Умирать, впрочем, ей было не впервой.
Роуз значилась в списках утонувших — пропавших без вести, — на «Титанике». И мисс Роуз Доусон, всплывшая из ниоткуда, серьезно встревожила таможенную службу.
Молодая женщина, ступившая на Эллис Айленд, родилась вот только что, на борту трудяги-«Карпатии», и не имела за душой ничего, ни цента. Все, что было на ней: белье и платье — были выстираны и высушены в прачечной, кое-что одолжили пассажиры «Карпатии», которые извлекали из багажа «совершенно ненужные» им обувь и теплую одежду, «запасные» зубные щетки, платки, подтяжки.
У Роуз было даже несколько больше, чем у иных спасенных — теплое пальто Кэла, которое она высушила и вычистила от соли самостоятельно да пара серег в ушах, которые ей пришлось снять и припрятать в шнуровке корсета, очень уж они не подходили к облику пассажирки третьего класса.
Она сошла на американскую землю нагой, из морской пены. Чем она будет заниматься, где жить — бог весть.
Ах, как легко было воображать, будто знаешь о жизни все или почти все! Однако реальность в виде таможенного инспектора, плотного мужчины с чуть завитыми усиками, застала ее врасплох.
— Мэм, как, говорите, вас зовут?
Почему этот должностной господин, этот нелепый человечек все не уходил? Рассматривал, хмыкая, длиннющие списки... Листал, читал по слогам все фамилии на букву "Д". Уязвленная, Роуз начала сердиться: разве она не имела права на фамилию Джека? Они бы обвенчались в ближайшую субботу в любой церкви, она стала бы миссис Джек Доусон...
В том месте, где должно было быть сердце, зияла дыра. Роуз было даже странно - почему не болит. Она прислушалась, пытаясь поймать сердцебиение.
— Труди!
Голос Молли Браун перекрыл окружающую суету. Она решительно двинулась в сторону Роуз и инспектора, почему-то обращаясь к ней по имени погибшей горничной.
Инспектор взял под козырек.
— Мэм? — Он не ожидал увидеть пассажирку первого класса на Эллис Айленд.
— Добрый вечер, инспектор. Я представляю комитет помощи спасшимся с «Титаника». Не сочтите за грубость мое вмешательство, но я, кажется, вовремя.
Миссис Браун решительно повернула к себе Роуз, приподняв ее подбородок указательным пальцем. Ужасно вульгарный и неожиданный жест. Оторопевшая Роуз не нашла, как возразить.
— Мистер Ригби, — произнесла миссис Браун, глядя Роуз прямо в глаза, — эта девочка — Гертруда Элис Болт, горничная.
— Но она назвалась по-другому...
Молли Браун, все еще удерживая Роуз «на прицеле» прищуренных глаз, ответила:
— Бедняжка, наверное, крепко ударилась головой, когда выплывала. Вы же видите, что никакой Роуз Доусон в вашем списке нет. И, смею уверить, не появится...
Слова деятельной дамы, молва о добрых делах которой опередили прибытие «Карпатии» в Нью-Йорк, имели несомненный вес в глазах инспектора, гораздо больший, чем этой «мисс Доусон».
С видимым облегчением инспектор достал карандаш из нагрудного кармана, помусолил кончик и сделал отметку напротив какой-то фамилии в списке.
— Благодарю вас, мэм, вы оказали неоценимую помощь. — Он оглядел Роуз. — Учитывая ее состояние... Есть ли кто-то, кому мы можем сообщить, что она жива? Поручить заботу о ней?
— Да, несомненно. Спасибо, инспектор. Я знала семью, в которой она работала.
Приподняв над макушкой форменный картуз, инспектор Ригби удалился.
Проводив его внимательным взглядом, миссис Браун вновь обратилась к Роуз. Та, уже полностью осознавая, какую услугу ей оказала Молли Браун, раскрыла было рот, чтобы поблагодарить, но осеклась, увидев мрачное выражение лица собеседницы и спасительницы.
— Вы хоть понимаете, что вы затеяли, юная мисс?
Растерянная и огорченная, Роуз не нашла, что ответить.
— Подумайте, крепко подумайте. Быть может, я позову вашу матушку?.. И мы...
Однако, увидев, как кривится от ярости рот Роуз, как в глазах вскипают слезы, как она готова протестовать, Молли Браун остановилась.
— Послушайте... — Голос ее смягчился. — Послушайте, детка, вы еще не понимаете, перед каким именно выбором вы сейчас находитесь?
