К тяжёлым золотым воротам хайлигштернского дворца колесница прибыла спустя примерно час после рассвета: Киллиан и Седьмой успели кое-как умыться в крошечной уборной и перекусить.
– Никак не перестану поражаться парадоксу, – проговорил принц, когда они покинули транспорт и неспешно пересекали двор, – приехали мы на праздник Осенних Огней, а погода в столице ещё месяца так два будет стоять самая что ни на есть летняя.
И правда: над нагретой брусчаткой уже в столь ранний час поднималось марево, от которого кружилась голова. Золото, украшавшее абсолютно все поверхности вокруг, вызывающе блестело, слепя и прибавляя ощущения наглухо закрытой печи. Киллиан, поймав взгляд пары пышно разодетых даже летом слуг, поспешно взял Седьмого под локоть и встал к нему совсем близко; в конце концов именно этот человек был тем единственным на всём континенте, о ком ему было известно хоть что-то, и взгляды хайлигштернцев этот простой факт подчеркнули как ничто другое. Так они и вошли в двери, зиявшие тёмной пастью и поглотившие их. Киллиан слишком привык к величественной строгости Нахтигаля, к огромным окнам и витражам нахтигальского дворца, к однотонным стенам и простым, но эффектным потолкам. Здесь же с потолка на него взирал некто, видимо, один из прошлых правителей; поза его была неестественной, от неё исходили волны настолько неприкрытого пафоса, что казалось, точно его можно было рукой потрогать. Золотые вензеля, выглядевшие едва ли не вульгарно, обрамляли и потолок, и окна, и ниши, и дверные проёмы, перекидывались с них точно огонь на капители витых мраморных колонн, спинки и ножки мебели, на негорящий камин; отражались вышивкой на тканях и снова росписью на стенах. Бедные слуги носили тяжёлую форму; теперь, когда Киллиан уже приобрёл некоторый опыт в разглядывании сложных эдельландских костюмов, он мог различить минимум по три слоя на каждом; в обязательном порядке все они носили золотые ожерелья и пояса, а на груди и спине каждого слуги красовался герб императорской семьи и всего Эдельланда: восьмиконечная звезда.
Всё то время, пока они шли к залу, в котором Его Величество устраивал для них приветственный завтрак, слуги им кланялись и улыбались – как показалось Киллиану делали они это вполне искренне. Он постоянно замечал взгляды, направленные куда-то мимо его лица; лишь спустя энное количество времени до него дошло, что все выглядывали бриллиантовую серьгу, которую он не без помощи ловкого Юйшэ надел прямо перед отъездом из Нахтигаля. Нельзя было сказать, что процедура вышла приятной: впервые сняв старое украшение, он обнаружил на нём старую кровь и белый налёт; всё это засохло неровными кусками и выходило с болью, от которой темнело в глазах. К моменту, когда нужно было вставлять новую – абсолютно чистую – серёжку, ухо его уже натерпелось и болело и безо всякого металла в нём. В глубине души он очень завидовал Седьмому: тот, конечно, носил по несколько серёжек, включая брачную и яшмовую, но всё же если б он не пожелал этого делать – никто и никогда о том бы не узнал. Но, будучи человеком небезразличным к Киллиану во-первых, и презирающим ложь во-вторых, Его Высочество честно носил своё украшение по крайней мере всё время, когда ходил после свадьбы в домашнем. Каково было менять один кусок металла на другой в ещё свежей ране – об этом мысли пускали по коже слишком неприятный мороз, чтобы их думать.
– Странно видеть столько золота в императорском дворце, учитывая, что члены императорской семьи носят исключительно звёздную платину, – не сдержавшись, шепнул Киллиан.
– Когда этот дворец строился, марморские залежи звёздной платины ещё не были открыты, а золото было доступным и оттого модным, – пожал плечами принц. – Теперь же оно, скорее, символизирует скромность правителя: смотрите, мол, Его Величество согласен на самое обычное золото нашего бренного мира вместо бесценного священного металла.
Киллиан неимоверным усилием воли подавил острое желание закатить глаза.
– Вот как теперь выглядит скромность, – едва слышно прокомментировал он совершенно ужасную обнажённую статую, по плечам которой вызывающе разливались потёки золота.
Седьмой помимо шороха многочисленных слоёв ткани и перезвона множества цепочек не издал ни звука, но Киллиан отчётливо ощутил, как он безмолвно затрясся от смеха.
В этот раз времени отдохнуть с дороги и переодеться им не дали: немедленно пригласили за стол. Седьмой только и успел, что поменять маску на вуаль, а Киллиан и вовсе употребил пару свободных мгновений на бессмысленные волнения. Зал, в который они вошли, оказался весьма велик; особенно поражала высота потолков – расписных, конечно же. Тем более нелепо выглядел один небольшой овальный стол, разместившийся точно посередине этого зала.
Там уже собрались почти все дети Его Величества; некоторых сопровождали их жёны и мужья. В числе прочих Киллиан заметил и Первую с супругом: они оживлённо переговаривались с ещё одной принцессой – по занятому ею месту Киллиан предположил, что она была под третьим номером. Был здесь, к сожалению, и номер десять: всё такой же юный и красивый, всё в той же маске, закрывавшей правый глаз и треть лица вместе с ним, всё такой же источающий еда заметное, необъяснимое чувство опасности. Киллиану Десятый лучезарно улыбнулся, и будь это их первая встреча, можно было бы принять его за приятного молоденького парня. Её Высочество Буан находилась, конечно же, рядом с ним. Болезненно-бледное, осунувшееся лицо и худые, мелко подрагивавшие ладони – это всё, что оставляли на виду тяжёлые и пышные имперские одежды. Кажется, они были затянуты настолько туго, что бедняжка едва могла дышать. Украшений на эрийской принцессе почти не было, и за минувшие два Больших месяца она точно состарилась на десяток лет, однако спину всё ещё держала прямо и подбородка не опускала. Киллиан виновато взглянул на неё, но долго смотреть не смог. Сам-то он был в прекрасном состоянии и ему ничто не угрожало.
