил Седьмой, прожевав. – Ешь, как тебе удобно, мой господин.
Что уж тут говорить – эффект эта выходка произвела ошеломительный. Киллиан твёрдо решил, что раз такому изящному и возвышенному господину было дозволено подобное варварство, то не резать кусок хлеба на тарелке, а кусать его было бы вполне приемлемо. Завтрак пошёл бодрее.
– Итак, сегодняшний день, – вернулся к теме принц. – Сначала мы должны поприсутствовать на заседании, на котором Его Величество объявит отправку войск в Королевство Эрийское. Дальше по плану общий обед и потом до конца дня будет Рунтрейсе по столице.
– Рунт- простите? – переспросил Киллиан, а потом, вспомнив, поправился: – То есть прости. Ваше Высочество.
– Рунтрейсе – это старинная традиция Эдельладнской Империи. Каждый раз, когда случается особенно значимое для правящей семьи событие, совершается большая поездка по городу – в нашем случае по столице. Так мы показываем нашим подданным, что произошло важное изменение – например, свадьба или признание нового императорского ребёнка.
Киллиан ненадолго застыл, обдумывая услышанное. За всеми волнениями он как-то вовсе не думал о том, что будет в день после свадьбы.
– Не переживай, господин мой, я всё тебе сейчас по порядку расскажу, – успокаивающе проговорил принц. – Самым сложным будет не уснуть от скуки вначале и не умереть под конец дня от утомления.
– Я весь внимание, Ваше Высочество.
– Сейчас мы идём на заседание: там всё очень просто, – принялся объяснять Седьмой. – Иди слева от меня, во время приветствия преклони колено перед троном. От трона мы всегда три шага пятимся. Потом мы сядем, Его Величество начнёт говорить. На темы, тебя не касающиеся, можешь даже не слушать, он тебя в это время совершенно точно не спросит. А если спросит – отвечай, что всем доволен. Всё понимаешь, господин мой? Что-то объяснить?
– Всё понял, Ваше Высочество, – кивнул Киллиан; сказал он чистую правду.
Ему было на удивление легко понимать этого человека: речь его состояла в основном либо из фраз, встречавшихся в Писании, либо из совсем лёгких слов. Но было кое-что ещё: он выговаривал всё чётко и по самым строгим канонам классического эдельландского языка, даже когда тон его был несколько несерьёзен. Пожалуй, слушая Его Высочество Седьмого Принца, можно было бы обучаться этому языку.
– Хорошо. Обычно я говорю быстрее, поэтому одёргивай меня, пожалуйста, мой господин, если стану говорить слишком быстро, – попросил принц и, дождавшись согласного кивка продолжил: – Дальше обед. Там будет много разных важных персон, не думаю, что Его Величество станет часто беспокоить моего почтенного супруга, поэтому просто постарайся поесть. Там уже нужно будет делать это как можно более элегантно.
– Понял, – отозвался Киллиан и совершенно не элегантно зажал кусок мяса между двумя ломтями хлеба. – Ваше Высочество, а что если я скажу какую-то глупость? Я не очень хорошо знаю язык, и часто только догадываюсь по ситуации, что значат некоторые слова.
– Насчёт этого не переживай, господин мой. Я всегда буду рядом, чтобы подсказать или сгладить неловкий момент.
– Спасибо, Ваше Высочество. А как же манеры? Я совсем не знаю эдельландского этикета.
– Ты иностранец. Если ты не будешь намеренно пытаться кого-то задеть, то почти любой твой промах воспримут доброжелательно. А ежели нет – я всё ещё буду рядом. Видят Звёзды, ничего страшного не случится.
Киллиан на это кивнул; сомнения, конечно, никуда не делись, но всё же он не знал, будет ли приемлемо продолжать эту тему.
– Тем временем пора бы нам, господин мой, уже и одеваться, – заметил Седьмой. – Ты хочешь сегодня накраситься?
– Если честно, я бы предпочёл этого не делать, Ваше Высочество, – без энтузиазма ответил Киллиан; лицо зачесалось от одного воспоминания.
– Как скажешь, господин мой, – легко принял такой ответ Седьмой.
– Это правда будет приемлемо, Ваше Высочество?
– Толстый слой краски на лице сейчас в моде, но мода – не есть закон. Каждый волен сам решать, носить её или нет. Я в этом деле не очень хорош, так что пришлось бы звать слуг. Собственно, только поэтому и спросил.
– Благодарю Вас… то есть тебя, Ваше Высочество.
С завтраком он закончил; сытость пришла до того, как он смог перепробовать все сыры, и он с сожалением встал из-за стола.
– Сегодня одежда будет попроще, – объявил Седьмой, направляясь к практически незаметному столу у дальней стены, на котором было разложено множество свёртков чёрной ткани. – Мой господин, могу ли я предложить свою помощь, или предпочтёшь позвать слугу?
– Только если Ваше Высочество не затруднит, – произнёс Киллиан, приближаясь к нему.
– Ну что ты, господин мой, тут совсем немного, – добродушно отозвался принц. – Я привык, что мне помогает одеваться один самый близкий слуга, но сейчас его при мне нет, и в поездках он не всегда сопровождает меня, так что я и сам способен справиться со столичным нарядом.
– Большое спасибо, Ваше Высочество – неуверенно поблагодарил Киллиан.
Седьмой приступил к сборам; выдал свежий нижний комплект из штанов и рубахи, после чего вежливо вышел в кабинет и подождал там. Очень аккуратно, не касаясь тела Киллиана, он надел на него нечто длинное и свободное, напоминавшее не то огромную длиннополую куртку, не то платье. Плечи в этот раз были не такими пышными, а тугая шнуровка и вовсе отсутствовала везде, кроме манжет. Поверх шёл ещё один слой – без рукавов, зато с высоким воротником и множеством блестящих цепочек из светлого металла, украшенных крошечными бриллиантами и одной крупной восьмиконечной звездой.
– Итак, возвращаясь к сегодняшнему дню – после обеда мы садимся в колесницы и отправляемся в Рунтрейсе, – говорил Седьмой, пока ловкими отточенными движениями заворачивал Киллиана в объёмные одеяния. – Процесс не сказать, чтобы сложный, скорее утомительный. Впереди нас будет ехать глашатай. У нас двенадцать остановок на главных площадях столицы: мы будем должны произнести по коротенькой речи. Я уже всё подготовил, в колеснице отдам моему господину карточки. Нужно будет просто бодро читать их, не очень часто подглядывая.
– Благодарю, Ваше Высочество.
– После нас ждёт ужин, на котором будут только члены императорской семьи, – продолжал принц. – Там Его Величество каждому из присутствующих задаёт по одному вопросу. Ничего серьёзного, обычно про искусство, науку, какие-то личные успехи. Мой господин справится без труда.
– Но вдруг я скажу что-то обидное? – в памяти всплыла история с королём.
– Я всё ещё буду рядом, мой господин, – успокоил Седьмой. – Если ты что-то скажешь не так, то я просто объявлю, что ты пока не очень хорошо освоился с нашим языком и предложу более приятную нашему правителю версию твоих слов.
– Не знаю, как благодарить Ваше Высочество.
– Если моему господину станет спокойнее, то я попрошу о какой-нибудь ответной услуге, когда мы прибудем в Нахтигаль, – беззаботно отозвался принц. – Кстати, именно туда мы отправимся после ужина; путь займёт всю ночь, будем на месте ранним утром.
Киллиан только и мог, что снова произнести какие-то слова благодарности, которые от многократных повторений уже вовсе утратили смысл. Седьмой закончил с его одеждой и принялся одеваться сам: три слоя поверх того, что на нём уже было, множество украшений на шее и руках, да ещё и платок на шею, которая и без него уже была закрыта. Даже до окончательного одевания было невозможно сказать, был Седьмой полным или худым, крупным или грацильным, мощным или хрупким. Даже рост его точно нельзя было определить из-за толстых подошв и возвышающихся над макушкой деталей головного убора, более всего напоминавших узкие вытянутые витражи. Теперь же, когда принц был окончательно собран, силуэт его вовсе потерял очертания под пышными складками и хитро уложенными на широкий каркас полами трёх длинных одеяний.
