Хенджина не покидало стойкое ощущение, что что-то не так. Он чувствовал всем нутром, что Сынмин не рад этой встрече, что было в принципе очевидно, если честно. После побега и тщательных усилий для того, чтобы скрыться, вряд ли Ким хотел бы видеть Хенджина вновь хоть когда-нибудь. Хван знал на что шёл в данной ситуации. И все же было ещё кое-что, что не давало альфе покоя — Сынмин ведёт себя испуганно, так, словно Хенджин вот-вот отберёт у него квартиру, машину и все припасенные бриллианты прадедушки по левому колену седьмого пальца правой пятки. И все же казалось, что Ким боялся не самого Хенджина, нет, и он показал это как нельзя лучше, но страх в нем присутствовал. Только вот страх чего? Как будто омега боялся не за себя, а за кого-то. Сначала Хенджину казалось, что Сынмин боится из-за того, что начал отношения с Джисоном, но нет. Хан самодостаточный омега, которому палец в рот не клади — откусит руку по самое основание, а за близких людей тем более готов порвать. И тот факт что Сынмин был ему дорог как никто другой был, к хенджинову сожалению, неоспорим.
По ощущениям этот страх был совсем не тем. Словно было что-то ещё такое скрытое от Хвана — что-то очень важное.
Мнимый страх можно было бы списать даже на паранойю Хенджина и, возможно, его излишнюю склонность к некому драматизму, что досталась ему от папы как подарок, который не просили и который приходится тщательно скрывать от чужих глаз. И даже эта особенность альфы кричала о том, что Сынмин боялся. Чувство страха выдавал тонкий аромат, который взволнованно колыхался из стороны в сторону. Объективно это был совсем не запах радости и предвкушения — в нем прослеживались сильные нотки горечи, явно от обиды, и легкая кислинка разочарования. Страх же ощущался примесью остроты, которая давала понять, что Хенджин для него опасен и нужно бежать, спрятаться и не попадаться больше на глаза. Это же чувство читалось и в растерянном взгляде Сынмина, как бы он не сталася это скрыть. И альфе действительно стало не по себе от того, что его появление вызывает в ком-то такую бурю негативных эмоций. И Сынмин ведь не просто какой-то незнакомый человек, которому альфа неприятен, он истинный Хенджина и, если быть честным с самим собой, он не представляет, что испытал омега в момент, когда узнал об этом чёртовом споре. Хенджин, казалось, волосы на голове готов был рвать от досады да похрюкать пару сотен раз, потому что поступил он крайне по-свински. Очень хотелось отмотать время назад, чтобы исправить всё, что он натворил, возможно, самостоятельно признаться возлюбленному в своих глупых ошибках или не спорить на него и вовсе, а просто обратить внимание на такого чудесного во всех смыслах Ким Сынмина, что был просто невероятным и крайне необычным в своей простой обычности.
Внутри Хван всё ещё держал те ощущения тепла и спокойствия, что дарил ему омега. Хенджин мог с уверенностью сказать, что влюблен по самые уши не только в самого Сынмина, но и в их любовь, что служила тихой гаванью, о которой так часто говорили в фильмах или книгах. И как же ему было жаль, что он всё это похерил из-за собственного эгоцентризма и гордыни.
Когда Хенджин потерял Сынмина и понял, что это конец и любимый человек бросил его, сбежав и не оставив после себя ничего, было больно. Да, в этом несомненно вина Хенджина и только его, он знает, понимает, принимает и, что немаловажно, готов нести ответственность за свои поступки и смиренно принять наказание. Он знает, что проебался и потерял, что не заслуживает даже самой мизерной капли доверия, только вот маленькая часть эгоизма и израненное любовью сердце не готовы мириться с таким раскладом.
Когда Хенджин узнал от Чанбина, что Сынмин вернулся, в душе, несмотря ни на что, возродился маленький огонёк надежды. Совсем крохотный, но невозможно тёплый. В тот момент, кажется, Хенджин снова начал дышать и ощущать себя живым.
Головой он понимал, что Сынмин пошлет его в пешее эротического путешествие, даже не показав дорогу, однако как Хван мог поступить иначе и даже не попытаться поговорить? Он не знает, что творится в голове омеги, не может предугадать или хотя бы предположить, чем закончится их разговор, но альфа готов на любой исход. Ну, а ещё в нем есть чуточка эгоизма, которая не хотела так просто отпускать истинного и мириться с отказом. Готов к отказу был, но мириться был полностью и бесповоротно не согласен. Ещё тогда, когда Сынмин только-только сбежал от него, когда Хенджин проснулся в одиночестве окутанный чудесным миндальным ароматом, он понял, что Ким не так прост, что скорее всего альфа был обманут, и что все фантомные запахи миндаля, которые принимались за отдушки, были реальным запахом Сынмина.
