В первый раз она разбудила его, включив ночник и потрепав по голове. Мальчик неохотно повернулся, но когда разглядел ее лицо, ухмыляющееся из полумрака, тут же с криком вскочил. Не лучшая идея – он как-то забыл о торчащей в руке игле, которая тут же дала о себе знать колющей болью. Да и всему телу не понравилась резкая встряска. Тут же закружилась голова, черные точки замелькали перед глазами. Со стоном Грегори упал на подушку. Ванни нависла над ним с фирменной улыбкой.
– Доброе утро, зайчонок! ...сейчас пять часов дня, но какая разница, правда? Время — это иллюзия! Я принесла тебе поесть.
Она села на край раскладушки и поставила ему на ноги небольшой поднос с завтраком – овсянкой, булочкой и коробочкой сока. Мальчик неуверенно пробежал глазами по полутемной комнате. Ванни улыбалась, словно заботливая мамочка, которая пришла будить сына в школу. Стоящая перед ним тарелка приятно пахла молоком и медом.
Все это выглядело лихорадочным порождением его побитой головы. Наверное, так оно и было. Потому что никак иначе нельзя объяснить эту подозрительно невинную сцену.
– Ну ладно. И в чем подвох? – хрипло пробормотал он и закашлялся. Пыль неприятно царапала сухую трахею.
Девушка недоуменно склонила голову.
– Подвох? Ты о чем, малыш?
– Ага, ты просто принесла мне поесть по доброте душевной, – мальчик фыркнул. – Я так и поверил. Ну так что там? Яд? Наверняка яд.
Ванни драматично выдохнула.
– Яд?! Ты что! – она положила руку на сердце, как будто ее только что смертельно оскорбили. – По-твоему я похожа на какую-то домохозяйку, которая травит своих папиков ради наследства? Я профессионалка! Если я хочу кого-то убить, я делаю это изящно и своими руками! А не с помощью какой-то дешевой отравы. У меня есть стандарты!
– Это не ответ.
– Я хочу сказать, что если бы хотела тебе навредить, то занялась бы этим вчера, – пояснила она и придвинула поднос ближе. – Так что не волнуйся и кушай. Хочешь, расскажу про мои любимые способы убийства?
– ...не разговаривай со мной, пожалуйста.
Это ее, конечно, не остановило, и Ванни продолжила весело щебетать о своем. Мальчик с сомнением смотрел на еду, пытаясь игнорировать ее болтовню (на первом месте потрошение, конечно же; за ним кровопускание и расчленение). Он не помнил, когда в его желудке было хоть что-то; и даже без аппетита знал, что должен поесть. Еда – это энергия, залог выживания. Чтобы выбраться из этой передряги, ему нужны все силы.
Подвинув к себе тарелку, мальчик попробовал кашу, не зная, что с ним произойдет, если он действительно решит это съесть. Овсянка, хоть и простая, оказалась очень вкусной – возможно, потому, что он давно не ел горячей домашней еды. Сомнения, впрочем, продолжали беспокоить. Ванни права – желай она убить, порезала бы его вчера. Но это лишь делало происходящее еще более странным.
Закончив, он отложил ложку и перебил раздражающий монолог Ванни:
– И все же, почему?
– Что почему? – девушка лениво развалилась на краю раскладушки.
– Хватит уже дурачиться, ты знаешь, о чем я, – раздраженно прошипел Грегори. Она закатила глаза.
– Ох, дети! Все спрашивают, все хотят знать, и ради чего? Разве нельзя просто принять то, что есть, и наслаждаться этим?
– Ты похитила меня, покалечила и заперла в сраном подвале.
– В злодейском логове! И вообще, это не похищение, если ребенок никому не принадлежит, правда?
– Ни разу.
– Это как скоростное усыновление!
– С ума сошла?!
Кажется, у него задергался глаз. Ванни игралась с ним, как с маленьким ребенком! Девушка снова поднялась, непринужденно хихикая и болтая ногами.