– Приятно вновь видеть дорогого Седьмого брата с его почтенным супругом, – всё с той же светлейшей улыбкой поприветствовал Десятый, пока они дожидались Его Величества.
– Надо же, какая встреча, – отвечал на это Седьмой.
– Не знаешь, что сказать, чтобы не солгать, братишка?
– Чем портить всем настроение, лучше предложи своей жене помощь, – посоветовал Седьмой, кивая на неудачно сложившийся бант на спине у Её Высочества. – Ей не слишком-то удобно так сидеть.
– Если бы было неудобно, она бы справилась сама, да, почтенная?
– Мне нечего ответить на этот вопрос, – холодно проговорила принцесса, не удостоив его взглядом.
Губы Десятого скривились, но он ничего не сделал.
Его Величество совершенно внезапно появился без привычного «узрите!», и было в этом даже нечто неправильное. Он просто бодрым шагом дошёл до своего места, уселся, снял и отложил маску.
– Я счастлив приветствовать всех моих прекрасных детей здесь, за нашим столом, – начал он в своём обычном тоне. – Без лишних прелюдий насладимся же пищей, ниспосланной нам свыше.
Только когда он положил в рот первый кусок, все остальные взяли приборы. На счастье Киллиана рядом сидел Седьмой, который неспешно ел понемногу от разных блюд, постоянно демонстрируя верный выбор вилок, ложек и ножей. Повторяя за ним и стараясь не пересекаться ни с кем взглядом, Киллиан кое-как дожил до того момента, как Император завёл лёгкую светскую беседу: как двигались дела с ремонтом крыльца в южном крыле, что ответил глава какого-то дома на какое-то письмо, кто из гостей приглашён на первый день рождения дочери кого-то из ненаследующих трон императорских детей, и можно ли уже искать среди их наследников удачную партию. Выглядело это всё ещё более искусственно, чем румяные лица, бессмысленно взиравшие с росписей почти во всех комнатах дворца.
– Седьмой из моих детей, – наконец, обратился Император, – в своих письмах ты говоришь только о работе да о делах. Неужели не по нраву тебе семейная жизнь?
– Дело вовсе не в этом, Ваше Величество, – совершенно спокойно ответил ему Седьмой. – Мы с моим возлюбленным супругом проводим вместе столь много времени, что мне кажется, будто так было всегда; теперь всё встало на свои места. А раз всё правильно и так, как должно быть, то разве есть тут что обсуждать?
– Какие мудрые слова, – весело прищурился правитель и переключился на Киллиана. – Ваше Высочество, с мужем тебе, очевидно, повезло; мне больше интересно, как тебе нравится его несравненный Нахтигаль?
Вилка едва не выскользнула из вмиг вспотевшей ладони.
– Ни в одном городе я не видел столько уличных танцоров, Ваше Величество, – глупо сказал Киллиан первое, что пришло в голову. – Если что и впечатлило меня больше – то, пожалуй, нахтигальская наливка на ягодах.
В тот краткий миг между его словами и реакцией Императора он со всей отчётливостью осознал, какую невероятную глупость сморозил; по виску скатилась капелька пота. Память услужливо подсунула молитву для смертника перед казнью.
– Воистину мудрость в том, чтобы находить радость в мелочах, – довольно произнёс правитель; Киллиан от этих слов едва сознание не потерял, облегчённо выдохнув. – Значит, вы с Седьмым из моих детей друг друга стоите. Хвала Звёздам.
На этом Его Величество двинулся дальше; следующие двое его детей Киллиану были до стыдного безразличны, так что вместо того, чтобы их слушать, он сосредоточился на усыпанных крупинками съедобного золота кусочках сочной птицы, великолепно замаринованных и идеально прожаренных. Если бы не экстравагантное украшение, то Киллиану блюдо понравилось бы.
– Десятый из моих детей, – голос Императора совершенно не изменился, когда он произнёс это обращение, однако, как Киллиан уже понял, интонации в случае этого человека следовало трактовать не совсем привычным образом. – Хорош ли сегодня творожный десерт?
О, этот восхитительный момент, когда все присутствовавшие за столом честно попытались сохранить бесстрастные лица! Получилось это разве что у Первой – та, скорее всего, была слишком опытна, чтобы выдать свои чувства – да у Седьмого – одним Звёздам было известно, что скрыла вуаль. Остальные хмурились, чтобы брови не поползли вверх, спешно клали в рот кусок еды, закрывались бокалами, кусали губы в попытке спрятать злорадные ухмылки – кроме Её Высочества Буан. Бесстрашная принцесса мрачно улыбнулась, глядя прямо перед собой.
– На прошлой неделе был лучше, Ваше Величество, – мягко ответил Десятый; смотрел он при этом на Киллиана, не мигая и не отрываясь. – Не стоит ли наказать поваров за испорченный праздник?
Маленькое пятнышко зрачка на чистой голубой радужке кого угодно привело бы в трепет; Киллиан не просто не мог отвести глаз – даже вдох сделать у него не получалось. Сердце колотилось, точно решило, что ему будет проще прекратить это всё, разорвавшись. К горлу подступила тошнота. В дереве столешницы, которого он касался предплечьями и рёбрами ладоней, отдалось три отчётливых стука, и только в этот момент, резко обернувшись к Седьмому, Киллиан осознал, насколько быстро и прочно он выучил значение этого знака. Наваждение спало в тот самый миг, когда Киллиан увидел совершенно непримечательное для непосвящённых движение: вот он сделал вид, что поправил широкий браслет, вот плавно провёл рукой, точно проверяя, как он теперь сидел. И совершенно однозначно сложил при этом пальцы.
– Не смотри на него, – говорил Седьмой без слов.
Киллиан хотел бы что-то ответить; упрощённым и скрытым жестам он, увы, сам научиться не успел.
Этих секунд Киллиану хватило, чтобы взять себя в руки, а Его Величеству – чтобы сменить тему и собеседника.
– А как поживает почтенная госпожа? – мило поинтересовался он. – Удобны ли покои в марморском замке?
