Цао выскользнул на террасу и шагнул в теплую темноту летней ночи. Собирался догнать этого внезапного недотрогу. К чему скрывать от самого себя то, что очевидно даже почти непорочному Миню?.. Несся так целеустремленно, что тут же налетел на объект своего интереса, едва не задев плечом. Тан, оказывается, стоял в углу, раскуривая трубку. Поджидал… А дождавшись, немедля заключил в объятья.
— Какой напор! Ко мне спешишь? — обжег наглым шепотом, согрел жаром тела. Слишком близко!..
Что он себе позволяет? Думает, что ли, что Цао так же легко соблазнить, как Миня? А хотя… Но всё же Цао быстро освободился от внезапных уз и приложил палец к искривленным улыбкой чувственным губам. Тану лучше бы помолчать, а говорить и действовать будет Цао:
— Эй, полегче! А то спугнешь свое счастье. — Другая рука заскользила вниз. Знакомым путем, но впервые, почему-то, так волнующе… Чего он там не видел? Чего не щупал? Под одеждой отчетливо чувствовалась стремительно твердеющая плоть.
— Ты, вроде, не из пугливых, — послышался довольный выдох. Уже потише. Тан уже не сдерживался, не пытался оттолкнуть, не требовал большего… Просто обвивал за талию и прижимал к себе. Бормотал, зарываясь лицом в волосы: — Только верткий, как уж.
Цао чуть отстранился — хотел видеть эффект своих действий. Жадно улавливал малейшие изменения в чертах, пока терзающе-неспешно, постепенно усиливая нажим, но всё ещё через одежду поглаживал возбужденный член. Улыбался невозмутимо, но многозначительно, а во взгляд вложил всю чарующую развязность, на которую был способен. Дождался первого тихого стона и только тогда ответил:
— Зато твоя прямолинейность тверда и несокрушима. Прямо как он… — Плотнее обхватил ствол пальцами. Упивался прерывистым дыханием, срывающимся с приоткрытых губ.
— Цао… — в голосе Тана улавливались нотки нетерпения и даже что-то похожее на мольбу.
— Что, Тан? — вполне невинно спросил Цао, с прежним порочным любопытством следя за выражением утонченного лица. Надменность смывалась с него наслаждением.
Пылающее возбуждение партнера не оставляло равнодушным, передавалось подобно лесному пожару. И лучше бы поспешить с утолением этой страсти, ведь неизвестно, к чему мог подтолкнуть такой накал… С застежками пальцы справились быстро и вскоре обхватили обнаженную плоть. В обсидиановых глазах лихорадочно блестело предвкушение. Наконец послышался запоздалый ответ:
— Я так хочу тебя… — не голос, а страстная дрожь.
— Знаю. И даже чувствую… — усмехался Цао, медленными, точно выверенными движениями продолжая ласки. — А что же тогда строил из себя недотрогу?
— Ты правда хочешь поговорить об этом сейчас? — и снова шепот обжигал, а безумный взгляд, окончательно затуманившийся желанием, пронзал до глубины души. — Или, может быть, твоему рту найдется более уместное применение?
Цао закатил глаза. Каково изящество фраз!
— О небо! Да ты просто мастер тонких намеков! — И тем не менее плавно опустился на одно колено. Удобная элегантная поза позволит продемонстрировать свои умения и, вероятно, заставит наконец замолчать. Обоих… — Ну ладно, мне не жалко.
Конечно, Цао не собирался отказывать. Зачем-то же он его догнал!.. Просто сложно было оторвать взгляд — от поразительно красивого лица, от отражающегося на нем желания, от признаков наслаждения, причиной которого был он сам. Только поэтому медлил. Цао упивался тем, что этот высокомерный человек сейчас полностью в его власти, но не мог удержаться от искушения оправдать его ожидания. И превзойти их.