– Разве это не то, чего хотят все сиротки на свете? Тебе ведь повезло. Тебе тепло, сухо... и ты живешь! – она резко придвинулась к нему, с широкой хищной ухмылкой на лице. – Ну скажи, разве не здорово?
Она попыталась потрепать его за волосы, но Грегори ударил ее по руке.
– Не трогай меня!
Звучный хлопок разнесся эхом в наступившей тишине. Ванни в шоке застыла с вытянутой ладонью и наклеенной улыбкой. Вдруг ее пальцы с силой сомкнулись на его запястье, короткие крашенные ногти впились в кожу.
Из-за вспышки гнева Грегори как-то позабыл, что эта женщина, которая секунду назад дурачилась как ребенок, смертельно опасна.
– Это было очень грубо с твоей стороны, – процедила она сквозь зубы. Улыбка не сходила с ее лица, но в глазах ясно читалась сдерживаемая ярость. – Думаю, тебе стоит извиниться!
Мальчик сглотнул.
– П-прости, я... я с-случайно, – он ненавидел извиняться перед взрослыми за то, что считал правильным. Но сейчас перед ним была не грубая прохожая или работница соцслужб, а раздраженная серийная убийца. Страх оказался сильнее гордости.
– Ничего страшного! Просто никогда так больше не делай, или я отрежу твои маленькие гадкие пальцы, – она почти прошипела ему на ухо и наконец-то разжала хватку. Грегори тут же выдернул руку и прижал к себе. Запястье неприятно саднило, там наверняка будет синяк.
Как ни в чем не бывало девушка лучезарно улыбнулась и продолжила:
– Ладно, мне скоро на работу! Кто-то же должен замести твой бардак. А ты должен отдыхать, восстанавливать объем крови. Я приду как освобожусь! – она весело подмигнула, забрала поднос и ушла, заперев за собой дверь.
С облегчением выдохнув, мальчик упал на подушку. Ускорившееся сердце металось под ребрами, и он закрыл глаза, сосредоточился на дыхании, чтобы успокоить его. Он привык ко взрослым с переменчивым характером, ласковых в одну минуту, и безразличных – в другую. Но Ванни, кажется, была еще быстрее, перепрыгивая от веселья к кровожадности со скоростью мысли.
Глубоко вдохнув и выдохнув, Грегори наконец расслабился. Затем раздраженно ударил себя по лбу. Вот дурак! Чуть сам себя не угробил. То, что Ванни ведет себя глупо и раздражающе (в общем, как и всегда), не значит, что ему стоит лезть на рожон. Каким-то чудом он еще жив, и меньшее, что сейчас нужно, – это испытывать удачу и провоцировать убийцу.
По привычке он потянулся к запястью, потер его. Пальцы искали знакомый ремешок часов и маленький экран, но ничего, конечно, не нащупали. Он знал это, с самого начала знал – Ванни не настолько глупа, чтобы оставлять своему пленнику работающее средство связи. Если уж она решила оставить его в живых, то не для того, чтобы создавать себе лишние неприятности.
Молча смотря в потолок и потягивая сок из трубочки, Грегори продолжал ломать голову над вопросом, который не давал ему покоя – почему?
Искать смысл в поступках явно сумасшедшей женщины было, наверное, глупо, но он все равно пытался. Она вскользь упомянула про какие-то большие планы. В чем они заключались, мальчик не мог представить – вероятный список включал множество вариантов, один хуже другого. Так или иначе, Грегори сомневался в искренности ее заботы. Что бы ни планировала эта женщина, ничем хорошим оно не закончится, особенно для него. Нужно бежать, спасаться, пока не поздно.
Отбросив одеяло, он сел на край раскладушки, вытянул ноги. Правая лодыжка, крепко перебинтованная, неприятно пульсировала, над пяткой засохло кровавое пятно. Даже под повязкой видно, что рана распухла. Ступня ощущалась онемевшей, и он с трудом мог пошевелить пальцами на ней.