– Готов, мой господин? – спросил он. – Можешь схватить последнюю виноградинку или кусочек сыра, и пора идти.
– Да, Ваше Высочество, – от хватания еды Киллиан воздержался.
Седьмой потянул за шёлковый шнурок с кисточкой, что висел у двери, а после подставил локоть.
– Окажет ли мой господин мне честь?
Киллиан хотел бы сказать что-то наподобие «будто у господина есть выбор», однако вместо этого молча взял принца под руку.
– Ваше Высочество, – тихо позвал он.
– Да, мой господин?
– Почему Вы… то есть ты женился на мне?
– Не хотел, чтобы мой господин достался моему дражайшему Десятому брату, – голос прозвучал так, точно его обладатель неодобрительно поджал губы.
Больше Киллиан ни о чём не успел спросить: как раз в этот момент дверь перед ними распахнулась. Мраморный пол за порогом был устлан белоснежными лепестками. Седьмой без малейшего колебания на них шагнул, и его новоиспечённому супругу ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру.
Сколько Киллиан здесь пробыл – ни единого раза заседания не происходили в одном и том же помещении. Каждый день был новый зал: розовый, зелёный, лазурный, то со статуями пухленьких детей, то с живописными изображениями полуобнажённых девиц; то сплошь в тяжёлых драпировках, то с огромным чучелом гигантской птицы позади трона. Этот раз исключением не стал: новое заседание проходило в зале, отделанном чёрным мрамором в белую прожилку. Пусть зал этот и был не слишком велик в ширину и длину, но был высотой в целых два этажа и имел ряд балкончиков, часть из которых была завешена серебристой тканью.
Они с Седьмым пришли уже после большинства императорских детей, но до Десятого и Её Высочества Буан. Его Высочество уверенно занял место за столом, что стоял слева от трона и усадил рядом Киллиана. Тот несколько раз пробежал взглядом по толпе, пока не нашёл среди незнакомых лиц Делму. Сложно было сказать издалека, но ему показалось, что глаза её покраснели.
К Его Высочеству сзади подошла высокая женщина в пышном чёрном одеянии и с наполовину закрытым лицом. Она похлопала принца по плечу, вложила в его ладонь свёрнутый листочек бумаги и двинулась дальше, после чего заняла самое близкое за их столом место к трону. Седьмой развернул записку.
– Сейчас на всякий случай ничего не отвечай мне, мой господин, – тихо прошептал он. – Кто знает, может, кто-то прочтёт по губам. Его Величество уже отдал приказы собирать армию, так что сейчас будет просто театральное представление и символическое обращение к генералу, который отправится в Эрию. Всё в порядке, мой господин.
Киллиан отреагировал кивком. От сердца отлегло: его нынешнее положение не было напрасным, и уже это походило на повод для радости. Он вновь поймал взгляд Делмы и слегка ей улыбнулся.
Десятый пришёл последним из императорских детей. Её Высочество Буан шагала за ним, подняв подбородок и выпрямив спину. Они сели за стол по другую сторону от трона. Десятый встретился с Киллианом глазами, и по его красивому лицу, закрытому маской лишь на треть, расползлась широкая улыбка.
– Узрите! – от знакомого голоса Киллиан подпрыгнул: тот впервые прозвучал так близко. – Высочайшим вниманием нас удостаивает Его Величество…
Все присутствовавшие в тот же момент встали. чтобы выслушать длинный перечень земель под властью здешнего монарха; Десятый не слишком-то вежливо поддёрнул поднимавшуюся чуть медленнее принцессу. Император явился как всегда неспешным шагом, поднялся по ступеням к трону и развернулся, раскинув руки пафосным жестом.
– Мои верные подданные! Мои дражайшие гости! – обратился он к собравшимся. – Звёзды свидетели: день сей прекрасен! Прежде чем приступить к нашему заседанию, поприветствуем же почётнейших из почтивших этот скромный зал своим присутствием!
Император сел; по уже знакомому Киллиану сценарию стали объявлять самых важных людей, и начали, как и всегда, с короля Эрии – и снова как бы невзначай забыли назвать его титулы. Тот красноречиво не изволил приближаться к трону, а лишь поднялся с места. Говорить он не стал. Далее объявляли императорских детей; женщину, которая передала Седьмому записку, назвали Её Высочеством Первой Принцессой, Избранной Звёздами Наследницей, Госпожой и Покровительницей Свободного Города Юга Хайлигштерна. Она в этот раз была без мужа; быстрым шагом вышла, преклонила колено, обменялась с Его Величеством обыкновенными приветствиями:
– Доброго дня тебе, Первая из моих детей.
– Доброго дня Вам, Ваше Величество.
Далее называли всех по порядку; Киллиан давно заметил, что по одну сторону от правителя находились принцы и принцессы под чётными номерами, а по другую – под нечётными. Теперь, разглядывая всех этих людей поближе, он не видел никаких различий между чётными и нечётными, да и разница между каждым отдельно взятым императорским отпрыском и остальными была исчезающе мала: все как один бледные, беловолосые, голубоглазые, одетые в чёрное. Выделялся, пожалуй, только Седьмой, за все посещённые Киллианом собрания так и не показавший ни единого кусочка кожи.
– Узрите! Его Высочество Седьмой Принц, Господин и Покровитель Свободного и Торгового города Запада Нахтигаля и его почтенный супруг – Киллиан из Нахтигаля, – объявили их; помещённое после его имени название города, которого Киллиан ни разу в жизни не видел, резало слух.
Они с Седьмым поднялись и обошли стол; Киллиан держался слева от Его Высочества и как мог старался не споткнуться, шагая на ватных ногах. Они приблизились к трону и одновременно преклонили колени.
– Доброго дня тебе, Седьмой из моих детей.
– Доброго дня Вам, Ваше Величество.
– Доброго дня тебе, юный господин, – голос Императора ничуть не изменился, когда тот обратился к Киллиану.
– Доброго дня Вам, Ваше Величество, – он сам удивился, насколько твёрдо прозвучал его голос.
Всё закончилось раньше, чем он по-настоящему испугался; Седьмой поддерживал его под локоть и мягко направлял, когда они попятились на три шага, а после вернулись на свои места.
– Отлично, – едва слышно шепнул Седьмой. – Мой господин хорошо справился. Не думаю, что нас ещё побеспокоят, поэтому можем пока расслабиться.
Вскоре представили Десятого – Почтенного Наместника Его Величества в Марморе, столице земли Остбергер Вельтранд; Её Высочество Буан при этом назвали «его почтенной супругой», не упомянув при этом эрийского титула. Идя к месту приветствия, принц едва ли не тащил её, а ей было сложно угнаться за гораздо более высоким и сильным мужчиной. И тем не менее спина её не сгибалась под грузом плачевного положения, и подбородок она упрямо держала поднятым.
После них шли двое оставшихся императорских отпрысков, а дальше – целая череда самых разнообразных господ, чьи обращения должны были разбираться в течение заседания. В основном их объявляли как глав домов, семей и фамилий, наверняка очень известных и влиятельных если не во всей Эдельландской Империи, то в Хайлигштерне точно. Были среди них личности самые разнообразные: архитектор в небесно-голубых одеждах и с почти сплошь увешанными золотом плечами, шеей и головой; краснодеревщик в тёмной маске из дерева; южные торговцы в пышных воротниках и зелёных масках и с перьями в шляпах; хозяйка крупнейшей из ферм в столичных пригородах полностью облачённая в кожу. Этот хоровод эдельландской знати напоминал сон в лихорадке: пёстрый, вычурный, чрезмерный – равно как и местный дворец и некоторые из здешних традиций. Киллиан уже думал, что это никогда не кончится, но внезапно Император поднял руку, призывая к тишине.
