Утро не принесло ожидаемой неловкости. Они разделили завтрак – ну конечно же, чёрная икра и фрукты, покрытые съедобным золотом, что же ещё могли подать в столице. Когда они приступили к одеванию, Киллиан заметил, что Его Высочество больше не пытался избегать случайных прикосновений: нет, он затягивал шнуровки, застёгивал пуговицы и замочки и укладывал слои чёрной ткани так, как ему было удобно, и отчего-то это изменение действительно трогало и разливало по щекам тепло и цвет.
– На собрании Его Величество поприветствует гостей и подведёт итоги полугодия, – сообщил Его Высочество, возясь со спрятанным на боку рядом мелких застёжек. – Ничего необычного: нужно только его поприветствовать, а потом постараться не уснуть, делая вид, что нам очень интересны его обмены любезностями с людьми, которые в Нахтигале никогда не были и нам, собственно говоря, безразличны.
– Твои описания важнейших государственных собраний просто бесценны, Ваше Высочество.
– Что же поделать, если правда именно такова, – пожал плечами Седьмой; поправляя воротник Киллиана, он случайно коснулся кончиками пальцев его шеи, пустив по коже табун мурашек. – От нас, скорее всего, потребуется только красиво подойти, преклонить колени, ответить на пару его вежливых вопросов и – что сделать?
– Пятясь три шага удалиться?
– Абсолютно верно. Видишь, мой почтенный супруг, половину придворного этикета ты уже знаешь.
– Если учесть характер Его Величества, то, боюсь, оставшуюся половину не знает никто, – пробурчал Киллиан под смешок Седьмого.
Его Высочество быстро закончил с одеваниями и натянул свои перчатки.
– Ну что, мой почтенный супруг. Готов?
– Нет, но пойдём.
– Точно не хочешь надеть маску?
– Ты же сам сказал, что там будет делегация из Эрии. Хочу, чтоб они видели, что с моим лицом всё в порядке.
– Как знаешь, Маленькое Высочество.
Уняв дрожь в коленках, Киллиан встал по левую сторону от Его Высочества, приосанился, натянул на лицо улыбку и кивнул. Они покинули отведённые им покои, и Седьмой повёл супруга через целую череду одинаково пёстрых комнат. Когда им встречались слуги, Киллиан старался выглядеть как можно более довольным; лицо уже скоро казалось окаменелым от безупречной улыбки. К тому моменту, как они вышли в фойе, в висках Киллиана пульсировала тупая боль. Его словно протащили через калейдоскоп, который беспрестанно крутил и тряс беспокойный ребёнок.
Однако они всё же добрались. Собравшаяся в фойе толпа гостей расступилась, пропуская к дверям высокородную особу с супругом. Киллиан точно болванчик отвечал вежливыми кивками на поклоны, которыми их приветствовали вычурно разодетые господа и дамы, но внимание ни за кого из них не цеплялось. Седьмой подвёл его к отделанным золотом дверям, где они ненадолго остановились; сквозь них был виден приёмный зал, уже наполовину полный, гудящий разговорами. Трон ещё пустовал, как и некоторые стулья с высокими спинками – по шесть с каждой стороны от него.
– Узрите! Его Высочество Седьмой Принц и Его Высочество принц Киллиан из Нахтигаля! – мощный голос разнёсся по залу, отражаясь от витых мраморных колонн и расписных сводов.
Разговоры на миг стихли, когда они вошли в зал; Киллиан задрал подбородок и расправил плечи словно для танца, ступать специально старался так, чтобы нелепое количество украшений на его одежде звенело не хуже, чем те, что носил Седьмой. Здесь, в сердце всей эдельландской политики, титул уже не выглядел формальностью, которую Седьмой устроил, разыгрывая из себя капризного влюблённого мальчишку; нет, здесь эти привешенные к имени слова казались одновременно неправдоподобными, игрушечными, и притом тяжёлыми, точно кандалы на ногах преступника, идущего под конвоем. Присутствующие снова взялись за свои обсуждения, только в этот раз десятки пар жадных глаз следовали за прибывшей парой. Киллиан сделал глубокий вдох на четыре счёта, заставляя себя переставлять ноги.
Смотрел он только вперёд и видел трон, видел трёх незнакомых ему императорских отпрысков, уже занявших места. Видел он и Десятого, восседавшего на своём с гордо поднятым подбородком. Увидев Киллиана, он широко улыбнулся – ярко, солнечно, с почти правдоподобной искренностью.
Пока Киллиан, задержав дыхание, считал до семи, они с Его Высочеством преодолели более половины зала. Подле Десятого стояла фигура, почти полностью закутанная в чёрные одеяния и увешанная искристым светлым металлом – точно закованная в доспех. Принцессу Буан Киллиан узнал только потому, что знал, что именно она должна быть там, где он увидел её бледную тень. Она старалась как можно менее заметно переступать с ноги на ногу; на левой она не могла стоять дольше пары секунд.
Седьмой еле заметно качнул локтем. Когда Киллиан выдыхал, считая до восьми, они свернули влево и приблизились к отведённому им месту.
– Садись, – шепнул ему Его Высочество, – я привык стоять на долгих собраниях.
Киллиан хотел бы поспорить, но под столькими пристальными взглядами не решился. Пожалуй, если бы Его Величество стал свидетелем этой короткой сцены между ними, он бы немедленно впечатлился покорностью заложника. Седьмой невозмутимой безликой статуей встал рядом, со стороны трона. Киллиану ничего не оставалось, как сесть. Сиденье оказалось жёстким, спинка – неудобной, но жаловаться на это было бы грешно: всё лучше, чем долго стоять с едва сросшейся ногой.
Сделав ещё пару раз привычное дыхательное упражнение, Киллиан окинул взглядом зал. То и дело объявляли новых и новых важных людей, и народу всё прибывало. Вот пришли виноделы – все как один в длинных юбках и закрывающих верх лица масках. Вот явились столичные парфюмеры – нелепые головные уборы оставляли на виду лишь носы. Вот назвали Секундуса, Реющее Знамя, одного из Семи Самоцветов Его Величества. Взгляд Киллиана переместился на уже занятые места: он скользил по множеству людей в пёстрых, чрезмерно роскошных одеждах, обезличенных масками и вуалями, шепчущихся в ожидании Его Величества. Золото, серебро, бархат и шёлк, высокие шапки, широкополые шляпы, объёмные капюшоны, пышные воротники, до нелепого огромные рукава и море, море украшений, вышивки, оборок, бантов, драпировок…
Какова же была радость Киллиана, когда среди этой вычурной толпы он обнаружил около десятка людей, одетых по здешним меркам просто, почти бедно: вот Первый министр Королевства Эрийского, вот министр военных дел, вот министр дел иностранных. А вот женщина, заметив которую, Киллиан ни на кого более смотреть не мог.