Это определенно было плохой идеей, но Грегори все равно попытался встать на ноги. Как только его перебинтованная ступня коснулась пола, все тело молнией пронзила резкая боль, как будто он наступил прямо в капкан. Жалобно скуля, он упал обратно и свернулся на матрасе.
У его маленького тщедушного телосложения имелся один плюс – скорость. Быстрые ноги могли спасти от чего угодно – соцработников, полицейских, злых продавцов, застукавших его за кражей, бандитов из переулков, охранников, огромных агрессивных аниматроников... Внезапно лишившись своего единственного преимущества, мальчик чувствовал себя беспомощным. Куда там спасаться, если он не может не то что бежать, даже ходить! От обиды и бессилия в глазах защипали слезы, но он упрямо смахнул их. Нашел время ныть, сопляк! Он еще жив и сдаваться не собирается. Но чтобы совершить хотя бы попытку побега, ему придется подождать, пока рана не затянется.
Ворочаясь, вечно дергая трубку капельницы, мальчик пытался заснуть, несмотря на беспокойные мысли, роем жужжащие в голове. Он вспомнил сказку про Гензеля и Гретель, которую читал еще в младшей школе. Дети, брошенные родителями, яркий и манящий пряничный домик, оказавшийся ловушкой, злобная ведьма, запершая их в подземелье, чтобы убить и съесть. До абсурдного похоже на ситуацию, в которую он вляпался. От пришедшей внезапно мысли скрутило желудок.
...ох, Господи, эта жуткая женщина ведь не людоедка? Может, поэтому она принесла еду – поняла, что у него одни кости под кожей, и специально решила откормить. Он не мог сказать наверняка, и оттого занервничал еще сильнее.
Застонав, он перекатился на бок, накрылся с головой и уткнулся лицом в подушку. Руку с иглой пришлось вытянуть, она бессильно свешивалась с кровати. Лежать так не особо удобно, но Грегори было все равно. Он просто хотел закрыться от всего. Не видеть этой убогой комнатушки с потекшими стенами и ржавым потолком. Не чувствовать колючей боли, ползущей по всему телу. Подавить навязчивые тревожные мысли, от которых становилось лишь хуже, страшнее.
К сожалению, тонкое одеяло не избавило от жестокой реальности, и легче не стало, – сколько бы он ни ворочался, пытаясь уснуть. Постоянно путающаяся под рукой капельница стала раздражать, и он упрямо решил оторвать ее от себя. Сначала хотел достать иголку, но не рискнул – предупреждение Ванни еще сохранилось в голове. Вместо этого мальчик действовал нестандартно – перекусил силиконовую трубку зубами. Последствия настигли его через полчаса, когда находящееся в капельнице обезболивающее перестало действовать. И, чтобы сделать ситуацию максимально ужасной, Ванни вернулась. Ее можно было услышать издалека по звонким шагам вприпрыжку.
– Приве-ет, малыш! Угадай, у кого выпала свободная минутка? Как ты себя чувствуешь?
Он только сильнее завернулся в одеяло.
– Ты порвал катетер! Ох, я должна была догадаться, что ты это сделаешь, упрямый зайчонок! В следующий раз достану для тебя ветеринарный конус, хе-хе.
В ответ мальчик угрюмо прорычал, что скорее умрет, чем будет терпеть подобное унижение. Но спорить не стал и покорно вытянул руку с еще болтающимся катетером. Ванни сменила трубку, наполнила капельницу и снова вставила иглу, так быстро, что мальчик едва успел вскрикнуть от боли.
– Ну вот и все! Только больше так не делай, иначе мне придется привязать тебя к кровати! – девушка захихикала. Мальчик злобно зыркнул на нее из-под одеяла, но не ответил.
Она снова села на край раскладушки и осторожно, почти ласково спросила:
– Мне придется уйти. Принести тебе что-нибудь?
