Одним замечательным утром Киллиан, как и несколько дней до этого, в прекрасном расположении духа спустился в кабинет, где его ждали завтрак, домашнее задание от Софоса и предвкушение нескольких волшебных часов на льду. На столе он обнаружил странный конверт: ни почерк, которым было подписано его имя, ни печать ему раньше нигде не встречались. Киллиан с некоторой долей любопытства вскрыл конверт и вытащил письмо. Оно состояло всего из одной строки – и вот уже этот грубый, неровный почерк был смутно знаком.
Надеюсь, ты не слишком-то привык к прекрасной жизни в Нахтигале.
Больше не было ничего. Ни приветствия, ни подписи, ничего, что можно было бы принять за тайный шифр. Киллиан нервно барабанил пальцами по столу. Конечно, он имел подозрения о том, кто же мог быть загадочным отправителем. Он воскресил в памяти карту Эдельланда, изображённую на стене в библиотеке: Нахтигаль располагался в западной части материка, тогда как Мармор находился почти на самом востоке, в высоких горах, что отделяли широкие густонаселённые равнины от бескрайнего восточного океана. Сердце гулко билось в груди; Киллиан сделал вдох на четыре счёта. Задерживая дыхание и считая про себя, он прикидывал, каковы были шансы достать его здесь, во дворце Нахтигаля, среди тщательно отобранной стражи во главе с мощной Инджеборг. Киллиан сделал плавный выдох и убрал письмо в один из потайных ящиков шкафа. Не хватало ему ещё обращать внимание на пустые угрозы обезумевшего принца. Если так подумать – никакой дурак не решился бы по-настоящему навредить объекту столь важной для Его Величества политической сделки.
В любом случае, рассудил Киллиан, старательно дыша под счёт, самым насущным делом в тот момент было задание Софоса: тот выбрал переписанный вручную трактат в дорогом переплёте, который теперь выглядел как весьма заманчивый способ отвлечься. Для подробного изучения названий некоторых частей тела можно было, конечно, найти и что-нибудь попроще, но учёный объяснил, что этот текст был переписан современным шрифтом, но всё же сохранял слог автора, жившего при монастыре несколько веков назад. Софос пообещал, что внушительный объём не станет большой проблемой, потому как подобные труды в те времена по манере своей походили на Писание, и оттого чрезмерно много незнакомых оборотов там встретиться не могло.
Собственно, именно так Киллиан и засел впервые в жизни за изучение настоящего исследования, касающегося культуры Эдельландской Империи. Правда, оставленная злополучным письмом слабость в руках не помогала настроиться на рабочий лад; к стыду своему спустя час он уяснил только то, что когда-то давным-давно какой-то еретик, имени которого ни один иностранец в жизни бы не запомнил, неверно истолковал фрагмент Писания, и от него пошла традиция скреплять важные клятвы, проделывая в теле отверстия и вставляя в них украшения. Когда автор – сопровождая, конечно, текст картинками – принялся перечислять, куда и в соответствии с какой клятвой люди себя ранили, Киллиан всё же не выдержал и ушёл из кабинета в приёмную: спрятанное в дальнем потайном отделении письмо точно провожало его тяжёлым, острым взглядом сквозь толстые деревянные стенки.
Но, даже устроившись у окна с роскошным видом на двор, сосредоточиться Киллиан так и не смог; само варварство обычая ему не слишком претило, особенно если учесть, что он сам через него прошёл, но мысли от темы постоянно ускользали. Прокол в носу как у быка означал отказ от гнева – Десятому не помешало бы. Прокол над глазом использовали, когда давали клятвы, связанные со зрением и справедливым суждением – а это уже хорошо подошло бы Его Величеству. А значило ли что-нибудь то, что Юйшэ при всей его безмерной любви к украшениям не носил – по крайней мере на виду – ни одного такого, что требовало бы самоповреждения? В конце концов Киллиан поймал себя на крамольном размышлении о причудливости сочетания кровавых обрядов с высокопарным названием “Эдельланд” и о весьма забавной иронии: именно в том месте, куда Звёзды ниспослали Писание, им пренебрегали с особой злостностью.
Например, присылали ни в чём не повинным людям гадкие письма.
На этом Киллиан решительно закрыл трактат и, готовясь объясняться с Софосом, ушёл собираться. Держать в голове одновременно иголки и некоторых членов правящего семейства оказалось весьма неприятным занятием – куда лучше было бы употребить время на другое дело.
Лёд помог очистить разум от пустых тревог, и за обедом Киллиан уже был бодр и думать забыл о злополучном письме. Правда, Седьмой к ним с Юйшэ присоединиться не смог: змей объяснил, что он отправился с утра в город с личной инспекцией и вернуться к общему для всего дворца приёму пищи не успел. Когда трапеза была окончена, а все праздные разговоры – проговорены, Юйшэ пригласил Киллиана отдохнуть в зимнем саду – отчего-то тот уже совершенно не удивлялся новым чудесам дворца.