Его мать прибыла ко двору Его Величества, и теперь, найдя среди безликих чужаков единственного сына, она боролась с подступившими слезами. Она прикрыла ладонью рот, но бледность щёк была заметна даже издалека. Киллиан улыбнулся ей, искренне и не стесняясь чужих глаз, спрашивая себя, достаточно ли довольным он выглядел, чтобы её успокоить. И верно: мать выдохнула, тяжело опустив плечи, но спустя мгновение нашла в себе силы выпрямиться и ответить на его улыбку.
– Почти все гости прибыли, скоро начнётся, – услышал Киллиан голос Седьмого; тот стоял, склонившись к его уху.
– Хорошо. Я готов, – шёпотом ответил Киллиан. – Мне точно можно сидеть?
– Мы действительно грубо нарушаем традиции, – с незримой усмешкой ответил принц. – Но помни: Его Величеству нужно, чтобы все видели, как драматичны различия в судьбе бедняжки принцессы и в твоей. Очень хорошо, что мы пришли после Десятого брата: так разница выглядит ещё красочнее. Твоя покорность настолько лишила разума твоего высокородного мужа, что теперь отдых твоих драгоценных ног важнее древних правил – вот что сейчас видят все вокруг. И, пусть это и крайность, именно её нам нужно показать.
– Верно, перелом ноги – тоже крайность, – мрачно пробурчал Киллиан.
– Всё, двери уже закрывают.
Седьмой мягко похлопал его по плечу и встал ровно. Зазвучал гимн Империи, и все присутствующие поднялись; Десятый демонстративно помедлил. Вот музыка стихла.
– Узрите! Высочайшим вниманием нас удостаивает Его Величество Император Эдельландский! – голос раскатился по залу в наступившей тишине.
Киллиан не скучал по этим неспешным, якобы эффектным появлениям здешнего монарха под бесконечное перечисление земель, которыми он правил. Его Величество вплыл в зал – всё те же роскошные одежды, белые волосы и клыкастая маска, на вкус Киллиана выглядевшая нелепо, точно первая попытка подростка казаться значимее и суровее, чем он есть. Пока Император степенно приближался к трону, Киллиан успел придумать ещё не меньше десятка едких комментариев, за которые можно было легко попасть в немилость.
– Звёзды вновь свели нас здесь в первые дни осени, мои верные подданные и дорогие гости, – произнёс он, раскинув руки; наверное, этот жест ему казался эффектным, но на деле он был таким же чрезмерным и неестественным, как и всё в этом дворце. – Возрадуемся же прекрасному поводу собраться вместе и отпраздновать главные из наших успехов! Под взорами Звёзд я желаю поприветствовать пришедших на это скромное мероприятие. Первая из моих детей, надеюсь, не откажешь нам всем в милости?
Первая, сопровождаемая мужем, поднялась и направилась на середину зала, чтобы совершить бесполезный ритуал коленопреклонения. Киллиану, как и, должно быть, большей части присутствовавших были глубоко безразличны что сами эти короткие приветствия, что обмен бессмысленными фразами; ещё менее интересны ему были десять из двенадцати императорских отпрысков и их супруги: разглядывая их лишь от скуки, нетрудно было заметить, что за исключением самой первой пары все они испытывали друг к другу по меньшей мере такое же глухое безразличие. За то время, пока очередь дошла до Седьмого, можно было неплохо вздремнуть, и Киллиан вовсе не мог бы поручиться, что стоявший рядом пышной, но безликой статуей принц не воспользовался этой возможностью. Осуждать его в любом случае было бы сложно.
– Седьмой из моих детей, позволь взглянуть на тебя и твоего молодого супруга, – позвал их, наконец, Император.
В этот раз Киллиан даже сам себя удивил тем, с каким спокойствием он шёл приветствовать Его Величество. Пожалуй, ему просто хотелось сделать то единственное, что от него требовалось на этом мероприятии, а всё оставшееся время употребить хотя бы на размышления о чём-нибудь полезном. Они вышли, преклонили колени. Как и следовало ожидать, Его Величество оригинальностью вопросов не блеснул.
– Седьмой из моих детей, этой весной Звёзды благословили нашу Империю шансом увидеть твою свадьбу. Скажи же, доволен ли ты своим супругом?
– Воистину мудры Звёзды, чертящие линии наших судеб, – вдохновлённо ответил ему Седьмой, – ибо они ниспослали мне в мужья достойнейшего и прекраснейшего человека, чьё присутствие рядом со мной поселяет трепет в моём сердце. Не выразить словами моей благодарности Вашему Величеству, чьи забота и мудрость помогли мне обрести счастье, предназначенное мне Звёздами.
– Твои слова радуют мою душу, – довольно ответил на это Император, точно говоря «слушайте все, вот как я всё устроил!» – А что же ты, о юный принц из Нахтигаля? Доволен ли ты Седьмым из моих детей?
– Ваше Величество, – отчего-то Киллиану захотелось развлечь себя соревнованием с этим самым «Седьмым-из-детей» в слащавости и абсурдности речей, – видят Звёзды, лишь теперь, стоя подле Его Высочества, я познал истинный вкус счастья. Ни в одном из языков всего мира не сыскать слов, что передали бы хоть сотую долю моей благодарности Звёздам и Вашему Величеству за этот бесценный шанс стать супругом столь мудрого и благородного господина.
Да, пожалуй, Софос мог собой гордиться – в прошлый свой визит в столицу Киллиан и половины от этого сказать не сумел бы. Императору, кажется, его похвалы понравились – он отпустил их, излучая крайнюю степень тщеславного удовольствия.
– Я не знал, что ты у нас мастер-словесник, – еле слышно проговорил Седьмой, пока они возвращались на место; опираясь на его локоть, Киллиан мог чувствовать с каким напряжением он старался не выдать разбиравшего его приступа смеха.
К сожалению, отвечать на глазах такой толпы было несколько неудобно, поэтому Киллиан смолчал. Он вновь сел на предназначенный не для него стул и окинул взглядом присутствовавших в зале, пока колени преклонял отпрыск под восьмым номером. Делма держалась достойно, ничем не выдавая даже малейшего отголоска чувств. Первый министр своим фирменным жестом промакивал блестящую лысину.
