— Я ничего тебе не обещал тогда, — выкрикнул Чан, заставив Чонина шокировано замереть.
Ян знал как никто другой, что Чан ему ничего не обещал. С самого начала Чонин нацепил розовые очки, которые, как и положено, разбились стёклами внутрь. Первая любовь всегда играет злую шутку, разбивая кого-то на части, выкручивая кости и ломая всё светлое, что казалось розовой мечтой. Он прекрасно всё это знает и понимает. Чонин помнит все слова, что когда-то говорил ему Чан об их истинности и совместном будущем, которое невозможно. Он прокручивал в своей голове их намного чаще, чем хотелось бы, и думал о том, мог ли решить ситуацию по-другому, изменив хоть что-то? Это вряд ли. Возможно, не начнись та течка и не согласись Чонин в слепых надеждах на ничего не значащие встречи ради удовлетворения потребностей, то остался бы целее и наивнее, пока не наткнулся бы на другого мудака, который мог бы оказаться и похуже.
Вся эта гипотетическая туфта была обработана в его голове уже на двести рядов и по миллиону сценариев, ни один из которых ничем адекватным так и не кончился. Чан сразу объяснил, что они созданы друг для друга природой, но не реалиями жизни. И Чонину стоило это понять сразу, а не через столько лет с момента первой встречи.
Омега так и стоял как вкопанный, пока Хонджун не закряхтел, снова уронив игрушку, а Чан не подошёл ближе. Люди, проходящие мимо них, странно косились. Видимо не привыкли к громкому выяснению отношений на публике, только вот ни Чонина, ни тем более Чана это никак не волновало.
— Я знаю, — тихо сказал Чонин. Признавать свои ошибки всегда сложно и совершенно не важно признался ты в них себе или кому-то ещё. Это всегда больно.
— Просто прошу тебя, — Чан присел, поднимая несчастного мишку ровно так же, как Чонин пару минут назад поднимал единорога, отряхивая, — один разговор. Я не требую от тебя совершенно ничего. Эта ситуация грызёт меня уже несколько лет и мне бы хотелось если не наладить общение с тобой, начав всё заново, то просто прояснить её раз и навсегда, отпустив.
Чонину тоже очень хотелось бы отпустить эту ситуацию. Как бы он не старался жить дальше, вести себя непринуждённо и встречаться с другими, внутри него есть эта маленькая заноза, которая не даёт покоя, особенно если надавить где-то рядом с ней. Только из-за этого он все ещё не ушёл. Слова Чана были ледяной водой, которую неожиданно вылили на голову в сорокаградусную жару. Чонин словно очнулся и впервые увидел, что есть проблема, которую стоило бы решить, а не спрятать где-то в глубине души, забыв о её существовании и надеяться, что она никогда не перерастет в чёрную дыру, которая может поглотить всё вокруг.
— Хорошо, — согласился омега. — Давай только зайдем куда-нибудь.
Ближайшая кофейня оказалась в паре минут ходьбы, за которые они не проронили ни слова, вплоть до того момента, как с напитками заняли самый дальний столик в углу.
— Ты плакал сегодня? Глаза опухшие, — словно невзначай говорит Чан. На самом деле состояние омеги волнует его куда больше, чем он показывает. Правда Чонин всё равно это чувствует, не показывая в ответ.
— Это имеет какое-то значение для нашего разговора? — взглядом омега смотрит лишь в свой напиток и елозит трубочкой по стакану.
— Это имеет значение к твоему состоянию. Я не хочу, чтобы от этого разговора тебе стало хуже.
Знал бы Чан, насколько Чонину сейчас внутри херово, вообще бы не полез ни с какими разговорами. Вряд ли что-то может усугубить общее состояние Яна, потому что по ощущениям он уже находится на самом пике дна, которое сложно будет чем-либо ещё пробить.
— Ничего сверхъестественного не произойдёт, не переживай, — Чонину не хочется исповедоваться о том, что вчера его бросили, а уже сегодня он встретил своего, если можно так сказать, «бывшего», который тоже разбил ему сердце.
«Он был не обязан тебя беречь» — кричит разум, а сердце вторит ему банальным «он наш истинный и обязан нас оберегать». С такими внутренними распрями впору было с ума сойти.
— Хорошо, — Крис сжимает в обеих ладонях чашку с американо, избегая смотреть Чонину в глаза, и Яну кажется, словно перед ним не взрослый альфа, а нашкодивший ребёнок. Это забавляло. — Для начала я хотел бы обозначить факт того, что действительно тебе ничего не обещал, — Чонин кивает на данное утверждение и Чан решается продолжить, — но это не значит, что я должен был вести себя так и говорить тебе все те вещи.
Может быть и не должен был, а может быть так было и лучше. Чонин всё ещё не решил для себя, как вернее было бы со стороны альфы поступить в той ситуации.