Зимний сад оказался тёплым и светлым местом, полным самых диковинных растений, которые Киллиан раньше видел только на картинках; дорожки были засыпаны разноцветным гравием, а где-то в пышных ветвях пели птицы. То тут, то там из зелени выглядывали беломраморные статуи самых разных сказочных созданий.
– Здесь всегда был такой сад? – спросил Киллиан, наблюдая, как крошечная птичка села на голову крылатого оленя и принялась чистить клюв о его макушку.
– Нет, мой господин, – змей вновь выглядел таким довольным, что следующие его слова можно было легко предугадать: – Здесь был крошечный скучный внутренний двор, когда мы сюда только въехали. Его Высочество велел его остеклить сверху, потратил целое состояние на маленькие магические печки – они с ладонь размером, мой господин их не заметит, если не будет точно знать, где они – и два года высаживал растения. От старого двора здесь осталась только несколько фонтанов.
– Поразительно, – Киллиан поднял взгляд к прозрачному куполу; тот был бесцветным, но кусочки стекла образовывали узор в виде распустившегося цветка. – И здесь так хорошо даже зимой?
– Да, мой господин, мы посчитали всё так, чтобы печки прогревали всё равномерно и постоянно; зимой здесь можно заниматься решительно чем угодно и не бояться при этом замёрзнуть.
– Чего бы ни коснулся Его Высочество, это тут же расцветает и набирает сил, – с искренним восхищением произнёс Киллиан.
Змей подавился смешком.
– И верно, мой господин. Есть у Его Высочества такое умение.
– И всё же, Его Высочество занимается городом и дворцом. Почтенный Юйшэ тоже постоянно при деле. Гильермо, Софос, Хайнрике, Инджеборг – все чем-то заняты. Наверное, мне тоже полагается что-то делать для дворца или города? Всё же люди меня знают, как супруга Его Высочества.
– А вот давайте у него самого и спросим, мой господин, – оживился Юйшэ и свернул к небольшому водоёму.
У воды стоял некто, кормивший с рук двух серых цапель; птицы совершенно не боялись человека и без малейших колебаний тянулись к его ладони. Человек этот был высокий, носил просторные, скромные по местным меркам одежды чёрного цвета. Подобающие господину благородного происхождения длинные белые волосы были аккуратно собраны на затылке, а лоб пересекал тонкий обруч светлого металла. Когда они с Юйшэ приблизились к человеку и тот обернулся, заметив их, Киллиан разглядел чистую голубизну его радужек и белоснежные ресницы. Он носил маску, закрывавшую нижнюю половину его лица, но не шею и не уши, украшенные несколькими маленькими серёжками, среди которых была одна с бриллиантом – точно такая же лежала у Киллиана в сейфе; ещё в одной поблёскивала круглая бусина жёлтой яшмы – она выглядела настолько неуместно, что Киллиан решил поинтересоваться при случае у Софоса, не писал ли кто трактатов по значению ювелирных камней.
– Ваше Высочество, не найдётся ли для нас минутки? – безмятежно спросил змей.
– Конечно, Юйшэ, – знакомым голосом проговорил этот человек.
Разум Киллиана, привыкший к безликой пустой маске и тонким непрозрачным перчаткам, никак не мог поверить в то, что под ними, оказывается, был человек – с идеально симметричными живыми глазами, с изящными ладонями с просвечивающими у запястья голубыми венками и длинными пальцами с розоватыми кончиками и аккуратными короткими ногтями – странный, как и все его родственники, но вполне живой и материальный.
– У нашего господина есть вопрос, – змей не позволил заминке затянуться.
– Я слушаю, – Седьмой развернулся всем корпусом; одна из цапель обошла его в надежде, что у него ещё осталась еда.
– Да, я как раз хотел узнать, – Киллиану потребовалось немалое усилие воли, чтобы взять себя в руки. – Ваше Высочество, какие на меня возлагаются обязанности? Мы уже говорили о праздных занятиях, но должна же быть и работа?
– Давайте присядем, прежде чем обсуждать этот вопрос, – принц аккуратно обошёл всех собравшихся включая разочарованную цаплю.
Было непривычно не слышать от него перезвона драгоценностей; помимо серёжек он носил только свой странный кулон-ключи, роль же остальных украшений выполняла вышивка на воротнике, плечах и манжетах. Седьмой провёл их с Юйшэ под увитой плющом стрельчатой аркой, и они оказались на маленькой круглой полянке, закрытой со всех сторон плотным кустарником. Простая обстановка состояла из деревянного стола с незатейливой резьбой и подходящих к нему кресел с плетёными овальными спинками и подушками на сиденьях: три маленьких и одно огромное, совершенно точно предназначенное для змея. Они уютно расселись; Юйшэ подтянул и уложил кольцами на сидение почти всё переливающееся золотом длинное тело, а Седьмой скинул лёгкую обувь и подобрал ноги под себя.
