Нервная система, кажется, давала сбой. Сынмин, который никогда не замечал за собой такого, сидел и кусал губы практически в кровь, тряс ногой и корябал пальцы, планируя самую сложную встречу в своей жизни. Джисон должен был прийти с минуты на минуту, и время это казалось вечностью. Он даже не мог ни на что отвлечься, а ромашковый чай остывал, стоя на столе нетронутый. Секунды, казалось, длились словно часы: вроде ты сидишь и вот-вот должно все уже произойти, но, посмотрев на время, оказывается, что прошло от силы минуты две. Это удручало и совершенно никак не помогало. Нервы, натянутые словно тетива лука, грозили порваться под натиском реальности.
Когда раздался звонок в дверь, Сынмин подпрыгнул на месте и сразу же подорвался её открывать. Джисон улыбался так нежно и робко, словно стеснялся, хотя такая эмоция на его лице никогда не была замечена Кимом ранее. Он чувствовал, как в его душе распускались цветы, словно пришла весна со своим теплым ветерком перемен и радости от пробуждения после длительной зимней спячки. Кстати, именно цветы Джисон и дарит. Белые каллы. Букет большой и безумно красивый, украшенный витиеватыми лентами серого цвета, завернутый в простенькую белую бумагу. Символично.
Где-то под рёбрами, в самой глубине души, кольнуло осознание, что это второй букет в его жизни. Те же самые цветы, которые дарил человек, уверяющий Сынмина в своих искренних чувствах. Тогда он просто поддался, растаял, как пломбир на солнце, ошибся и обжегся, растворился совершенно до конца и без остатка, потеряв себя. Сейчас же он уверен, что это всё не наглая ложь во имя какого-то бреда, а действительно настоящие и светлые чувства.
Лёгкая немного нервная улыбка трогает губы Сынмина в ответ. Джисон проходит в квартиру, аккуратно приобнимает его за талию, после чего оставляет невесомый поцелуй на щеке своими нежными влажными губами и утыкается в шею. Дрожь в теле Кима только усиливается, но уже не от нервозности, нет, а от той нежности, что переполняет его. Он обнимает Джисона в ответ, прикрывая глаза. Так они стоят несколько долгих и, наверное, самых прекрасных минут в их жизни. Сынмин уверен, что если бывает счастливая влюбленность, то это она. Лёгкая, невесомая, до ужаса неловкая, хрупкая и запредельно нежная. Он чувствовал её вокруг омеги, что так бережно держал в своих руках. Ощущал даже в воздухе, словно она обволакивала все пространство вокруг.
— Я соскучился, — хрипло шепчет Джисон все так же в шею. По телу бегут мурашки.
— Я тоже, — Сынмин шепчет в ответ и оставляет поцелуй на макушке омеги. Запах Хана ненавязчиво проникает в лёгкие и заставляет всё залиться нежностью даже там. Невероятно. От прежней нервозности не оставалось и следа, она постепенно уменьшалась, переходя в обычное волнение. — Ты готов?
— Конечно, — Джисон отстраняется, смотрит прямо в сынминовы глаза, делясь всем своим предвкушением и радостью от встречи.
Ким забирает цветы, направляясь на кухню, чтобы поставить их в вазу. Он уже мысленно представил, как хорошо букет будет стоять на кофейном столике в гостиной и радовать своим ароматом следующие несколько дней. Все же сложно было представить в своей жизни кого-то настолько замечательного, как Джисон. Он словно путеводная звезда в сером мире Сынмина — указывает путь к счастью и ярким краскам. Не то чтобы омега был несчастлив, нет, у него все было хорошо, даже на работе, хоть он и устроился совсем недавно, складывалось пока всё более чем отлично. Но Джисон — он другой. Он показывает мельчайшие радости жизни, даже сам того не понимая. Сынмин бы и подумать не мог, что все ещё способен чувствовать влюблённость, правда. Казалось, что все эти чувства остались где-то там, во временах последнего курса, когда он попытался и обжегся, зарекаясь больше в такое не лезть. И посмотрите, где он сейчас? Готовится к самому ответственному шагу в своей жизни — обнажить душу и показать всего себя. Почему-то сейчас он уже уверен, что Джисон — он не как все, этот омега сможет понять, остаться и даже вылечить все раны, что скрыты глубоко внутри.
