Чонин, сколько себя помнил, был хорошим другом. Он всегда приходил на помощь, когда его просили, невзирая на обстоятельства. Даже сейчас, когда его сердце снова разбито вдребезги, когда он ощущает себя беспомощным и одиноким, вероятно самым бесполезным и способным лишь влачить своё существование, Чонин встаёт, вытирает слёзы и идёт на помощь друзьям.
Ян понимает, что такое внеплановая течка, так же, как и знает всю важность омежьей сущности для Сынмина и то, как сильно Джисон трясётся над ним и их любовью. Что такое потратить пару часов на прогулку с ребёнком, когда твоим друзьям тоже плохо? Возможно, это поможет самому Чонину отвлечься от дурных мыслей и разбитого состояния.
Надо отдать должное Минхо — он поступил как джентльмен, не бросил Чонина вонючей смской, а пригласил на ужин в его любимый ресторан и вёл себя прилично, выслушивая всё, что Чонин рассказывал, и поддерживая беседу. Ли всегда был таким и именно своей галантностью и понравился ему. После ужина они лениво прогуливались по парку, где Минхо и сказал, что у их отношений нет будущего. Это прозвучало больнее, чем хотелось бы. Минхо один из немногих людей, что смогли запасть ему в душу и Чонин верил, действительно верил, что это может стать тем самым навсегда. Да, они немного из разных кругов и, возможно, Чонин не был настолько зрелым, насколько хотел казаться окружающим. Но разве это не могло стать его личным шармом, способным очаровать Минхо? В их отношениях всё было стабильно и в полном порядке. И, возможно, Минхо не хватило какого-то драйва.
Есть же категория людей, которым требуется постоянная встряска в отношениях — скандалы, истерики, отрицание. Чонин не был из их числа. Он мог вести себя так с друзьями, но в отношениях предпочитал более спокойную жизнь в виде своеобразной тихой гавани, куда мог вернуться альфа после насыщенного дня. Ян любил быть таким в отношениях и ему нужны были именно такие. Вероятно, Минхо смог разглядеть их несовместимость раньше, чем Чонин, и прервать раньше, чем это могло бы стать более серьёзной проблемой. Только вот для Чонина эта проблема уже была такой.
Ему больно.
— И почему все всегда кончается одинаково? — вопрос был отправлен в пустоту, потому что Хонджун, с которым Чонин гулял вряд ли смог бы ответить что-то более внятное, чем «брум». Оно, наверное, было и к лучшему, только психоанализ от этого не остановился.
Они остановились в парке, недалеко от детской площадки. Погода в принципе располагала к прогулке и Чонин был рад немного проветриться. Свежий воздух циркулировал по организму всяко лучше душного в заплаканной квартире. К тому же, присутствие на улице не позволяло загнаться внутри себя до зареванного состояния, потому что плакать при незнакомых людях для Яна было бы сродни ощущению позора. Возможно, это не было чем-то ненормальным, но Чонину не нравилось ловить на себе жалостливые взгляды окружающих.
Чтобы отвлечься, омега начал думать о Сынмине и Джисоне. Что-то во всей этой ситуации было не так и хотелось верить, что не произойдёт ничего серьёзного. За Сынмина было страшно. Болезненные течки не редкое явление, но из всего, что Ян видел и слышал, было ясно, что эта была из разряда невыносимых. А вот это уже относилось к разряду патологий.
— Хоть бы с твоим папочкой всё было хорошо, да, малыш? — Чонин говорил мягко и тихо. Хонджун был очаровательным ребёнком и омеге иногда хотелось его затискать до умопомрачения, поэтому он с ним излишне сюсюкался, от чего получал неодобрение со стороны Сынмина. — Мы же ему не скажем, да? Это будет наша маленькая тайна.
В знак подтверждения или протеста, Хонджун уронил свою игрушку единорога и надул губки. Чонин поспешил поднять её, отряхивая. Возвращать грязный предмет ребёнку не хотелось и он поспешил убрать его в коляску, заменяя на небольшого медвежонка. Хонджун, казалось, такой рокировкой был доволен.
— Вот и славненько, — потрепав по волосам малыша, Чонин думал о том, что Джисон не сказал, когда Хонджун в последний раз ел, а как определять степень голодности ребёнка омега был вообще без малейшего понятия. Это звучало как проблема.
— Чонин? — голос звучал до боли знакомо.
По спине прошёлся холодок. Оборачиваться было страшно, но сидеть перед коляской на корточках длительное время не представлялось возможным. Всё же пришлось встать и посмотреть на человека, которого хотелось видеть примерно никогда.
Бан Кристофер Чан стоял перед ним собственной персоной и, к великому разочарованию, не был галлюцинацией. Чонин окинул его презрительным взглядом. «Практически не изменился» — подумал он. Всё такой же красивый, широкоплечий и в белой рубашке. Мечта, а не мужчина, жаль только, все такой же ублюдок.
Чонин засобирался, отворачиваясь, положил руки на коляску и покатил Хонджуна в сторону. Мало ему было потрясений, так ещё и этот объявился, как будто его кто-то ждал.
— Стой, Чонин, я… — договорить он не успел. Этому альфе показалось отличной идеей задержать Яна, схватив его за запястье. Внутри Чонина всё на секунду сжалось, задрожало и в тот же момент взорвалось, и следующее, что ждало Криса, это отличный хук справа прямо в челюсть. Омега не был осведомлён в боевых искусствах, но ярость в крови и сила, с которой был нанесён удар, после чего голова альфы буквально отлетела в сторону, не оставляли сомнений, что Чонин сделал все как нельзя лучше.