– Итак, мой господин, ты спрашивал о делах.
Киллиан кивнул. Седьмой принялся объяснять, используя одновременно голос и жесты.
– Я как раз успел всё обдумать. Мы можем попытаться извлечь из нашего щекотливого положения выгоду. В целом тебе, мой господин, нужно изображать на людях привязанность ко мне. Нам, пожалуй, уже стоит озаботиться организацией каких-нибудь выходов в свет. Это могут быть большие ярмарки или благотворительность – нам нужно привлекать внимание к тому факту, что мы прекрасно ладим; во-первых, касательно тебя мои нескромные просьбы лично к Его Величеству будут смотреться на таком фоне более чем естественно. Во-вторых, простой люд с удовольствием следит за трогательными историями любви; уверен, они захотят оставлять побольше денег в моём городе и жертвовать на помощь Эрии, если увидят, как мой господин встревожен и как я схожу от этого, конечно же, с ума.
– Я ещё и слухов распущу, – мечтательно вставил Юйшэ, – о том, как мол Его Высочество, застав нашего господина в пору меланхолии, поклялся положить к его ногам ключи от каждого из попавших под удар городов.
– Это уже слишком, – Киллиан приподнял перед собой раскрытые ладони.
– Вовсе нет, мой господин, – змей невозмутимо покачивал кончиком хвоста и не сводил с него лукаво прищуренных золотых глаз, – люди очень любят такое. За чистую правду это, конечно, мало кто примет, но начнут слагать песни и говорить, что прекрасный Нахтигаль подарил счастье и своему блистательному, но вечно одинокому правителю.
– Юйшэ совершено прав, – невозмутимо подтвердил принц. – Нахтигаль – город искусств; конечно же его населяют люди тонко чувствующие.
– Хорошо, пусть так. Но всё же изначально я подразумевал нечто иное.
– Спрашивай, мой господин.
– У всех во дворце есть свои обязанности. Инджеборг занимается охраной. Хайнрике – готовкой. Софос – бумагами. Гильермо… Гильермо мне не особенно рассказывает о своей работе, но он же генерал? Значит, он тоже делает что-то серьёзное. Все вокруг чем-то заняты и работают на благо города, и я один бездельничаю.
– Ах, вот оно что, – светлые брови принца слегка приподнялись. – Мой господин, ты вовсе не обязан здесь работать; я привёл тебя в свой дом будучи полностью готовым тебя содержать и не требовать ничего взамен. Просто надеялся, что ты согласишься выступать в моём городе, вот и всё.
– Я согласился. И слов своих назад не беру. И всё же я ощущаю себя не очень хорошо, не занимаясь ничем полезным.
Юйшэ с едва уловимой улыбкой изобразил несколько жестов.
– Я, признаться, приятно удивлён, мой господин. Дай мне минуту подумать, – попросил Седьмой. – Если у тебя есть мысли, ты можешь ими поделиться. Или просто расскажи, что умеешь делать, мой господин.
– Я могу не только танцевать, но и ставить сами танцы. Ваше Высочество, я, хоть сам и не играю, но в музыке разбираюсь неплохо; пожалуй, я могу организовать от начала и до конца своё большое представление, если у меня будет достаточно времени и ресурсов. Я знаю, это не самые полезные умения; я готов учиться.
– Почему же не самые полезные? – Его Высочество обменялся с Юйшэ долгим взглядом; змей что-то показал жестами. – Народ Нахтигаля любит шумные собрания, богато приправленные изяществом искусств. К слову о них: в середине лета в нашем славном городе проводится Фестиваль Благородных Искусств. Не хотел бы мой господин им заняться? Мы уже начали кое-какие приготовления, но пока не поздно всё поменять.
– Конечно, – с готовностью согласился Киллиан. – Мне только нужно знать, что конкретно будет под моей ответственностью.
– Лёд, разумеется. Всё, что необходимо – мы закупим и подготовим. Тогда на моего господина лягут все заботы по разработке плана, скажем, трёх мероприятий с большой танцевальной программой. Можешь быть уверен, мой господин, нахтигальцам понравится это искусство; тогда можно будет подумать о том, чтобы открыть в городе школу ледового танца имени моего почтенного супруга. Естественно, это всё будет в ведении моего господина – строительство катков, набор учеников, обучение, работа мастерских по пошиву коньков.