– Величайшее удовольствие видеть вас всех в этом зале, – он говорил медленно, никуда не торопясь. – Попросим же секретаря огласить сегодняшнюю повестку дня.
К небольшой трибуне в центре зала проковылял маленький сухенький старичок в длинной мантии учёного; Киллиан его видел пару раз на предыдущих заседаниях, и потому знал, что голос у того был высокий и скрипучий, точно у него что-то застряло в горле; ко всему прочему он ещё и поминал к месту и нет Звёзды, видимо, вместо знаков препинания.
– Приветствую Его Величество Императора Эдельландского, да озарят Звёзды его путь и да будут им вечно довольны, – начал он, уткнувшись в листок бумаги. – На сегодняшнем заседании, да осветят его Звёзды, будут обсуждаться следующие вопросы: под первым номером следует вопрос о передачи здания в историческом центре столицы, да сохранят её Звёзды, в ведение дома Гольдтраубе для создания в нём винной лавки. Под вторым номером мы выслушаем отчёт главы дома Нойбах о подготовке новых коровников к предстоящему сезону, да снизойдёт на него благословение Звёзд. Под номером три…
– Господин мой, если умеешь спать с открытыми глазами – можешь вздремнуть, – шепнул Седьмой с долей иронии. – Кажется, Его Величество решил, что ещё не наигрался.
Киллиан сидел с мрачным лицом, не имея ни возможности ответить, ни подходящих слов. Его Высочество незаметно извлёк откуда-то из многочисленных слоёв одежд складной веер и положил его на стол совершенно обыденным движением.
– Если захочешь что-то сказать – прикройся им, – посоветовал он. – Главное – внимательно смотри на докладчика, пока говоришь, и делай вид, что даёшь себе немного прохлады.
Киллиан едва заметно кивнул, испытывая непроизвольно зависть к Седьмому, предусмотрительно закрывшему всё лицо непроницаемой маской. От предположения, что он это делал ради того, чтобы беспрепятственно спать на заседаниях, уголки губ непроизвольно дёрнулись.
– И завершит наше сегодняшнее заседание, да будут Звёзды ему свидетелями, вопрос об отправке военной помощи Королевству Эрийскому, да сохранят его Звёзды.
Седьмой не соврал, когда говорил, что самой сложной задачей будет не заснуть от скуки. Даже негодование по поводу столь унизительного распределения задач не могло перебить накатывающего желания закрыть глаза и посмотреть пару снов. К трибуне вышел рослый широкоплечий мужчина в полумаске, дорогом жилете с цепочкой, белоснежной пышной рубашке и винного цвета юбке в пол, из-под которой при ходьбе виднелись ноги, обутые в открытые сандалии. В Эрии, конечно, издревле носили тёплые килты, и они в тот год даже возвращались на пик моды, но всё же килт весьма серьёзно отличался от юбки, и ошибиться здесь было невозможно при всём желании.
– Благодарю Звёзды, Ваше Величество и всех собравшихся сегодня господ за возможность говорить здесь, – произнёс он густым басом. – Я, Эрих из дома Гольдтраубе, говорю от имени почтенной матушки, желающей открыть в сердце нашей блистательной столицы винную лавку, дабы радовать наших великолепных господ…
Дальше Киллиан не слушал. Смесь любопытства со скукой взяла верх над усталостью и недоверием к Седьмому, и потому он взял веер и сделал, как говорил принц: раскрыл его перед лицом и принялся слегка обмахиваться.
– Ваше Высочество, почему он в юбке? – шепнул Киллиан.
– В каком смысле, мой господин? – переспросил Седьмой. – А. Такая юбка вместе с сандалиями составляет форму дома Гольдтраубе. Они так показывают, что готовы в любой момент топтать виноград для вина. Ну и маски никогда не закрывают рты – это потому, что они всегда готовы к дегустации.
– И мужчины тоже носят юбки? – недоверчиво прошептал Киллиан.
– Конечно. Почему нет?
– Не знаю, – стоило больших усилий не пожать плечами. – В Эрии они считаются женской одеждой.
– В Эдельланде главное соответствовать форме своего дома, если ты из знатной семьи, а в остальном все носят что хотят, – на грани слышимости произнёс принц.
Киллиан мысленно поблагодарил Звёзды за то, что ему пока что попадались наряды со штанами. Он отложил веер и уставился куда-то сквозь докладчика. Спина и ноги уже затекали от сидения, а ведь только-только приступили к обсуждению первого вопроса. Киллиан честно попытался вникнуть в происходящее: эксперты высказывали своё мнение, Эрих все-носят-что-хотят с кем-то из них соглашался, другим возражал, и всё это сопровождалось названиями, именами, датами, да и просто незнакомыми Киллиану эдельландскими словами, так что где-то на середине он потерял нить происходившего. Он скосил глаза на Седьмого; тот по-прежнему сидел прямо и почти неподвижно, только руки его, опущенные под стол, перебирали длинный чёрный шнурок, завязывая на нём хитрые узелки. Зрелище это было, признаться, куда более захватывающим, чем то, что происходило в зале.
Киллиан пропустил всё, что только можно было: коровники, закупки мозаики для отделки какого-то потолка, спор из-за реставрации моста. С каждой минутой его тело всё сильнее ныло, а боль в висках нарастала вместе с лёгким головокружением. Даже мрачные мысли, не оставлявшие его почти ни на мгновение, пали под безжалостным натиском всепожирающей скуки.
– Мой господин, – тихонько позвал Седьмой, – если совсем плохо – подумай о том, что тебе обязательно будет нужно в твоих нахтигальских покоях. Пора составлять список.
Киллиан на это мог бы ответить сразу: постель, стул и стол. Можно обойтись самыми-самыми простыми и дешёвыми – за такие не придётся демонстрировать слишком глубокой благодарности. Блуждающий взгляд наткнулся невольно на Десятого: тот даже не скрывал своей скуки; кажется, он и вовсе дремал, сложив на груди руки и откинувшись на спинку кресла. Её Высочество рядом с ним, напротив, держалась прямо и смотрела на выступающих; Киллиан не знал, насколько хороша она была в языках, и сколько из звучавшего в этих стенах понимала, но стоило отдать принцессе должное: она выглядела по-настоящему вовлечённой.
Несколько раз он бросал взгляды в сторону эрийской делегации. Лицо короля всё багровело с каждым новым незначительным спором, разгоравшимся в зале. Первый министр искрутился в своём кресле; в какой-то момент он даже уронил свой кружевной платочек, неловко за ним нагнулся, и шарил по полу ощутимо дольше, чем можно было бы счесть приличным. Делма же застыла, сложив руки точно для молитвы, и не сводила глаз с Киллиана.
Седьмой больше не заговаривал. Он сидел в прежней позе, заполнив чёрным облаком одежд всё кресло и пространство вокруг него; Киллиан не удивился бы, если б оказалось, что он тоже спал. Из оцепенения принц вынырнул только когда император объявил:
– Решено! По делу фамилии Хохвассер назначается проверка во главе лично с Квинтусом. Прошу огласить следующую тему.
Пока раздосадованный проситель в до нелепого широких зелёных штанах возвращался на своё место, заговорил секретарь:
– Следующим вопросом на повестке дня, да будет он освещён сиянием Звёзд, является отправка военной помощи Королевству Эрийскому.
К трибуне вышел Первый министр; возможно, Киллиану показалось, но губы Императора на мгновение презрительно скривились. Сам он заговаривать не стал, оставляя эрийцу роль просителя.
– Да осветят Звёзды наши пути, – начал министр. – В этот прекрасная день мы всё ещё радуемся новому союзу, что возникла накануне.
Киллиан поморщился; для него оставалось загадкой, почему нельзя было как следует заучить хотя бы вступительную речь.
– Королевство Эрийское выражает надежду, что Эдельландская Империя не оставит свой союзника в сегодняшней ситуации. Особенно учитывая угрозу, что нависнет и над Империей в случае, если врага не остановить ещё в Эрии.