Зарывшийся под покрывало Грегори угрюмо молчал.
– Знаешь, меня не будет почти шесть часов. Ты наверняка заскучаешь...
Не получив ответа, она вздохнула, поднялась и направилась к двери, но остановилась, услышав слабый с хрипотцой голос:
– Бумагу, – затем, все так же нерешительно, он добавил: – И карандаши.
Мальчик не рассчитывал, что женщина выполнит его просьбу – зачем это ей? – и даже не стал смотреть, когда она снова вошла в комнату и положила что-то на пол рядом с его раскладушкой. Он ненавидел ее притворную заботу; и все равно обрадовался, когда увидел чистый альбом и коробку с цветными карандашами. Грегори подтянул поближе ночник и положил скетчбук себе на колени.
Чтобы сбежать, придется ждать, терпеть и слушаться. Но по крайней мере теперь ожидание будет не настолько мучительным.
***
Следующие несколько дней? недель? лет? казались долгим лихорадочным сном. Так далеко от солнечного света нельзя узнать, сколько времени сейчас, и сколько прошло.
После этого Ванни приходила к нему регулярно. Приносила еду и одежду, убирала за ним ночные горшки, меняла постельное белье, давала лекарства и много, очень много болтала. Редкие язвительные комментарии или простое молчание никак не волновали. Девушке отчаянно нужен был слушатель, и Грегори подозревал, что у нее нет друзей для этого.
Впрочем, грех жаловаться на условия. Если не считать, ну, Ванни, его положение было не таким уж и ужасным. Есть мягкая кровать и крыша над головой, горячая еда три раза в день, альбом для рисования и книги для чтения. Кроме того, девушка всегда оставляла ему маленькие подарки – сладости, закуски, плюшевые игрушки. Как будто пыталась его задобрить, подружиться. Да и вела себя непривычно дружелюбно – по крайней мере, до тех пор, пока он беспрекословно ей подчинялся.
Наверное, это должно было утешить его. Он ведь мечтал о чем-то подобном. Но все, что чувствовал Грегори – тревогу и растущее напряжение.
Один раз она завела его в душевую. Сначала мальчик отнесся к этому с недовольством, его подозрения усилили спрятанный внутри страх. Но девушка оставила ему банные принадлежности и табуретку, сказала звать, когда закончит, и просто ушла. Слава богу, подумал Грегори.
Он решил не спешить и долго сидел в старой душевой, отмокая под струями теплой воды. Было приятно не только наконец помыться, но и побыть наедине с собой. То, что эта полоумная женщина-фурри не заинтересована в нем сексуально, стало огромным облегчением. Он бывал в разных домах и семьях, видел, как отчим лапает приемную дочь, а социальный работник зажимает в углу подчиненных, и все понимал. Грегори не питал иллюзий насчет своего положения: он беспомощен. Если бы его похитительница хотела этого, то сделала бы – что ее останавливает? Тем более, что Ванни явно не уважала его личное пространство.
Но нет, она держала его по другой причине. Но какой, ему так и не удалось понять.
Хотя главный вопрос висел в воздухе, он выяснял все больше о своей похитительнице, иногда помимо воли. Например, она пользовалась большим количеством косметики – настолько большим, что Грегори попросту не узнал ее, когда Ванни зашла к нему без макияжа. Она постоянно сидела в соцсетях, как ни странно, и показывала ему свои посты и сторис (не то чтобы ему было интересно, но выбора никто не давал). Увлекалась шитьем и видеоиграми, любила украшения и модные штучки, читала детективы, и конечно, обожала кроликов. Все это было так... нормально. Обыденно. Будь он в другой ситуации, наверное, не догадался бы, что эта энергичная, улыбчивая девушка на деле серийная убийца.
Впрочем, у нее были и другие секреты.