Киллиан на мгновение замялся. Сколько всего в таком случае окажется под его личной ответственностью – одним Звёздам ведомо.
– Ваше Высочество, это невероятно амбициозный план. Я… я, признаться, не уверен, что у меня получится, но твои слова звучат так соблазнительно…
– Естественно, мы откроем благотворительный сбор, чтобы ты работал не только для Нахтигаля, но и для своего дома тоже, мой господин, – уточнил Седьмой.
– Соглашайтесь, мой господин, – глубоким и убедительным голосом посоветовал Юйшэ. – Вы станете отцом танца на льду во всей Эдельландской Империи. Ваше имя войдёт в историю. Этот ничтожный слуга понимает, что господину будет нужна помощь; Юйшэ сделает всё возможное, чтобы наш господин стал великим основателем нового искусства.
Его глаза прищурились, превратившись в блаженные щёлочки; он улыбался и лениво перебирал один из множества браслетов на своём запястье. Киллиан вообразил себя стоящим перед огромным залом, полным избалованной эдельландской публики, рукоплещущей ему, восхищающейся им; может, за всем этим и была хитрая политическая игра, и всё же не было для сердца танцора картины милее, чем будущее, в котором он принёс в огромную страну своё искусство и покорил им искушённого зрителя, поделился с другими тем, что для него самого было всей жизнью.
– Хорошо, – зачарованно кивнул Киллиан. – Спасибо.
– Простите, что отхожу от темы, – вклинился принц. – Но… вы всё ещё общаетесь на «Вы»?
– Да, Ваше Высочество, – весело ответил змей. – В день своего прибытия наш господин настоял на взаимной вежливости.
– Это вам решать. И всё же вы неплохо ладите, разве нет?
– Ваше Высочество, мне просто было сложно представить, как к кому-то незнакомому можно сразу обращаться на «ты», – поспешил оправдаться Киллиан. – А после мы уже и не вспоминали об этой теме, и я не уверен, что можно обращаться к почтенному Юйшэ на «ты».
– Юйшэ, нашему господину можно обращаться к тебе на «ты»? – спросил принц.
– Конечно можно, Ваше Высочество, – церемонно ответил змей. – Я же лишь собственность Вашего Высочества, скромность мне присуща по определению.
– Негодник, – покачал головой Седьмой; последовательность жестов у него вышла куда более длинная, чем требовало одно слово. – Господин мой, решение за тобой.
– Кажется, и правда дело только во мне, – признал Киллиан. – Хорошо. Почтенный Юйшэ, можем ли мы отныне говорить менее формально?
– С удовольствием, мой господин, – легко согласился змей. – Каков будет твой следующий шаг теперь, когда ты решил, чем займёшься?
Седьмой стрельнул в его сторону взглядом; было сложно разобрать недоволен он или позабавлен, образ непостижимого, безликого и, возможно, даже бестелесного существа рассыпался окончательно. Сколько всего скрывала от мира его холодная гладкая маска, что он носил на выход – оставалось только гадать.
– Для начала я хочу наладить способы общения с тобой, – ответил, немного подумав, Киллиан; оставалось только найти правдивую причину помимо “меня раздражает, что я не понимаю, что вы друг другу показываете”. – Если мы в дальнейшем будем работать вместе, то мне нужно уметь объясняться с тобой жестами; всё же чтение по губам – не самый надёжный способ.
Юйшэ и Седьмой быстро переглянулись – оба с широко распахнутыми глазами, а змей – с отчётливым удивлением на полностью открытом лице.
– Мой господин, – начал он, взяв себя в руки и пытаясь придумать ответ на ходу, – я очень благодарен за проявленное уважение, но… ты уверен? Мы сами не заметили, как наши жесты переросли в целый язык.
– Уверен. В конце концов, я говорю с Его Высочеством на эдельландском языке, хотя мне, несомненно, было бы удобнее говорить на родном. Так и с тобой: мне нужно, чтобы ты меня понимал точно и быстро.
– Тогда хочет ли мой господин получить первый урок прямо сейчас? – Седьмой внезапно повысил тон голоса и заговорил тише.
– Да, Ваше Высочество.
Принц вытянул руку так, чтобы она оказалась в поле зрения змея и, расслабив пальцы, помахал. Юйшэ моментально переключил внимание на него.
– Юйшэ должен смотреть на тебя, чтобы понимать, – объяснил Седьмой. – Поэтому нужно привлечь его внимание, прежде чем что-то говорить. Когда нет ни одной подходящей поверхности, я просто машу ему.
– Прости, поверхности, подходящей для чего?
Седьмой снова сделал трудноразличимый для змея голос и сложил ладони на животе.
– А вот окликни Юйшэ жестом и спроси у него, мой господин.
Киллиан неловко вытянул руку и повторил жест принца; змей его тут же заметил.