– Воистину справедливы слова почтенного министра, – важно проговорил Император. – Эдельландская Империя, безусловно, готова поддержать своего союзника. Не мог бы почтенный министр огласить полный список необходимой помощи?
Киллиан шумно втянул в лёгкие воздух и сжал губы – талант эдельландского правителя унижать при видимом расположении к собеседнику просто поражал.
– Королевство Эрийское нуждается обученной пехоте и в кавалерии самого разного толка, – министр сделал вид, что ничего не заметил; он просто развернул заранее заготовленную бумажку и принялся читать. – От конницы до наездников на ящерах. Также мы считаем необходимым направить в места самых тяжёлых боёв отряды Опустошённых, а на всех остальных участках назначить в помощь эрийским войскам Видящих и опытных воинов, уже побывавших в подобных битвах. В завершение смею упомянуть, что Королевство Эрийское было бы благодарно за помощь в виде оружия, магии и провизии.
Император выдержал после этих слов паузу; Киллиан бы даже поверил в то, что он размышлял, если бы не знал, что всё уже было решено.
– Пехота и конница – это совершенно не проблема, почтенный министр, – задумчиво проговорил, наконец, монарх. – Но что до остального… Видите ли, ящеры очень дороги в содержании и трудны в перевозке, плюс они невероятно требовательны к климату. Боюсь, в Эрии они бы просто замёрзли.
– Зимой – несомненно, – не уступал министр. – Но вот-вот наступит лето; в Эрийском Королевстве погода в это время вполне подходит для ящеры, Ваше Величество.
– Допустим, так, – продолжал Император. – Но как же насчёт их содержания? Им необходимы тёплые и влажные стойла, закрытые со всех сторон.
– В том нет проблемы, Ваше Величество. Их можно возвести за небольшой срок.
– Хорошо, – проговорил монарх; казалось, он этой сценой наслаждался. – Мы дадим Эрии десяток ящеров, но не более. Помимо них следует отметить Опустошённых и Видящих – это очень ценные люди, чьё обучение занимает десятилетия. Империя не имеет никакого права разбрасываться ими, зная, что опасность может в любой миг прийти и на наши берега.
– Ваше Величество, – не сдавался министр, – мы просим о них не из гордыня. Такая воины необходимы для того, чтобы как можно меньше простых солдат – в том числе и имперских – отдали на этом войне свои жизни.
– Так и быть, – согласился монарх, – Королевство Эрийское получит пятьдесят Опустошённых. Но всё же Видящих Империя дать не может; это бы означало надолго оторвать их от важнейших постов, что поставило бы под угрозу безопасность эдельландских земель.
Киллиан не удержался и закатил глаза. Раньше он ни разу не испытывал столь сильного желания кинуть в человека что-нибудь тяжёлое. Он бросил короткий взгляд на короля: тот, казалось, был готов лопнуть.
– Эрийское Королевство принимает такие условия, Ваше Величество, – проговорил министр.
– Что же до помощи оружием и продовольствием, – продолжал Император, – её могут оказать все желающие жители Империи в любом объёме. Эрийское Королевство может прислать послов, которые будут заниматься сбором пожертвований.
Киллиан едва не взвыл. Теперь их хотели ещё и выставить попрошайками.
– Да будет так, – в голосе министра проскользнул до этого момента хорошо замаскированный гнев.
– В таком случае решено, – объявил монарх. – Призвать сюда генерала Вальца!
Пара слуг суетливо покинула зал через боковую дверь. Киллиан нетерпеливо поёрзал в попытке хоть как-то размять затёкшие мышцы.
– Почти всё, мой господин, – тихо шепнул Седьмой.
Ожидание продлилось довольно долго, если учитывать, что все приказы были давно отданы. И тем не менее последовавшая за ним церемония выглядела эффектно. Позолоченные двери распахнулись перед высокой фигурой облачённого в имперскую военную форму мужчины. Он шагал твёрдой тяжёлой поступью, точно отбивая огромными сапогами марш. Генерал Вальц, не глядя по сторонам и не совершая ни единого лишнего движения приблизился к трону и опустился на одно колено, взметнув отточенным движением плащ так, что тот лёг впечатляющим полукругом за его спиной.
– Имею честь предстать пред Вашим Величеством, – громко отчеканил он.
– Генерал, – властно обратился к нему монарх, – слушай мой приказ: немедленно собрать две тысячи пехотинцев, пятьсот конников и десяток наездников на ящерах. Послать в монастырь за пятью десятками Опустошённых. В ближайший срок отправиться на помощь нашему славному союзнику – Королевству Эрийскому.
– Воля Вашего Величества будет исполнена, – браво заявил генерал.
– Приступай.
Военный поднялся, отсалютовал и удалился: три шага попятился, а после развернулся на каблуках и быстро, как и подобало военному, скрылся за дверьми.
– Следующий вопрос на повестке дня, – требовательно произнёс Император, не дав министру сказать более ни слова.
Киллиан скрипнул зубами.
– Иных насущных вопросов Звёзды в этот прекрасный день не ниспослали, Ваше Величество, – объявил секретарь.
– Великолепно. В таком случае благодарю моих верных подданных и моих дражайших гостей за проявленное внимание и трудолюбие. Именно эти качества столь высоко отмечены Звёздами на страницах истинного Писания. А теперь я приглашаю Его Величество и его делегацию, а также моих славных детей, а также глав славных эдельландских домов отобедать всем вместе, как подобает дружным союзникам под взорами Звёзд!
Его наградили овациями. Киллиан несколько раз беззвучно сложил руки вместе, не потрудившись приложить ни капли силы. Когда Император удалился, вновь подал голос Седьмой.
– Вот и всё, мой господин, – проговорил он, поднимаясь; свою верёвочку с узелками он ловким движением накинул на запястье наподобие браслета и спрятал под пышным кружевом манжеты. – Воистину ничто не страшно тому, кто пережил императорское собрание.
Киллиан встал и с удовольствием повёл плечами, переступил с ноги на ногу, пару раз повернулся туда-сюда. По телу пробежало сладкое тепло. Вновь где-то сидеть ему, откровенно говоря, не хотелось.
– Не будет ли мой господин против, если до обеденного зала мы пройдём кружным путём? – спросил Седьмой, точно прочтя его мысли. – Не помешало бы немного разогнать кровь.
– С удовольствием, Ваше Высочество.
– На самом деле, нам нет нужды спешить, – рассуждал принц, когда они покидали чёрный зал через боковую дверь. – По регламенту мы можем явиться раньше, чем любые другие гости, если нам есть, что обсудить с остальными пришедшими, но также мы можем прийти и прямо перед выходом Его Величества. Не желает ли господин вернуться в наши покои? У нас есть около часа.
– Почему бы и нет, – согласился Киллиан, и только после того, как с его языка сорвались эти слова, он понял, сколько всего принц мог бы успеть сделать с ним за этот час.
Но слова назад брать было уже поздно; они вернулись в покои.
– Если мой господин устал, то он может пойти прилечь, – предложил Седьмой. – Я позову тебя, когда придёт время.
– Хорошо, Ваше Высочество, – покорно согласился Киллиан.
Какая-то часть его лелеяла надежду, что это не было уловкой и завуалированным предложением близости. Он старался убедить себя в том, что за час даже Седьмой не успел бы снять всю ту одежду, что на нём была, а после – надеть обратно. Здравый смысл подсказывал, что никакого подтекста не было, и всё же Киллиана снова потряхивало, когда он стягивал сапоги – слава Звёздам, сегодняшний наряд позволял к ним наклониться! – и устраивался поверх покрывал.
К чести Седьмого стоило отметить, что тот сказал, что они будут отдыхать – и они действительно отдыхали; по крайней мере Киллиана он не беспокоил до тех самых пор, пока не пришла пора возвращаться под прицел сотен пар глаз; и даже тогда Его Высочество постучался и дождался, пока Киллиан обулся и вышел к нему, а не ворвался в комнату. Киллиан целых четыре раза повторил про себя коротенькую благодарственную молитву за то, что ему достался не Десятый, а некто, кто хотя бы может создавать впечатление приличного человека.