К сожалению, Киллиан взглянул на Десятого. Челюсти его были сжаты с такой силой, а незакрытый маской глаз горел таким бешенством, что кому угодно стало бы дурно. Только теперь Киллиан со всей отчётливостью осознал, что бояться ему следовало вовсе не глупых пустых речей перед людьми, большинству из которых до него нет дела. Нет. Он оказался буквально в одном здании с безумцем, что был на него смертельно обижен и не менее смертельно зол. По спине пробежала вниз капелька ледяного пота. Пожалуй, одному здесь не следовало ходить не только потому, что в бесконечных пёстрых комнатах было легко потеряться и больше никогда не найтись.
Задавая вопрос Десятому Император снова не отличился фантазией; Киллиану начинало всерьёз казаться, что весь этот спектаклю не был нужен даже ему.
– Десятый из моих детей, этой благословенной весной мы увидели твою свадьбу, – сказал правитель; наверное, все, кто хотя бы в общих чертах был знаком с историей его женитьб подавили острое желание закатить глаза. – Доволен ли ты своим браком?
– Моя жена – покорная и добродетельная госпожа, как и подобает супруге высокородной особы, – так ответил Десятый.
Чем дальше всё это заходило, тем больше здесь не хватало Юйшэ с его безупречно вежливыми речами и непередаваемо ироничным – на грани издёвки – изгибом чёрных бровей.
– А ты, почтенная супруга Десятого из моих детей, – продолжал Император, – довольна ли им?
– У меня нет жалоб, Ваше Величество, – коротко ответила она; пусть все слова она использовала правильно, эрийский акцент по-прежнему никуда не делся.
После того, как их отпустили, Киллиан и вовсе потерял всякий интерес к приёму: после детей шла эрийская делегация во главе с так и не подтянувшим язык министром, причём ничего дельного он так и не сказал; затем следовал бесконечный хоровод глав самых разнообразных домов, семей и фамилий изо всех земель Эдельланда, от сапожников до писарей, от ювелиров до фермеров. Пожалуй, увидь Киллиан кого-то одного из них, он заинтересовался бы характерными деталями костюма, разглядывал бы маску, возможно даже послушал бы речь, но этих людей была целая толпа, пёстрая настолько, что болели глаза. До какого-то момента Киллиан пытался занять себя игрой, суть которой состояла в том, чтобы определить самый нелепый наряд; прекратил он после человека, полностью покрытого огромными жёсткими перьями – тот представился как глава дома, разводившего гигантских ледниковых поморников, которых в северных землях использовали для доставки грузов туда, куда проложить дорогу было невозможно.
Когда приём всё-таки закончился, Киллиану более всего хотелось спросить, какой на дворе шёл год. Ему казалось, что прошла целая вечность, и он успел состариться, потеряв лучшие свои годы понапрасну. Поднявшись с неудобного стула, он едва не охнул от пронзившей всё тело боли; зал императорские дети покидали, начиная с младших, и, постоянно видя по пути Её Высочество Буан, Киллиан всё же устыдился своего желания кому-нибудь – лучше всего, конечно, Седьмому – на всё это безобразие нажаловаться. Принцесса заметно хромала, но, в отличие от её более удачливого соотечественника, ей было решительно не на кого опереться, шагая на виду у всех.
Уже проходя мимо того ряда, где сидела эрийская делегация, Киллиан поднял глаза, чтобы пересечься взглядами с Делмой. Он едва заметно качнул головой и сделал тот самый жест пальцами, который наблюдал у неё с самых малых лет. Лучшей награды, чем её тёплая улыбка, представить было нельзя.
Обедали они с Седьмым в их покоях: с наслаждением сменили тяжёлые и тугие формальные одежды на длинные бесформенные рубахи, сняли все украшения, кроме серёжек, разулись. Седьмой против всех мыслимых приличий забрался в своё кресло с ногами и укрылся бархатным покрывалом, которое стащил с ближайшей тумбы.
– Ваше Высочество, ты даже сейчас не отойдёшь от правил выбора столового прибора? – поинтересовался Киллиан, наблюдая за тем, как такой расслабленный и домашний принц по обыкновению своему перебирал все поданные ему вилки, ложки и ножи.
– Мне неудобно есть блюдо неподходящим прибором, – пожал он плечами.
– Вилка подходит для всего, кроме жидкого! – с энтузиазмом поделился знанием Киллиан.
– Юйшэ с тобой не согласится. Он превосходно знает, что и чем нужно есть, но с тех пор, как я по его просьбе заказал несколько пар тех странных палочек, он ест исключительно ими.
– Так это не эдельландский прибор? Я думал, он просто редкий или, может быть, его не подобает использовать высоким чинам.
– Конечно нет, Маленькое Высочество. Я попытался научиться им пользоваться, но ничего не вышло. А Юйшэ заявляет, что это наоборот вилкой ничего съесть невозможно по определению. Его руки помнят, как он ел раньше, и ничему больше выучиться не могут.
– Знаешь, а я почему-то не удивлён, – признал Киллиан. – Он и одевается не по-эдельландски, и украшения у него необычные.
– Он ещё и пером писать не умеет. Не может, и всё тут. Только кистью – ещё и держит так странно! Как-нибудь попроси его показать. Почерк у него очень красивый, но с непривычки не у всех получается разобрать.
За милой беседой о змее прошёл обед; до открытия бала оставалось целых несколько часов, и Седьмой предложил начать подготовку с недолгого дневного сна. Идея эта была хорошей и имела лишь один недостаток: подремав, выбираться из нагретого кокона одеял Киллиан совершенно не горел желанием. Кто угодно на их месте уже утомил бы себя сборами, но у них был целый ряд преимуществ: Седьмой не переживал о причёске по причине своих предпочтений в одежде, а у Киллиана волосы были слишком коротки, чтобы из них что-то сооружать; Седьмой ленился наносить краску под полную маску, а Киллиан, нижняя половина лица которого всё ещё будет видна этим вечером, краску эту вовсе считал развлечением для тех, кому оно действительно нужно. Костюмы их были пошиты так, чтобы их можно было надеть без помощи слуг; Седьмой со своими чудовищными конструкциями всегда и вовсе справлялся сам, но в этот раз Киллиан вызвался помочь: придержать огромное цельное украшение, что ложилось на плечи принца, проверить на нём все места, где крепилась ниспадавшая до пола ткань, чуть ослабить тугую шнуровку сзади на шее…
Стоило отметить старания портных: они сотворили чудо. Обилие украшений они сбалансировали легчайшими тканями, дышащими и тонкими, приятными к телу и радующими глаз. Весь металл, что можно было убрать, они убрали, заменив сияющей вышивкой и россыпью крошечных бриллиантов на плечах, рукавах и поясах. Киллиан отчего-то думал, что изготовленная для него маска окажется тяжёлой и холодной и будет впиваться в лицо, однако предусмотрительный мастер спрятал на её изнанке мягкую тканевую прослойку. Уже почти собравшись, он оглядел себя в зеркале и обнаружил, что собственный вид ему действительно нравился: серьёзный и элегантный человек, взрослый, но не старый и не замшелый; чёрный цвет, что символизировал бархат неба, с которого взирали на мир Звёзды, не делал его облик тяжеловесным и мрачным – сияние драгоценных камней и легчайший полупрозрачный верхний слой придавали ему лёгкости и неуловимого очарования. К нему подошёл Седьмой с последней деталью его сегодняшнего образа – простым обручем светлого металла, который полагался каждому обладателю высокого эдельландского титула. В этих нарядах, идеально подходящих друг к другу, они выглядели точно неделимый дуэт со страниц какой-нибудь красивой легенды.