Хоть Сынмин и старался — собирал себя по кусочкам, выстраивал заново и, как он думал, всё с ним хорошо и идеально, всё в порядке и можно жить дальше, но нет. Встреча с Чанбином встряхнула его, всколыхнула давно забытые воспоминания, эмоции, злость и обиду, снова раня и принося разочарование. А Джисон ураганчиком ворвался в его жизнь, навел там свои порядки и начал склеивать по кусочкам всё то, что нуждалось в «ремонте», восстанавливая и оберегая. Сынмин ценил это.
До места встречи они добирались недолго и, оказавшись у нужной двери в квартиру, волнение Сынмина немного усилилось. И не только Сынмина. Джисон снова крутил браслет на руке, слегка поджав губы. Оно и понятно, омега совершенно не подозревал, куда его ведут и с кем будут знакомить. Он действительно не знал, чего стоит ожидать от этой встречи. Вот кто был в полной неизвестности и, Сынмин уверен, паниковал по-настоящему, только вида не подавал.
Отперев дверь, Сынмин вошел первым, а после пропустил и Джисона. На пороге стоял взрослый омега, очень похожий на самого Сынмина, и не сложно было сложить два и два, чтобы понять, что это его папа.
— Здравствуйте, — Джисон учтиво поклонился и улыбнулся самой обворожительной улыбкой, которую имел в своем арсенале.
— Добрый вечер, — омега в ответ улыбнулся, тут же возвращая Джисона в вертикальное положение. — Ну что за красавец. Мини впервые приводит домой своего парня, мне даже не верится, — он смахнул с глаз несуществующую слезу, а после игриво подмигнул. — Меня зовут Джинки, но ты можешь звать меня папой, Джисон.
— Папа! — Сынмин весь зарделся, стал краснее помидора и, фыркнув, прошёл внутрь, утягивая за собой и Джисона. — Не обращай на него внимания, он любит заставлять меня смущаться.
— Я, кажется, это тоже полюблю, — Джисон откровенно смеётся, так по-доброму и открыто, что Сынмин даже возразить не может. Этому смеху он простит даже разрушенную вселенную.
— Отец скоро придет и будем ужинать, — кричит папа, сообщая планы на вечер. — Джисони, надеюсь, ты голоден.
— Я тоже надеюсь, потому что иначе придется есть через силу. Без оценки папиных кулинарных способностей никто ещё не выходил из этого дома. Но мы здесь, на самом деле, не за этим, это лишь бонус и надежда на то, что ты не сбежишь, — в гостиной Сынмин усаживает Джисона на мягкий диван. Его папа предусмотрительно оставил на столе графин с лимонадом и пару стаканов. Ким разливает прохладный напиток по стаканам и тут же выпивает половину.
— Будут сюрпризы? — поиграв бровями, Джисон тоже отпил лимонада и вернул стакан на место. — Ким Сынмин, ты такой удивительный и полон сюрпризов. Сама загадочность. Ты что, Эдвард Каллен?
— О нет! Я всю жизнь мечтал о сказке, а оказался в Сумерках, какой позор! — такая простая шутка смогла разрядить атмосферу в комнате. Оба омеги смеялись, не отрывая взгляда друг от друга. Джисон взял Сынмина за руки, поглаживая ладони большими пальцами.
— А если серьезно, я не думаю, что ты сможешь напугать меня чем-то, а уж тем более заставить меня сбежать. Ты слишком сильно мне нужен. Ты мой личный сорт героина.
— Напомни мне, сколько раз ты смотрел эти фильмы?
— Достаточное количество раз, чтобы выучить все наизусть.
— Я так и понял. И, кстати, твое «серьезно» такое несерьезное.
— Но в отношении тебя я всегда серьезен! — Джисон посмотрел в сторону двери, прислушался к звукам в квартире, понимая, что старший омега во всю колдует на кухне, и коснулся губ Сынмина своими, утягивая в быстрый поцелуй. Это было так по-ребячески, словно они делали что-то запрещенное, за что их точно наругают родители. Но это не так.