— Мэм, — обрела наконец дар речи немного пришедшая в себя Роуз. — Это первый выбор, который я делаю. И, даже если бы он был последним, я вновь бы именно так и поступила.
Ноздри миссис Браун раздувались от негодования, но на губах появилась одобряющая улыбка.
— Как я и говорила. Вы не подарок, Роуз, боже помоги тому, кто встанет на вашем пути.
***
Помогать Роуз, однако, пришлось не богу, а самой Молли и комитету, который она возглавила. Обездоленных за одну ночь насчитывалось более пятисот человек. Вдовы, сироты, безработные, оставшиеся без гроша в кармане... Все или почти все потеряли и близких, ужас одной апрельской ночи навсегда остался в их сердцах. Работы было очень много.
Выяснив, что у Роуз сносный почерк и она неплохо владеет словом, Молли пригласила ее сначала помогать в конторе, которую арендовала под штаб-квартиру комитета помощи спасенным, а потом, когда документы на мисс Гертруду Элис Болт были готовы, помогла устроиться на крайне низкооплачиваемую и весьма разовую работу учетчицей.
Роуз раньше никогда не интересовалась, сколько могли стоить ее чулки — их покупали экономка или та же Труди, или мама заказывала по большому каталогу из универмага. Теперь она выяснила, что пара чулок стоила столько же, сколько она зарабатывала на своем первом месте за неполные три месяца.
Только вот они стали непомерной роскошью: выбирая между углом в пансионате миссис Бердслей со скудным завтраком, который зачастую был единственной за день трапезой, и чулками, Роуз, разумеется, выбирала жилье и еду. К счастью, пользоваться пишущей машинкой она научилась быстро, кроме того, широкий кругозор и четыре года обучения в школе для молодых девушек в Англии не прошли даром. Пришлось учиться не только хорошим, но и плохим манерам: социальный круг, куда угодила Роуз, скорее походил на мельничные жернова, нежели на ярмарочную карусель.
Она была чрезвычайно удивлена, сколько женщин и девушек зарабатывают себе на хлеб — сами. Что эта почти незаметная на улицах толпа в черных или синих нарукавниках и с аккуратными белыми воротничками представляет собой такую впечатляющую общность со свойственной женским коммунам конкуренцией, но и в то же время потрясающей взаимовыручкой. Эти женщины, точно знавшие, чего хотят в жизни, зачастую разбирались в делах лучше мужей и начальников, воспитывали детей в духе уважения к любому труду — мужскому или женскому. Спустя двадцать лет это принесло определенные плоды — когда избирательное право получили все женщины Соединенных Штатов.
Большой город, принявший Роуз весьма равнодушно, проливным дождем и серым небом, поначалу удивлял ее — после пасторалей их английского дома он казался необъятным, населенным, как Вавилонская башня, представителями всех народов и диалектов. Несмотря на некоторую робость, освоилась Роуз довольно быстро, начала живо интересоваться всем, что происходит вокруг нее — и Нью-Йорк оказался к ней вполне благосклонным.
Она много размышляла над тем, почему именно она так легко — как ей казалось, — переживает потерю Джека. Почему не выплакивает глаза по ночам, почему имеет силы жить и смотреть вокруг в удивлении, а иногда и с искренней радостью. В поношенный ковровый саквояж, полученный из все того же источника - комитета помощи спасшимся, — под предлогом починки протершейся подкладки, Роуз вшила небольшой карман, ловко застегивавшийся на бельевой крючок. В этом неказистом маленьком хранилище лежало несметное сокровище — «Сердце океана».
Единственное воспоминание о Джеке.
Она пообещала ему выжить и теперь, наверное, должна была цепляться за любую возможность и… От этих мыслей она каменела. Непролитые слезы душили ее чугунным обручем вокруг груди. Эта рана была смертельной, но она по какой-то странной и страшной инерции продолжала идти вперед.
Шаг за шагом.
Она пообещала.
Ей следует научиться жить — без него. Выжить в этом большом чужом городе. В новой стране. С другим именем.
Роуз пришлось припомнить самые разные навыки, например, перешивать ношеную одежду, которую жертвовали комитету спасения. И даже немного вышивать: из мужской сорочки получились премиленькие рубашки для сирот Кросби, простенькие маргаритки — узор у воротничков — стали первым поводом гордиться у новоиспеченной мисс Болт.