Как бы ни хотелось прирасти к расшитому вензелями покрывалу и не двигаться больше никогда, Киллиан беспрекословно поднялся, когда Седьмой его позвал, поправил одежду и пригладил нервно волосы; Его Высочество к этому моменту сменил маску, похожую на ту, что носили священнослужители, на серебристую вуаль, которую Киллиан уже видел на свадьбе. Наверное, полагалось в таких случаях испытывать любопытство по поводу столь тщательного сокрытия своей внешности, но Киллиан на самом деле вовсе не хотел видеть этого человека, и потому не задавал лишних вопросов, наблюдая за тем, как он прощупывал запястья, проверяя, насколько хорошо манжеты к ним прилегали.
Не было никакого сюрприза в том, что для обеда вновь выбрали ранее незнакомое Киллиану помещение; наоборот, он бы, скорее, удивился, если бы они пришли, например, туда же, где накануне проходил свадебный пир. В этот раз они пришли в зал с гигантскими окнами от самого пола и до потолка; однажды подумав, что здесь вместо стен стояло просто два ряда толстых колонн и стеклянные перегородки между ними, более нельзя было отделаться от этой мысли. Киллиан с Седьмым прибыли последними из всех императорских детей; остальные уже занимали места за отдельным широким столом, во главе которого находился огромный пустующий трон; лежавшие на его сидении чёрные подушечки с золотыми кисточками по мнению Киллиана были достойны скорее какого-нибудь средненького борделя, чем императорского трона, однако это мнение он решил, учитывая натуру здешнего правителя, на всякий случай навсегда оставить при себе.
За столом атмосфера царила более непринуждённая, чем на заседании: императорские отпрыски перекидывались между собой совершенно обыденными, ничего не значащими фразами наподобие «Вот так насыщенная весна выдалась!» или «О нет, только не начинай подсыпать соседям перец как в прошлый раз!» или «Как думаешь, у кого стоит заказать статуи для кабинета?», но даже такие праздные и человечные беседы не могли перевесить неестественной холодности их внешности. Большинство из них так или иначе хотя бы частично закрывали лица, но вблизи их схожесть становилась ещё более очевидной: у всех сквозь бедную-бледную кожу просвечивала синева сосудов, но румянец ни у кого не был ярко-красным, как того можно было ожидать; наоборот, их щёки розовели нежно и равномерно и больше походили на краску на личиках фарфоровых кукол, зато рты их на фоне столь светлой кожи казались вызывающе-алыми. Глаза у каждого и каждой цветом напоминали чистейший голубой лёд, какой Киллиан видел только на больших лесных озёрах, и ещё более ярко оттеняли эту холодную красоту пушистые белые ресницы, точно покрытые инеем. Такой же чистой белизной отличались и их длинные, сияющие здоровьем волосы; Киллиан никак не мог понять, была ли это седина, или они просто сами по себе имели такой цвет. Но больше всего его задевали идеальные пропорции их черт – теперь-то он понимал, почему Эдер так сетовал на его собственное асимметричное лицо. В который уж раз он сожалел, что отказался от маски, когда предлагали.
– Мой господин, ты в порядке? – поинтересовался Седьмой.
– Просто задумался, Ваше Высочество.
– Сейчас уже начнётся. Я не думаю, что к нам подойдут поговорить – у нас не принято беспокоить тех, кто выше по статусу, особенно во время еды. Но если всё же о чём-то спросят, и ты не сможешь сразу ответить – просто скажи, что не очень хорошо знаешь язык, а дальше я тебя выручу.
– Спасибо.
Их прервало очередное набившее оскомину «Узрите!» вместе со всем, что должно было следовать за ним: подобострастным объявлением и медленным шествием Его Величества к столу. Император важно оглядел собравшихся, задержавшись взглядом на Киллиане и Её Высочестве Буан.
– Благодарю всех, кто сегодня разделяет со мной эту скромную трапезу.
Киллиан ощутил подкатившую к горлу тошноту; оставалось только надеяться, что в этот раз обойдётся без театральных фраз и тонких намёков на то, сколь никчёмным этот монарх считал Эрийское Королевство.
– Без лишних церемоний насладимся же пищей, ниспосланной нам свыше, – на этом Император сел, а Киллиан выдохнул.
Пока подавали на стол, он решился бросить взгляд на Её Высочество Буан, которая теперь сидела достаточно близко, чтобы можно было различить её покрасневшие веки, безразлично глядящие прямо перед собой глаза и опустившиеся уголки рта. Невольно Киллиан посмотрел и на Десятого, который, кажется, её игнорировал; зато на Киллиана моментально взглянул в ответ и лучезарно улыбнулся; один его глаз был всё ещё закрыт, зато во втором очень хорошо была заметна крошечная точка зрачка.
– Мой господин, игнорируй его, – на грани слышимости шепнул Седьмой.
За весь обед к ним никто не подошёл: императорские дети больше интересовались какими-то богатыми господами в нелепых нарядах и масках, а все остальные действительно не решались помешать их трапезе. Только Её Высочество Первая Принцесса – высокая и стройная дама чуть за тридцать – перекинулась с Седьмым парой слов, не вставая со своего места.
– Дорогой брат, – весело сказала она, заметив, как принц подкладывал Киллиану очередное блюдо на пробу, – а ты у нас, оказывается, нежный и заботливый господин.
– Беру пример с дорогой сестры, – беззлобно ответил на это Седьмой.
В этот миг Киллиан услышал звон металла и обернулся на звук.
– Подбирай, – сквозь зубы процедил Десятый, толкая локтем Её Высочество Буан.
– Дорогой брат! – протянула Первая, переключившись на него. – К чему это? За что мы платим слугам жалование? Подать госпоже новую вилку!
Десятый одарил её взглядом, полным звериной ненависти, на что наследница престола не повела и бровью.
Киллиан изо всех сил старался поесть, но кусок в горло не лез, и вкуса он совершенно не ощущал. Ему приходилось заталкивать в себя еду, которую он даже не различал и не запоминал. Его Высочество перестал предлагать новые и новые блюда довольно скоро, чем заслужил неожиданно искреннюю благодарность. Финальную речь Его Величества Киллиан старательно игнорировал, концентрируясь на собственном дыхании под счёт. К началу Рунтрейсе он подошёл без какого-либо энтузиазма, но хотя бы вполне спокойным.
– Мой господин, перед отправлением стоило бы посетить уборную, – предложил Седьмой, пока они шли к месту выезда.
Воспоминания о дворцовых уборных, видимо, отразились на лице Киллиана, поэтому принц после короткой паузы добавил:
– Я прикажу слугам никого не пропускать; моё слово против слова дражайшего Десятого брата весит больше.
Всё же несмотря на своё плачевное положение Киллиан, пожалуй, и вправду временами ощущал к этому человеку что-то наподобие благодарности или даже уважения. Однако на размышления по сему поводу у него попросту не было времени: они успели только сделать свои дела и быстро проверить многочисленные слои одежд; Седьмой ещё и умудрился сменить вуаль обратно на непроницаемую маску.
Когда эрийская делегация прибыла в столицу, они въезжали во дворец через огромные золотые ворота, в которые могли бы пройти одновременно четыре колесницы; теперь же это было первое место, которое на памяти Киллиана во всех произошедших событиях использовалось во второй раз. На территории дворца к этим воротам прилегала мощёная разноцветным гранитом площадь, на которую выгнали три колесницы; они двигались медленнее другого транспорта на магической тяге и выглядели едва ли не древними, а количества золота, которым они были увешаны, хватило бы, пожалуй, чтобы оплатить строительство небольшого города. Форму колесницы имели странную: одна из них представляла собой крошечную самоходную сцену, а у двух остальных кабины возниц были маленькими и невысокими, а на каждой из них находился небольшой открытый помост, от которого спускалась лестница к помещённому в задней части пассажирскому салону – если так можно было назвать нечто, более всего напоминавшее беседку, неплотно завешенную отрезами чёрной и серебристой ткани вперемешку с золотыми цепочками; когда они вместе с Седьмым забирались в одну из этих беседок, Киллиан заметил, что на концах этих цепочек висели крошечные восьмиконечные звёздочки.