– У меня нет жалоб, Ваше Величество, – последовал короткий ответ.
Только самый уголок губ правителя дёрнулся – больше ничем своих чувств он не выдал. Беседу он завершил вопросами явно более значимыми, чем о вкусе десерта; впрочем, слушать Киллиан не стал. Почтенной Хайнрике в столице не было, так что отказываться от еды, пока её давали, было бы глупо – именно ею он и занялся.
К счастью, завтрак – по определению своему короткая трапеза. Совсем скоро Император отложил приборы, непривычно просто попрощался и покинул зал: словно и впрямь семейное застолье завершил. С его уходом точно окно открылось, впустив дуновение свежего ветра – члены правящей семьи оживились, кто-то между собой негромко заговорил. Послышался смех.
– Мы можем идти, – тихо подсказал Седьмой, наклонившись к Киллиану.
Тот лишь молча кивнул, поднявшись; спина и плечи отозвались сладкой дрожью на небольшую разминку.
– Дражайший Седьмой брат, Ваше Высочество, – окликнули их с принцем, когда они уже направились к выходу.
Обернувшись, Киллиан обнаружил догонявшую их Первую. Она вернула на место подобающую статусу маску; вместо обруча, как остальные императорские отпрыски, она носила огромное тяжёлое украшение: от хитро спрятанной в собранных на затылке белоснежных волосах основы во все стороны расходились усыпанные мелкими бриллиантами тонкие прутики из серебристого металла, образовывая вокруг головы принцессы сияющий на свету ореол.
– Вы сегодня заняты? – спросила Первая, поравнявшись с ними. – Не хотите ли зайти ко мне?
– Возможно позже, дорогая сестра. Хочу найти Квинтуса. Маленькое Высочество, а ты хочешь сходить?
– Я с удовольствием, – искренне ответил Киллиан.
– Тогда идём.
С Седьмым они разошлись в первой же комнате за пределами зала, где завтракали.
– Учти, Маленькое Высочество, моё крыло далеко, – предупредила Первая. – Минут десять так точно идти.
– Насколько же большой этот дворец? – наконец-то задал мучивший его столько времени вопрос Киллиан, уже даже не оглядываясь по сторонам.
– С небольшую деревню точно, – серьёзно ответила Первая. – Но ещё и в несколько этажей – между прочим, не только надземных.
– Зачем настолько огромный?
– Здесь происходит почти вся политическая жизнь страны, Маленькое Высочество, – пояснила принцесса; из трёх выросших перед ними дверей она без колебаний выбрала одну. – Больше половины составляет внешняя часть дворца – там постоянно проходят аудиенции и заседания, а ещё живут послы, дипломаты и даже чиновники, которые сочли, что им будет проще ночевать прямо на работе. И, конечно же, во дворце есть своя маленькая армия – куда же без неё?
– Это город в городе какой-то.
– Совершенно верно, – Первая, увидев его лицо, усмехнулась. – Маленькое Высочество, а ведь внутри дворца и лавки есть – там торгуют перекупщики, что возят всякую всячину из Хайлигштерна. С наценкой, конечно, но всё же очень удобно.
– Наверное, проще выяснить, чего здесь нет, Ваше Высочество.
– Здесь нет катка, Ваше Высочество.
– Столько всего ненужного, зато самое важное забыли, – уголки губ Киллиана помимо его воли подрагивали.
– Зато у нас есть небольшой подвал, в котором можно запереться и как следует прокричаться, – важно заявила Первая. – Стены там мягкие и толстые – их можно бить. Снаружи никто ничего не услышит.
– С возрастом такая комната становится всё нужнее, да? – Киллиан сам не заметил, как в голосе его появились нотки непочтительного напускного сочувствия; Первая округлила от неожиданности глаза.
– Тебе, мальчик, не стоит столько общаться с Юйшэ.
– Боишься, что я дурно на него повлияю, Ваше Высочество?
Её Высочество всё же не выдержала и тихо рассмеялась, прижав к маске ладонь.
– Кажется, Седьмой брат выбирает себе в ближний круг людей с совершенно определённым характером, – прокомментировала она.
– Не понимаю, о чём ты, Ваше Высочество, – Киллиан хотел ответить иначе, но дерзить наследнице три раза кряду счёл уж совсем неприемлемым.
Они пересекли небольшой садик, украшенный беломраморными фигурами, изображавшими людей в неестественных, чрезмерно пафосных позах. Здание, в которое они вошли после этого, ощутимо отличалось от всего, что Киллиан видел раньше: пусть роскошь и вычурность никуда не делись, но стены и мебель приобрели более нежные, светлые оттенки, а картины и фрески с портретами сменили приятные глазу натюрморты и спокойные цветочные и растительные орнаменты.
– Ваше Высочество, в императорском ли мы дворце?
– Это более новые пристройки, – кивнула принцесса. – Они принадлежат мне, и я, соответственно, следила за тем, чтобы мастера не слишком увлекались обмазыванием золотом всего, до чего только можно дотянуться.
– Ваше Высочество просто героиня!
Первая, удовлетворённо хмыкнув, выглянула в окно, что выходило во внутренний двор.
– А, дети там. Ваше Высочество, не хочешь познакомиться?
Киллиан проследил за её взглядом. На улице среди зелени играли двое обычных детей – девочка и мальчик, румяные, русые, чуть загорелые. Они бросали друг другу обруч – раскручивали на палочке, хитрым движением запускали друг в друга и на такую же палочку ловили. Они не носили ни масок, ни сложных многослойных одежд; родство с императорской семьёй выдавал лишь полагающийся по статусу чёрный цвет ткани да вышивки с гербом.
– Неужели твои, Ваше Высочество? – с улыбкой спросил Киллиан, наблюдая.
– Не похожи? – изогнула бровь принцесса. – Мы, знаешь ли, только с дозволения самих Звёзд белеем. А до того – обычные люди, на вид и не отличишь.
– Прости за глупый вопрос. Представишь меня им?
– Идём, Маленькое Высочество.