— Пошёл нахуй, — зашипел Ян и лёгким движением руки откинул чёлку, продолжая идти в нужном направлении.
— Стой, Чонин, давай поговорим? — Чан явно не терял надежды, уверенности или что там им руководило в этот момент. Это злило ещё сильнее. — Ребёнок… Это мой?
Видимо мозги в голове Бана имелись, только работали они как-то набекрень, если он смог быстро прикинуть даты, факты, но не удостоился воспользоваться своим обонянием. Это даже немного забавляло.
— Ага, — голос омеги сочился ядовитой яростью, — дома ещё два и все твои.
— Да подожди ты, — альфа обогнал их, вставая перед коляской.
— Спасибо, я наждался.
Каким же идиотом надо быть, чтобы не понять то, что с тобой не хотят разговаривать? Очевидно, нужно быть Бан Чаном.
— Мы… Я… Ты…
Ещё и слов не подобрать. Блеск.
— Значит так, — Чонин остановился и посмотрел Чану прямо в глаза, — никаких «я», «ты» и тем более «мы» нет и я предпочитаю думать что не было. Эта встреча досадное недоразумение, как и вся твоя жизнь. И моя, к сожалению, в тот момент, когда я не послушал тебя и несмотря ни на что верил, что могу быть с тобой. И знаешь, мне не обидно, что ты гондон, мне обидно за то, что я был таким наивным, а ещё, что у тебя не хватило смелости сказать мне всё в лицо. Хотя раньше ты чудесно изъяснялся о том, что наша истинность гребаная ошибка природы. Только вот знаешь, какая досада, ошибкой природы оказалась не наша связь, а ты.
Если бы у Чана был дар речи, то сейчас бы он его потерял. Чонин сильно изменился с момента их последней встречи. В нём давно уже нет того кроткого милого омеги, который верил в чудеса истинности. Чан сломал в нем его, растоптав вместе с любовью и чувствами. И откровенно — Чонин проклинал себя прошлого за то, что хотел остаться и думал, что Бан будет его, потому что так сказала природа. Природа пошутила, только не над инстинктами и чувствами, а над альфой, не дав ему адекватно работающих извилин.
— Я знаю, — уверенно произнёс Чан, от чего Чонин выгнул бровь в изумлении. — И я знаю, что не должен был так поступать и говорить тебе такие вещи.
— Молодец, возьми с полки пряник и сходи уже нахуй, пожалуйста, меня от тебя тошнит.
— Я хочу поговорить и извиниться, — его уверенности явно не было предела. — Ты был прав. Наша связь была нечто большим, чем я мог себе представить.
— Извинения не приняты, отвали, — Чонину казалось, что он стал сгустком негативных эмоций, которые готовы вылиться из него через край.
— Я был не прав, говоря тебе все те вещи, но пойми, я не хотел ломать твоё будущее своим существованием, — Чан говорил сбивчиво и быстро, видимо опасаясь, что Чонин уйдёт, стараясь сказать как можно больше.
— Не переживай, я себя уже починил и в твоих услугах и извинениях не нуждаюсь.
Наверное именно эта фраза заставила Чана осознать в какой степени он сделал Чонину больно. Он не хотел ломать его, но сделал все, чтобы это произошло. Чан был очень умным в вопросах обучения, знаний, но совершенным идиотом в вопросах любви. В школьное и студенческое время альфа был слишком занят, изучая новые учебные материалы, погружаясь в них с головой, совершенно не заботясь о такой вещи как человеческие чувства и эмоции. Он себя-то не всегда понимал, а других и подавно, и слово любовь в романтическом аспекте было ему чуждо. Чонин показал, что это такое, только вот Чан уже успел наломать дров и сделать фатальную ошибку.
— Я знаю, что мудак и что должен пойти нахуй, как ты и сказал, и вообще не должен был подходить к тебе, что совершенно не заслуживаю твоего внимания и разговоров, но я увидел ребёнка и… он не заслуживает расти без отца, даже если я последняя тварь на земле.
Чонин даже фыркнул от такой тирады. Это звучало максимально иронично, с учетом того, что Хонджун не его ребёнок, только вот все ещё растёт без отца. И не то чтобы омеге это казалось чем-то неприемлемым. Многие дети растут в неполной семье и чувствуют себя намного счастливее, чем если бы у них было два родителя. Ситуация была очень смешной и Чонин не сдержался, засмеявшись в голос. Надо сказать, что это действие того стоило, потому что спектр непонимания на лице Чана заставил его ещё больше повеселиться, что не могло не принести внутреннего удовольствия.
— Ты прав, ребёнок действительно не заслуживает расти без отца, — Чонина всё ещё забавляла эта ситуация, — а я вот например не заслуживаю, чтобы мой истинный пихал свой член в другого омегу на выпускном, в который я надеялся, что ты откажешься от всех своих идиотских слов и принципов. И ты отказался, только не так, как я рассчитывал.
Смирение — все, чем одарил его Чан. Это грустное лицо и опущенные плечи выглядели максимально приятно для глаз Чонина, лаская его самолюбие. Где-то в глубине души он мечтал высказать все этому ублюдку в лицо и в этот момент ощущал, как с плеч сваливается огромный валун, что держался там все это время. Это приносило удовольствие.
— Я хочу все исправить, — уверенно заявил альфа с надеждой и решимостью в глазах.
— А я тебе не курсовая, за которую можно исправить оценку, — выплюнув эти слова, Чонин покрепче схватил ручки коляски и вырулил ей, проходя мимо Чана с надеждой, что от него отстанут раз и навсегда.