– Юйшэ, о каких поверхностях говорил Его Высочество?
– Мой господин, поставь локти на стол, – Юйшэ, говоря это, не улыбался, но всё же выглядел так, словно наелся любимых лакомств или получил самый желанный подарок. Дождавшись, когда его просьбу выполнили, змей несильно стукнул пальцем по столешнице; Киллиан ощутил, как удар отдался в его руках. – Если мы сидим за одним столом, мой господин может постучать по нему; два раза у нас означает «обрати на меня внимание, но не подавай виду», три – просто «обрати на меня внимание», два раза по два – «обернись».
– Конечно же, не надо стучать сильно, – добавил к этому Седьмой. – Многие наши жесты достаточно незаметны для окружающих, и мы стараемся сохранить это небольшое преимущество.
– То же самое верно и для твёрдых полов, – продолжил змей. – Просто стучи носком обуви, и я тебя пойму.
– Хорошо, – сосредоточенно покивал Киллиан. – Может, какие-то самые важные жесты?
Юйшэ с принцем снова переглянулись, но отговаривать не стали; впервые с приезда в Нахтигаль Киллиан оказался в такой атмосфере: его учили правильно складывать пальцы и двигать запястьем, объясняли, как показать «спасибо», «пожалуйста», «всё хорошо», «иди сюда», «посмотри». Ему показывали медленно и много раз подряд, доброжелательно поправляли, если что-то не получалось; в какой-то момент Киллиан ощутил себя избранным, которого посвящали в тайное общество, чем не преминул поделиться, получив в награду смешок – сдержанный и благородный, зато искренний.
– Ничего, если сразу не запомнишь, мой господин, – безмятежно говорил Его Высочество, – мы покажем снова, если забудешь.
И они показывали снова и снова, столько, сколько требовалось. Для Киллиана стало новостью то, насколько сильно, оказывается, могут устать кисти рук, но первым прекращать урок он не собирался.
– Чёрный цвет одежд членов императорской семьи символизирует ночное небо, на котором горят Звёзды, – вставил между делом Юйшэ, – но посмотри, как хорошо видны руки Его Высочества на его фоне!
– И правда, – подтвердил Киллиан, – точно для этого и создан.
– А теперь соедини: «спасибо, всё хорошо».
Киллиан медленно изобразил сначала «спасибо», потом «всё хорошо», и в награду получил от обоих своих учителей разом самые тихие аплодисменты в своей жизни.
– Теперь «иди сюда, пожалуйста».
И с этим он справился легко.
– Ваше Высочество, – поинтересовался Киллиан, – ты говорил, что у вас есть незаметные для непосвящённых жесты; могу ли я о них узнать?
– Мой господин не устаёт показывать выдающуюся тягу к знаниям. Но не многовато ли для одного раза?
– Пожалуй, Ваше Высочество. И всё же больно любопытно, как это выглядит со стороны.
Седьмой повернулся в своём кресле всем телом к змею. Некоторое время они просто сидели, иногда бросая друг на друга взгляды и совершая мелкие, самые обыкновенные действия: постукивали и перебирали пальцами, иногда касались каждый своего лица, или шеи, или волос; со стороны это было похоже на неловкое молчание двух людей, которым не о чем поговорить.
– Его Высочество похвалил твою осанку, мой господин, – рассмеялся внезапно змей. – Сказал: «он стал сидеть ровнее, увереннее».
Принц на это лишь неопределённо взмахнул рукой; в уголках его глаз собрались едва различимые морщинки.
– На самом деле много так не наговоришь, – сказал он. – Всё-таки эти жесты должны быть незаметными, поэтому почти все слова приходится показывать по буквам. И тем не менее – иногда это очень полезно.
– Да, чтобы Ваше Высочество мог на скучных заседаниях рассказывать мне ужасные шутки, которые услышал, прогуливаясь накануне по городу инкогнито, – съехидничал Юйшэ.
– Не преувеличивай, – притворно нахмурился Седьмой, – незаметно очень сложно что-то такое рассказать.
– У тебя как-то получается.
– Простите… – неловко встрял Киллиан, – Ваше Высочество гуляет по городу инкогнито?
– Конечно, – принц поглядел на него удивлённо. – Я же не затворник. Я одеваюсь скромно и незаметно, беру кого-нибудь для охраны и со стороны смотрюсь совсем как занимающийся своими делами чиновник средней руки. Мой господин, Нахтигаль слишком хорош, чтобы его не видеть!
– А Юйшэ? – внезапно заинтересовался Киллиан. – Юйшэ может тоже гулять по городу?
– Только в тёплое время, мой господин, – с ленцой отозвался змей, то свивая кончик хвоста в маленькое колечко, то снова его выпрямляя. – Несколько лет назад люди мне удивлялись, даже пугались. Теперь все привыкли и разве что говорят «о, змея Его Высочества ползёт по какому-то поручению».