Они спустились по мраморным ступеням во двор; дети их очень скоро заметили и прекратили свою забаву. Девочка выглядела постарше своего брата – ей можно было дать с виду лет двенадцать; мальчику же было не больше десяти.
– Дети, у нас почётный гость из Нахтигаля, – объявила Первая. – Представьтесь-ка ему так, как подобает представляться дорогому родственнику.
Дети переглянулись, точно что-то решая; глаза у них хоть и были голубые, а всё же ни капли не походили на те, что имели признанные Звёздами императорские отпрыски.
– Эрментрауд Эдельландская к Вашим услугам, – первой поклонилась девочка.
Её брат, взглянув украдкой на мать и получив ободряющий кивок, последовал её примеру:
– Альбрехт Эдельландский, к Вашим услугам.
– Вы стоите в присутствии Его Высочества Киллиана из Нахтигаля, – важно проговорила Первая. – Впрочем, вы это и сами поняли.
Альбрехт, прикусив губу, взглянул на старшую сестру, точно ожидая от неё чего-то. Эрментрауд же робеть не стала: набрала полные лёгкие воздуха и спросила:
– Ваше Высочество, а это правда, что Вы привязываете к обуви лезвия, чтобы танцевать на льду?
Киллиан от неожиданности даже замешкался; теперь уже он обернулся к Первой, ища поддержки и получил взгляд который можно было трактовать разве что как “давай сам”.
– Строго говоря, их не привязывают, – ответил он. – Мастер сразу шьёт специальную обувь с лезвием.
– А я говорил, – тихонько шепнул маленький принц.
– Матушка, – из уст ребёнка здешней правящей семьи это слово звучало так непривычно, что Киллиан едва не вздрогнул, – сможем ли мы когда-нибудь отправиться с Вами в славный Нахтигаль, чтобы посмотреть?
– Откуда же мне знать? – пожала плечами Первая. – Нахтигаль – не мой город. Договаривайтесь с Его Высочеством и с Седьмым дядюшкой.
Эрментрауд без тени стеснения принялась решать этот вопрос немедленно.
– Ваше Высочество, можно ли нам с дорогим братом когда-нибудь приехать и взглянуть на Ваш танец?
– Я бы вас даже научил танцевать самих, если бы вы захотели, – от души пообещал Киллиан. – Однако о посещении Нахтигаля вам лучше поговорить с моим почтенным супругом.
Девочка сосредоточенно кивнула, а её брат с любопытством крутил головой, наблюдая за происходящим. Первая, услышав слова про «научить», повернулась так, чтобы дети не видели её лица, и изобразила страдальческий взгляд. Киллиан лишь с огромным трудом удержался от смеха; мало того, что великой наследнице эдельландского престола пришлось несладко на катке, так ещё и кто-то донёс о её приключениях Юйшэ, и тот, судя по всему, уже нашёл способ беззлобно её уколоть.
– У меня к Его Высочеству сейчас есть дело, – проговорила она. – Но если он не будет против, то после вы сможете поболтать побольше.
Дети снова вежливо поклонились на прощание; стоило Киллиану с Первой отойти, как за их спинами немедленно возобновились звуки игры в обруч.
– Они у тебя очаровательные, – искренне похвалил Киллиан, едва они вошли в очередное здание.
– Спасибо за них Звёздам, – с ноткой грусти ответила на это Её Высочество. – Знаешь, Маленькое Высочество, даже если они не получат признания Леерума – я их всё равно не брошу и никуда не сошлю, какими бы они ни вернулись, – после этих слов повисло неловкое, тяжёлое молчание. – А если всё же не вернутся… что ж. На всё воля Звёзд. Буду утешать себя мыслью о том, что все свои семнадцать лет они прожили лучше любого другого императорского ребёнка за всю нашу историю.
– Прости за такой вопрос, Ваше Высочество, – нерешительно начал Киллиан, – но что будет с троном, если никто из них не получит признания?
– Я буду старовата, чтобы родить ещё наследников, – с видимым спокойствием проговорила Первая. – Но, благо, магия давно решила эту проблему Императриц – от меня и моих мужчин наёмные мамушки производят на свет и других наследников.
– Как это? – слов на эту тему Софос пока не давал; Киллиан не был уверен, что понял верно.
– Ты про магию, Маленькое Высочество? – уточнила принцесса. – А что, в Эрии таким не пользуются?
В Эрии магии в целом было меньше, чем в Эдельланде – сказывалось заметно меньшее количество путей в Пустоту и совершенно иное к ней отношение. О том, чтобы произвести на свет детей, при этом их не рожая, Киллиан и вовсе никогда не слышал, в чём честно и признался.
– Зря в таком случае не интересовался, Маленькое Высочество, раз живёшь в Эдельланде – про магию знать надо. Этот инструмент создают маги в тех же монастырях, что и любой другой, – просто объяснила Первая. – Он позволяет поместить зачатого ребёнка в тело другой женщины; естественно, с её согласия, за отличную плату и с правом кормить и видеть дитя после рождения, если она того захочет. В Империи по закону так могут поступать только Императрицы и наследницы престола – к сожалению, двоих или троих наследников может оказаться недостаточно, так что нужно обзавестись хотя бы десятью. Так что, Маленькое Высочество, за эдельландский трон можешь быть спокоен: у меня помимо моих ещё семеро детей, и я всех их как могу стараюсь воспитывать порядочными людьми; конечно, мне бы хотелось, чтобы мои старшие, Эрментрауд и Альбрехт получили признание Звёзд, но всё же стоит проследить, чтобы в их поколении было поменьше Десятых.
– Да благословят их Звёзды, – вздохнул Киллиан. – Можно ещё один глупый вопрос?
– Задавай, Ваше Высочество, – щедро разрешила Первая, точно они сейчас не о возможной смерти её детей говорили.
Они вошли в большой овальный зал; пол здесь был не мраморный, а деревянный, а украшений оказалось намного меньше, чем в других комнатах.