Но пусть не думает, что всё будет просто! Цао прекрасно знал, как раздразнить желание. Ещё ярче! Языком — по губам, губами — к головке. Она уже увлажнена соленой росой. Одной рукой придерживать член у основания. Другой — массировать мошонку. Яички уже подобрались от возбуждения. Щекотать уздечку кончиком языка, проходиться по самым чувствительным местам. Не прекращать! Не давать надежды на скорый финал — только ещё больше разжигать, раззадоривать плотскую жажду. Пока не послышится сдавленный стон. Пока в голосе уже отчетливо не зазвучит мольба. Даже жалоба:
— Цао!
— Да, Тан? — Цао временно отстранился, но не забывал работать рукой — так же неспешно, с изводящим нажимом. Бросил снизу вверх взгляд безоговорочного победителя: — Хочешь попросить о чем-то? Ни в чем себе не отказывай.
~
Смеются карие глаза и четко очерченные губы, и родинка на правой щеке… Одна бровь лукаво вздернута. Как можно в чем-нибудь противоречить тому, кого желаешь так страстно?.. Нет, не в такой момент.
— Прошу, — чуждое слово хрипло слетает с губ. — Цао, прошу тебя…
~
Цао не позволил договорить. Эти с трудом подобранные, вынужденные, но всё же произнесенные слова заставили потерять голову именно его! Цао ведь и сам едва сдерживался. Желание подразнить, услышать покаянную просьбу поблекло окончательно. Теперь хотелось одного — доставить наслаждение. Ошеломить! Растягивать дольше не было сил. Только плавно, постепенно заглотить член почти до основания. А потом ещё немного глубже — Цао умел работать горлом. Снова услышать стон — уже громче. Заскользить обратно и бросить взгляд наверх. Успеть удивиться: этот сдержанный надменный человек прикусил палец, чтобы не издавать слишком громких звуков. Вне себя от его ласк! О, это заводило до такой степени, что и сам Цао теперь желал гораздо, гораздо большего!..
~
Движения все более жадные, быстрые. В засасывающей теплоте, в обволакивающей влажности растворяются остатки других чувств. Ничего не видно и не слышно. Время и пространство исчезают. И только ощущение близости к разверзающейся бездне, и эта дерзкая улыбка перед внутренним взором, эта кокетливая родинка на правой щеке заполняют сознание. Тан впервые так полно, так окончательно счастлив. Даже несмотря на то, что от этого человека он всегда хотел гораздо, гораздо большего — хотел его всего, целиком, полностью. Но изливаясь в этот умелый желанный рот, он чувствует, что каким-то образом это уже является частью того, что будет с ними — будет их, общим — навсегда.
Пальцы скользят в упругих волнистых прядях. Последние содрогания ещё не утихли, и хочется прижать поближе… Дыхание вместо воздуха втягивает восторг. Вместо выдохов — испускает почти всхлипы. Почти судороги. В прическе под пальцами тугая косичка. Можно проскользить по ней и глубже зарыться в непокорные волны волос. Их аромат Тан уже не спутал бы ни с чьим другим…
— Цао… — голос сел, в голосе нелепая благодарность: — Это было…
Цао уже отстранился, наскоро вытер рот рукавом и снова с ухмылкой смотрит на него, не торопясь подниматься.
— Да-да? Что-то ты сегодня не особенно красноречив, — хмыкает он и, уцепившись за руку Тана, наконец встает.
Несносный! Понимает ли он, какой разбудил вулкан? Тан тянет его на себя в попытке обнять. Может быть, демонстрация пылкости позволит избежать упреков в недостаточной благодарности?
Но Цао себе не изменяет — не позволяя сомкнуть объятья, кладет руку на плечо. Держит дистанцию, но не отстраняется полностью. Клыки сверкают в улыбке, вызов — в глазах:
— Ты всё же много себе позволяешь. Кстати, душить меня тогда тебе тоже никто не разрешал.