– На него со всей страны специально посмотреть приезжают, город на этом даже начал зарабатывать, – весело поделился Седьмой. – Летом в гостиницах живёт по несколько сотен человек, приехавших только ради моего чудесного Юйшэ, а поскольку появляется он в городе нечасто и без предупреждений – оставляют они у нас кругленькие суммы.
– Да, Ваше Высочество, Ваша змея – золотая во всех смыслах, – с удовольствием протянул Юйшэ.
Киллиан не смог не улыбнуться, наблюдая за ними; сейчас, на этой маленькой укромной полянке, они были совсем обычными людьми с простыми заботами и своими собственными шуточками, и ни обруч Его Высочества, ни змеиное тело Юйшэ не были способны рассеять этот чудесный образ.
– Не всё золото в этой стране едет из Мармора, – гордо заметил принц.
– Золото, может, и едет оттуда, да только с такими примесями, что лучше б не ехало, – неожиданно ядовито отозвался змей.
Киллиан уловил, как ему показалось, намёк; щёки его потеплели, а в животе свернулся неприятный холодный узел. Памятуя об их первой встрече, ему было сложно даже просто присутствовать при разговоре о Десятом, тем более при Седьмом.
– Мой господин, всё в порядке? – мягко спросил принц.
– Прости, Ваше Высочество, – Киллиан, кажется, покраснел ещё сильнее, и теперь молился только чтоб под множеством веснушек это было не слишком заметно. – Просто… наверное не следует так говорить, но Его Высочество Десятый Принц мне… немного не нравится.
Юйшэ неожиданно рассмеялся.
– Он никому не нравится, мой господин, – с похожей на оскал улыбкой ответил он.
– Все наши семейные застолья похожи на игру на выдержку: кто первый не сдержится и всё-таки подсыплет ему в стакан яд, тот и проиграл, – Седьмой даже ради приличия не попытался скрыть раздражения.
– Почему-то я даже не удивлён, – мрачно прокомментировал Киллиан и, спохватившись, добавил: – Простите.
– Мой совет относительно моего дражайшего Десятого брата всё тот же: держись от него подальше, если не уверен, что он мёртв. Хорошо, что ты здесь, мой господин.
– А что у него за проблемы с жёнами? – вопрос вырвался сам собой, лишь только всплыло в уме отвратительное воспоминание.
– У него была большая любовь до того, как он получил признание, – со вздохом проговорил Седьмой. – После, когда его отправили наместником Мармор, они поженились и даже успели родить двоих детей. А потом из горной шахты, как это в тех местах очень часто бывает, прорвались существа из Леерума. Мой Десятый брат тогда был неопытен в управлении, ему было не больше девятнадцати, если я верно помню; в итоге оборона провалилась, погибли его жена и старшая дочь.
– Ужасная трагедия, – вставил Юйшэ. – Но почему-то сейчас мне его не жалко.
– После этого он стал таким?
Принц мрачно кивнул.
– Следующей его женой была аристократка откуда-то с юга, – продолжил Юйшэ. – Она была похожа на первую жену, но сам понимаешь – замену найти человеку невозможно. Мне кажется, он злится на всех рыжих за то, что они – не его первая жена.
– Да, и дочь от второго брака он чуть не задушил, – добавил Седьмой. – Всё кричал, что она самозванка. Её пришлось увезти к родителям её матери, после того как ту схоронили в закрытом гробу.
– А третья жена была уже не так похожа, но всё ещё рыжая. Она пару раз была беременна, но как он её за это колотил – об этом легенды в своё время ходили. Тогда на его жизнь даже покушались, и все подозревали, что устроил это её отец, но так ничего и не доказали.
– Бедняжка умерла через год после свадьбы, прямо перед их первым праздником Осенних Огней, – совсем безрадостно закончил принц. – Они должны были открывать бал, а за день до этого он узнал, что жена опять носила его ребёнка и сильно избил. Императорский врач написал в документах, что она упала с лестницы, и наказали слуг, которые в тот вечер должны были убирать в том крыле – мол, оставили полы мокрыми и скользкими.
Воцарилось тяжёлое, скорбное молчание. Киллиана потряхивало; он, конечно, с самого начала понимал, что Его Высочество Десятый Принц не был в порядке, но теперь…
… теперь, сидя в этом прекрасном нахтигальском саду напротив праведного и человечного Его Высочества Седьмого Принца, Киллиан как никогда был готов сорваться, осознавая, как близко от него прошла страшная смерть, растянутая на месяцы, если не на годы.
– Неужели его никто не остановит? – его голос неприлично дрожал.