– Мой господин, держи, – принц подал ему стопку из плотных, приятных наощупь картонок. – Это приветственные речи; на одну остановку – одна карточка. Я разложил их в нужном порядке.
– Благодарю, Ваше Высочество.
Тем временем на колесницу-сцену взобрался высокий человек в столь пышном наряде, что его полы покрыли почти весь предоставленный ему пол; они тронулись. Киллиан опустил взгляд в первую карточку и обнаружил, что хотя почерк Седьмого и был тонким и аккуратным, а всё же некоторые буквы выглядели не так, как Киллиан привык, читая и переписывая эрийскую версию Писания. Он не знал, сколько у него было времени до первой остановки, и оттого ладони его покрылись липким потом. Лихорадочно пытаясь прочесть ровные строчки, он не мог разобрать ни слова вообще; от волнения, кажется, начинало мутить.
– Мой господин, хочешь я прочитаю всё вслух? – предложил Седьмой; его было едва слышно за грохотом колёс о мостовую.
– Да, пожалуйста, – голос позорно дрогнул.
Оказалось, что сказать-то нужно было совсем немного; Киллиан знал не все слова, но они складывались из знакомых ему частей, поэтому произнести их без ошибок не составило бы никакого труда. Когда Седьмой читал во второй раз, помогая запомнить, его негромкий голос перекрыла топа, встречавшая колесницы императорский детей.
– Узрите! – человек на самоходной сцене кричал до тошноты знакомым голосом. – Его Высочество Десятый Принц с прекрасной молодой супругой! Его Высочество Седьмой Принц с великолепным молодым супругом! Узрите!
По пути к первой из площадей Киллиан успел сам дважды прочитать вслух то, что ему предстояло сказать; Седьмой одобрительно отметил, что у него выходит очень чётко и понятно. Однако, когда они выехали на первую из площадей, Киллиану показалось, что он напрочь забыл всё, что только что репетировал. За лихорадочным перечитыванием он прослушал и объявление глашатая, и речи Десятого и Её Высочества. В реальность он вернулся только когда услышал:
– Мой господин, пора.
Как же Киллиан был благодарен Седьмому, который поднял его чуть раньше, чем было необходимо, когда, поднявшись на ноги, ощутил накативший рвотный позыв и такое сильное и внезапное головокружение, что виски прошило вспышкой боли. Спустя мгновение он обнаружил себя буквально повисшем на твёрдой, нисколько не дрожащей руке принца.
– Ты в порядке? – спросил он.
– Да, идём, – выдавил Киллиан, услышав, как их называют.
Они вышли на помост в передней части колесницы; ноги у Киллиана тряслись так, что ему ничего не оставалось, кроме как опираться на идущего рядом мужчину и молиться, чтобы со стороны это выглядело как выражение его безмерной любви.
– Да снизойдёт на вас благословение свыше и да осветят Звёзды ваш путь, – начал Седьмой, едва они оказались на крошечном возвышении посреди пёстрого людского моря. – В этот знаменательный день я желаю с гордостью объявить, что перед Звёздами, перед судом и перед людьми принёс клятву человеку, который стоит сейчас рядом со мной; сегодня я прошу всех подданных благословенной Эдельландской Империи принимать моего возлюбленного супруга как равного мне во всём. Благодарю вас за внимание.
Толпа взорвалась овациями; настал черёд Киллиана. Сердце пульсировало где-то в горле; он много раз танцевал перед сотнями и тысячами зрителей, но вот говорить раньше не пробовал.
– Да станут Звёзды свидетелями моим словам, – начал он, стараясь выглядеть как можно увереннее и благодаря от всей души широкие и длинные эдельландские одежды, под которыми совершенно точно не было видно, как отчаянно тряслись его ноги, – я безмерно рад быть здесь, среди таких прекрасных людей, обращаться к вам, благословенным жителям Эдельландской Империи! Звёзды одарили меня честью стать супругом Его Высочества Седьмого Принца, и сегодня я желаю прилюдно заявить о своём непоколебимом намерении быть для него достойной парой.
И на его слова народ ответил аплодисментами; обычно, слыша столь бурное одобрение, Киллиан раскланивался со всей грацией, что была доступна его телу; теперь же он лишь неловко стоял в ожидании момента, когда можно будет вернуться на место.
– Дорогу! – снова прокричал глашатай; Киллиан невольно подумал, не болело ли у него горло от такой работы. – Дорогу молодожёнам!
Седьмой мягко потянул назад, и они вернулись на сидение в полусалоне-полубеседке. Киллиан попытался прочесть вторую карточку. Но никуда не девшаяся тошнота заставила его замереть и закрыть глаза, прижав руку ко рту и дыша под счёт.
– Мой господин, тебя укачивает? – обратил внимание Седьмой. – Эти повозки трясутся так сильно, что я тоже, признаться, чувствую себя нехорошо. Вот, держи.
Он извлёк откуда-то из складок одежды нечто, завёрнутое в бумажный фантик; развернув его, Киллиан обнаружил крупную круглую таблетку бледно-зелёного оттенка.
– Это от тошноты. Рассасывай её, и станет легче, – объяснил принц. – И ещё можешь затянуть завязки на запястьях потуже; так делают моряки, борясь с морской болезнью.
Таблетка вскоре принесла облегчение столь ощутимое, что Киллиан даже подумал, будто в ней мог быть сокрыт кусочек магии; о её стоимости он в таком случае даже предположений выдвигать не хотел. Со второй карточкой он снова разобрался при помощи Седьмого; в ней было всё то же самое, что в первой, просто другими словами.
– У нас есть поговорка: много говорил – ничего не сказал, – прокомментировал принц. – Можно сказать, в последние десятилетия она стала главным правилом придворных речей.
На новой площади всё повторилось точь-в-точь: объявления, короткие формальные высказывания, отъезд под громогласное «Дорогу!», новая карточка. На третьей было то же самое; к пятой Киллиану уже казалось, что он попал в кошмарный сон, в котором всё топчется по кругу, и вот-вот из-под земли выскочит гигантский кровожадный монстр, который будет за ним гнаться, а он, пойманный в эту ловушку повторений, никак не сможет от него убежать.
– Ваше Высочество, зачем всё это нужно? – спросил Киллиан после шестой или седьмой площади, когда на город уже начал спускаться вечер; тошнота стала вполне терпимой, но теперь навалилась усталость, от которой буквы расплывались перед глазами, а язык заплетался на словах длиннее двух слогов.
– Видишь ли, мой господин, – спокойно объяснил Седьмой, – я у Его Величества сейчас в фаворе, но потерять его расположение слишком просто. Пока мы следуем традициям и делаем вид, что всё в порядке, я могу подумать о том, как извлечь выгоды из нашего положения. Конечно же, мой господин, как участник всех этих событий, тоже получит что-нибудь существенное для себя и своей страны.
– Я безмерно рад найти здесь понимание, но всё же, – ответил ему Киллиан, – ничто в мире не бесплатно.
– Мой господин беспокоится о том, чего я потребую взамен, – это был не вопрос. – Это справедливо. На самом деле у меня есть несколько мыслей, но я пока, признаться, сам до конца не знаю, получится ли их осуществить. Тем не менее, я уверен, мой господин, что мы обязательно договоримся.
Возможно именно сейчас, посреди шумной толпы, Киллиану и хватило бы духу настоять и заставить Седьмого произнести вслух то же самое, что говорил Эдер; от такого заявления Киллиану, конечно, стало бы жутко, но он по крайней мере отделался бы от глупой надежды отвертеться от неизбежного, которая зародилась в его сердце минувшей ночью. Однако колесница опять остановилась, а глашатай вновь завёл бессмертное «Узрите!», а после их очередного выступления смелость свою Киллиан растерял без остатка.