Сынмин, перед тем как пригласить Джисона в родительский дом, попытался всё им объяснить. Не мог же он просто привести своего «парня в перспективе» и сказать об этом родителям, когда они оба будут стоять на пороге. Папа с отцом уже не молоды, стоит их пожалеть, особенно если учесть все потраченные нервы из-за любимого сына. Сынмину правда стыдно, что с ним постоянно происходит что-то «неправильное»: начиная от здоровья и заканчивая личной жизнью.
Такое ощущение, что он был рожден какой-то ошибкой природы и вообще не имел права на существование. Однако родители его по-прежнему любили, у него были друзья и был Джисон. Разве это не считается за счастье? Мысли, которые не так давно снова вспыхнули в сознании, постепенно растворялись под натиском теплых губ, что с таким трепетом его целовали, а осознание нужности и того, что его любят, им дорожат, укрепляло веру в то, что он имеет право на существование. Нет, не так. Даже несмотря на то, что в жизни Сынмина было много проблем, боли и страданий, сейчас, здесь, он был благодарен за всё, что с ним произошло, раз это принесло ему столько радости.
Не бывает все время черной полосы, рано или поздно появляется белая. Сейчас она была самой чистой, которая могла бы быть в его жизни.
— Мне нужно тебе кое-что рассказать, — Сынмин отстраняется и смотрит прямо в глаза Джисона. Там всегда виднеются самые теплые чувства, что омега испытывает по отношению к нему. Это давало надежду. — Помнишь, Чонин заикался о том, что у меня были отношения?
— Что-то там про популярного альфу, да? — Джисон слушает внимательно и всё ещё держит омегу за руки, лаская своими мягкими прикосновениями.
— Да, — Сынмин сникает в один миг, показывая, что тема ему крайне неприятна и болезненна. — Впервые он подошёл ко мне на последнем курсе. Пытался подкатывать, в общем. Я, как мы уже рассказывали, будучи обычным студентом заучкой, даже не имеющим запаха, отнёсся к этому скептически.
— Что было с запахом? — глаза Джисона сверкнули волнением. Он сильнее сжал ладони и прикусил губу. Оно и понятно, тему с запахом оба омеги умалчивали при рассказах о прошлом. — Ты болел? Или что-то ещё? Блокаторы?
— Никаких блокаторов и ничего такого в принципе я никогда не употреблял, — покачав головой из стороны в сторону, Ким нашёл в себе немного больше уверенности. Джисон не захотел слушать дальше об альфе, пренебрегая этикетом, и всё только для того, чтобы поинтересоваться здоровьем омеги, в которого был влюблён. — У меня правда были проблемы со здоровьем и давно. Сейчас их уже нет, но мы к этому вернёмся чуть позже. Альфа даже после нескольких отказов не сбавлял обороты, хотя я был довольно жёстким и разве что матом его не крыл. В общем, ухаживания не прекращались, и в какой-то момент я сдался. Ты не думай, я не слабый и бесхребетный, просто я знал, что он мой истинный и омежье сердце поплыло.
Джисон даже рот приоткрыл. Не нужно было быть гением для того, чтобы понять — Сынмин узнал истинного, а вот истинный, в связи с отсутствием запаха, его не почуял. Это сделало больно. Может быть сам Хан не такой, не ждёт никакой сказки со сказочным альфой предназначенным самой судьбой и даже отвергает это, но вот многие омеги ждали именно такого чуда. А расклад, который описывал Сынмин, не мог означать ничего хорошего.
— Я знал, что он меня не чувствовал и, если честно, сильно ни на что не надеялся, — усмешка на губах была горькой, неприятной и колкой. — Изначально мне было интересно, какую цель он преследует? Может получить от меня хочет что-то или ещё что. Вариантов была масса. Решил посмотреть и не заметил, как влюбился. Природе противостоять тяжело, на самом деле. Не невозможно, конечно, но сложно. В какой-то момент я сдался, поплыл, привязался. Банально всё так и глупо. Чтобы я, омега, который был менее подвержен гормональным всплескам, и так облажался? Было даже страшно подумать об этом. Самое обидное, что все гормоны при влюблённости отключают рациональное мышление. Так что тебе тоже стоит задуматься об этом и все хорошенько взвесить.
— Эй, — Хан обиженно надул губы, — я умнее, чем ты думаешь!