Насмешливые упреки не сбивают с толку. Тан улыбается почти снисходительно — ясно ведь, что за этими словами, как за легкомысленной маской, юный соблазнитель скрывает собственный душевный раздрай. На этот раз — победа за ним. Точнее, Тан стал на шаг к ней ближе…
— Ещё разрешишь, — подмигивает он. — Ты был великолепен, Цао! Мне было… больше, чем просто хорошо.
~
Стоя в темном углу террасы, они совершенно не беспокоились, что могут быть застигнуты врасплох. Обостренная интуиция, необходимая при их образе жизни, подсказывала, что в мягкой черноте этой летней ночи опасности нет. От разыгравшихся страстей кровь вновь вскипела в жилах и требовала продолжения. Определенно, теперь его очередь!
— Что я могу разрешить тебе прямо сейчас, так это отплатить тем же. Не только ты тут умеешь прямо заявлять о своих желаниях. — Цао чуть надавил на плечо, намекая изменить положение.
Однако Тан не подхватил инициативу. Сделал вид, что не понял намека. К чему бы это? Одной рукой, обнимая за талию, притянул ближе. Как будто их объятья недостаточно тесны! Другая рука потянулась к застежкам брюк. Ну, допустим… Склонил голову — Цао раньше и не замечал, что Тан настолько выше — приблизил губы к губам… Ох, а вот это зря!..
— И что бы это значило, Тан? — Цао прищурился. Не мешал проворным пальцам пробираться под одежду, но не позволял сократиться расстоянию, отделяющему от поцелуя. Прошептал едко: — Преклонить передо мной колени было бы ниже вашего достоинства?
Вместо ответа плавящие ласки — он всё-таки добрался до цели. Длинные пальцы обхватили ствол. Двигались умело, дразняще… Дыхание сбилось. Впервые в его руках… И эти манящие губы опять так близко. Слишком близко!
~
Четко очерченные губы вновь ускользают — Цао отклоняется назад, избегая поцелуя. Карие глаза смотрят пристально и вопросительно, бровь опять взмывает вверх. Чертенок явно ждет ответа — его выдержка тоже на высоте!
— Тебе понравится. Никто ещё не жаловался, — шепчет Тан, а для убедительности скользит по головке пальцем.
Цао вздрагивает от удовольствия, но убеждаться не желает:
— Прекрати. Я тебе не это предложил. И не этого от тебя жду, — дрожащий голос явно выдает, насколько непросто даются эти фразы, но тон, увы, абсолютно серьезен. Даже раздражен.
Тан замирает. Ещё никто не просил его остановиться в такой момент. Удивительно, что Цао в состоянии… Впрочем, Тан ведь и не собирается никого неволить. Тем более — его. Но тем более же невозможно отпустить его сейчас! Как можно отпустить того, кого так мечтал заполучить? Чье желанное тело впервые согреваешь в объятьях, чья возбужденная плоть пульсирует под пальцами, чей оргазм в считанных минутах?.. Да, уже видел… но теперь только отчаяннее хочется стать его причиной самому! Может быть, если признаться в том, о чем пока предпочел бы умолчать?.. Ответить на упрямый взгляд:
— Цао, я делаю то, что могу. То, что действительно умею. Ты не пожалеешь, поверь, — Но всё же намеком, не прямо. И не сбавляя напор. Пальцы, варьируя нажим, продолжают свой путь: от основания до головки и обратно.
Не срабатывает — хотя от накатывающего наслаждения Цао закусывает губу, но резко упирается в грудь руками. Отталкивает. Хмурит брови:
— Прекрати! Мне это не нужно.
— Зачем же так врать, малыш?
Насмешка — привычная защита при растерянности — только усугубляет ситуацию:
— Не смей называть меня так! Хотя… если ты сейчас же не остановишься, нам, вероятно, и не придется разговаривать больше, — слабый голос дрожит не только от удовольствия. Ярость в нем столь же неприкрыта.
Слишком четкие условия. Тан судорожно вздыхает. Медленно разжимает пальцы.