Несмотря на оторванность от семьи, Роуз не ощущала себя совсем одинокой: дамы из комитета помощи, ее коллеги, соседки по пансионату помогали ей словом и делом, понимая, как нелегко крошке, потерявшей все, как за глаза представляла ее миссис Браун. Девицы из пансиона и вовсе взяли ее под опытное крылышко, и вскоре она уже не слишком от них отличалась - ни гардеробом, ни манерами. Даже британский выговор постепенно стерся. Открытые танцевальные площадки, радость летнего Нью-Йорка, сцены в парках, библиотеки с общедоступными лекциями, из которых Роуз полюбила больше всего — естественно, — искусство, посиделки с конфетами, упакованными в красочную бумагу, от какого-нибудь поклонника соседок, дешевые билет на премьеры, и Бродвей-Бродвей-Бродвей…
К Рождеству причин для радости прибавилось: Роуз получила свидетельство об окончании курсов машинисток и ее официальная заработная плата теперь составляла семь долларов пятьдесят центов в неделю. И Роуз, так экономившая на мелочах, угостила почти всех знакомых пансионерок миссис Бердслей пирожными от Уолли, маленькой кондитерской на углу. Это была одна маленькая, едва-едва устойчивая ступень в лестнице к той жизни, которую она обещала Джеку прожить.
Идиллия раскололась, как хрустальный шар, на третий день рождественских каникул, когда Мерл и Валери, ее соседки по пансионату, уехали — одна к семье в соседнее графство, а вторая не пожелала уточнять, но Роуз подозревала, что в этом замешан некий господин средних лет, зачастивший с провожаниями Валери в последнее время. Эта свобода нравов, еще не характерная для буржуазных кругов, все еще несколько обескураживала Роуз.
Молли Браун собственной персоной стояла на пороге — и от сияния, которое излучали меха, серьги, пряжки на накидке, Роуз захотелось зажмуриться. А ведь она сама недавно была такой же…
Подобрав юбки, Молли уселась у маленького, едва тлеющего камина на единственный устойчивый стул и окинула взглядом помещение. Чисто, спартански убого — и ничего более.
— Роуз, дитя мое, — начала она так, что Роуз почувствовала, как обрывается сердце. — Я не смогла прийти сразу, и не хочу ждать до окончания праздников.
Она опустила руку в карман и вытащила оттуда скромный белый конверт без подписей. В нем оказался банковский чек.
— Руфь вчера была у нас в комитете.
Роуз похолодела, уверенная, что миссис Браун пожалела ее мать и теперь ей стоит ждать полицию и саму Руфь — в качестве главного обвинителя, прокурора и палача.
— Нет, Роуз, я ничего ей не сказала, если ты об этом тревожишься. Она была трогательна, в конце концов, не так уж часто она занималась филантропией на моей памяти. Она принесла вот это.
Миссис Браун указала на чек в руках Роуз. Две тысячи долларов. Для ее оставшейся в примерно таком же плачевном положении матери весьма значительная сумма.
— Детка, — голос Молли стал глуше. — Она сказала, что, если бы случилось так, что выжила не она, а ты... То ей было бы приятно знать, что кто-то мог бы помочь тебе.
Роуз подняла на миссис Браун непонимающий взгляд.
— Я думаю, что это принадлежит тебе. Комитет справляется, пожертвования еще идут. А это — возьми себе. Но с одним условием.
***
Роуз пришлось исчезнуть.
Гет
NC-17
Завершён
145
BG_archive
автор
Пэйринг и персонажи:
Роза Дьюитт Бьюкейтер/Каледон Хокли, Роза Дьюитт Бьюкейтер/ОМП, Роза Дьюитт Бьюкейтер, Каледон Хокли, ОМП, Маргарет Браун
Размер:
103 страницы, 20 частей
Метки:1920-е годыPWPАктерыКрушение «Титаника»ПеггингПовествование в настоящем времениПостканонСекс с использованием посторонних предметовСтимуляция рукамиФандомная БитваФемдомХудожникиСпойлеры ...
Описание:
Грустный постканон.
«Титаник» давно на дне Атлантического океана. Жизнь идет своим чередом, только двоим не дают покоя призраки прошлого: Кэледон Хокли и Роуз Доусон вновь сталкиваются на перекрестках судеб.
Посвящение:
Fandom Kombat | Фандомная битва 2022
для сборной морских канонов и ориджей: Sea Adventures 2022
Примечания:
Вдохновлено фотографиями на столике старенькой Роуз.