Юйшэ только пожал плечами; на лице его было столько откровенной неприязни, что никаких сомнений не оставалось: если бы змей точно знал, что сможет прикончить Десятого, и ему за это ничего не будет – он бы дважды не думал и долго потом не горевал.
– Увы, его слишком любит Его Величество, – в сдержанном голосе Седьмого звучали отголоски злости. – Видишь ли, это единственный из детей его любимой наложницы, сумевший получить признание и право стоять рядом с троном. Пока все его жертвы – эдельландки, пока все его бесчинства можно замять горстью золота – Его Величество будет закрывать глаза на всё, что он творит.
– Боюсь, маленькой принцессе недолго осталось, – вздохнул Юйшэ.
– Она иностранка. Может, не будет так лютовать, зная, какой поднимется скандал?
– Ваше Высочество, речь о безумце. Может, насмерть и не забьёт в ближайшую пару лет, но кого ты пытаешься обмануть?
– Она не рыжая, – упрямо ответил Седьмой. – Может, он не так сильно ею будет из-за этого интересоваться?
Киллиан ощутил, как гулко и тяжело забилось его сердце; ему стало жарко.
– Или наоборот. Кто ж знает, что происходит в голове безумца, – пробурчал змей.
– Он последнюю несчастную, мне кажется, чаще просто мучил, чем принуждал; хотя, ему всегда нравилось ощущение власти над кем-то, – сказал принц; его слова доносились точно сквозь вату.
– Зачем ему, кстати, наш господин вдруг понадобился? Понятно, что он у нас рыжий, но на девочку-то не больно похож?
– Может, совсем с ума сошёл. В любом случае, лучше б нам с моим почтенным супругом встречаться с ним как можно реже; боюсь, я очень задел его эго, помешав его планам.
– Помяни моё слово, скоро о нём услышим, и лучше бы это произошло не в виде приглашения на очередные похороны. Подослать бы убийц…
– Пожалуйста, хватит, – взмолился Киллиан; он сам не заметил, как больно впился ногтями в ладони.
– Прости, мой господин, – тут же извинился Юйшэ.
– Прошу прощения, мой господин, – поддержал Седьмой. – Если хочешь сейчас выговориться – говори. Может быть, мы хоть немного поможем.
– Я хочу забыть то, что он… – Киллиан запнулся и опустил взгляд на разноцветные камешки под ногами. – То, как впервые с ним столкнулся. И я чувствую себя виноватым. Если бы не я, то Её Высочеству ничего не угрожало бы. Сюда она попала бы, или к Её Высочеству Двенадцатой Принцессе – неважно. Всё лучше, чем это.
Змей тяжело вздохнул.
– Мой господин, – осторожно, почти ласково начал Седьмой, – если ты так хочешь найти виноватых в том, в какой ситуации сейчас оказалась эрийская принцесса, помимо, конечно, главного и очевидного, то я прошу винить в этом меня.
Киллиан рывком поднял голову и встретился с ним взглядом. Чистые голубые глаза принца глядели спокойно, но твёрдо.
– Выбор был только за мной. В тот момент я один мог решить, кого забрать в Нахтигаль, и забирать ли кого-либо вообще. Только я мог решить, вмешиваться ли в то, что учинил мой дражайший Десятый брат чуть раньше – кто знает, может, если бы не я, то он потерял бы к тебе всякий интерес уже тогда. И тем не менее, я принял эти решения, мой господин.
В повисшей тишине даже Юйшэ перестал играть своими кольцами. Киллиан честно пытался дышать под счёт, но у него не выходило даже это; он прижал к губам ладонь и замер, закрыв глаза, и пережидая накатившие на него чувства.
Он слишком привык к прекрасной жизни в Нахтигале.
– Ты ничего не мог изменить, мой господин, – повторил Седьмой. – Ты был полностью во власти моего выбора. Если тебе мало того, что виноват мой Десятый брат – а никто из нас не отрицает, что он подлый преступник, – то прошу тебя: обрати свой гнев на меня. Видят Звёзды: я всегда готов отвечать за свои слова и дела.
– Почему я?
– Мой господин? – переспросил принц. – Извини, я не расслышал.
– Ваше Высочество, почему ты выбрал меня? – повторил Киллиан.
– Ты мне понравился. Мой господин, я совершил эгоистичный поступок. Ты имеешь полное право осуждать меня, и тем не менее: мне легче жить, точно зная, что с тобой больше не случится ничего дурного.
– Ваше Высочество, ты просто невыносимый, – хрипло заявил Киллиан, глядя куда-то в зелень, мимо обоих своих спутников. – Я тебе благодарен, но ты невыносим. Зачем ты такой понимающий и щедрый? А ты, Юйшэ? Почему ты тоже ко мне так добр?
