До Мирайи доносились голоса. Он лежал на тонком матрасе, брошенном прямо на пол, и ощущал жёсткость цемента под собой каждой костью. Где-то в тёмном пространстве над ним стучали чужие шаги, раздавался смех и тихий говор. По ночам звуки становились особенно чёткими. Хлопающие двери, злобные крики, споры и пьяная брань — всё это пустяки, но вот другие звуки грозили свести его с ума. Ритмичный скрип койки наверху, гортанные вскрики, скотские звуки насилия и похоти. Плач. Слушая отдалённые всхлипывания, Мирайя тоже невольно начинал плакать, так тихо, как только мог, вжимаясь мокрым лицом в голый матрас. Плывущие по воздуху звуки дрожащих рыданий, отчаяние, безысходность, резонирующие с его собственными чувствами, терзающая его физическая боль — всё это переполняло его и изливалось наружу новыми слезами. Выплакавшись, он долго лежал на спине, шмыгая забитым носом и тяжело дыша, пока не засыпал. 

Его сны были полны запахов — гнилостные ароматы разложения, едкая вонь дезинфекции, сперма и пот, сладковатый душок протухшего мяса, от которого к горлу подкатывает рвота. Просыпаясь, Мирайя напрасно внюхивался в воздух. Наркотики отшибли ему обоняние, подарив взамен носовые кровотечения, и это только сперва, это было лишь увертюрой его грандиозного падения. Потом многое произошло, пока он не оказался здесь, и проссаный матрас — завершающий аккорд в чудовищном музыкальном спектакле его жизни. 

Он ощутил, как по губам расползается усмешка. 

Папе бы не понравилось. Он никогда не любил музыку. 

Мирайя плыл по грани сознания. Порой его ум прояснялся, и тогда понимание тяжести нынешнего положения наваливалось на него всей массой, вынуждая задыхаться и дрожать, хныча от боли, рвущей тело на куски, но большую часть времени он спал или лежал без чувств. Над головой заскрипели половицы. Мирайя лежал в подвале, и лестница, ведущая на первый этаж, была совсем рядом. У того, кто ходил по коридору над ним, стуча подошвами ботинок, был тяжёлый шаг; с потолка подвала сыпалась пыль. К этим шагам добавились ещё одни. Мирайя узнал прихрамывающую походку Тагая, нынешнего сутенёра и владельца этого места. 

— ...просто подвал. 

— Отойди. 

Стальная дверь отворилась, и под протяжный скрип ржавых петель в подвал вошёл кто-то неизвестный. Он стоял на пороге, до Мирайи доносился звук его шумного дыхания. Визитёр сопел, как зверь, и при каждом выдохе в его лёгких клокотало. Мирайя знал этот звук: так дышали заядлые курильщики. 

— Воняет смертью, — произнёс незнакомый голос. 

Он был низким, шершавым и терзал слух, как наждак. 

— Может, крыса сдохла, — равнодушно сказал Тагай. 

Ответом ему стал грубый смех: 

— Тут тока одна крыса, и щас она стоит рядом со мной. Кого ты обмануть пытаешься, сучий потрох? Ещё раз сбрешешь — я те башку откручу. 

Тагай промолчал, что было удивительно — он не из тех, кто мог проглотить угрозы, пусть даже от другого мужчины. Таких, как он, запугать непросто, потому что они сами привыкли угрожать и запугивать, цедить слова сквозь зубы и склоняться близко-близко к лицу собеседника, грубо нарушая личное пространство. 

— Ладно вам, — голос сутенёра приобрёл заискивающие примирительные интонации, словно тот пытался умаслить своего гостя. — Но там нет ничего стоящего, ага? А вот наверху — там есть, на что посмотреть. 

— Заткнись, — оборвал его грубый голос. — Я иду вниз, и ты идёшь со мной. 