– Он точно налезет вместе с маской? – с сомнением спросил Киллиан.
– Все маски делаются либо с учётом обруча, либо с заменяющим его элементом. Помочь?
– Да, пожалуйста.
Седьмой к этому моменту не надел только перчатки. Киллиан ощутил его прохладные пальцы у себя в волосах – нужно было приподнять часть прядей. По спине побежали несвоевременные, неуместные в такой момент мурашки, но он как мог постарался не выдать себя ни единым вздохом. Мгновение это, увы, минуло слишком быстро, и вот они уже были готовы.
Уже перед самым выходом Киллиан всё же решился задать вопрос, который как мог старался от себя отогнать:
– Ваше Высочество, а будет ли шанс хотя бы минутку поговорить с мамой?
Седьмой печально вздохнул.
– Не знаю, Маленькое Высочество. Его Величество не слишком одобряет таких встреч, особенно на публике. И всё же, я подумаю, что можно сделать.
На этой ноте они и отправились на бал, от которого зависело слишком многое. Киллиана начало мутить уже на полпути; дрожь он унимал, крепко держась за локоть Его Высочества – заодно этот жест привлекал к ним умилённые взгляды слуг.
Из всего, что Киллиану доводилось видеть в своей жизни, размерами с бальным залом могла бы посоперничать разве что Большая Арена Нахтигаля. Собственно, на этом их сходство и заканчивалось. В огромном помещении, в котором уже собрались сотни гостей, окна на стенах располагались аж в два ряда. С расписного потолка свисало пять многоярусных хрустальных люстр, возвышение, на котором во время официальной части полагалось стоять императорскому семейству, было оформлено гигантской симметричной аркой, щедро украшенной золотом и небольшими мраморными изваяниями.
Чувству времени – или, возможно, лени – Седьмого можно было только завидовать: они явились прямо перед самым началом и ни единой лишней минуты не провели под взглядами многих жадных глаз. Император появился почти сразу, сопровождаемый привычным «Узрите!..» и, конечно же, не поскупился на длинную, пафосную речь, в которой вновь восхвалял Звёзды и радовался гостям.
– … и, наконец, я рад сказать, что двое из моих детей в этом году связали себя узами брака перед Звёздами, судом и людьми, – примерно на этом моменте внимание Киллиана всё же к нему вернулось. – Насладимся же вместе их первыми танцами!
– Узрите! – немедленно объявил приевшийся голос. – Свой первый танец нам дарят Почтенный Наместник Его Величества в Марморе, столице земли Остбергер Вельтранд, Его Высочество Десятый Принц и его почтенная супруга, леди Буан Эрийская!
В центр вышли Десятый и Её Высочество Буан. Принц шагал быстро, а супруга его, едва заметно прихрамывая, как могла поспевала за ним; добравшись до нужного места, Десятый грубовато притянул её за талию; в таком положении они и дождались начала музыки. Киллиан пока не мог похвастаться обширными познаниями в эдельландских придворных мотивах, однако отчего-то ему казалось, что именно эту мелодию он где-то уже слышал, причём не единожды. Сказать о ней, собственно, было решительно нечего: обыкновенный эдельландский размер, самые привычные инструменты, ничего выдающегося. Киллиан довольно быстро оставил попытки припомнить эту композицию и сосредоточился на том, в чём действительно неплохо разбирался – на, собственно, танце. С первых же па у него сложилось стойкое впечатление, что принцессе Буан в общих чертах объяснили, что она должна делать, но репетиции если и были, то в весьма небольшом количестве. Десятый просто бесцеремонно таскал её по кругу и вынуждал делать много мелких шажков вокруг себя. Даже с учётом того, что он по обыкновению своему носил маску на один глаз и даже с немалого расстояния Киллиан заметил его зверский взгляд и невольно вцепился в рукав Седьмого: по спине побежал мороз, а за ним последовала волна дрожи. Воистину чудовищна была разница между двух братьев – особенно остро она ощущалась в мгновения, когда Десятый хватал несчастную Её Высочество как только мог, и та мелко вздрагивала, отчего принц злился на неё ещё больше. О том, что ждало эрийскую принцессу после бала, Киллиан изо всех сил старался не думать.
Досмотреть этот танец он так и не смог. Пожалуй, если бы рядом не было Седьмого, он бы позорно сбежал куда глаза глядят. Но вот музыка закончилась, и молодая чета под громоподобные аплодисменты толпы вернулась на своё место на императорском возвышении.
– Узрите! – вновь раскатился по залу до тошноты знакомый голос. – Свой первый танец нам дарят Господин и Покровитель Свободного и Торгового города Запада Нахтигаля Его Высочество Седьмой Принц и Его Высочество Киллиан из Нахтигаля!
– Идём, Маленькое Высочество, – шепнул Седьмой, легонько потянув за рукав.
Они вышли в пустое пространство по центру – да, пожалуй, оно было примерно размером с хороший каток. Вдыхая на четыре счёта, Киллиан старательно себя убеждал, что пёстрые ряды разномастных костюмов и масок – это лишь своеобразный борт, от которого в сущности ничего не зависит. Седьмой прошёл чуть дальше и остановился на весьма приличном расстоянии. Задерживая дыхание, Киллиан считал до семи. Ему предстоял всего лишь очередной танец – только без коньков и с партнёром. С его опытом выступлений и после всех репетиций у него не могло не получиться. Едва он успел досчитать до восьми на выдохе, заиграл оркестр. Простой ритм, самый обычный имперский мотив – такие даже в Эрии иногда играли в театрах, когда на сцену выходил персонаж-эдельландец.