— Я тоже так думал. И я не хочу тебя как-то задеть или оскорбить, просто призываю подумать немного больше, чем ты хотел бы, — усмешка на губах омеги превратилась в самую что ни на есть нежную улыбку. — В общем, после нескольких месяцев отношений, когда я уже и думать забыл обо всем, я увидел сообщения от его друга. В них говорилось о том, что времени осталось мало и стоило бы ему уже «распечатать бету».
— Вот же ублюдки! — лицо Джисона исказилось от отвращения. — Как так можно, играть на чувствах людей! Мне так жаль, что весь этот кошмар коснулся тебя…
— Я на самом деле очень рад, что узнал всё раньше, чем это произошло в том ключе, в котором должно было, — чем дальше шёл рассказ, тем беспокойнее становился Сынмин. Он начал играть с пальцами Джисона, то и дело покручивая кольца. — В этот момент мои мозги наконец-то начали работать как нужно. И я решил всё взять в свои руки.
— Это как? Ты дал ему по морде, надеюсь?
— Нет, хотя хотелось очень сильно. Как сейчас помню, что подумал тогда о том, что если даже истинность так жестоко играет с людьми, то что вообще есть эта ваша хваленая любовь? Херня какая-то. Так, плюнуть да растереть. За всю жизнь я не испытывал особой симпатии и влюблённости, а тут ещё и такое. В общем, я думал, что не смогу никогда никого полюбить, да и сам я вряд ли кому-то буду нужен, и раз я остаюсь один, то нужно взять от этого момента все.
Выпустив руки Хана из своих, Сынмин отстранился. Он не знал, как омега воспримет всю дальнейшую информацию, а в горле чертовски пересохло. Выпив остатки лимонада, он так и не был уверен, как продолжить рассказ. Джисон не торопил, терпеливо ждал несколько минут, не сказав ни слова.
— Я хоть и был дефектным, но не совсем бракованным, — Сынмин продолжил говорить совсем тихо. До жути хотелось отвести от Хана взгляд, однако такой роскоши он себе не позволил. Говорить всё нужно в лицо. Быть честным и откровенным до конца. Лжи с него хватило ещё тогда. — Поступок мой нельзя было назвать хорошим. Я думаю, ты понимаешь к чему все идёт, да?
Джисон понимал. Это было видно по всему его напряжённому телу и внимательным карим глазам, которые всё так же неотрывно смотрели на собеседника. Говорить что-то он не спешил.
— В то время у меня должна была начаться течка. Они проходили почти незаметно и даже в них у меня почти не было запаха. Лёгкий шлейф, который без проблем можно было спутать с ароматом духов или чего-то такого. Мне сложно об этом говорить. В общем, я решил воспользоваться моментом. И итог этого моего решения сейчас спит в соседней комнате.
Шумный вздох и закрытые в страхе глаза — это всё на что был способен после рассказа Сынмин. Он чувствовал, как к горлу подступает паника. Перед глазами стояла картина, как Джисон прямо сейчас встанет, уйдёт и больше никогда не появится в его жизни. Страх был сильнее всего на свете.
Послышалось шуршание одежды и звуки шагов. Джисон встал. Сынмин уже правда готов был попрощаться. Снова растоптать свои чувства, но уже по своей инициативе. Если его не примут таким, какой он есть и со всем, что у него есть, то какой в этом толк?
— Мини, — прошептал Джисон. Сынмин почти не дышал и медленно открыл глаза. — Так мы будем сегодня знакомиться с твоим самым дорогим человеком или я только на ужин пришёл?
Яркая, солнечная и самая прекрасная улыбка освещала лицо Джисона. Сынмин сначала неверяще моргнул раз тридцать и только потом действительно осознал весь смысл сказанных Ханом слов. Он тут же вскочил, словно сидел на иголках, все это время терпя боль, и кинулся обнимать Джисона так крепко, как только мог.
— Ты лучший, ты прекрасный, ты самый-самый… — шептал он в шею омеги.
— Ты дурашка, — Джисон обнимал его как самое ценное и хрупкое в своей жизни. Как держат в своих руках чужое сердце — бережно и осторожно, боясь разбить. — Веди меня.
И Сынмин повёл.