– Я не в первый раз слышу о монастырях магов, – проговорил задумчиво Киллиан, – но совершенно не понимаю, что в них происходит. Там молятся? Как они получают магию?
– Знаешь, Маленькое Высочество, – ответила на это Первая, – в Эдельланде обычный человек знает о монастырях немногим больше чем ты, так что вопрос не совсем глупый. Монастыри строят у разломов, за которыми простирается Леерум; магами же могут стать люди, которые, попав туда, выжили, вернулись и имеют храбрость идти туда снова, чтобы добыть там магию.
– Это же, должно быть, невообразимо опасно?
– Даже опытные ходоки часто не возвращаются, – подтвердила Её Высочество, неспешно вышагивая по залу, но явно не собираясь куда-то из него выходить. – Оттого она и настолько дорогая: её слишком уж непросто принести в наш мир – и ведь принести мало, нужно ещё и придать ей форму.
Киллиан открыл было рот, чтобы спросить, откуда же Её Высочество знает столько всего о монастырях, но решил, что либо это положено знать будущему монарху, либо ответ был слишком личным, а о личном он сегодня уже много раз спрашивал.
– В остальном же «монастырь» – это просто название, Ваше Высочество, – сказала она в завершение этой темы. – Строгих запретов, проистекающих из веры, там нет – исключительно вопросы простейшей безопасности.
– Это настолько потрясающе, что мне нужно хорошенько всё это обдумать, – с умным лицом кивнул Киллиан, просто чтобы не ляпнуть случайно какую-нибудь глупость.
– Думай, конечно, Маленькое Высочество, – Первая тем временем дошагала до высокого шкафа у стены. – Знаешь, возвращаясь к Эрментрауд и Альбрехту: я бы хотела через пару лет отправить их учиться всяким полезным для правителя вещам в Нахтигаль. Конечно же, я почти уверена, что Седьмой брат не откажет мне, но всё же хочу заручиться и твоей, Маленькое Высочество, поддержкой.
– С удовольствием помогу, чем сумею, – пообещал Киллиан; о том, что через несколько лет он уже мог бы вернуться в Эрию он в тот момент как-то и не подумал.
– Спасибо.
Принцесса распахнула створки шкафа; в нём оказалась целая коллекция тренировочного оружия.
– Итак, Маленькое Высочество, – вкрадчиво проговорила Первая, взвешивая в руке один из щитов. – Ты меня в Нахтигале испытывал своими лезвиями; теперь я хочу испытать тебя своими. Окажешь мне честь?
– Ваше Высочество, исход же заранее ясен.
Принцесса вынула из собранных волос несколько заколок, после чего тяжёлый усыпанный бриллиантами ореол безо всякого труда отделился от причёски и отправился на гвоздик в шкафу между двумя саблями.
– Конечно ясен. Но ты, Ваше Высочество, никогда не научишься по-настоящему сражаться, если будешь тренироваться с одним только Гильермо, как бы хорош он в своём деле ни был. Нет, Маленькое Высочество, боец учится у каждого своего противника, и именно это я тебе предлагаю.
Она достала кусок верёвки, подхватила им на талии слишком свободные для боя одежды, разулась и встала на деревянный пол босыми ногами.
– Тогда я принимаю твоё предложение, Ваше Высочество, – решился Киллиан и тоже шагнул к шкафу с оружием.
Конечно же, он проиграл – раз, другой, и пятый. Неподходящие одежды ему мешали; Первая же в платье, казалось, чувствовала себя так же уверенно, как и в доспехе.
– Вставай, Маленькое Высочество, – протянула она ему оказавшуюся неожиданно сильной руку после очередной своей ожидаемой победы. – Ты уже весьма хорош в технике и самых основных приёмах, но тебе не хватает выдумки. Твой противник – он как кто-то, кого ты хочешь соблазнить. Его надо удивлять.
– Интересные у Вашего Высочества сравнения, – отдышавшись, ответил на это Киллиан. – Ещё раз.
Он не победил Её Высочество ни единого раза, хоть и пытался очень, очень долго – они опоздали к обеду, и слугам пришлось заменить часть блюд на тёплые; ели они в компании Эрментрауд и Альбрехта, и дети эти Киллиана так очаровали, что он остался во владениях их матери и на ужин – его подавали по приказу Первой в беломраморной беседке во дворе; пока они трапезничали, по зелёной траве важно вышагивали туда-сюда крупные пёстрые птицы эдельблау из южных широт – пусть их золотое с лазоревым оперение и выглядело поистине роскошно, а всё же паре нахтигальских серых цапель они, пожалуй, ровней всё же не были.
Вечером уставший, но довольный Киллиан не без помощи личного слуги Её Высочества добрался до покоев, в которых провёл свою первую ночь в качестве мужа Седьмого Принца. Тот был уже там: устроился в кабинете за столом и что-то читал; одет он был уже неофициально: свободная длинная рубаха до щиколоток, из-под которой виднелись босые ноги да неизменная маска на половину лица. Волосы его были собраны в неаккуратный низкий пучок и перехвачены лентой – по какой-то причине куда более небрежно, чем в Нахтигале.
– Маленькое Высочество, ты в порядке? – неожиданно спросил принц, оторвавшись от книги.
– Да, – непонимающе протянул Киллиан. – А что?
– У тебя выражение лица отсутствующее, вот я и подумал, что что-то не так.
Неровный свет свечей, отблески на золоте и дорогих тканях и такой мягкий, домашний Седьмой располагали к откровениям, и Киллиан, неспособный сопротивляться очарованию этой атмосферы, уселся в кресло напротив стола и заговорил:
– Меня просто накрыли воспоминания, Ваше Высочество. Мне очень странно здесь находиться теперь, когда всё так сильно изменилось.
– Что изменилось, мой господин? – вежливо, без напора спросил принц.
– Всё, – повторил Киллиан. – Когда я оказался здесь в прошлый раз, я был смертельно напуган. На пиру поесть не смог, зато здесь так оттягивал момент, когда нужно было идти в постель, что жевал дольше, чем когда-либо в своей жизни, а вкуса всё одно не почувствовал. Сейчас мне даже смешно об этом вспоминать.