Короткая паника пустила по спине волну жара: Киллиану на один лишь миг показалось, что он упустил такт, на котором должен был вступить. Однако когда прозвучали действительно нужные ноты, его ноги сами встали в позицию, а рука взметнулась в жесте, означавшем на языке эдельландского танца приветствие равного себе. Он сделал шаг, не сводя взгляд с чёрной фигуры напротив, которая скопировала его движение в точности. После – второй шаг, третий. Поворот спиной друг к другу – не нужны были никакие глаза на затылке, чтобы точно знать, что Седьмой выполнял все па идеально. Стоило Киллиану сделать широкий полукруг и вновь повернуться лицом к принцу, как зал для него исчез. Ему всегда нравилась эта часть, в которой они с Его Высочеством почтительно раскланивались друг перед другом и вели немой диалог – почтенный Софос на репетициях на это их желание пообщаться хмурился, но встрять не смел.
– У тебя хорошо получается, – плавными, специально подстроенными под музыку жестами сказал Седьмой, и выглядели они точно часть танца.
– Надеюсь, что так, – так же без слов ответил Киллиан, старательно вплавляя необычные для среднего человека жесты в общую картину их движений.
Они шагнули навстречу друг другу – почти вплотную. Его Высочество протянул руку мягким, просящим жестом – и Киллиан коснулся её кончиками пальцев. Гораздо больше ему нравилось делать это на репетициях – как и глядеть в спокойные, дружелюбные глаза вместо холодной маски. Но даже теперь он не видел более ничего, кроме человека, с которым делил этот танец. Снова поклон, а за ним – череда лёгких, уважительных касаний. Становясь с Его Высочеством спина к спине, чтобы вместе сделать несколько оборотов влево, а потом столько же вправо, Киллиан всё ещё ощущал его присутствие, и оно затмевало всё, что их окружало. Танцевать для Седьмого было не только просто, но и удивительно приятно – тепло разливалось по венам от мысли, что этот человек понимал смысл каждого движения, ценил каждое мгновение и уважал вложенный во всё это представление труд. Когда они снова встали друг к другу лицами, Киллиан осторожно показал ему:
– Кажется, мне нравится.
– Мне тоже, – едва различимым жестом признался Седьмой.
В следующее прикосновение Киллиан вложил столько чувства, что даже сквозь множество слоёв тяжёлых чёрных одежд ощутил, как в ответ дрогнуло тело живого человека, затаившегося под ними.
Музыка ускорялась, увлекая их за собой; и вот там, где оркестр должен был сменить ритм и грянуть часть, более всего походившую на дрейний гимн, славящий здешние места, зазвенели неожиданно струны бузуки, ударив в самое уязвимое место человеческой души. Такая родная и знакомая каждому эрийцу мелодия вплелась в эдельландский мотив, сначала следуя за ним, но потом постепенно меняясь и увлекая весь остальной оркестр за собой в мир другой музыки – такой, что в этом дворце ещё никогда не звучала. Всё тело Киллиана исполнилось тоски по далёкой Родине, охваченной сейчас пожаром войны; ему даже не пришлось играть беспокойство. Его тревога и метания встречались с открытыми и широкими движениями принца, который, казалось заразился его настроением и переживал ничуть не меньше. Невысказанное «помоги» повисло в воздухе, а за ним последовало крепкое пожатие рук и надёжная опора. О, сколько сотен и тысяч попыток у них ушло, чтобы отточить до совершенства эту часть! Их движения словно разбились надвое: то, что начинал один, заканчивал уже другой, они словно передавали друг другу хрупкий хрустальный шар, действуя слитно и слаженно. Двойные струны бузуки пели на много голосов разом, и в самом сердце имперской столицы точно расцвёл кусочек настоящей Эрии.
Самый конец они изменили меньше чем за неделю до бала: теперь каждый заводил за спину правую руку, и они в который становились спина к спине, держа друг друга за запястье. Регламентом и традициями такое выражение благодарности зрителям предусмотрено не было, и всё же выглядели они крайне эффектно, поворачиваясь на месте точно единое целое и одинаковым жестом протягивая раскрытые левые ладони к публике. И всё же под финальные аккорды они вновь развернулись друг к другу, чтобы обменяться самыми глубокими из возможных в столичных одеждах поклонами.
Едва вспомнив, где они находились, Киллиан первым делом нашёл в пёстрой толпе мать, чтобы увидеть, как она утирала влагу со щёк. Из-за маски она не могла видеть его глаз, не могла поймать взгляда, но отчего-то Киллиан был уверен: она поняла, что его светлая, искренняя улыбка предназначалась ей одной.
Прежде чем подставить локоть, Седьмой ещё раз почтительно поклонился Киллиану; тот сначала ответил на поклон, и только потом взял его под руку, чтобы вместе двинуться к возвышению, на котором их уже ждал Его Величество. В этот раз Император был на удивление лаконичен:
– Да начнётся бал!
И грянул оркестр; первыми с места, как и полагалось, сорвались Десятый и Её Высочество Буан.
– Хочешь вести первым? – тихонько шепнул Седьмой.
Киллиан с удовольствием кивнул, и вот они уже последовали за первой парой, дополняя музыку звоном многочисленных украшений. Его Высочество был на удивление спокоен даже сейчас, под взглядом бессчётного множества глаз. Он без тени сомнения отдавал контроль над танцем Киллиану, а тот в свою очередь был готов поклясться, что принц этим всем наслаждался – даже на такой скорости ощущалась в его движениях некая ленца, свойственная ему в те счастливые мгновения, когда над его головой не возвышалась гора дел.
За ними последовали другие пары, но Киллиан даже не попытался разглядеть, кто за кем – просто гигантский зал весь пришёл в движение, и пышные разноцветные наряды, золото и серебро, перья и ленты – всё это слилось в нескончаемый, закручивавшийся всё сильнее водоворот.
Этикет предписывал всем станцевать первые три танца; перед вторым Киллиан устал вести и попросил поменяться. Облегчение пришло немедленно: в твёрдых руках Седьмого он легко расслабился, ни на секунду не допуская мысли, что они могли в кого-то случайно врезаться на полном ходу. Вспоминая при этом их самые первые прикосновения в день свадьбы, Киллиан не мог не посочувствовать себе из такого недалёкого прошлого.