Когда Ванни в первый раз меняла бинты на его ноге, то раздраженно покачала головой и сказала, что швы разошлись и их придется заменить, ведь «кто-то слишком много ерзал». Рана выглядела отвратительно. Вся лодыжка представляла собой массу раздутой воспаленной плоти, в центре которой зиял глубокий порез с кривыми краями. Несмотря на все лекарства, она саднила и взрывалась болью всякий раз, когда мальчик ее задевал. Женщина вернулась, неся с собой какие-то медицинские инструменты.
– Больше не будешь пинаться? То-то же, – ухмыльнулась она, делая укол обезболивающего. А смысл, подумал Грегори. Как будто он может убежать.
Осторожно обработав края, Ванни стала зашивать рану с помощью пинцета и странной, изогнутой как буква С иглой. Все равно больно. Но женщина действовала аккуратно и быстро. Мальчик смотрел, как игла легко кружится, тонкая нить скользит между его кожей и ее пальцами. Несмотря на брезгливость, он был заинтриговал ее мастерством.
– У тебя так хорошо получается, – сказал он, когда Ванни закончила швы и стала перевязывать рану. – Ты что, врач?
– Была хирургом когда-то, – она слабо улыбнулась.
Мальчик нахмурился.
– Хирургом? Серьезно? Тогда какого черта ты гоняешь воришек в торговом центре за мизерную зарплату?
– Забрали лицензию. Пришлось сменить профессию из-за одного… инцидента, – девушка пожала плечами. – Да я и не расстроилась. Достали эти вечные претензии, мол, «нельзя растрачивать больничные медикаменты», «нельзя использовать непроверенные методики», «нельзя ставить опыты на пациентах, это нарушение трудовой этики!». Кучка лицемеров. Как будто их запреты меня остановят.
Ванни раздраженно фыркнула. Грегори застыл. В желудок как будто провалилась льдина.
– Ты ставила опыты… на людях? – выдохнул он через пересохшее горло.
На секунду в воздухе повисла тишина.
– …что-то я заболталась, – девушка резко встала. Она улыбнулась, еще фальшивее, чем обычно. – Все это давно осталось в прошлом. Не забивай головушку всякой ерундой, ладно?
Она ушла быстро, но слова остались. Они крутились в его мозгу еще долго, порождая новые теории и страхи.
…как-то ночью он проснулся от крика. В общем-то привычное дело, люди постоянно кричали на него, когда Грегори ложился спать где-нибудь под лестницей или на скамейке. Как будто его присутствие – это самая большая угроза для общества, мимо которой «ответственные взрослые» ну никак не могли пройти.
Продрав глаза, он уставился на ночник и вспомнил, где находится. Крик повторился снова, и мальчик понял, что не так. Кричали не на него. Звук приглушили стены, но был он настолько пронзительным, что проникал глубоко через двери и бетон. Это не крик раздражения, оскорбления или гнева. Он был полон ужаса.
Мальчик съежился под покрывалом и зарылся поглубже в подушку. В глубокой тишине своей комнаты он мог различить и другие звуки, глухие и слабые. Стук по железу, скрежет и стоны, которые резко набирали громкость, потом снова затихали. Перед глазами возник образ знакомой маленькой комнаты с железным столом посередине. Над головой, покачиваясь, висела одинокая желтая лампа. В запястьях саднила призрачная боль от ремней, которые больно натерли кожу, когда он пытался вывернуться.
Рядом, как голодная хищница, бродила она. Быстро затянула светлые волосы в небрежный хвост, взяла с полки макетный нож, так похожий на настоящий скальпель. Покрутила, погладила рукой в чистой хирургической перчатке. Затем повернулась к нему с довольной улыбкой и горящими от предвкушения глазами.
Их первая встреча прошла, кажется, так давно, но каждый ее момент сохранился в памяти так ярко.