— Как бы мне тяжело не было это признавать, но то, что ты сказал тогда, было правильно, — омега пытался разобраться во всей этой ситуации и окончательно понять, что же он чувствует. Хотелось всё это отпустить и забыть, жить дальше. — Отношения преподаватель-студент сложно понимаемые для общества, даже несмотря на наши обстоятельства. Да и разница в возрасте действительно играла роль. Я был глуп и наивен. Естественно, что ты не хотел быть кем-то значимым и тем, кто может сломать наивного омегу. Понимаю я это только сейчас и думаю, что мне стоит извиниться за свою напористость. Я знаю как тяжело бывает со мной бороться.
— И всё же в первую очередь виноват я, — губы Чана тронула грустная усмешка, — сказать-то я всё это сказал, только вот поступил в точности наоборот. Я пользовался тобой в своих интересах и это не сказать, что достойный поступок взрослого и сформировавшегося человека. Мне жаль, что говорил я одно, а делал совершенно иначе, и жаль, что позволил себе заменить тебя. Я наломал дров и собираюсь полностью взять ответственность на себя за свои поступки.
— Ты сейчас про Хонджуна? — Чонин удивился. В голове мысли скакали от желания проучить противного альфу, до «сказать правду никого не мучая». Решить было сложно.
— Красивое имя, — шепчет Чан с улыбкой, не сводя глаз с малыша.
— Ты придурок? — всё же правда побеждает внутри омеги, решая никого больше не мучить.
— Почему? — недоумение на лице Чана выглядит совершенно смешно. Чонину нравится это выражение.
— Нос свой применять не пробовал? Тогда бы сразу все понял.
— Я недавно переболел и запахи адекватно всё ещё не восстановились. Даже примерно ничего не чувствую, — звучал он донельзя неловко.
— Тогда мне всё ясно. Это Ким Хонджун, — потрепав малыша по щеке, Чонин улыбнулся так ясно, словно хотел затмить солнце, — ребёнок Ким Сынмина с моего курса, если ты такого помнишь.
Возможно Чан помнил. Лицо его было задумчивым — он явно старался что-то перебрать в голове и силился вспомнить. В конце концов он сначала кивнул, а потом разразился озарением.
— А он разве не бета?
— Ты личные дела хоть раз читал? Видимо, нет, — закатив глаза, Чонин отстал от ребёнка и вернулся к своему напитку. — Он омега, просто, скажем так, у него были некоторые трудности.
— Сейчас их нет? — не то, чтобы альфе это было интересно, скорее он просто поинтересовался ради приличия.
— Из-за того что сейчас их нет я и гуляю с Хонджуном, — отпив латте, Чонин прикрыл глаза. На него накатывала усталость постепенными волнами. — Чтобы побыстрее расставить всё по местам, хотелось бы отметить, что я верил в то, что после выпуска мы будем вместе. Что после того, как сотрется грань между студентом и преподавателем, ты пересмотришь наши отношения. А потом увидел, как ты весьма кокетливо уходил с другим омегой. Тогда-то до меня всё и дошло. И не сказать, что я не обиделся. На самом деле я был в ярости и ты не представляешь насколько сильной. Только из-за этой обиды и сижу тут, да.
От таких откровений альфа даже побелел.
— Но знаешь, так, наверное, всё же было лучше, — только в этот момент Чонин нашел в себе силы по-настоящему взглянуть в глаза Чана и утонуть в них. — Ты был несбыточной мечтой, которой я хотел следовать. Для меня не было ничего важнее тебя и это была ошибка, которую я совершал раз за разом. Мои мысли всё время вертелись только вокруг тебя и какие-то крупицы уходили на учёбу, в остальном же я совершенно не жалел себя, за что и поплатился.
Чонин отвёл взгляд, задумчиво посмотрев в окно, прокручивая в голове воспоминания тех дней и то, как он безоговорочно и безоглядно был влюблен. Чувство влюблённости перекрывало в Чонине вообще все остальные, взяв главенство настолько сильно, что иногда омега забывал банально поесть, пребывая в мыслях о Чане. Кто-то назовет это романтичным «влюбился без оглядки», а кто-то может назвать «больной любовью» или вовсе одержимостью. Спустя столько лет Ян так и не определился, как же он относится к этому чувству и как стоило бы его охарактеризовать для себя. Скорее всего, это банальное помешательство на первой любви из-за истинности. Чонин отдает себе отчёт в том, что вряд ли за фасадом такого эффектного альфы рассматривал Чана как человека объективно. Глупость и наивность, святая простота.
— После наших «отношений» я начал больше ценить себя, — неловко поправив волосы, продолжил Ян. Его губы тронула нежная улыбка, которая явно была ничем иным, как символом любви к себе, потому что ни на кого другого такие эмоции просто не могут быть направлены. — Я понял, что самое важное в жизни это, в первую очередь, собственное «я» и то, что «я» чувствую. Возможно, это эгоистично, но сейчас «я» всегда главнее, чем кто-либо и что-либо для меня.
Чан не мог сдержать ответной нежной улыбки. Он был горд Чонином как человеком, как личностью, а потом уже и как омегой. Мало кто может в его возрасте определиться с собственным «я», а не навязанным обществом, родителями, второй половинкой. Это действительно было колоссальным успехом.