Змей удивлённо вскинул брови и даже оглянулся на принца, без слов прося перевод. Его браслеты звякнули так громко, что Киллиан ощутил короткую вспышку боли в висках.
– Мой господин, ты сам с первых же слов был добр ко мне, – озадаченно ответил Юйшэ. – Кроме тебя только Его Высочество в первую же встречу сразу заговорил с этим жалким слугой уважительно. Чего ты от меня ждёшь в ответ?
Киллиан молчал, не зная, что ему на это сказать.
– Я уже говорил, – мягко повторил Седьмой. – Ты просто понравился мне, и я всё это время иду на поводу у желания спрятать тебя от чистого зла, мой господин. И ещё немного – у желания наслаждаться твоим обществом.
Юйшэ выбрался из своего гнезда и, шурша чешуёй о гравий, приблизился к Киллиану; змей окружил его своими кольцами и оперся сзади на плетёную овальную спинку кресла, не касаясь, однако, человека.
– Мой господин, – позвал он, – полно тебе. В конце концов, всех ты спасти не можешь, да и не твой это долг. Ты попался под руку обиженным друг на друга политикам, вот и всё.
– И тем не менее ты, хоть и не обязан, можешь извлечь из ситуации выгоду и спасти человеческие жизни, – принц говорил чётко, понятно и без единой тени сомнения. – На наш Фестиваль съезжается посмотреть половина страны. Поставь такой танец, чтобы все эти люди не смогли остаться равнодушными. Покори их сердца; пусть им ещё долго снится великий танцор из горящей Эрии.
– Мы всё устроим. Пустим слухи, закажем печальные песни. Они понесут деньги, – подхватил змей, вкрадчиво, тихо, – они будут устраивать благотворительные ярмарки и концерты, они станут платить за корабли с помощью для Эрии. Нахтигаль – не военный город, и мы не можем дать тебе оружия; но лето будет тяжёлое, и мы можем убедиться в том, что оно станет чуточку легче.
– Помочь принцессе ты не можешь. Но скажи мне, мой господин: разве люди, для которых ты можешь уже к середине лета собрать золота, еды, лекарств и вещей – они хуже неё? Они меньше заслуживают спасения?
– Они заслуживают его в первую очередь, – голос Киллиана окреп; под влиянием двух убедительных голосов вся мощь его воображения в красках изобразила, как богатые, разодетые кто во что горазд эдельландцы станут охотно жертвовать на помощь Эрийскому Королевству.
– Верно, мой господин. Делай то, что можешь. Я дам тебе всё, что понадобится, чтобы люди полюбили тебя и захотели помочь, а мой господин даст моему славному Нахтигалю ещё одно прекрасное искусство; ты сам сказал – это лучшая из возможных сделок. Мы все останемся довольны.
– И постарайся по пути насладиться компанией, – посоветовал змей. – В конце концов, если тебе везёт, то видят Звёзды – надо пользоваться.
Киллиан выдохнул, считая до восьми; короткая, назревавшая с самого первого дня в этой стране вспышка отступила, оставив его опустошённым и уставшим, но более не дрожащим точно листок на ветру. Но что самое важное: у него была понятная цель и примерное понимание того, что нужно сделать для её достижения.
– Сколько точно времени до Фестиваля? – спросил он. – Где он будет проходить? Есть ли люди, которые смогут танцевать вместе со мной?
– Фестиваль проходит в середине лета, – с готовностью ответил ему Седьмой. – Буквально в самой середине: он занимает шесть дней, что одинаково отстоят во времени от весны и от осени. Место мой господин может выбрать любое в городе; мы можем как-нибудь съездить и осмотреть подходящие площади и арены. Люди… Юйшэ?
– Людей найдём, – в голос змея вернулась ленца, и он вновь переместился на своё место, – и танцоров, и музыкантов, и кого только скажет наш господин. Просто дайте мне список тех, кого искать.
– Для танцоров нужны будут коньки.
– Организуем, – безмятежно откликнулся Юйшэ. – Я в эту страну и не такое провозил.
– Ткани? Фонари?
– Все ремесленники города к твоим услугам, – пообещал Седьмой.
Киллиан ещё немного посидел неподвижно, ища в себе мысли, за которые можно было уцепиться.
– Я начну сегодня же, – объявил он. – Мне нужно хорошо подумать о том, что я буду ставить.
Уходил он из зимнего сада один, опечаленный, но полный решимости доказать себе, что он не бесполезен для своей Родины, а Седьмому – что тот не зря привёл его в свой дом и щедро одарил всем, чего только было возможно пожелать. Вернувшись к себе, он первым делом достал письмо и безжалостно бросил его в камин, не задержавшись ни на мгновение, чтобы понаблюдать за причудливым танцем рыжих языков пламени.