Да, здесь Роуз не актриса, а художница https://reelrundown.com/film-industry/Beatrice-Wood-The-Woman-James-Cameron-Modeled-Rose-Calvert-in-Titanic-After
___________
У автора есть кинки и хэдканоны.
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Управление работой:
Редактировать шапку
Добавить часть
Перейти в статистику
Продвижение:
Добавить в «Промо»
Добавить в «горячее»
Добавить обложку
145
Нравится
37
Подписаться
67
Отзывы
36
В сборник
Скачать
Смотреть работу в 36 сборниках
Награды от читателей:
«За Роуз и Уилла!» от Мелания Кинешемцева
«За любовь, умеющую ждать» от Santa Max
«За океан, что и есть сердце 🖤» от Daromira Quazar
«Превосходно. Восхитительно.» от ElGr
«Умопомрачительная проза 🖤» от Daromira Quazar
Назад
Содержание
Вперёд
2. A Shore Never Reached
4 сентября 2022 г., 16:44
Настройки текста
Редактировать часть
Умирать, впрочем, ей было не впервой.
Роуз значилась в списках утонувших — пропавших без вести, — на «Титанике». И мисс Роуз Доусон, всплывшая из ниоткуда, серьезно встревожила таможенную службу.
Молодая женщина, ступившая на Эллис Айленд, родилась вот только что, на борту трудяги-«Карпатии», и не имела за душой ничего, ни цента. Все, что было на ней: белье и платье — были выстираны и высушены в прачечной, кое-что одолжили пассажиры «Карпатии», которые извлекали из багажа «совершенно ненужные» им обувь и теплую одежду, «запасные» зубные щетки, платки, подтяжки.
У Роуз было даже несколько больше, чем у иных спасенных — теплое пальто Кэла, которое она высушила и вычистила от соли самостоятельно да пара серег в ушах, которые ей пришлось снять и припрятать в шнуровке корсета, очень уж они не подходили к облику пассажирки третьего класса.
Она сошла на американскую землю нагой, из морской пены. Чем она будет заниматься, где жить — бог весть.
Ах, как легко было воображать, будто знаешь о жизни все или почти все! Однако реальность в виде таможенного инспектора, плотного мужчины с чуть завитыми усиками, застала ее врасплох.
— Мэм, как, говорите, вас зовут?
Почему этот должностной господин, этот нелепый человечек все не уходил? Рассматривал, хмыкая, длиннющие списки... Листал, читал по слогам все фамилии на букву "Д". Уязвленная, Роуз начала сердиться: разве она не имела права на фамилию Джека? Они бы обвенчались в ближайшую субботу в любой церкви, она стала бы миссис Джек Доусон...
В том месте, где должно было быть сердце, зияла дыра. Роуз было даже странно - почему не болит. Она прислушалась, пытаясь поймать сердцебиение.
— Труди!
Голос Молли Браун перекрыл окружающую суету. Она решительно двинулась в сторону Роуз и инспектора, почему-то обращаясь к ней по имени погибшей горничной.
Инспектор взял под козырек.
— Мэм? — Он не ожидал увидеть пассажирку первого класса на Эллис Айленд.
— Добрый вечер, инспектор. Я представляю комитет помощи спасшимся с «Титаника». Не сочтите за грубость мое вмешательство, но я, кажется, вовремя.
Миссис Браун решительно повернула к себе Роуз, приподняв ее подбородок указательным пальцем. Ужасно вульгарный и неожиданный жест. Оторопевшая Роуз не нашла, как возразить.
— Мистер Ригби, — произнесла миссис Браун, глядя Роуз прямо в глаза, — эта девочка — Гертруда Элис Болт, горничная.
— Но она назвалась по-другому...
Молли Браун, все еще удерживая Роуз «на прицеле» прищуренных глаз, ответила:
— Бедняжка, наверное, крепко ударилась головой, когда выплывала. Вы же видите, что никакой Роуз Доусон в вашем списке нет. И, смею уверить, не появится...
Слова деятельной дамы, молва о добрых делах которой опередили прибытие «Карпатии» в Нью-Йорк, имели несомненный вес в глазах инспектора, гораздо больший, чем этой «мисс Доусон».
С видимым облегчением инспектор достал карандаш из нагрудного кармана, помусолил кончик и сделал отметку напротив какой-то фамилии в списке.
— Благодарю вас, мэм, вы оказали неоценимую помощь. — Он оглядел Роуз. — Учитывая ее состояние... Есть ли кто-то, кому мы можем сообщить, что она жива? Поручить заботу о ней?