Он и впрямь сконфуженно улыбнулся, ощущая себя весьма глупо под взглядом чистых голубых глаз.
– Теперь ещё и говорю об этом с человеком, которого тогда испугался до умопомрачения. И верно, я из прошлого просто смешон.
– Вовсе нет. На тот момент ты не знал решительно ничего ни обо мне, ни о том, что готовило тебе будущее. Совершенно естественно было бояться в тех обстоятельствах.
Они немного помолчали, но тишина эта не была неловкой и не требовала чем-то немедленно себя заполнить.
– Честно говоря, я и сам тогда был не в лучшем состоянии, – со смешком поделился Седьмой, поднимая к расписному потолку взгляд. – Меньше чем за неделю пройти путь от убеждённого холостяка до по своей воле женатого человека! Я понятия не имел, что делал, хватался за политическую часть вопроса и совсем забыл тебе всё сразу объяснить и успокоить. Кто из нас ещё смешон?
– Оба хороши, – согласился Киллиан.
Снова повисла пауза; Его Высочество думал о своём, а Киллиан снова прокручивал в памяти те полные паники, унижения и отчаяния дни. Теперь они казались далёкими, почти ненастоящими, и тем более странно было снова оказаться в тех же стенах, что и тогда.
– Ладно, Маленькое Высочество. Завтра у нас важный день. Пора бы уже отходить ко сну.
– Пойдёшь мыться первым, Ваше Высочество? – припомнил Киллиан одну из самых первых просьб, услышанных им от человека, ставшего в мгновение ока его супругом.
– Спасибо, господин мой, я уже.
– Тогда я пошёл.
В прошлый свой визит Киллиан купальню не рассмотрел; теперь же он был готов ставить кругленькую сумму на то, что к её ремонту приложил руку сам Седьмой: да, огромный бассейн всё ещё был отделан золотом, и вода вытекала из пасти нелепой головы льва, но стены и потолок были выкрашены обыкновенной белой краской, и даже лепнина никак не была подчёркнута и всё, что её выделяло – это мастерство скульптора. Пожалуй, в таком виде эти вычурные украшения могли даже сойти за симпатичные.
Киллиан быстро управился с водными процедурами; два ряда самых разных банок с непонятно чем различающимися субстанциями он при этом благополучно проигнорировал, воспользовавшись только жидким, хорошо пенящимся мылом, что оставило на коже цветочный аромат – пожалуй, слегка чересчур сильный, но это всё ещё было лучше, чем такое же мыло, но пахнущее настолько сладко, что к горлу подкатывала тошнота.
В спальне Седьмого не было, несмотря на позднее время; тот всё ещё сидел в кабинете, читая пухленькую небольшую книжку в новёхоньком отделанном позолотой переплёте.
– Ваше Высочество, ты идёшь спать? – спросил его Киллиан, прислонившись плечом к дверному косяку.
– О, ты ложись, Маленькое Высочество, а я ещё почитаю. Нечасто удаётся добраться до столичной библиотеки.
– В прошлый раз ты тоже отправил меня раньше. А наутро было непохоже, чтоб приходил отдохнуть.
– Софа в кабинете меня вполне устраивает, мой господин, – принц пожал плечами. – Да и Звёзды не одобряют попыток залезть в постель к человеку без его разрешения – причём в любом из смыслов.
Этот ответ был столь же неожиданным, как и очевидным: конечно же праведный Его Высочество не позволил бы себе таких дел! Киллиан поборол сильное желание приложить руку к лицу.
– Спасибо за проявленное в прошлый раз понимание, – поблагодарил он без доли иронии. – А сейчас прекращай заниматься ерундой, Ваше Высочество. Кровать там огромная, так что нужно ещё постараться, чтобы причинить друг другу неудобства. Да и зря я, что ли, купил специально в эту поездку маску для сна?
– Неужели ты… мой господин, – Седьмой растроганно приложил руку к груди.
– Юйшэ помогал выбирать и очень при этом старался. Идёшь или нет? – это Киллиан говорил, уже развернувшись и сделав пару шагов к чудовищных размеров постели.
На ней не то, что уместиться вдвоём, не касаясь друг друга – с комфортом уложить целое огромное семейство внезапно нагрянувших родственников можно было бы без особых трудностей, и оттого, пожалуй, даже самую мнительную девицу или самого целомудренного священнослужителя соседство приличного человека на таком ложе не смутило бы.
– Мой господин, ты предпочитаешь покрывало или одеяло? – проследовавший за ним Седьмой откинул два огромных и толстых прямоугольника ткани: верхний, расшитый золотыми вензелями, и нижний, белоснежный.
– Не знаю, – неопределённо пожал плечами Киллиан. – Мне всё равно.
Так ему досталось чудовищных размеров мягчайшее одеяло, в которое, пожалуй, можно было бы завернуть не то, что маленького человечка, а целого Юйшэ. Они обменялись пожеланиями хорошей ночи, погасили свет, и Киллиан надел плотную маску, завязал на затылке узелок и улёгся. Перина здесь была заметно мягче, чем в Нахтигале, но даже на ней хорошо ощущалось движение чужого тела на почтительном расстоянии. Его Высочество устроился и затих.
Киллиан прокрутил в голове короткую молитву и принялся дышать под счёт. Как бывает всегда, когда нужно обязательно уснуть как можно быстрее, сон к нему не шёл, зато шли мысли того самого толка, что именно в тишине и мраке ночи обретали абсолютную силу и становились непобедимыми.