Проводя время за едой и болтовней, легко было забыть о правде. Он старался не думать о ней, как будто он оказался в очередном групповом доме, а Ванни просто очередная воспитательница, которая делает свою работу. Но реальность никуда не ушла; и сейчас грубо напомнила ему, кто эта женщина на самом деле. Даже закрыв уши подушкой, Грегори слышал за стеной крики. Они то поднимались болезненным воем, то переходили в жалобный плач. Обычно он мог легко заснуть под любой шум, хоть скрежет колес, хоть грохот ремонта. Сейчас, беспокойно ворочаясь под одеялом, он так и не сомкнул глаз.
В конце концов крик захрипел, захлебнулся и затих. Он думал, что почувствует себя лучше.
Легче не стало.
***
Когда его рана несколько затянулась и перестала постоянно болеть, Ванни приготовила еще один сюрприз.
Он сразу понял – что-то не так. Во-первых, девушка ворвалась к нему в комнату, настолько взволнованная, что едва не уронила поднос с завтраком. Во-вторых, она выглядела так, будто собралась на свидание в парк – вместо привычной рабочей формы на ней было лиловое платье, легкий кардиган, балетки и пышный синий бант из атласной ленты на шее. Грегори сразу узнал этот бант – он видел его на жутком кроличьем костюме, в котором Ванни выслеживала и убивала.
Она почти дрожала, чем-то взбудораженная, сидела на раскладушке и беспокойно болтала ногами, пока он ел. Некоторое время мальчик наблюдал за ее нетерпеливым ерзаньем, пока наконец не решился спросить:
– И что ты задумала на этот раз? Наконец-то решила меня прикончить?
– Ой, перестань! – женщина закатила глаза. – Не нужно быть таким негативным все время. Хорошие вещи тоже случаются!
– Это значит «да» или «нет»?
– Это значит «просто расслабься, и что будет, то будет»!
Грегори вздохнул. Пускай она и права, он все равно не перестанет ворчать. Выбора у него нет, зато возмущения достаточно.
С трудом дождавшись, когда мальчик закончит завтракать (он специально тянул время), девушка выхватила поднос и умчалась, даже не закрыв за собой дверь. Ну да, чего ей бояться? Грегори с обреченностью смотрел в открытый проем.
Каково же было его удивление, когда через пару минут Ванни вернулась, таща за собой... инвалидную коляску?
– Только посмотри, что я наконец-то смогла достать! Я покажу тебе свое чудесное логово. А потом ты сможешь сам отправится куда захочешь! В пределах разумного, конечно.
Наверное, шок на его лице был слишком очевидным, потому что девушка добавила:
– Да ладно тебе! Ты же не думал, что я буду вечно держать тебя в этой тухлой комнатушке, правда?
Грегори открыл рот, чтобы ответить, ведь да, стремные похитители детей обычно так и поступают, но вовремя одумался. Вообще-то ему действительно не терпелось выйти отсюда. Его единственная прогулка закончилась в соседней душевой, так что рассмотреть все остальное не было возможности.
Она помогла ему забраться в кресло, чтобы не тревожить больную ногу, и наконец-то вывела наружу.
Кроличье логово расположилось в пустующих технических помещениях глубоко под землей – как он и предполагал. Как пояснила Ванни, раньше здесь находился комплекс по очистке сточных вод, но его давно закрыли и забросили. Выглядит соответствующе – переплетения узких бетонных коридоров, пропахших сыростью, рыжая плитка на полу, желтые лампы, которых едва хватает, чтобы не утонуть в подземной мгле. По крайней мере отопление работает, заметила Ванни.
Рядом с комнатой отдыха – комнатой Грегори – находились раздевалка, душевая и туалет. Дальше по коридору расположились несколько пустующих кабинетов, кладовая и то, что девушка тактично назвала «Операционной». Мальчик не стал уточнять – он и так понял, что это.
В конце его встретили две запертые двери. Одна, небольшая и непримечательная, вела в очередной кабинет, который служил спальней Ванни. Другая, тяжелая и раздвижная, открывалась ключ-картой и вела к грузовому лифту на поверхность. Грегори недовольно прикусил губы, увидев электронный замок. Что же, будет над чем поломать голову.
