Как именно и о чем говорить с женой, Хокли ни на миг не представлял. Он думал о том, какая сцена ждет его, попробуй он завести речь о том, что его супруга совсем недавно устроила многомиллионные убытки своими играми с огнем.
Однако он, как и всегда, недооценил Юджини и ее здравый подход к делу.
— Добрый вечер.
Она ждала его в гостиной, облаченная в свободный домашний халат из последнего каталога «Мэйси», с книгой на коленях и, кажется, уже все прекрасно знала.
— Ты уже приказала упаковать мои чемоданы? — изогнул бровь Кэледон.
Миссис Хокли поднялась с узкого диванчика, смахивая томик Теккерея прочь. В ее глазах играли отчаянные искорки, колкий темный взгляд внимательно изучал малейшие изменения в лице Кэла.
— Это совершенно ни к чему, дорогой, только если ты сам не решишь съехать.
Она выжидательно вскинула подбородок. Кэледон сохранял молчание.
— Итак, дорогой, кто она?
Значит, Юджини была не настолько в курсе дел, как пыталась показать. Кэл, в мгновение ока уяснивший, что может быть спокоен за подобие семейной жизни, скрестил руки на груди.
— Ты об этом не узнаешь.
Кажется, это изрядно огорчило миссис Хокли.
— Жаль. Кажется, тот портрет был ценностью для тебя.
Кэледон вздрогнул. Отстраненный, тихий голос супруги бил его наотмашь, звонкими оплеухами. Лицо его горело, но ледяная дрожь прошла по спине снизу вверх, и он приготовился к схватке.
До этого момента он даже не представлял себе, насколько ему противна эта женщина: маленькая, злонамеренная, хитрая и корыстная. Ради каприза уничтожившая дом, в котором жила, и чудом не покалечившая и не погубившая никого при этом.
Любуясь тщательно отполированными светло-розовыми ногтями, Юджини прищурилась, смерив мужа нарочито сожалеющим взглядом. От этого всепрощения ему и стало не по себе — Юджини на правах всесильной супруги может позволить ему «маленькие слабости».
Не слишком отдавая себе отчет в том, что делает, он отступил от нее, еще не придумав, как будет поступать дальше. Мысль о разводе, промелькнувшая по краю сознания, заставила его почувствовать себя свободным. Ощущение это, хоть и было мимолетным, пьянило, как хороший виски, и Кэл задрожал, чувствуя, насколько он близок к разрыву.
— Послушай, дорогой… — От звука ее голоса Кэл вернулся в реальность. Юджини не успела продолжить: в тот же самый момент жирный плевок со всей вложенной ненавистью лег на подол умопомрачительно дорогого шелкового домашнего одеяния миссис Хокли.
— За то, — сообщил взбешенный Кэл с расстановкой, — чтобы взглянуть на него еще раз, всего один раз… я охотно бы отдал все ночи с тобой.
Окаменев от возмущения, она смотрела на темное, безобразное, похожее на паука пятно, расползающееся по ткани. Тишина стала осязаемой настолько, что было слышно потрескивание дров в камине в столовой — Юджини предположила, что генеральное сражение произойдет за ужином.
Она не удержалась. Некрасиво кривя рот, всхлипывая и размазывая дорогую краску с век, Юджини разрыдалась. Кэлу вдруг стало совершенно все равно — и это новое ощущение тоже неприятно поразило его.
Развернувшись на каблуках, он исчез в темноте прихожей.
Хлопнула входная дверь.
Юджини, все еще вне себя от злости, от того, что не удержалась от слез, запустила вслед домашнюю туфельку, но попала в новое, только что заказанное зеркало в эмали с цветной вытравкой.
Густой узор трещин паутиной покрыл отражение.
***
Роуз просыпается от вязкого кошмара — затопляющей каюту забортной воды и в первые минуты не понимает, отчего нет света. Иллюминаторы закрыты плотно, а за ними — вода? Толща воды на многие мили вверх?..
В панике она распахивает иллюминатор, собираясь покончить с этим скорей, и в лицо ей плещет ледяной ноябрьский ветер, соленый морской воздух.
Корабль идет вперед, невзирая на волны. Олимпийски-спокойный, практически незыблемый.
Роуз, раздосадованная глупыми выходками сознания, садится к маленькому письменному столу — ей нужно сообщить о своем приезде миссис Мэйфлауэр. И рассчитать ее, да-да. Она больше не может позволить себе экономку.
Быстро набрасывает текст. Поутру она попросит стюарда передать его в рубку, чтобы радисты отправили сообщение на берег.
***
Юджини знала, что ей нужно было просто запастись терпением. Она неплохо разбиралась в людях и, если задавалась целью, обычно добивалась своего. Быть может, с некоторой помощью папаши Нила, пригрозившего, что остановит финансирование двух новых производств Хокли.
После нескольких коротких, но обстоятельных бесед с зятем старик несколько поумерил пыл, но продолжил настаивать на мирном разрешении спора, мол, что эта молодежь понимает, в семейной жизни чего только не бывает… В качестве жеста примирения Кэл пообещал подумать о продолжении брака и неразглашении некоторых деликатных сведений, касающихся пожара в особняке на Гринфилд авеню.
Кэледон Хокли покинул Питтсбург на неопределенный срок — формально в его планы входила инспекция некоторых предприятий; в том числе была и поездка на юг, к поставщикам сырья для его фабрик. Жизнь стремительно дешевела и ускорялась. Молодая Америка застраивалась небоскребами, разбуженно гудел Средний Запад, закипало новой энергией тихоокеанское побережье. Больше первоклассной стали, больше машин, больше, больше, больше.