— Я всё ещё учусь жить и вряд ли кто-то может сказать, что я делаю это правильно, но хотя бы я делаю это так, как считаю нужным, а не подстраиваюсь под кого-то, и за это я должен сказать спасибо вам, профессор, за жизненный урок. Я действительно благодарен, — Ян подмигнул Чану и, кажется, сердце альфы пропустило пару ударов прежде, чем снова забиться с бешеным ритмом.
— Ты… — начал было Бан, но не мог подобрать нужных слов, словно они все напрочь растворились в улыбке напротив. — Я очень рад, что ты доволен собой.
— И всё же, — продолжил омега, — мне хотелось бы прояснить один вопрос.
— Конечно, — Чан кивнул. На данном этапе он считал, что Чонин имеет право спросить у него что угодно и получить самый что ни на есть честный ответ.
— Тот омега на выпускном, — шумно выдохнув и поджав губы, Чонин опустил глаза на столешницу и усиленно пытался там что-то рассмотреть. Он собирался с силами задать вопрос, который волновал его больше всего. — Это был единственный раз, когда ты выбрал не меня? Или были ещё случаи?
Узнавать о подобном было больно. Словно по сердцу проходились ржавые лезвия, впиваясь. И всё же жить и терзаться вопросами о том, был ли он у Чана единственным в тот момент или же запасным вариантом на моменты, когда другие были недоступны, было сродни сумасшествию. Чонин хотел знать ответ, даже если ему будет безумно больно его услышать.
— Это был единственный случай, — Чан взял на себя смелость протянуть ладонь вперед и раскрыть её прямо перед Чонином. — Я бы не посмел так с тобой поступать. Этот случай был, — он кусал губу, стараясь объяснить свой поступок и, видимо, подбирал правильные слова, — исключением. Я видел, что твоя жизнь стоит на месте. Ты же даже хотел после окончания университета работать на кафедре, совершенно зарывая свои способности. Знаешь, ты светился. Я никогда не встречал настолько светлого человека, правда. И я корил себя за то, что своими действиями и поступками не мог самостоятельно от тебя отказаться. Я всё портил. И не имел никакого права с тобой так поступать. Мне хотелось, чтобы у тебя был выбор, чтобы ты смог дальше развиваться самостоятельно, а не следовать за мной. Ты сильный и самый замечательный. Чонин, ты не заслуживал всего того, во что я тебя окунул.
Эти слова звучали искренне. Настолько, что у Чонина сперло дыхание. На протяжении всего монолога Чана он, казалось, не сделал ни вдоха.
— То, что я ушёл с этим омегой, было намеренное действие. Мне нужно было тебя оттолкнуть, чтобы ты пошёл дальше и выбирал себя, а не меня. И если бы я вернулся в то время, я бы поступил так ещё раз, потому что по-другому ты бы не стал тем, кем являешься сейчас, и утонул бы во мне, потерявшись.
Чонин знает, что вестись на эти слова глупо. Чонин понимает, что это делало ему больно так много времени. Но Чонин тает, плавится и теряется от честности Чана. И именно это было нечестно. И без того воспаленные глаза грозились наполниться слезами снова, поэтому Ян поднял взгляд вверх, стараясь проморгаться и как можно спокойнее сделал выдох.
После этого вложив свою руку в чанову ладонь, сжимая.
— Ты грёбаный козёл и я тебя ненавижу каждой клеточкой своего тела, — омега говорил тихо, но достаточно для того, чтобы Бан его услышал, — ты разбил меня и мне пришлось всеми правдами и неправдами собираться вновь. Ты же знаешь, что не все кусочки себя получается склеить в первозданное состояние?
— Конечно, было бы глупо надеяться, что ты сможешь пережить всё безболезненно, но ты сильный и я знал, что справишься.
— Что ты чувствуешь ко мне? — Чонин потянул ладонь Бана на себя, привлекая внимание к своим безумно красивым блестящим и искрящимся уверенностью глазам.
— Я чувствую, что ты лучшее, что было в моей жизни, — ответ Чана прозвучал с неменьшей уверенностью.
— Когда ты это понял?
— Я всегда это знал, просто обстоятельства были против нас, хотя я и сейчас не одобряю разницу в возрасте.
— Ещё одно такое горбатое слово и ты будешь передвигаться рывками, — впиваясь ногтями в руку Чана, прошипел Чонин. — Если я позволю тебе стать моим пластырем, ты воспользуешься возможностью?
— Я хотел бы стать твоим клеем, чтобы скрепить всё, что сломал, а то, что больше не подойдет по форме, заполнить новыми кусочками.
— Я, возможно, дам тебе шанс.
— Я буду на это надеяться.
Улыбка озарила оба лица, а в их глазах плескалась радость от такого непонятного воссоединения. Возможно, природа не шутила, давая им возможность быть вместе. Просто она не учла все нюансы, через которые нужно пройти, чтобы быть счастливым. Чем тернистее путь и сложнее дорога, тем приятнее оказаться на вершине, ведь верно? Может быть из этого что-то, да получится.