Бал набирал обороты; в какой-то момент совсем рядом оказалась Делма, без особого энтузиазма танцевавшая с Первым министром, нарядившимся по такому случаю в чудовищный малиновый бархат. Киллиан не мог ей ничего сказать – очень хотел, но за столь краткий миг не успел бы, да и музыка поглотила бы его слова. Он просто ей улыбнулся, покачивая головой и перебирая всеми пальцами по плечу Его Высочества. Мать улыбнулась ему в ответ.
– Уже можно идти ужинать, – сообщил Седьмой спустя ещё целую вечность, когда голова уже начинала кружиться, а ноги – уставать.
– Идём?
Принц уверенно направил их ко входу в одну из крошечных боковых гостиных; Киллиан мог только догадываться о том, откуда он знал, какая из них не была занята. Совершенно особенным удовольствием было, наконец, присесть – и даже золотая вышивка на спинке полукруглого дивана и вычурные его ножки в форме когтистых лап не могли испортить этого момента. Киллиан огляделся: потолок с росписью, изображавшей пухлых крылатых детишек, позолоченные пилястры с резными капителями, белоснежная скатерть на круглом столе и уже привычная ширма, отделявшая почти всю комнату от входа. Из-за неё и раздался голос слуги:
– Ваши Высочества, желаете ли отведать все блюда сегодняшнего меню, или выбрать часть из них? – осведомился он дежурным тоном.
– Все, – уверенно попросил Седьмой. – В дегустационных порциях.
– Будет исполнено.
– Все? – тихо переспросил Киллиан, услышав звук закрывшейся двери.
– Понятия не имею, что сегодня готовили. Мне было лень читать меню.
Он точно из ниоткуда вытащил аккуратно свёрнутую драгоценную вуаль и закрепил её на спрятанных где-то в головном уборе крючках, после чего извлёк из-под неё маску. Подали на стол: слуги попросили разрешения обойти ширму, а после быстрыми и плавными движениями расставили на столе десятка два блюд с самыми разнообразными деликатесами и покинули их, раскланявшись. Только после этого Его Высочества завершил приготовления к трапезе: снял тончайшие перчатки, обнажив белые руки с розоватыми кончиками пальцев.
– Насладимся же ниспосланной нам свыше пищей, – проговорил он, прежде чем приступить.
– Приятного нам аппетита, – просто произнёс Киллиан. – Ваше Высочество, признаться, я не узнаю почти ни одного блюда.
– Это столичные повара хвастают своим искусством на большой праздник. Здесь всё приготовлено с использованием магии, потому и почти ничего не получится узнать на вид.
– Эта рыба выглядит примерно как обычная рыба, – Киллиан придвинул к себе одну из тарелок.
– Значит, это совершенно точно не рыба, Маленькое Высочество. В прошлом году подавали пирожные в виде куриных ножек, так что не удивляйся. В Хайлигштерне любят всё, кроме обыденного.
Два куска рыбы действительно походили именно что на рыбу. С огромным недоверием Киллиан надавил на один из них первой попавшейся вилкой и разделил надвое. Внутри он не увидел характерных волокон – только кусочки овощей.
– Это, должно быть, рагу, – тоном эксперта заключил принц. – Попробуй вот эту пену, Маленькое Высочество. Изумительный вкус северного кальмара!
Пена и впрямь оказалась весьма хороша: она в полной мере передавала вкус, но при этом была неожиданно лёгкой. После первого удачного опыта Киллиан всё же решился попробовать подозрительное рагу – и вновь не пожалел.
– Тут внутри ещё и мясо! – довольно протянул он. – Надо же, какое нежное.
Седьмой тут же поспешил попробовать второй кусочек «рыбы».
– И верно. Обрати внимание: они добавили сливу в соус.
– Я бы никогда не додумался, – это блюдо само решило, что Киллиан свою половину доест. – А это?..
Его внимание привлекло блюдо с двумя квадратными кусочками белого нечто в ярко-зелёной непрозрачной лужице. Принц отважно потянулся за неопознанным продуктом первым.
– Не поверишь, – удивился он. – На вкус точно как салат из свежих овощей и яблока, а соус – из семечек тыквы.
В какой-то момент эта дегустация стала даже забавной: пастила из свёклы и белые розы из яиц, куриное пирожное с кремом из овощей и посыпкой из зелени и вовсе не холодное мороженое с насыщенным вкусом хорошо прожаренного и щедро приправленного специями мяса, белая рыба в виде печенья и крошечные ягодки из сыра, аккуратно сложенные в собранную из грибных квадратиков корзинку.
– Надеюсь, такое здесь только по большим праздникам? – Киллиан посреди безумного ужина не выдержал и рассмеялся. – Так же можно и вовсе забыть, как выглядит нормальная еда!
– Только по самым большим праздникам, – подтвердил Седьмой, поглотив длинную лапшу из шпината и ещё какой-то травы. – Во все остальные дни ты, наверное, и сам помнишь – жители великой столицы вынуждены довольствоваться чёрной икрой, старым вином, плесневыми сырами и самой редкой в нашем мире говядиной.
– Бедные, – вздох вышел почти искренним. – Что за тяжёлая жизнь!
– Это Юйшэ на тебя дурно влияет, или ты такой сам по себе? – рассмеялся принц.
– Какой? – почти оскорблённо переспросил Киллиан, пробуя нечто, что выглядело как хлеб, но на вкус оказалось паштетом из утиной печени.
– Ядовитый, – с такой интонацией это прозвучало как комплимент.
– Я не ядовитый, – вместо строгого голос получился польщённым. – Мне просто иногда есть что сказать.
– Я так и понял, – согласился Седьмой; непроницаемая вуаль так и излучала чистейшее ехидство; впрочем, в следующий миг он издал удивлённый возглас. – Маленькое Высочество! Попробуй эту икру!
Он указывал на весьма крупную икорницу, наполненную крошечными, выглядевшими совершенно естественно красными икринками. Киллиан, ничего не подозревая, зачерпнул полную ложечку и сунул непонятное блюдо в рот. Едва коснувшись языка, эти обманчивые шарики лопнули, разлив по языку богатый, насыщенный вкус вина. От неожиданности Киллиан едва не поперхнулся.
– Звёзды милосердные…
– Ты в порядке?
– Да, всё хорошо.
– Я не знаю, что они сделали с вином, но оно совершенно не изменило вкуса! – ещё одна ложечка икры с сюрпризом отправилась под драгоценную вуаль. – Странно, конечно, облекать вино с удивительным ароматом в форму, в которой он практически полностью теряется, но должен признать – это необычно.
– Неужели ты даже узнал сорт?