В соседней комнате, в небольшой кроватке, посапывало самое настоящее маленькое чудо. Сынмин видел с каким удивлением и восторгом одновременно рассматривал малыша Джисон. Это казалось сном, самым приятным и ярким, который только мог быть в его жизни.
— Он чудесный, — прошептал Хан. Омега подошел аккуратно и тихонько склонился над ребёнком, который мило чмокал губками во сне. Казалось, что он смотрит на какой-то музейный экспонат, с таким интересом он рассматривал малыша. — Как его зовут?
— Хонджун, — Сынмин ближе не подходит, предпочитает наблюдать со стороны. Ему нравится, как Хан стоит над колыбелькой и он уверен, если бы малыш не спал, то омега бы вовсю его засюсюкал. — Он альфа.
— Центр большого мира, получается? — улыбаясь своей прекрасной улыбкой, Джисон смотрит прямо в глаза Сынмина, как будто душу сканирует и изучает все её тонкости.
— Не знаю насчет большого, но моего — точно.
Они решили не беспокоить малыша, а ещё немного поговорить. Сынмину стало как-то неловко за себя, ведь он даже не узнал отношения Джисона к детям. Это когда-то давно ребёнок считался смыслом жизни и обязательной составляющей любого успешного омеги, но не сейчас. В современном мире омега сам мог решать свою судьбу: выходить ему замуж, ставить метку или рожать ребёнка — это всё было с желания омеги. Джисон же сказал, что сам никогда не думал о продолжении рода. Все это не ко времени да и без этого дел было навалом, как-то не думалось в общем. Сынмин, будучи расслабленным и полностью заключенным в объятия Хана, рассказывал ситуацию более подробно: о том, как сбежал в Пусан к дяде, чтобы спрятаться подальше и больше никогда не видеть своего истинного; о том, как проходила его беременность и каким он стал гиперчувствительным, готовым расплакаться даже от упавшего шарика мороженого; о том, как жил там в дали от родителей и восстанавливался морально. Беременность, кстати, этому не способствовала. Одна радость была — депрессию он смог обойти стороной, хотя Сынмина частенько ею пугали. Джисона же поступок Кима совершенно не смутил, он наоборот поддерживал омегу, обнимая сильнее, и поочерёдно чмокал каждую его щеку.
— Родители обиделись на меня за то, что я так долго не показывал им внука, поэтому Хонджун сейчас находится с ними, — продолжал свой рассказ Сынмин, уложив свою голову на плечо Джисона. — Папа не работает уже давно, поэтому сидит сейчас счастливый и нянчится. Говорит, что после года как раз самое время для того, чтобы я отдохнул немного, жизнь свою наладил.
— И как жизнь, налаживается? — тихо шепчет Хан, переплетая пальцы с сынминовыми.
— Это ты мне скажи.
— Я считаю, что после всего, через что ты прошёл, после всех твоих решений и проблем, ты находишься на лучшем пути, который мог бы быть.
— Ты все ещё хочешь быть со мной? — Сынмин спрашивал робко, хотя уже видел в поступках Джисона ответ на этот вопрос.
— Конечно, глупенький, — Хан не упустил момент чмокнуть Кима в губы, мягко улыбнувшись. — Это у тебя надо спрашивать, будешь ли ты со мной встречаться?
— Да что тут спрашивать! — папа ворвался в комнату очень незаметно, зато эффектно. — Он уже нам все уши прожужжал о тебе и я благословляю вас, дети мои.
— Папа! — Сынмин покраснел до кончиков ушей и возмущённо надулся. — Как тебе не стыдно подслушивать?
— Не очень-то тихо вы и шушукались, милый, — Джинки присел рядом с ними и положил свою руку на их сцепленные пальцы. — Мы с твоим отцом понимаем, как тяжело будет вам, двоим омегам, продержаться в обществе, — он говорил нежным, сладким голосом полным любви, — но мы верим, что самое главное в жизни любого родителя — чтобы их ребёнок был счастлив. И, Джисон, если ты делаешь нашего Сынмини настолько счастливым, как я вижу это сейчас, мы будем очень рады, если вы будете вместе.
— Я обязательно сделаю все, что есть в моих силах, чтобы и Сынмин, и Хонджун были счастливы, можете не сомневаться.