Рунтрейсе продолжалась почти до самого заката; Киллиану понадобилось ещё две таблетки, чтобы её пережить. Под конец он уже просто зазубривал звучание слов: иностранный язык для него превратился в тарабарщину, которую он каким-то образом был способен повторить. По возвращении во дворец Киллиан впервые был рад видеть эти ужасные колонны с золотыми капителями и натёртые до ослепительного блеска – и опасной гладкости – каменные полы. В этот раз на передышку им времени дали так же немного, как и перед отправлением: Седьмой как раз успел вернуть серебристую вуаль. Желудок Киллиана требовал еды, а глаза – сна; разум же извлёк из глубин памяти простенькую молитву о помощи в нелёгком деле и принялся повторять её по кругу.
Столовая, в которой собрались императорские дети со своими супругами, оказалась внезапно очень небольшой в сравнении со всем, что Киллиану доводилось видеть раньше. На стол уже подали, когда они пришли, но никто не приступил к трапезе: ожидали Его Величество.
– … и всё же я рада, что мне не досталось ни мужа, ни жены, – вещала что-то молоденькая ярко накрашенная девица. – Я, может, замуж по любви хочу.
Старшие из императорских детей, с которыми она говорила, переглянулись, и Киллиан в их взглядах отчётливо прочёл: «ей ещё, кажется, не сказали». И тем не менее вслух они отвечали совершенно иное:
– Кто знает, как судьба сложится, дорогая сестра.
– Это уже, дорогая сестра, как постараешься.
Киллиан старательно никому не смотрел в лица, а на приветствия отвечал коротко и очень вежливо, надеясь, что его сочтут крайне неинтересным собеседником; впрочем, вскоре появился Император, и болтовня стихла.
– Примем же с благодарностью эту пищу, мои дети, – произнёс он, садясь на своё место.
Лишь только он положил в рот первый кусок жареной свинины, все остальные тоже принялись за ужин. Зазвучали тихие праздные разговоры, весьма похожие на те, которые звучат за трапезой настоящей семьи:
– Передай, пожалуйста, картофеля, дорогой брат.
– Душа моя, отведаешь паштета?
– Дорогой брат, положи мне сыру по ломтю каждого. Спасибо.
Когда с содержимым тарелок все более-менее определились, Его Величество завёл короткие беседы, о которых предупреждал утром Седьмой.
– Первая из моих детей, как продвигается обучение моих внуков фехтованию?
– Весьма недурно, Ваше Величество. Завтра у меня перерыв между аудиенциями, и я думаю лично проверить, так ли они хороши, как говорят их учителя.
– Ты ответственная мать, – похвалил Император. – Не могу дождаться момента, когда твои наследники получат признание Звёзд. Мой дорогой зять, ты уже нашёл замену их учителю словесности?
– Я подобрал кандидатов, Ваше Величество, – ответил благородного вида мужчина, сидевший рядом с Первой; Киллиана поразила длина его русой косы, что спускалась почти до пола. – В ближайшие дни я лично каждого из них проверю.
– Надеюсь, задержка не скажется на их результатах. Речь идёт о возможных наследниках трона.
Так Император говорил со всеми присутствовавшими: спрашивал о делах, о планах, об успехах и неудачах. Киллиан, однако, заметил, что ни у кого более правитель не спросил о детях, хотя невозможно было поверить в то, что кроме Первой ни у кого их не было.
– Седьмой из моих детей, – обратился спустя какое-то время Император, – ты готовился к свадьбе в Нахтигале. Полагаю, покои для твоего новоиспечённого супруга ты уже выбрал?
– Да, Ваше Величество, – ровным голосом ответил Седьмой. – В нахтигальском дворце как раз пустовали комнаты в западном новом строении; там хорошее освещение и приятный вид.
– И верно, – проговорил правитель, – прекрасное место. Однако, должен заметить, что в этом дворце все комнаты весьма приятны, хоть и бедноваты. А юному господину, вероятно, уже не терпится увидеть новый дом?
Сердце Киллиана пропустило удар. Он с трудом проглотил кусочек печёной утки и постарался принять самый спокойный вид под императорским взглядом.
– Ваше Величество, я и впрямь испытываю изрядное любопытство, – оставалось только надеяться, что по-эдельландски так можно было сказать. – Однако, к сожалению, в архитектурных стилях совершенно не разбираюсь.
– Простите, что прерываю прекрасную беседу, Ваше Величество, – вклинился Седьмой, – мой возлюбленный супруг очень старается, но настоящей практики нашего языка у него пока что было мало. Пообщавшись с ним даже столь краткий срок времени, я могу с уверенностью сказать, что он выражает таким образом интерес к культуре нашей благословлённой Звёздами Империи и радуется возможности изучить разные её грани.
На бледном императорском лице появилось довольное выражение: так выглядит кот, наевшийся до отвала.
– Видят Звёзды – я рад, что моему дражайшему Седьмому сыну достался супруг, достойный его, – произнёс он и переключился на следующего своего отпрыска.
Когда очередь дошла до Десятого, Киллиан навострил уши.
– Десятый из моих детей, когда вы с молодой супругой отправляетесь в Мармор? – поинтересовался Император.
– Завтра днём, Ваше Величество, – голос принца звучал на удивление мягко и благожелательно. – Нам предстоит провести в пути около полутора суток, и мне бы хотелось прибыть домой к утренней аудиенции.
– Приятно слышать, что мой дорогой сын даже в столь счастливую для себя пору не забывает о благе нашей прекрасной Империи. А что же моя юная невестка? Мармор – город горный, военный. Готова ли наша достойная госпожа к такой жизни?
– Климат Эрийского Королевства суров, а порядки строги, – отвечала принцесса почти без акцента. – И тем не менее я люблю это место более всего на свете, Ваше Величество. Если ради моего дома мне предначертано Звёздами отправиться в Мармор – так тому и быть.
Киллиану показалось, что монарх на мгновение скривил губы – пожалуй, впервые за последние дни он получил достойный ответ.
– Приятно породниться со столь решительной особой, – ласково проговорил Император, а после как ни в чём не бывало перешёл к следующему вопросу.
На незамужней Двенадцатой Принцессе круг этой беседы закончился; Киллиан не знал, как долго ещё предстояло сидеть за столом, но аппетит у него пропал уже довольно давно.
– Ваше Величество, – неожиданно позвал Седьмой. – Можем ли мы с моим возлюбленным супругом покинуть это прекрасное застолье раньше времени? Видите ли, мы уезжаем с последним лучом заката, и нам бы хотелось успеть завершить пару незначительных дел перед отправлением.
– Ах, молодость, – на лице Его Величества появилась неприятная понимающая улыбка. – Идите, дети мои. Да облегчат Звёзды вашу дорогу.
На этом Киллиан встал вслед за Седьмым, вместе с ним же откланялся и односложно попрощался. Вот уже почти сутки его прошибал холодный пот в любое мгновение, когда он оказывался наедине с человеком, которого ему следовало считать своим мужем; теперь же, идя вместе с ним «завершать пару незначительных дел» после столь утомительного дня, он не ощущал ничего кроме опустошённости; даже молитв ему на ум не приходило. Какая-то часть его уже сдалась и желала лишь того, чтобы всё худшее произошло как можно скорее, чтобы больше не томиться этим ожиданием и не замирать каждый раз от испуга.
– Мой господин, не хочешь ли освежиться перед поездкой? – спросил Седьмой. – Путь займёт всю ночь; хорошо бы прежде смыть с себя этот день.
– Пожалуй, ты прав, Ваше Высочество, – покорно согласился Киллиан.