— Да, несомненно. Спасибо, инспектор. Я знала семью, в которой она работала.
Приподняв над макушкой форменный картуз, инспектор Ригби удалился.
Проводив его внимательным взглядом, миссис Браун вновь обратилась к Роуз. Та, уже полностью осознавая, какую услугу ей оказала Молли Браун, раскрыла было рот, чтобы поблагодарить, но осеклась, увидев мрачное выражение лица собеседницы и спасительницы.
— Вы хоть понимаете, что вы затеяли, юная мисс?
Растерянная и огорченная, Роуз не нашла, что ответить.
— Подумайте, крепко подумайте. Быть может, я позову вашу матушку?.. И мы...
Однако, увидев, как кривится от ярости рот Роуз, как в глазах вскипают слезы, как она готова протестовать, Молли Браун остановилась.
— Послушайте... — Голос ее смягчился. — Послушайте, детка, вы еще не понимаете, перед каким именно выбором вы сейчас находитесь?
— Мэм, — обрела наконец дар речи немного пришедшая в себя Роуз. — Это первый выбор, который я делаю. И, даже если бы он был последним, я вновь бы именно так и поступила.
Ноздри миссис Браун раздувались от негодования, но на губах появилась одобряющая улыбка.
— Как я и говорила. Вы не подарок, Роуз, боже помоги тому, кто встанет на вашем пути.
***
Помогать Роуз, однако, пришлось не богу, а самой Молли и комитету, который она возглавила. Обездоленных за одну ночь насчитывалось более пятисот человек. Вдовы, сироты, безработные, оставшиеся без гроша в кармане... Все или почти все потеряли и близких, ужас одной апрельской ночи навсегда остался в их сердцах. Работы было очень много.
Выяснив, что у Роуз сносный почерк и она неплохо владеет словом, Молли пригласила ее сначала помогать в конторе, которую арендовала под штаб-квартиру комитета помощи спасенным, а потом, когда документы на мисс Гертруду Элис Болт были готовы, помогла устроиться на крайне низкооплачиваемую и весьма разовую работу учетчицей.
Роуз раньше никогда не интересовалась, сколько могли стоить ее чулки — их покупали экономка или та же Труди, или мама заказывала по большому каталогу из универмага. Теперь она выяснила, что пара чулок стоила столько же, сколько она зарабатывала на своем первом месте за неполные три месяца.
Только вот они стали непомерной роскошью: выбирая между углом в пансионате миссис Бердслей со скудным завтраком, который зачастую был единственной за день трапезой, и чулками, Роуз, разумеется, выбирала жилье и еду. К счастью, пользоваться пишущей машинкой она научилась быстро, кроме того, широкий кругозор и четыре года обучения в школе для молодых девушек в Англии не прошли даром. Пришлось учиться не только хорошим, но и плохим манерам: социальный круг, куда угодила Роуз, скорее походил на мельничные жернова, нежели на ярмарочную карусель.
Она была чрезвычайно удивлена, сколько женщин и девушек зарабатывают себе на хлеб — сами. Что эта почти незаметная на улицах толпа в черных или синих нарукавниках и с аккуратными белыми воротничками представляет собой такую впечатляющую общность со свойственной женским коммунам конкуренцией, но и в то же время потрясающей взаимовыручкой. Эти женщины, точно знавшие, чего хотят в жизни, зачастую разбирались в делах лучше мужей и начальников, воспитывали детей в духе уважения к любому труду — мужскому или женскому. Спустя двадцать лет это принесло определенные плоды — когда избирательное право получили все женщины Соединенных Штатов.
Большой город, принявший Роуз весьма равнодушно, проливным дождем и серым небом, поначалу удивлял ее — после пасторалей их английского дома он казался необъятным, населенным, как Вавилонская башня, представителями всех народов и диалектов. Несмотря на некоторую робость, освоилась Роуз довольно быстро, начала живо интересоваться всем, что происходит вокруг нее — и Нью-Йорк оказался к ней вполне благосклонным.
Она много размышляла над тем, почему именно она так легко — как ей казалось, — переживает потерю Джека. Почему не выплакивает глаза по ночам, почему имеет силы жить и смотреть вокруг в удивлении, а иногда и с искренней радостью. В поношенный ковровый саквояж, полученный из все того же источника - комитета помощи спасшимся, — под предлогом починки протершейся подкладки, Роуз вшила небольшой карман, ловко застегивавшийся на бельевой крючок. В этом неказистом маленьком хранилище лежало несметное сокровище — «Сердце океана».