Они начали спуск по скрипучим старым ступеням. Мирайя неподвижно лежал на своей подстилке, вслушиваясь в их шаги. Должно быть, в какой-то момент он снова отключился, потому что неожиданно оба мужчины оказались совсем рядом с ним. Мирайя глядел на них снизу-вверх слезящимися глазами. Взгляд Тагая был полон неприязни — так смотрят на прилипшее к подмётке дерьмо. Другой мужчина, пришедший с ним, был настолько высоким, что его лицо тонуло в тени. По какой-то неизвестной причине его присутствие рядом пугало. Мирайя затаил дыхание и опустил глаза, разглядывая его ноги, обутые в огромные и до крайности грязные армейские ботинки. Все военные, с которыми Мирайя когда-либо имел дело, отличались аккуратностью, но, может быть, этот человек был солдатом раньше. 

— Что это тут у нас? — спросил мужчина, растягивая гласные. 

Мирайя чувствовал, как чужой взгляд шарит по его телу, отмечая все его синяки и выпирающие кости. Ему хотелось прикрыться, спрятаться, натянуть повыше простынь, которой он был накрыт, но не удавалось шевельнуть и пальцем, словно его парализовало. 

— Слушайте, если вас интересуют мальчики, то я с удовольствием подберу для вас одного или двух, — в голосе Тагая прорезалось нетерпение. — Этому работать нельзя, он... Он болен. 

— Он подыхает, — поправил незнакомец. — Какого беса он тут делает? Ты разве не лечишь своих блядей, м? 

— Конечно! — нервно воскликнул Тагай. — У нас свои врачи, все наши девочки чистые! Но этот здесь из-за долгов. Он не мой работник, его просто скинули на меня, когда предыдущий владелец... Скончался. 

— Знаю я, как он скончался, — перебил чужак и хрипло засмеялся. — Короче, этого я беру. 

Тагай разинул рот, уставившись на протянутую ему пухлую пачку купюр, перехваченных резинкой.

— Думаю, здесь достаточно. 

— Вы с ума сошли? У него костоеда. 

— Я его беру, — повторил мужчина. — Как его зовут?

— Э... Мария, вроде. — Сутенёр считал деньги, послюнив пальцы, потом потряс пачкой: — Здесь слишком много. Вы хотите его на всю ночь? Могу сделать скидку. 

— Ты не понял. Не на ночь. Я покупаю его насовсем. Вместе с этой тряпкой. 

Тагай ничего не ответил, очевидно, не найдясь, что сказать. Мирайя зажмурился, задыхаясь от объявшего его ужаса, когда мужчина с шершавым голосом склонился над ним. Послышалось металлическое звяканье, будто два кусочка железа ударяются друг о друга. Мужчина взял его на руки, держа под колени и спину. 

— Открой-ка дверь, — велел он сутенёру, который, судя по звукам, опрометью кинулся исполнять приказ. От низкого голоса, раздающегося прямо около уха Мирайи, от чужого дыхания, коснувшегося его лица, по коже бежал холод. — Если его искать будут, скажешь, что он помер. 

— Хорошо, — глухо ответил ему Тагай. — Но не думаю, что его станут разыскивать. 

Мужчина прервал его с изрядной долей раздражения:

— Меня не ебёт, чё ты там думаешь. Делай, как я сказал. На это у тя мозгов должно хватить. 

Ничего больше не говоря, он пошёл вверх по лестнице. Даже сквозь плотно сомкнутые веки свет больно ударил по глазам Мирайи после долгих недель подвальной темноты. Голосов вокруг стало больше. 

— Эй, это же... 

— Я думала, он умер! Тагай, ты же говорил, что он мёртв! 

Мирайя приоткрыл слезящиеся глаза. Чужак нёс его по коридору первого этажа, а Тью, Вилма и Мерте семенили за ним. 

— Что происходит? Куда его забирают?! — снова и снова спрашивала Вилма, то и дело оглядывая на Тагая, хромающего позади.

— Заткнитесь, куры тупые! — неожиданно взревел он, замахиваясь на своих работниц. 

Тью беззвучно заплакала. Взгляды Мерте и Мирайи встретились. Она открыла рот, собираясь сказать ему что-то, но рука Тагая вцепилась в её волосы и с силой рванула назад. Это стало последним, что Мирайя запомнил перед тем, как парадная дверь захлопнулась. 