В этот раз он провёл в купальне совсем немного времени: смыл липкий пот, обработал прокол, измученные местной обувью ноги и почти исчезнувшие благодаря чудесной мази синяки. Выполняя наставления Эдера, он всё ещё ощущал желание вымыться снова, прекратить и больше никогда к этому не возвращаться, его всё ещё трясло, но гордость его на тот момент молчала, равно как молчала и фантазия, более не пытавшаяся изобрести безумных способов отвертеться от выполнения своей части сделки, на которую Киллиан, если говорить до конца честно, решился сам.
Он вышел, надев чистые штаны и рубаху, подготовленные слугами. Седьмой листал какую-то тонкую, но очень большую книжку в кабинете; не видя его лица, было невозможно определить насколько это занятие его увлекало.
– Мой господин, ты не будешь против, если я тебя ненадолго покину? – спросил принц, едва заметив, что больше он не был один в комнате. – Мне бы тоже хотелось привести себя в порядок перед отъездом.
– Конечно, Ваше Высочество, – кивнул Киллиан.
Оставшись в одиночестве, он заглянул в книгу, которую Седьмой так и оставил на столе. На обложке золотым тиснением было выведено «Книгопечатание: новые технологии и свежие идеи. Впервые с полностью отпечатанными четырёх- и пятицветными иллюстрациями!», а ниже красовалась удивительно детализированная печать издательского дома с торчащим из чернильницы пером. Закладку принц оставил на странице, посвящённой, судя по всему, технологии быстрой и дешёвой печати картинок с использованием более чем двух цветов; Киллиан не знал некоторых слов, но рисунки и схемы, изображённые на странице, поражали чёткостью и пестротой. Киллиану может, и стало немножко интересно полистать дальше в поисках других картинок – подробное описание технических тонкостей в непонятных терминах его внимания не привлекло – но осторожность подсказала, что, наверное, не стоило рисковать. Кто знает, может, Седьмой был из тех, кто не выносит малейшего прикосновения к вещам на своём столе. Оставалось только скромно усесться в кресло и терпеливо ожидать его возвращения.
Ждать пришлось долго: солнце за окнами уже почти село. Седьмой появился переодетый и чуть менее пышный чем обычно; по движениям определить его расположения духа было совершенно невозможно.
– Мой господин, пора одеваться, – позвал он, забирая со стола книгу и выходя в гостиную.
В этот раз Киллиану неожиданно повезло с приготовленными ему вещами: никаких цепей, камней и тяжёлых пуговиц, только вышивка на жилете да пояс с пряжкой на лёгком длинном пальто.
– Эти сапоги я купил у охотников, – сказал принц, когда Киллиан обувался. – Они пошиты по средним меркам, зато материал намного мягче модной столичной обуви. Мой господин, если они тебе понравятся, то мы можем заказать ещё несколько пар; в Нахтигале в моде не то, что вычурно и богато, а то, в чём тебе удобно.
– Ваше Высочество, они и вправду очень мягкие, – удивлённо ответил Киллиан, закончив с застёжками. – Неужели в столице никто не хочет носить что-то настолько прекрасное?
– Здесь мода и демонстрация своего положения в обществе стоят выше удобства и даже здоровья, мой господин. Но не переживай – в Нахтигале никто не заставит тебя носить то, что тебе не по нраву.
На этой обнадёживающей ноте они спустились на небольшую боковую площадь со сравнительно скромными воротами – в них бы прошло не более двух колесниц сразу. Впрочем, они ехали лишь на одной; сопровождали их конные воины на стройных энергичных лошадях; Киллиан не был уверен в том, что лошадь могла бы угнаться за повозкой на магической тяге, но спрашивать не стал; его больше волновала необходимость много часов трястись в дороге. Садясь, он с интересом отметил, что на форме сопровождающих был вышит не имперский герб, а соловей с маленькой восьмиконечной звёздочкой над головой.
Повозка Седьмого оказалась длинной и довольно широкой, но излишествами не изобиловала: ни золотых вензелей, ни росписи, ни узоров. Внутри салона обнаружилась целая гостиная в миниатюре: мягкие сиденья и небольшой столик между ними.
– Здесь уборная, – Седьмой указал на крошечный отделённый от остального салона закуток, – там дальше два отдельных спальных места, – показал на очень узкий коридорчик, ведущий вдоль стенки в заднюю часть повозки. – Они совсем маленькие, но эти неудобства придётся потерпеть лишь одну ночь.
– Ваше Высочество, – уставший от этой нелепой скромности Киллиан едва не закатил глаза, – когда я ездил с выступлениями по всей Эрии, я спал сидя на заднем сидении в крошечном салоне, и делил я это сидение в лучшем случае с ещё парой человек. Повозка с уборной, двумя спальнями и гостиной для меня – невиданная роскошь.
– Ты рассказываешь страшные вещи, мой господин, – серьёзно ответил на это принц. – Впрочем, какие бы поездки ни пришлось тебе в будущем предпринять, можешь рассчитывать на достойные условия.
Повозка плавно тронулась; Киллиан даже не покачнулся. Пожалуй, разумно было бы попросить у Его Высочества таблеток от тошноты, но нежелание что-либо у него лишний раз брать оказалось сильнее нежелания расстаться с ужином.
– Мой господин, ты устал? – спросил Седьмой. – Если хочешь, можем немного посидеть перед сном.
Киллиану спать хотелось просто невыносимо, однако он рассудил так: если они ненадолго задержатся, и ему снова станет плохо, то Его Высочество сам предложит лекарство. В таком случае, если он попытается в будущем этим помыкать, то вполне можно будет заявить, что он, Киллиан, ни о чём не просил, а значит ничего он за это и не должен.
– Если только Ваше Высочество не затруднит, – скромно ответил он.
– Вовсе нет, – Седьмой первым сел за крошечный столик. – Мой господин хочет о чём-то узнать? Я обещал ответить на любые вопросы; сейчас мне как раз ничто не мешает.
– Почему мы едем в Нахтигаль? – спросил Киллиан первое, что пришло в голову. – Разве члены правящей семьи не живут в столице?
– Не могу говорить за все страны, но у нас некоторые живут, а другие – нет, – охотно объяснил Седьмой. – Считается, что признанные императорские дети должны приносить стране пользу. По традиции наследник престола всегда занимается внутренними делами столицы; с остальными же по-разному. Кто-то посвящает себя благотворительности, или наукам, или военным делам; иные едут управлять другими городами.
– Нахтигаль настолько важен, что его отдали под личное управление Вашего Высочества? – вяло удивился Киллиан.
– Нахтигаль переживал не лучшие времена, когда мне его пожаловали, мой господин. Но моя мать была родом оттуда; а поскольку отношение Его Величества ко мне уже тогда было достаточно хорошим, он пошёл мне навстречу.
– А Мармор? – Киллиан уже клевал носом, но всё поддерживал беседу.
– Мармор очень важный город, мой господин. Там всегда при власти кто-то из правящего семейства. Но я вижу, что мой господин уже засыпает. Почему бы нам не продолжить в другой раз?
– Пожалуй, – глаза слипались, а тошнота так и не пришла; повозка мерно покачивалась, но не тряслась, и движения её скорее убаюкивали, чем вызывали дурноту.
Седьмой проводил его по узкому – пришлось протискиваться полубоком – коридорчику к первой из двух дверей с поворачивающейся ручкой.
– Изнутри есть ещё одна ручка, – объяснил он, – ею можно запереться.
Киллиан кивнул. Его сонный разум не сразу задался вопросом, а как же в столь тесном пространстве можно открыть дверь; потянув, он с удивлением обнаружил, что эта самая дверь не поворачивалась на петлях внутрь или наружу, а складывалась гармошкой к косяку; от такого зрелища он даже на мгновение проснулся.
– Да пошлют тебе Звёзды лучшие из снов, мой господин, – попрощался Седьмой.
– Доброй ночи, Ваше Высочество.
За дверью почти сразу начиналось скромное узкое ложе, стоявшее поперёк колесницы; Киллиан без сил упал на него и моментально заснул без сновидений.