– Конечно, – в голосе принца звучала чуть ли не нежность. – Чувственное, томное, сочное – я бы сказал даже соблазнительное. Роскошная вишня во вкусе и дорогое пряное послевкусие – это «Либесгифт» дома Роттраум, причём конкретно той бутылке, что пошла на это угощение, было не менее двадцати лет.
– И ты это распробовал с пары ложек? – скептически переспросил Киллиан.
– Виноделие – тоже искусство, Маленькое Высочество. И его я тоже очень уважаю. Конечно, какие-то особенно редкие сорта я не различу, но всё же самые известные хорошо знаю.
Вишни во вкусе, как и пряного послевкусия, неопытный язык Киллиана не различил ни со второй, ни с третьей ложки, а вот щёки стали понемногу теплеть, а мысли – заходить куда-то, куда им не следовало. Больно уж интересным чуть захмелевшему разуму казалось, что после их ночного разговора им подали именно «соблазнительное» вино, а не какое-нибудь «величественное» или, например, «весёлое». Хотя, даже будь вино не «соблазнительным», а каким-то другим, Киллиану всё равно пришлось бы слепо верить на слово Седьмому.
– Мы на самом деле можем уже сейчас вернуться в покои и лечь спать, – объявил принц, когда слуги унесли опустевшие тарелки и вот-вот должны были подать десерт. – Обычно, конечно, по регламенту можно уходить несколько позже, но в течение года после свадьбы считается нормальным покидать ночные мероприятия раньше.
– А что будет дальше? – поинтересовался Киллиан, прежде чем принять решение.
– После ужина обычно снова танцуют, а потом до самого утра проводят время за играми и небольшими домашними постановками.
– Ничего, если мы ещё немного задержимся? – наверное, это говорили те маленькие, но придавшие любопытства и храбрости капельки вина. – Я никогда не был на настоящем балу, и мне, возможно, немножко интересно посмотреть, что будет дальше.
– Как скажешь, Маленькое Высочество, – весело согласился Седьмой.
Пока подавали десерт, он прятал руки под столом. Теперь же он вновь взялся за приборы – их в столице даже к сладкому подавали почти десяток! – и начался новый раунд дегустации множества крошечных блюд. Более всего Киллиана поразили бокалы из тонкого шоколада, над которыми поднимался пар от горячего и нежного молочно-орехового напитка – необычный сосуд при этом даже не думал плавиться. На руках он тоже не оставлял липких следов, зато во рту немедленно таял, окутывая язык мягкой сладостью. Торт в виде крошечного, но невероятно правдоподобного молочного поросёнка с яблоком во рту после всего увиденного ранее ни капли не удивил; зато солёная хрустящая прослойка между пышными, влажными коржами оказалась настоящим открытием.
После трапезы они посидели ещё немного без дела – сытость не позволяла немедленно вернуться в безудержный круг танцев. В пылу обсуждения незначительной ерунды – а именно того занимательного факта, что южные ездовые птицы раух, оказывается, имели в отличие от северных поморников не две пары крыльев, а три, но оба вида происходили изначально из Пустоты – Киллиан даже схватил Седьмого за запястье и почему-то продержал дольше, чем дозволялось рамками приличий; виновато в этом было, конечно же, вино, притупившее его реакцию. Только спустя немало времени Седьмой вернул на место маску и натянул перчатки, и они вновь отправились в невероятных размеров зал, в котором без устали играл оркестр и пёстрые до ряби в глазах пары исполняли что-то быстрое, весёлое, совершенно незнакомое Киллиану.
– Я почти не запомнил этот танец, – признался он слегка огорчённо.
– Тогда без разницы, как под эту музыку танцевать, – воодушевлённо провозгласил Седьмой. – Просто лови ритм и наслаждайся; на нас сейчас посмотрят разве что с умилением. Да и ко всему прочему почти все уже пьяны.
Именно так они и поступили; к лихо отплясывающему центру они не приближались, не отходили и ближе к стенам, просто держались посередине и хорошо проводили время в весьма приятной компании. Киллиан был до боли душевной благодарен Его Высочеству за то, что тот строго-настрого запретил сапожника делать ему обувь на модном каблуке и – хоть и не без сожаления – отказался от него сам.
В какой-то миг он обнаружил собственную ладонь на плече Седьмого, а его руку – у себя на спине: уважительный и ни в коем случае не провокационный жест. Их многослойные, пышные одежды соприкасались и, хоть фактически между ними всё ещё было весьма пристойное расстояние, а всё же со стороны они наверняка выглядели так, словно не могли друг от друга оторваться даже в такой гуще народу. Пожалуй, эта видимость была им на руку, и потому короткая вспышка смущения весьма быстро угасла.
– На следующем танце меняют партнёров, – предупредил Седьмой, когда музыка начала потихоньку перетекать в другой мотив. – Приличия ради придётся поменяться хотя бы раз. Не волнуйся, я прослежу, чтобы тебя не перехватил кто-нибудь неудобный.
Причин не верить ему не было, так что Киллиан не испугался. Даже наоборот: с надеждой обвёл взглядом окружавшие их пары, желая найти совершенно определённый знакомый силуэт.
В первую же смену партнёров в объятия Киллиана влетел некто яркий, наряженный абсолютно не по столичной моде; чёрные волосы, широкая рубаха с вышитым воротом, слишком малое, балансирующее на тонкой грани приличий число слоёв, треугольные очки с голубоватыми стёклами и свисающими на цепочках пёрышками – Аполлин совершенно не выглядела замученной нескончаемыми судебными тяжбами. Единственное, что столица в ней изменила – это небольшое, недавно появившееся украшение в губе; очевидно, именно его она подразумевала, когда писала, что принесла серьёзную клятву.
– О, Ваше Высочество! – воскликнула она. – Вас-то мне и надо!
– Я думал, Вы не танцуете, – искренне удивился Киллиан и чуть сбавил темп.
– Сейчас здоровье уже позволяет мне один осторожный танец за раз, – рассмеялась она. – Так что я выбираю тот, во время которого смогу перетанцевать со всеми, с кем захочу.
– Могу только похвалить Вашу смекалку!
– Мне очень жаль, что так вышло, Ваше Высочество, – внезапно посерьёзнела Аполлин.
– Вы никак не могли знать, – Киллиан сознательно вёл их ближе к краю зала, туда, где пары кружили не так быстро и кучно. – Лучше скажите, не возникло ли у Вас из-за меня проблем?
– Ах, Ваше Высочество! – заулыбалась художница. – Вы либо себя совсем не любите, либо святой, другого тут не дано. Всё у меня прекрасно, даже лучше. Я тут, можно сказать, сделала головокружительную карьеру прямо из зала суда.