Единственное воспоминание о Джеке.
Она пообещала ему выжить и теперь, наверное, должна была цепляться за любую возможность и… От этих мыслей она каменела. Непролитые слезы душили ее чугунным обручем вокруг груди. Эта рана была смертельной, но она по какой-то странной и страшной инерции продолжала идти вперед.
Шаг за шагом.
Она пообещала.
Ей следует научиться жить — без него. Выжить в этом большом чужом городе. В новой стране. С другим именем.
Роуз пришлось припомнить самые разные навыки, например, перешивать ношеную одежду, которую жертвовали комитету спасения. И даже немного вышивать: из мужской сорочки получились премиленькие рубашки для сирот Кросби, простенькие маргаритки — узор у воротничков — стали первым поводом гордиться у новоиспеченной мисс Болт.
Несмотря на оторванность от семьи, Роуз не ощущала себя совсем одинокой: дамы из комитета помощи, ее коллеги, соседки по пансионату помогали ей словом и делом, понимая, как нелегко крошке, потерявшей все, как за глаза представляла ее миссис Браун. Девицы из пансиона и вовсе взяли ее под опытное крылышко, и вскоре она уже не слишком от них отличалась - ни гардеробом, ни манерами. Даже британский выговор постепенно стерся. Открытые танцевальные площадки, радость летнего Нью-Йорка, сцены в парках, библиотеки с общедоступными лекциями, из которых Роуз полюбила больше всего — естественно, — искусство, посиделки с конфетами, упакованными в красочную бумагу, от какого-нибудь поклонника соседок, дешевые билет на премьеры, и Бродвей-Бродвей-Бродвей…
К Рождеству причин для радости прибавилось: Роуз получила свидетельство об окончании курсов машинисток и ее официальная заработная плата теперь составляла семь долларов пятьдесят центов в неделю. И Роуз, так экономившая на мелочах, угостила почти всех знакомых пансионерок миссис Бердслей пирожными от Уолли, маленькой кондитерской на углу. Это была одна маленькая, едва-едва устойчивая ступень в лестнице к той жизни, которую она обещала Джеку прожить.
Идиллия раскололась, как хрустальный шар, на третий день рождественских каникул, когда Мерл и Валери, ее соседки по пансионату, уехали — одна к семье в соседнее графство, а вторая не пожелала уточнять, но Роуз подозревала, что в этом замешан некий господин средних лет, зачастивший с провожаниями Валери в последнее время. Эта свобода нравов, еще не характерная для буржуазных кругов, все еще несколько обескураживала Роуз.
Молли Браун собственной персоной стояла на пороге — и от сияния, которое излучали меха, серьги, пряжки на накидке, Роуз захотелось зажмуриться. А ведь она сама недавно была такой же…
Подобрав юбки, Молли уселась у маленького, едва тлеющего камина на единственный устойчивый стул и окинула взглядом помещение. Чисто, спартански убого — и ничего более.
— Роуз, дитя мое, — начала она так, что Роуз почувствовала, как обрывается сердце. — Я не смогла прийти сразу, и не хочу ждать до окончания праздников.
Она опустила руку в карман и вытащила оттуда скромный белый конверт без подписей. В нем оказался банковский чек.
— Руфь вчера была у нас в комитете.
Роуз похолодела, уверенная, что миссис Браун пожалела ее мать и теперь ей стоит ждать полицию и саму Руфь — в качестве главного обвинителя, прокурора и палача.
— Нет, Роуз, я ничего ей не сказала, если ты об этом тревожишься. Она была трогательна, в конце концов, не так уж часто она занималась филантропией на моей памяти. Она принесла вот это.
Миссис Браун указала на чек в руках Роуз. Две тысячи долларов. Для ее оставшейся в примерно таком же плачевном положении матери весьма значительная сумма.
— Детка, — голос Молли стал глуше. — Она сказала, что, если бы случилось так, что выжила не она, а ты... То ей было бы приятно знать, что кто-то мог бы помочь тебе.
Роуз подняла на миссис Браун непонимающий взгляд.
— Я думаю, что это принадлежит тебе. Комитет справляется, пожертвования еще идут. А это — возьми себе. Но с одним условием.
***
Роуз пришлось исчезнуть.
Редактировать часть
Примечания:
Композиция: https://youtu.be/RI34rn9A-So