"Куда его забирают?" 

Мирайе и самому было бы интересно узнать ответ на этот вопрос. 

Холодный уличный воздух обдал его тело, прикрытое лишь короткими штанами и простынёй, в которую его завернули перед тем, как вынести из подвала. Мирайя судорожно вздохнул, безотчётно прижимаясь теснее к тёплой груди чужака. Руки, что держали его, казались почти горячими. 

— Холодно, а? Ну, придётся потерпеть. 

Мужчина шёл упругим шагом, словно ноша его нисколько не тяготила. Мирайя украдкой разглядывал его. Он увидел блестящие глаза неопределённого оттенка под насупленными густыми бровями, крупный крючковатый нос и неулыбчивый рот на смуглом и старом лице. Чужак глянул на него, и Мирайя поспешно отвёл взгляд. Что-то твёрдое и холодное коснулось его лица, снова раздалось металлическое звяканье. Мирайя покосился вправо. С жилистой шеи мужчины свисала цепочка с армейскими жетонами. Значит, он действительно был солдатом. 

— Уверен, ты моим мальчикам понравишься, — пробормотал мужчина, и Мирайя похолодел. Ему больше не хотелось думать о том, кем был этот странный человек, и кем могли быть его "мальчики", куда и с какой целью он тащит его, словно паук беспомощное насекомое. 

Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем они оказались под заброшенным автодорожным мостом. Мужчина опустил Мирайю на траву, а потом снял с себя куртку и накинул на его плечи. Мирайя полулежал, опираясь о разбитую бетонную плиту. Ему подумалось, что мужчина утомился и хочет сделать передышку, но тут он достал нож из голенища своего ботинка. Лезвие скудно блестело в лунном свете. 

"О, Свет. О, Небо".

Мирайя молча глядел, как чужак приближается к нему с оружием в руке. В горле застрял колючий ком. Он понимал, что не сможет оказать сопротивление, отбиться или просто позвать на помощь, но от этого понимания не становилось легче. 

Его купили ради того, чтобы зарезать. Многие месяцы его тело было игрушкой для стольких людей, мужчин и женщин, которые удовлетворяли свою похоть и исполняли извращённые желания, пользуясь им, как неодушевлённым предметом — и даже в смерти он будет лишь развлечением для психа, который заплатил за право перерезать ему горло. 

Будет ли он издеваться над ним? Может, он захочет убивать его медленно. Мирайя понимал, что долго не проживёт, даже если садист постарается продлить его агонию, и это немного утешало. 

Мужчина подступил к нему, и Мирайя зажмурился, дрожа и всхлипывая в ожидании удара. Напуганному и безвольному, ему даже в голову не пришло попросить о пощаде. 

— Не дёргайся, — прошептал чужак. 

Что-то резко и сильно прижалось к его губам, сминая их. Мирайя в ужасе отпрянул, но чужая рука легла на затылок, удерживая голову. Ладонь. Чужак прижимал к его лицу свою левую ладонь, и из глубокого пореза на ней густо бежала кровь. 

— Глотай, — приказал мужчина. — Давай, ну же. 

Его рот был полон чужой крови, она стекала по подбородку и капала на грудь. Её было много, она была чёрной, вязкой, она была ошеломляюще омерзительной и горячей, как кипяток. Он давился и захлёбывался, но глотал. Казалось, прошла вечность, прежде чем мужчина отнял ладонь и зажал пальцами глубокий порез. 

Мирайя скорчился на земле. 

— Теперь всё будет хорошо, — пообещал мужчина, наблюдая за тем, как он кашляет и плачет, осознавая, что же именно с ним только что произошло. — Теперь ты мой, сынок. 

И он улыбнулся. Он сел на землю и привлёк дрожащего Мирайю к себе, так что его спина лежала на груди незнакомца. Когда лезвие ножа вспороло кожу на его руке, он, как ни странно, совсем не почувствовал боли, но его сознание затуманилось при виде собственной крови. 