– У Вас заказ в столице? Для кого-то важного?
– О, да, – с удовольствием протянула Аполлин. – Здесь слишком людно, чтобы много сплетничать, да и клятва мне не позволяет о них говорить, но могу сказать, что в Нахтигаль я вернусь ещё более богатой и известной, чем была до отъезда.
– Мои поздравления!
– Кстати, для вашего героя-любовника я картину уже закончила, – поспешно добавила художница. – Раз уж мы с Вашим Высочеством такие прекрасные друзья – можно передать её с Вами? О, пора меняться! Спасибо за танец!
Седьмой вырос буквально из ниоткуда и вновь подхватил Киллиана в свои надёжные руки; от того места, где он только что появился, уходила широкими шагами в сторону фуршета Делма.
– Ты танцевал с моей мамой, Ваше Высочество?
– Во время смены партнёров мы оказались неожиданно близко, и я решил с ней познакомиться, – подтвердил Седьмой; они снова перемещались ближе к центру.
– Как она?
– Переживает, конечно, за Маленькое Высочество, – поделился Седьмой. – Я как мог её успокоил: сказал, что ты в безопасности и у тебя есть всё необходимое.
– Спасибо тебе за это, – искренне поблагодарил Киллиан.
– Видят Звёзды – я был только рад. Что за умная, приятная в разговоре госпожа! Нет, мне определённо стоит убедить Его Величество позволить мне хоть единожды принять эту великолепную даму в моём славном Нахтигале!
– Ты только держи в уме, что матушка довольно строгая, – тёплая улыбка так и просилась на лицо. – Если ей покажется, будто ты меня обижаешь, то она не постесняется учинить скандал.
– Тем лучше для меня, что я стараюсь тебя не обижать, – в голосе принца звенел смех.
Они сделали ещё два широких круга по залу; Седьмой намеренно оба раза провёл Киллиана совсем близко от фуршетных столов, где Делма, неотрывно следя за ними взглядом, потягивала из стакана с золотым дном обыкновенную воду.
– Хочешь, мы тоже подойдём туда? – спросил принц. – Его Величество за нами следит точно ястреб, но не думаю, что будет плохо оттого, что мы просто постоим неподалёку и позволим твоей почтенной матушке за нами понаблюдать.
– Почему вообще Его Величество так против, чтобы я общался с семьёй? – высказал, наконец, своё недоумение Киллиан.
– Он говорит, что не хочет, чтобы некие «заинтересованные лица» через неё узнали о твоей жизни лишнего, – голос Седьмого звучал, если выражаться мягко, весьма неодобрительно. – Мол, это могут использовать против Империи в плане политики.
– Дай угадаю: ты чувствуешь, что это не совсем так и вообще сплошная ложь? – Киллиан не смог сдержаться и не скривить презрительно губы.
– Совершенно верно. Если хочешь знать моё мнение – он просто старается как может выместить старые обиды и отыграться на тебе и эрийской принцессе, вот и всё.
Ответный вздох с отвращением потонул в громе музыки. Прежде, чем у них нашлась новая тема для беседы, Седьмой, как и обещал, плавно вывел их к длинному ряду фуршетных столов – они оказались шагах в десяти от скромно отошедшей к стене Делмы. Возможно, за музыкой она не смогла бы услышать их разговоров, но всё же шанс рассмотреть единственного сына так близко, пожалуй, был бы в таких обстоятельствах для любящей матери ценнейшим из всех возможных подарков.
– Маленькое Высочество, а попробуй вот это, – Его Высочество указал на рюмки, в которых находились не напитки, а какие-то крошечные закуски. – Это традиционное угощение праздника Осенних Огней. Здесь мягкий горный сыр с зеленью с Востока, крем из северных креветок, кусочек желе из южных фруктов и орехи из западных лесов.
Киллиан совета послушался; пожалуй, такая, более соответствующая его представлениям о нормальности еда всё же нравилась ему больше, чем щедро приправленные магией кулинарные эксперименты.
– Это очень вкусно, – только так Киллиан и мог, пожалуй, прокомментировать свои ощущения. – Всё ещё слишком богато, но тем не менее хотя бы понятно.
– В этом и смысл, Маленькое Высочество. Большинство из этих блюд разве что в столице и можно отыскать, – безмятежно ответил на это Седьмой. – В Нахтигале кухня уж точно намного проще. Так что я бы порекомендовал перепробовать всё, что только сможешь, чтобы впечатлений хватило до следующего года.
– Мне икры из вина уже на всю жизнь хватит.
Только уже после того, как он рассмеялся, Киллиан осознал, насколько важным этот миг был для одной наблюдательницы у стены. Он бросил короткий, незаметный под маской взгляд в её сторону. Делма глядела на него жадно, отчаянно, точно стараясь запомнить на всю жизнь. В этот раз Киллиан доверительно дотронулся до руки Седьмого совершенно осознанно и с чёткой целью. Принц с готовностью склонился ближе к нему.
– Просто хочу, чтобы мама видела, что я тебя не боюсь, – только и сказал Киллиан.
Его Высочество понимающе кивнул, но отвечать на прикосновение предусмотрительно не стал. Этот маленький театр для одного зрителя прервала появившаяся непонятно откуда Её Высочество Первая Принцесса.
– Так и знала, что видела вас, – сказала она вместо приветствия и бездумным, обыденным жестом похлопала Киллиана по плечу. – Идёмте в сад? Там сейчас будут играть в шарады; братцу они, кажется, когда-то нравились.
– Шарады? – переспросил Киллиан.
– Во все времена модная у знати игра, – подтвердила Первая. – Давай, присоединяйся и ты. Всё очень просто, тебе понравится.
– Ваше Высочество? – стоило всё же спросить мнения Седьмого.
– Почему бы и нет, – тот пожал плечами, звякнув при этом всеми свисавшими с них цепочками.
– Вы надолго собираетесь остаться? – поинтересовалась принцесса. – У нас после игры по плану небольшая постановка от императорских внуков. Эрментрауд свою роль день и ночь отчитывала – надеется, что вы придёте, но боится, что искушённый Седьмой дядюшка найдёт её исполнение фальшивым.
Киллиан всё же оглянулся на мать; как же ему было жаль, что ставшего ему уже привычным жеста «я в порядке» она бы не поняла. Делма нашла в себе силы улыбнуться. Первая заметила их переглядки, но ничего не сказала, а лишь потянула их за собой в сад.
Лучшей частью той по мнению Киллиана был тот факт, что игры, забавные постановки и танцы не были омрачены присутствием Десятого.