Дороги расширялись и строились новые. Первые круглосуточные бензиновые станции открывались на границах штатов — и их владельцы быстро преуспевали.
Этот новый ритм нужно было только почувствовать, вдохнуть и не останавливаться, пока джаз-бэнд не смолкнет на рассвете. Новая жизнь была искристой, яркой, жадной и совсем юной — потому что старое миновало.
Два больших корабля, два потопленных ковчега знаменовали смену эпох: «непотопляемый» «Титаник» и обреченная «Лузитания». Если первый показал смехотворность попыток людей выглядеть богами, купить за несказанно большие деньги роскошь, комфорт и безопасность, то второй был символом ужасающего предательства, окончательно и бесповоротно принесшим войну в США.
«Подводная война», развернутая у побережья Европы, тоже требовала тонн листовой стали, механизмов, кованых и скобяных изделий — постройка и ремонт судов были прибыльным делом. И Кэледон с пристрастием и горячностью включался в сделки, перехватывал контракты и старался наладить поставки. Нужно было думать и о перспективах, уставшая Европа не могла воевать вечно.
Юджини и Кэледон встретились у директора престижной школы для мальчиков в Филадельфии; Джорджи, отвыкший от присутствия отца, жался к материнской юбке и прятал лицо, когда Кэл захотел обнять его. Но Юджини подтолкнула сына:
— Поздоровайся, Джордж.
Мальчик смущенно шагнул вперед и пожал протянутую Кэлом руку. Обниматься он решительно отказался. Он был уже взрослым и вот-вот должен был пойти в школу - а это значило, что и от матери он будет далеко.
Юджини улыбнулась — про себя. Она уже знала, что проигранный бой не был поражением в войне. Быть может, придет момент, и…
Через пару лет они вновь съехались, потому что на свет появились Уилмот и, спустя еще год, дочь Фрэнсис.
Нэтэниэл не дожил до рождения внучки ровно два месяца, и Кэледон стал единственным владельцем громадной сталелитейной и железнодорожной империи.
Окончание большой войны в Европе знаменовало и сокращение военных заказов. К счастью, «Хокли и сыновьям» удалось быстро перепрофилировать производство, вновь ориентируясь на развитие сети железных дорог. Народ валом повалил с восточного побережья заселять малоосвоенные земли, квалифицированные рабочие ценились, ветеранов брали на работу по всем срединным штатам.
Несмотря на то, что конвейеры Форда работали днями и ночами без перерывов, автомобилей все равно не хватало: и железнодорожные сети насыщали товарами и людьми новые и новые пункты на географических картах. К тому же прошло больше пятидесяти лет на многих участках, и их требовалось где-то починить, а где-то — поменять полностью.
После того, как семейные разлады в семействе Хокли были забыты, они стали образцовой семьей, по крайней мере, фасад был безупречен. Юджини меняла обстановку в доме к каждому рождеству, обрекая супруга на горестные вздохи. Тем не менее, они процветали и не собирались останавливаться на достигнутом.
Кэл пропадал из дому намного реже, хотя по-прежнему предпринимал длительные поездки. Но иногда брал с собой Юджини, а, с некоторых пор, и подросшего Джорджи, если поездка совпадала с каникулами в школе.
Одним из самых перспективных новых партнеров Кэледона стал некий Уильям Шарп из Хьюстона, совсем недавно возвратившийся из Европы, увы — со страшной травмой, не позволявшей ему ходить самостоятельно. До войны семья Шарпа владела самыми большими приисками в окрестностях округа Ранкин в Техасе, и совсем недавно там были разведаны новые залежи.
Несмотря на то, что Уильям Шарп не мог передвигаться на своих ногах, он присутствовал почти повсеместно, то и дело переезжая на специально оборудованном автомобиле без переднего пассажирского сидения, был крайне деятельным, не терял чувства юмора несмотря на страшное увечье.
Кроме него возглавить семейное дело было некому, так как сестры, много старше его, уже были замужем, и у старшей даже были внуки. На его плечи легло управление империей ничуть не меньше, чем вотчина Хокли.
Главным помощником в трудах была некая мисс Болт, проживавшая с Уиллом Шарпом в одном доме на положении медицинской сестры — она ухаживала за ним, и ходили легенды, что он, выкупив ее из немецкого плена, привез с собой из Европы. Разумеется, положение этой дамы было весьма сомнительным, коль скоро ни в браке ни во вдовстве она не была замечена, то молва приписала им с Уиллом романтические отношения.
Саму мисс Болт, кажется, никакие слухи о своей персоне не смущали, она не стремилась попасть в светское общество, как и Уилл, чувствовавший себя ущербным в силу неспособности, например, скакать верхом или танцевать на светских мероприятиях. В конце концов он вряд ли способен был стать мужем кому-либо из хьюстонских барышень, точнее, мужем по бумагам бы мог, а вот на деле… Поэтому консервативный высший свет Хьюстона смирился с присутствием мисс Болт и стал воспринимать ее в качестве если не законной жены, то верной спутницы мистера Шарпа.
Кэледон узнал бы Роуз из миллиона похожих девушек. Она преследовала его в снах и наяву, когда он — помимо воли, — реагировал на похожих женщин. На звуки голоса или смех. Узнал бы ее в кающихся Магдалинах и парадных портретах, написанную маслом, углем, сиеной или чернилами на краях чеков, ее глаза, походку, волосы, этот смелый до отчаяния взгляд.
Он, разумеется, и узнал.
На празднике по случаю помолвки мистера Шарпа и его избранницы, мисс Болт.