Впрочем, настоящий сюрприз ждал его после.
Развернувшись, девушка покатила в другую половину комплекса. Выглядела она куда хуже основной. Большую ее часть составляли технические помещения, заполненные неработающей техникой, старыми механизмами и генераторами. Она утыкалась в тупик – кусок потолка обвалился, поглотив под собой остаток коридора. Но сбоку виднелся очищенный от мусора проход через обрушенную стену, за которым пролегал скользкий туннель.
Ванни не без труда протащила коляску через него, обещая показать нечто потрясающее. Грегори хотел спросить, что потрясающего может быть в вонючей канализации; но тут туннель расширился, приведя их в величественный подземный зал. Перед ним раскинулась просторная, залитая водой пещера. Ее потолка не было видно за широкими люстрами сталактитов, между которыми срывался небольшой водопад. Подземный поток в окружении зубов-сталагмитов змеился через карстовые каскады и уходил дальше, в недра земли. Единственным источником света были россыпи биолюминесцентных грибов, которые окружали пещеру и придавали белесым камням мистический зеленоватый блеск.
Тут было холодно, мальчик быстро продрог, но едва обратил на это внимание. Волшебная картина зачаровывала – ни разу в жизни он не видел подобного. Его уже распирало от желания перенести увиденное на бумагу. Прервала немое восхищение Ванни, потрепавшая его по плечу и указавшая куда-то вглубь пещеры.
– Видишь, здесь есть тропа. Она ведет на другую сторону, – если приглядеться, то за водопадом действительно можно увидеть широкую пасть еще одной пещеры. – Но лучше не ходи туда, ладно? Если, конечно, ты не хочешь умереть ужасной смертью.
Мальчик закатил глаза. Эта женщина так обожает выражаться жуткими туманными предупреждениями. Нет бы просто «Сунешь туда свой нос, и я тебе башку оторву», как говорил его дядя. Грубо, зато коротко и ясно.
Перед тем как отправить его обратно в комнату, Ванни вытащила что-то из кармана.
– Погоди секунду, у меня есть еще один подарок для тебя!
Она растянула в руках широкую синюю ленту. Похожая красовалась на ней, только более светлого оттенка. Девушка погладила его по щеке, и Грегори приложил усилия, чтобы не одернуться. Он стиснул зубы, но позволил Ванни завязать на его шее бант.
– Вот так! Теперь мы похожи! – она сложила ладони и с умилением рассматривала свою работу. Мальчик недовольно подергал ленту. Не то чтобы она давила или сильно мешала, но…
…выглядит как ошейник.
– Мне правда нужно это носить?
– Да, пожалуйста, – процедила с усилием девушка. – Ты ведь не хочешь меня расстроить?
Грегори поежился. Нет, определенно не хочет.
– Всегда? И даже спать с ней? И в душ ходить?
– Во время сна и душа можешь снять, – она потрепала его по волосам. – А теперь улыбнись-ка!
Мальчик не успел опомниться, когда Ванни опустилась к нему и подняла смартфон. Щелкнула вспышка. Кажется, он зажмурился.
– Какие мы с тобой очаровашки! – девушка с улыбкой рассмотрела фото. – Видишь, я знала, что мы сработаемся. Продолжай быть таким же лапочкой, и все будет прекрасно!
…некоторое время Грегори провел в своей комнате, делая спонтанные наброски. Мыслей в голове было так много, но ни одна из них не могла оформиться во что-то конкретное; поэтому он просто рисовал первое, что приходило в голову. Лист бумаги перед ним уже был испещрен смазанными линиями, схемами замков и зарисовками грибов. Когда и это наконец надоело, он отбросил карандаш и откинулся на спинку кресла. Снова потер шею под атласной лентой. Невесомый бант как будто обжигал кожу.
Кажется, он начинал догадываться, зачем Ванни оставила его в живых. И эта догадка ему не очень-то нравилась.