Его Сынмина.
Его омеги и второй половинки.
До ужасного банально, но Хенджин не чувствовал себя целым. Словно от него оторвали кусок и спрятали так далеко, что не было никакой возможности его найти или достать. Он правда пробовал закрыть эту зияющую пустоту, что не давала покоя, но это не то что плохо, это вообще никак не выходило. Все кусочки пазла в его жизни без Сынмина были не тем, что нужно, и вообще казались бессмысленными и бесцветными, имели не ту форму и совершенно не подходили.
Что делать сейчас альфа не знал. Вчерашний разговор их вышел, мягко говоря, неудачным, а если смотреть объективно — совершенно провальным. Многие бы отступили, опустив руки даже не попытавшись, и Хенджин мог бы быть в их числе, но не хотел.
Ещё он не хотел влезать в их отношения с Джисоном. Эта ситуация выглядела до нельзя комичной и запутанной, словно они втроем сбежали из какого-то ситкома. Хенджин, что был влюблен в Сынмина и должен был взять Джисона в мужья, Джисон, который состоял в отношениях с Сынмином, обрученный с Хенджином, и сам Сынмин, который что? Ручаться за чувства Кима он не мог. Что творилось в его голове Хван тоже не понимал, но факт того, что отношения между омегами имели место быть резало по живому сердцу и разрывало душу. Возможно, стоило бы поговорить с Джисоном и посвятить его в новые детали их треугольника? Это было бы честно и правильно по отношению ко всем троим, только вот то, что Сынмин сам не посвятил Хана в эту ситуацию, означало лишь, что Хенджин не имел права вмешиваться.
— Как же, блять, всё это до ужаса запутанно, — Хван тяжело вздохнул, сидя на диване в своей квартире. До ужаса пустой квартире. Он не был в ней так давно, с самого ухода Сынмина. Даже кружка, из которой пил омега, так и осталась стоять в раковине, совершенно забытая и заброшенная. Это не было чем-то сентиментальным, символичным или значимым, просто находиться в стенах, где он был счастлив и где всё это счастье наглым образом проебал, было выше его сил на протяжении всех этих лет. Что же изменилось сейчас? Наверное сам Хенджин. Возможно, ему просто хотелось снова ощутить все те эмоции, вспомнить, как на этом самом диване они с Сынмином располагались длинными свободными вечерами и смотрели до ужаса глупые фильмы, поедая что-то невероятно вредное, и как смеялись, говоря на отвлеченные темы, как они были чем-то намного большим, чем обычное «мы». Хенджину хотелось, чтобы они были даже больше, чем «вместе» и «навсегда». И как же обидно становилось от того, что это было невозможно. Больше невозможно. Возможным было лишь то, что Хван останется вариться в котле из своих переживаний и вины на всю оставшуюся жизнь. И что с этим делать он пока не мог придумать. Можно было бы снова забыться, уехать и уйти с головой в работу, только вот свадьба, что должна была произойти совсем скоро, не давала такой возможности. Можно было бы изобразить вселенскую радость и присоединиться к всеобщей подготовке обеих семей к этому «радостному» для всех, кроме Хенджина и Джисона, естественно, торжеству. Только вот оно никому не нужно, там все и всё давным-давно решили без них и их мнение не учитывается изначально.
— Пошло оно все, — даже для самого себя Хенджин звучал достаточно рассерженно и безысходно. Жалко.
От самокопания альфу отвлек входящий вызов телефона, что так и остался лежать на полке в прихожей. Отвечать не хотелось. Находясь в зоне драматизма, в которую Хенджин сам себя загнал, хотелось абстрагироваться от всего внешнего мира хотя бы на пару часов, просто чтобы обрести хотя бы мнимое внутреннее успокоение.
Вызов повторился и Хван совершенно нехотя поднялся с насиженного места, прогоняя собственные мысли и тёплые воспоминания. Звонил Джисон. Обычно они списывались, если что-то было нужно обсудить или встретиться, а звонки между ними были крайне редким явлением. Примерно на раз в год.
— Алло, — стараясь сохранять спокойствие, спросил Хенджин. Голос по ту сторону трубки дрожал. — Джисон? У тебя всё хорошо?
— Нет, Хенджин… Совсем не хорошо… Помоги, — послышался всхлип и Хенджин, не дожидаясь ответа, сорвался с места, направляясь в машину.