Пытается успокоить, наконец объяснившись начистоту и лишь надеясь, что улыбка скроет смущение:
— Цао, не горячись. Я правда не делал этого раньше. Ртом. Как-то не возникало необходимости.
~
Потрясающее целомудрие! Цао было бы даже смешно, если бы гордость его не была задета не только неожиданным отказом, но и испытанным от близости наслаждением — плавящим, почти лишившим воли… На продолжении настаивать не хотелось — хотелось только оказаться подальше от опаляющего и манящего источника этих сумбурных чувств. Слишком близко…
Цао быстро оправил одежды и вскинул на разочаровавшего и разочарованного приятеля надменный взор:
— Ума не приложу, и чем же ты тогда уламываешь всех своих бесчисленных пассий? Какой с тебя прок?
Вместо ответа Тан поднял руки к лицу. Узкие аристократические кисти бесстыдно поглаживали воздух длинными пальцами, будто играя на музыкальном инструменте. Несколько крупных перстней поблескивало на них — под стать сияющим бездонным глазам и порочной улыбке этого наглеца.
Цао недовольно фыркнул и закатил глаза. Возбуждение от умелых ласк никуда не делось, но и возмущение этой внезапной непорочностью не угасало. Хватит с него! Порываясь уйти прочь, он резко дернулся, но сильные руки снова сомкнули объятья. Тан не позволял отстраниться, отчаянно прижимая к себе. Опять лишая воли! Слишком… слишком близко?.. Но почему-то всерьез сопротивляться не получалось. Горячий шепот на ухо вновь завораживал:
~
— Цао, я слишком сильно хочу тебя, чтобы вот так отпустить. Бросай свою гордыню. Будь моим. Нам будет так хорошо… — лицо зарывается в душистые гладкие волосы, шепчущие глупости губы касаются упругой косички. Хотел бы Тан знать, что за чушь несет? И как отпустить этого шалопая, ведь он правда не собирается принуждать…
Но, кажется, Цао не так уж стремится уйти… В конце концов, Тан точно не так уж ему неприятен.
Слабое сопротивление превращается в сотрясания хохота. Потом доносится язвительный голос:
— И что это будет значить для меня? Быть твоим? Ты вообще в курсе, что я предпочитаю активную роль? А от тебя мне, значит, не достанется даже минета? О небо, Тан, ты безнадежен!
Словно камень с души! Неловкость сглаживается прямотой этого легкомысленного создания. Его смех лишь доказывает симпатию, а слова — дают понять, что… всё решаемо. Рука скользит по спине и ниже. Нет, Цао не ускользнет. Тан не привык смиряться с поражениями. Да, пускай не в этот раз, но… Они ведь созданы друг для друга!
— Не спорь с судьбой, Цао! Не гневи небо, — Тан улыбается, позволив Цао немного отстраниться, чтобы взглянуть в лицо. Недавний смех стер с него следы негодования. Бархатный взгляд снова сияет озорством.
~
В обсидиановых глазах пылала лава. Желание, горящее в них, притягивало необоримо. Но ведь вызывал это желание сам Цао, а значит, эта сила — его. И нет — о нет! — он не собирался уступать. По крайней мере так просто…
— Ну, судьба — так судьба! — радушно улыбнулся он. — Вот и жди от нее милости. А я пойду.
На этот раз Тан не удерживал, не сразу отпустил только руку. Мешал уйти и брошенный исподлобья гипнотизирующий взгляд:
— Я дождусь. Ты слишком хорош, чтобы не быть моим.
Звучало убедительно. И нагло! Прочь, прочь! Но почему так опустошительно чувствовать, как пальцы выскальзывают из теплой ладони?..
Обернувшись на ходу, Цао одобрительно отметил:
— А красноречие к тебе более-менее вернулось. Хотя и слишком пафосно, на мой вкус. Ну, бывай!
— Увидимся, Цао!
— А смысл? — повел плечом он и, уже не оглядываясь, ушел.