Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Сынмин пытается вспомнить каково это — дышать. Дрожь проходит от кончиков пальцев до колен, которые хотят предательски подкоситься сразу же, как закрывается подъездная дверь. Он не даёт этому случиться, находя в себе силы ровно как тогда — несколько лет назад, идти вперёд. Вернуться в свой дом.
— Чёртов Хван… — одними губами произносит омега, как только попадает домой.
Сейчас уже совершенно не было смысла сдерживать дрожь. Сынмин опускается на пол, обнимая себя руками. Как бы не приходилось быть сильным и показывать это остальным, он все равно был безмерно, как ему казалось, слаб. В нём не хватает этого стержня, который помогал бы держаться с гордо поднятой головой до последнего, не признаваясь в слабости даже себе. Омега трезво осознает свои ментальные возможности и некоторые вытекающие из этого последствия тоже.
«Но я ведь могу иногда быть слабым хотя бы для себя? Или нет?» — то, что волнует Сынмина с самого начала. Омеги априори слабее и нежнее, чем альфы, но стоит ли оно того? В действительности огромному количеству теплых и нежных омежьих душ и сердец приходится очень несладко. По ним топчутся самые близкие и родные люди, оставляя безумное количество ран в самых потаенных местах даже словами, не говоря уже о действиях, которыми совершенно не боялись задеть. Сынмину уже давно страшно, что его снова заденут. Он был так уверен, что вся ситуация с Хенджином его больше не коснётся, ведь он тогда поставил точку, уйдя. Омега верил, что Хван живёт свою лучшую жизнь из возможных, припеваючи, и даже не вспоминает о нем. Он верил, что так было и будет лучше для всех.
Только вот как это можно объяснить глупо трепещущему сердцу внутри, что так наивно и часто бьется о грудную клетку?
— Блять. Блять. Блять, — губы как мантру повторяют это слово. Сынмин не понимает себя. Не понимает, что чувствует, а в голове полная каша, которая не способствует никаким объяснениям. — Ну не может одно его появление поставить все с ног на голову. Так не бывает.
Как оказалось — бывает. Иначе как можно объяснить его реакцию? И ладно бы, если реагировало только тело и сущность на дурманящий запах коньяка, который с прошествием пары лет стал лишь сильнее, но реагировали и душа и сердце. Правда, Сынмин не спешил в этом себе признаваться, а точнее отказывался. Он не может быть настолько слаб, чтобы растечься от одного появления истинного и простых, самых что ни на есть обычных, «прости и люблю». Это настолько абсурдно, что не может быть правдой.
«Он любит меня… или снова врёт? А может, правильнее было бы сказать опять?»
Для боли, что Хван причинил Сынмину, было, если честно, без разницы опять, снова, было или когда-нибудь еще. Был факт, что будоражил ее, заставляя проснуться. Она словно вставала с колен и расправляла крылья, напоминая, что ничего не забыла и что шрамы на сердце есть и будут, они не заживут просто так и даже если приложить уйму усилий, не факт, что получится, как и простить не смогут, как бы Ким себя не обманывал. Только вот он и не пытался себя обмануть. Сынмин всегда старался быть рациональным и пользоваться в первую очередь головой. И что, что сейчас она работала плохо и эмоции брали верх? Это ведь только сейчас, а вот через пару часиков он сможет ей пользоваться с более трезвым мышлением. Если конечно запах коньяка покинет его рецепторы. Предплечье, за которое Хенджин держал его, пропиталось этим запахом и казалось, что кожа впитала его, стараясь спрятать и сохранить свой идеальный аромат хотя бы так, лелея его как самую большую драгоценность в мире.
Сынмин тут же направился в душ. Как бы омега внутри не противился и не пытался сохранить частичку истинного, Сынмин был категорически против этого. У него уже была частичка этого человека в виде Хонджуна и этого было более, чем достаточно.
Хонджун являлся отдельным пунктом в этой какофонии размышлений. Сынмин очень надеялся, что Хенджин не знал о его существовании. Он альфа, а значит, если почувствует своего ребёнка от истинного, то сразу же признает его. А там даже думать страшно, что начнётся. Он ведь сможет и забрать его у Сынмина, разделив или вообще отобрав опеку, ссылаясь на сокрытие о рождении ребёнка и еще пару тройку статей семейного, гражданского и может быть даже уголовного кодекса.
Хоть по коже и струилась тёплая вода, спину все равно прошиб холод, а душу леденящий ужас.
Хенджин, конечно, в прошлом поступил подло по отношению к Сынмину, но он же не станет отбирать ребёнка? Он же не может быть настолько жестоким? Или может?