Уже какое-то время приходили вести о том, что хоть имперские войска и справлялись со своими задачами вполне успешно, но всё же сразу в нескольких провинциях обычным эрийцам не хватало еды. Уже стали известны случаи, когда они, сведённые с ума голодом, съедали что-то, что не было предназначено в пищу, и оттого заболевали и даже умирали, и положение всё не стремилось как-либо улучшаться. Теперь Киллиану, зная всё это, предстояло разыграть безупречное представление перед сотнями, если не тысячами богатейших господ, съехавшихся на один из самых пышных праздников Эдельланда. У него не было льда, и всё же он должен был их впечатлить и растрогать до того, чтобы они немедленно пожертвовали на помощь Эрийскому Королевству, и чтобы сам Его Величество остался доволен и согласился отправить больше кораблей. Киллиан старался ворочаться как можно медленнее и осторожнее, вздыхать как можно тише; постепенно приходило смирение с тем, что на бал ему придётся идти после мучительно долгой бессонной ночи. Какая-то часть его отчаянно желала дотронуться в поисках поддержки до человека, что делил с ним в эту ночь постель.
Киллиану вновь было смешно и грустно одновременно; когда-то он паниковал от одного лишь присутствия иноземного принца, а теперь, вновь оказавшись в недружелюбном Хайлигштерне, надеялся и полагался на него. С одной стороны, он ни разу не обманул. С другой – больше рассчитывать было не на кого.
Гораздо проще было бы, будь их брак настоящим. Тогда Киллиану не пришлось бы притворяться и играть влюблённого. Он не был бы вынужден тревожно думать каждую секунду, достаточно ли счастливым он выглядит, держа под руку своего мужа, естественно ли он отыгрывает нежные прикосновения и внимательные взгляды.
Будь их брак настоящим, Седьмой, возможно, сейчас бы его обнимал, может, даже успокаивающе поцеловал его перед сном точно ребёнка. Возможно то говорило отчаяние, но шальная мысль посетила всё никак не поддававшийся сну разум: это было бы не так уж и плохо. Лежать рядом с кем-то, кому можно доверять; иметь возможность сказать всё, что было на душе. Получить тепло и внимание в самый сложный момент – уж чувствительный-то Седьмой наверняка был способен его дать.
Была бы непомерно большой ценой за это близость с этим человеком? Киллиан не знал. Он прислушался к своим ощущениям: вот же, он в этот самый момент лежал в постели с мужчиной и уже выяснил для себя, что был бы не против его объятий – ну и пусть, что это от безысходности. Ему даже не пришлось делать над собой усилия, чтобы фантазия сама нарисовала эти бледные пальцы на бедре, невесомый поцелуй на шее. Пугающе? Наверное. Хочется? Кто знает.
– Господин мой, почему не спишь? – шёпот был столь тихим, что могло показаться, будто он приснился.
– Мне страшно, – так же тихо выдохнул Киллиан, ощущая, как сердце его колотилось о рёбра, точно намереваясь их проломить; как ответить иначе, не соврав, он не знал, и “не хочу об этом говорить”, увы, тоже оказалось бы ложью.
– Расскажешь?
Оставалось только мысленно обратиться к Звёздам: зачем они дали ему эту страсть к разговорам? Обратиться, и тут же устыдиться, вспомнив об в сущности общем на всех детстве высокороднейших из эдельландских господ.
– Я боюсь не справиться завтра, – признался Киллиан, договорившись с собой. – От меня зависит слишком многое. Я не знаю, не испорчу ли всё от волнения.
– Я буду с тобой, – пообещал принц. – Что бы ни случилось, я помогу справиться.
– Я могу сказать что-то не то и обидеть Его Величество.
– Я всё замну.
– Я могу плохо исполнить танец и не понравиться гостям. Они не станут ничего жертвовать.
– Мы репетировали так много, что даже в самом катастрофическом случае плохо не получится.
– Но вдруг я всё забуду?
– Я всё время буду рядом и придумаю, как выкрутиться. Я не боюсь ни бала, ни его посетителей, и точно не потеряю голову.
Киллиан умолк, дыша под счёт. Четыре. Семь. Восемь.
– Я могу плохо изобразить, что влюблён.
На это Седьмой ответил не сразу.
– Кто же из эдельландцев знает, как в Эрии выражают любовь? Мы наслышаны лишь о строгости ваших нравов в сравнении с нашими. Просто скажем, что у вас не принято прилюдно показывать слишком многого.
– Было бы проще, не будь я трусом, – эти слова сорвались с языка прежде, чем разум успел их взвесить. – Если бы мне хватило смелости делать всё на совесть и отвечать за свои решения, то брак был бы настоящим. Одной проблемой меньше – не пришлось бы притворяться.
На этот раз молчание продлилось чуть дольше – настолько, что Киллиан уже хотел попросить забыть о том, что он сказал, отвернуться и сделать вид, что уснул.
– Мой господин, – немного озадаченно возразил, наконец, принц, – это уже не вопрос политики. Если тебе приходится придумывать причины, почему брак стоило бы сделать настоящим, то тут не о чем говорить – настоящим он быть не должен, потому что тебе это не нужно.
– Я в этом уже не уверен, – больше всего на свете Киллиан был благодарен повязке, что впитала бы позорные слёзы, если б он их всё же не сдержал. – Я всегда мечтал о большой семье. Думал, женюсь на красавице, будут у нас дети – двое, трое, сколько она захочет. А теперь я думаю, но не знаю, Ваше Высочество.
Седьмой молчал, и не было ни единого шанса узнать, что он испытывал в этот момент: был он удивлён, раздражён, раздосадован или рад. Или, может быть, ему было всё равно? В конце концов сколько раз он демонстрировал лишь безразличие, когда казалось, что были все причины испытывать всю палитру эмоций?
– Когда мы были здесь в прошлый раз, я был напуган и измотан, – Киллиан решил, что раз уж начал, то не станет хуже оттого, что он выскажет всё до конца. – Теперь, когда всё иначе, я уже не знаю, действительно ли хочу противиться, или слепо упрямствую. Мне до сих пор до смерти обидно за то, как поступил ваш правитель. И за Её Высочество, мою госпожу – троекратно. Но он же не один живёт в этой стране?..
Похоже, Седьмому вновь понадобилась минутка; даже его мастерство ведения деликатных бесед, кажется, дало трещину под колоссальным напором тихой и тёмной ночи наедине перед шумным и сложным днём под жадными взглядами обезличенной пёстрыми масками толпы.