Очнувшись, он не смог понять, где именно находится. Он лежал на кровати в каком-то помещении, таком тёмном, что Мирайе сначала показалось, будто он ослеп. И затем он понял, что рядом с ним находится кто-то ещё. Прежде чем его охватила паника, раздался уже знакомый сиплый голос:

— Не бойся, сынок. Ты в безопасности. 

— Где?.. — прохрипел Мирайя, и это стало первым, что он сказал этому мужчине. 

— У меня дома. 

Чиркнула спичка. Мирайя прищурился, когда человек зажёг свечу. Крохотный колеблющийся огонёк осветил тесную комнату, в которой из обстановки были лишь железная печурка, старый стол с осколком зеркала над ним, облезлый комод и койка, на которой лежал сейчас Мирайя. Мужчина уселся на что-то вроде лавки в изножье койки. 

— Меня зовут Джек, — сообщил он.

— Злыдень, — прошептал Мирайя. 

Джек засмеялся. 

— Нет. Просто старый охотник. Как тебя зовут, сынок? 

— Мирайя... 

Джек покивал, глядя на него с усмешкой: 

— Вальдерское имя. 

Сил на то, чтобы ответить, у него не нашлось. Уронив голову на подушку, Мирайя утомлённо закрыл глаза. Он родился и вырос в Ладе, но его отец был родом из Вальдера. У него были рыжие волосы, бледная кожа, тёмно-карие глаза и россыпи веснушек по всему телу. У его матери были волосы цвета пшеницы. 

Мирайя почувствовал, как несколько слезинок скатились из углов его глаз, чтобы упасть вниз и впитаться в грубую ткань наволочки. Он моргнул и шмыгнул носом. 

— Эй, — послышался тихий голос где-то над ним. — Ты проснулся? 

Свет в комнате изменился. Мирайя повернул голову, чувствуя слабость во всём теле и смутную, отдалённую боль, которая грозила в скором времени перерасти во что-то серьёзное. Он понял, что лежит не на спине, а на боку. 

— Г-где я? 

— Дома, — ответили ему. Голос был совсем молодым и напуганным. — Ты чего, Бледный? 

Мирайя тяжело сглотнул. Всё в голове смешалось. Он не мог понять, что происходит, что было явью, а что — сном. 

"А что, если я схожу с ума, и это — первые признаки?" 

Нет. То, что ему снилось, не было просто дурным видением или бредом. Это было истиной, забытой на долгий срок. 

— А теперь я вспомнил, — просипел Мирайя. 

— Ты меня пугаешь. 

Бледный и худой подросток, стоящий у кровати, встревожено вглядывался в его лицо. Мирайя улыбнулся при виде него и прошептал: 

— Привет, братец. 

Кейси слабо улыбнулся в ответ и сжал его ладонь. 

Теперь всё вставало на свои места. Мирайе снилось его прошлое, пока он был без сознания после наказания. А наказал его Джек за то, что... 

— Лутай. Где Лутай?! 

— Он спит, — ответил Кейси, и Мирайя выдохнул с облегчением. — Рэй дал ему снотворную настойку. А потом он лечил твою спину. Он очень устал, так что сейчас отдыхает. Ну и вообще все спят — Гас, и Кён. 

— А ты?.. 

— Я проснулся, потому что ты плакал во сне. 

— Ох, дорогой мой... — растрогано шепнул Мирайя, поглаживая младшего по чёрным волосам. — Всё хорошо. Уже всё хорошо. Ложись, ладно? 

Кивнув, Кейси пожал ещё раз его пальцы, а потом шмыгнул к себе в кровать. 

Мирайя думал, что ещё долго не сможет уснуть, но сон с лёгкостью одолел его. 

"Куда его забирают?!" 

Засыпая, он снова и снова прокручивал в голове последние минуты в борделе Тагая, пока Джек нёс его к выходу, и перед глазами стояло лицо Мерте в тот момент, когда их взгляды пересеклись. Что она хотела ему сказать, но так и не сказала?