Блять.
Рассуждать о том, что может и не может Хван Хенджин сродни игры в русскую рулетку. Сынмин не уверен, что знал его в достаточном количестве раньше, а про сейчас вообще говорить нечего. Поэтому, какой патрон в данном случае достанется Киму, предположить было невозможно.
В мире есть множество пугающих вещей, и Сынмин правда многих из них боится, например урагана, наводнения и шума от фейерверков, но нет ничего страшнее осознания того, что Ким может потерять ребёнка. Его любимого и милого малыша Хонджуна, такого светлого и чудесного. Омега хотел, чтобы у него было счастье в виде маленького чуда, которое он любил больше всего на свете, и в момент, когда Сынмин действительно встретил достойного человека, который принял его со всеми тараканами, который дарил свою любовь и эмоции в ответ, появляется Хван. Всё это настолько было похоже на злой рок судьбы, каламбур и обычный прикол одновременно, что действительно немного становилось забавно от всей этой ситуации. Правда больше всего было жутко и страшно.
Сынмин изо всех сил натирается мочалкой, обильно смоченной гелем для душа, пытаясь вымыть или хотя бы перекрыть едкий запах истинного. Получается плохо, но хотя бы помогает немного отвлечься. Есть ощущение, что аромат въелся до самых костей и ближайшее время с кожи не уйдёт и не смоется, от чего Ким начинает психовать. Когда он понимает, что натирание кожи до красноты ничем ему больше не может помочь, то выходит из душа, накидывая халат на плечи, даже не вытираясь.
Прохладный воздух квартиры касается влажного тела, слегка остужая и кожу и разум. Сынмин наконец-то вспоминает, как нужно дышать, и это в действительности помогает немного успокоиться. А ещё успокоиться поможет звонок родителям, которые попросили оставить сегодня Хонджуна у них. Сынмин никогда ещё не был так благодарен тому, что оставил сына ночевать вне дома. Ведь даже подумать страшно, что было бы, наткнись Хенджин на них двоих.
Что делать дальше? Этот вопрос действительно оседает тяжёлым грузом на плечах и давит непомерно. Снова все бросить и сбежать? Потом опять все строить заново? Сынмин ведь только-только привёл все в порядок и стал счастливее, а теперь все заново рушить? Из-за альфы, который занимается самодурством? «Как так меня кинул бета, который оказался моим истинным омегой» — примерно так Сынмину виделся поведение Хвана. Он знает, что своим исчезновение задел гордость альфы, но в голове совершенно не укладывается то, что спустя столько времени Хенджин не то, что вспоминал о Сынмине, он его искал. Это действительно устраивает в голове взрыв непонимания. Омега был уверен, что все то время, которое они проводили вместе, было лишь игрой. Хенджину нужна была постель и не более, но…
Это маленькое чёртово «но» подкидывает воспоминания, как Сынмин и Хенджин гуляли в прохладную погоду и у Кима не было перчаток. Руку Хенджина выпускать не хотелось ни под каким предлогом и, естественно, кисти Сынмина замёрзли. То, как Хван нежно согревал его ладони своим дыханием, целовал и просто старался отогреть в своих руках, не выглядело как притворство. Блеск и бескрайнюю нежность в глазах альфы Сынмин сознательно игнорировал в силу обиды, специально не замечая, а может быть мозг играл с ним, выдавая желаемое безразличие за действительность.
Вопросов было много, эмоций в целом тоже. Ответов не было совсем. Сынмин не мог решить, как ему быть и что делать. Одно он знал точно — бежать он смысла не видит, да и не хочет. Может быть, стоит привести свои мысли в порядок, трезво все обдумать, а уже после просто поговорить и все решить с Хенджином как взрослым и адекватным людям? Сынмин, конечно, не уверен, что у них получится полный здравомыслия и адекватности разговор, даже несмотря на то, что Хенджин никогда не отличался агрессивностью или хотя бы раздражением при омеге, он не видел никаких конфликтных и спорных ситуаций своими глазами, но это просто ситуации не касались вопросов семьи или это зрелище было не для сынминовых глаз. Как альфа поведёт себя в такой ситуации, Сынмин не знал и, будь его воля, не хотел бы никогда узнавать.
Когда кожа наконец-то высохла и лёгкая прохлада перестала будоражить рецепторы, Сынмин продолжил глубоко дышать, совсем не замечая того, что как раз воздуха ему вполне хватает, а сам он ищет на подсознательном уровне такой нужный коньячный аромат.