– Всё ещё не поздно попробовать. Мы хорошо поладили, мой господин. Может, Звёзды решили провести нас таким путём?
– Вот так просто?
– А зачем усложнять? – Седьмой говорил теперь легко и весьма убедительно. – Мы взрослые люди. Можно просто позволить себе немного больше и посмотреть, что из этого выйдет. Начать с малого, и, если нас всё будет устраивать, понемногу продолжать.
– А если не будет?
– Что нам мешает поговорить об этом и прекратить? Достаточно всего лишь не терпеть того, что не нравится, и вовремя договариваться. Мы же, кажется, так и делаем в последнее время? Значит, ничего нового в этом не будет.
Пауза затягивалась, но такое предложение было совершенно необходимо как следует взвесить; трепет сердца. отдававшийся в горле, лихорадочный жар на щеках и нездоровая, ненормально отчётливая пульсация вен на руках – ничто из этого здравомыслию не способствовало.
– Общаемся мы уже достаточно неплохо; ты даже смог сегодня доверить мне то, что тебя беспокоит, – продолжал неторопливо рассуждать Седьмой. – А что до телесной стороны вопроса – уверяю тебя, мой господин, здесь бояться нечего. Мы можем начать с невинных обыденных прикосновений и провести черту там, где любому из нас будет становиться неприятно. И, естественно, можно в любой момент пересмотреть эти договорённости и сдвинуть грань дозволенного в любую сторону.
Его условия звучали разумно и абсолютно беспроигрышно; если всё же отдышаться и подумать, то самым большим страхом Киллиана было не единожды попасть в неприятную ситуацию, а потерять пути к отступлению и оказаться в ловушке её постоянных повторений. Если же условный вариант с прекрасной женой и детьми не отменялся, а только переставал быть единственным, то, пожалуй, смертельного ужаса по этому поводу можно было не испытывать – по крайней мере так казалось в момент, когда ночь подмешивала свои причудливые оттенки в картину мира вокруг, тихонько размывала грани до полной прозрачности, пока люди, события и обстоятельства не превращались в калейдоскоп бесформенных, и оттого до неприличия простых пятен.
Во всём этом клубке чувств и взаимоотношений оставалась ещё одна деталь.
– А как же Юйшэ, Ваше Высочество?
– Я люблю его, – честно ответил принц. – И говорю тебе о этом сейчас. Я не смогу его оставить, и это в полнейшей мере взаимно. Однако от этого мои чувства к тебе не становятся менее настоящими и сильными, мой господин; они просто немного иные, но оттого не менее значимые. Если для тебя это неприемлемо, то не мучай себя. Я не имею привычки обижаться на безвредный отказ.
– С ним тоже всё очень странно, – когда уже казалось, что больше сказать нечего, исповедь внезапно получила новый виток. – В последнее время происходит слишком много двусмысленности. Ваше Высочество… я воспринимал все его странные слова как шутку, но, если быть до конца честным – шуткой эта неоднозначность давно не кажется, но одним Звёздам известно, почему я до сих пор не попытался её разрешить и пресечь.
– Правильно, ты же ему нравишься, – с тихим смешком ответил Седьмой. – Думаешь, он выбрал тебя мне в мужья как меньшее зло? Или, может, из благородного порыва? Нет, Маленькое Высочество, этот корыстный змей ещё тогда положил на тебя глаз. Только и ждёт благовидного предлога, чтобы подобраться поближе.
– И вы не поссорились из-за меня?
– С чего нам ссориться, если мы по поводу тебя полностью согласны? Мы с Юйшэ друг перед другом честны: мы испытываем некоторый интерес к Маленькому Высочеству. Мы не станем из-за этого скандалить.
– А если мне интересен и он? – осторожно прошептал Киллиан.
– Прекрасный выбор, – Седьмой отреагировал неожиданным воодушевлением, даже завозился на месте. – Поверь мне, Маленькое Высочество, если окажешь ему честь – ни единого раза не пожалеешь.
– Значит, мне нужно выбрать? – вывод напрашивался сам собой…
… и был совершенно неверным:
– Зачем, мой господин? Никто и ничто не запрещает делить любовника с мужем, пока все трое довольны. Звёзды говорят: радуйте друг друга и радуйтесь сами. Не спорить же нам, в самом деле, со Звёздами?
– И вы оба на это пойдёте?
– Почему нет? – в голосе Седьмого появилась сонная ленца, точно предшествовавшая сладкому зевку. – Знаешь, Маленькое Высочество, а я был бы счастлив просыпаться, обнимая тебя и держась за когтистую лапищу Юйшэ. Эта жизнь сделала меня чуть более жадным, чем следовало бы.
Перед внутренним взором живо предстала картинка: солнечное нахтигальское утро заглядывает яркими лучами в покои змея и рассыпает их золото по его постели; Киллиан лежит в обнимку с Его Высочеством, таким тёплым, ещё сонным; сзади его греет Юйшэ, и их с принцем пальцы переплетаются у Киллиана на боку. От роскошной чешуи по всей комнате пляшут солнечные зайчики.
– Вполне возможно, – на грани слышимости выдохнул Киллиан. – Я не знаю.
– Тогда сейчас поспи, а завтра подумаешь, – лениво предложил Седьмой; судя по звуку, он прижался половиной лица к подушке. – Или послезавтра. Торопиться и в целом-то вредно, Маленькое Высочество, это Звёзды говорят. Когда что-нибудь надумаешь – тогда и будем договариваться и что-то делать, а пока достаточно и видимости. Ты великолепен, когда играешь на публику роль влюблённого.
Киллиана внезапно одолел неожиданно широкий зевок; выложить всё, что лежало камнем на сердце, и получить в ответ целое море понимания и спокойного, уважительного рассуждения – это оказалось ценнее всех самоцветов в мире.
– Спасибо, – немного сконфуженно поблагодарил он.
– Не за что, мой господин. Спи. Завтра всё получится, да и после – тоже.
И Киллиан действительно провалился в бархатные объятия крепкого, безмятежного сна.