На следующий же день, возвращаясь домой со службы, Минь столкнулся со своим особенным знакомым. Хотя теперь — одним из… Издали заметил высокий стройный силуэт в длиннополых одеждах. Тан стоял, опираясь на ограду орденского пруда, прямо напротив ведущей к дому Миня аллеи. Нарочно подстерегал? Чтобы поделиться впечатлениями о прошедшей ночи? А что ещё мог подумать Минь?.. При свете дня он снова поддался неловкости, хотя ещё вчера считал, что вполне освоился с новыми обстоятельствами…
Минь неуверенно, почти непроизвольно замедлил шаг. Не понимал, как теперь с ним держаться. Не знал также, чем закончилась их встреча с Цао наедине. И как это вообще отразится на их отношениях — вдруг он просто станет лишним?
Что ж, Минь не то чтобы слишком сильно этого опасался… Возможно, даже стало бы проще — не приходилось бы подвергать себя постоянной опасности быть застигнутым, нарушая самый суровый запрет. Но, пожалуй, он уже успел привязаться к этому человеку — к его насмешливой нежности и властной уверенности, к его порочной улыбке и безумному взгляду. К той легкости, которую неизбежно чувствовал, глядя в эти бездонные темные глаза…
Вот и сейчас, стоило встретиться с ним взглядом, как робость незаметно улетучилась, и Минь почувствовал, что уже улыбается в ответ. Жаль, в таком людном месте нельзя было просто повиснуть у него на шее, укрывшись в его объятиях от всего света. И от необходимости что-то говорить. Хорошо, что Тан начал разговор сам. Почти сразу к делу:
— Здравствуй, мой юный друг! Ну, как ты? Надеюсь, никакие глупости не тревожат твою светлую голову?
Забавно, Тан неизменно строил из себя старшего, хотя и был младше почти на год. Развеселившись от этой мысли, Минь поймал себя ещё и на том, что вместо смущения почувствовал вдруг благодарность — от этой прямолинейности, от чуткой заботы. Лукаво улыбаясь, он встал рядом и тоже облокотился о парапет. Настолько расслабился, что выпалил первое, что пришло на ум:
— Ну, разве что о том, чем закончилась ваша встреча.
~
Брови ползут на лоб от удивления: Тан так и не смог привыкнуть, что невинный вид приятеля — всего лишь удобная ширма. Такой откровенности надо бы соответствовать!
— Меньше, чем хотелось бы, но лучше, чем ничего, — усмехается он, а потом ещё и жалуется вдогонку: — Представь себе, упирается!
Минь ничуть не теряется:
— Ну а что ты хотел? Наверное, из того, кто привык быть охотником, получается сложная добыча.
Дожили, его собираются учить охоте! А впрочем… Это можно использовать. Тан бросает на Миня сложный взгляд — одобрительный, почти заговорщицкий. Подмигивает:
— Ничего, мы найдем управу на эту дикую кошку. Да, Минь? Ты ведь поможешь, если что?
— Тан! — смеется Минь от такой наглости, но в голосе слышен упрек: — Уверен, ты справишься, если действительно этого хочешь. Но при чем тут я?
Тан накрывает ладонью лежащую на перилах руку приятеля — надеется, что этот жест со стороны можно принять за дружеский. Да, в сущности, так и есть… Возражает своему напарнику и потенциальному сообщнику:
— Не скажи. Без твоего участия мы вряд ли зашли бы так далеко. Да ещё так скоро! Так что я на тебя рассчитываю.
Вглядывается в тонкое лицо: облик Миня будто пронизан светлой меланхолией — каштановые пряди волнуются от легкого ветерка, мягкая улыбка печальна, ясный взгляд чересчур проницателен. Но откуда вся эта грусть? Неужели…
— Минь, скажи-ка, ты же не склонен к ревности? — тут же спрашивает Тан, понизив голос почти до шепота. В ответ видит недоумение в серых глаза, недовольно нахмуренные брови. Уточняет: — Моя прелесть, ты, конечно, не подал ни малейших поводов для сомнений! Но тогда и ты, будь добр, не сомневайся во мне. Добьюсь я этого шалопая или нет — в наших отношениях ничего не изменится. Просто, если ты включишься в игру, будет веселее. Разве нет?
Минь искренне усмехается и возмущенно морщит лоб:
— Да я уже включился! Правда, меня и не спрашивали. Но раз уж ты просишь, так и быть — подтверждаю согласие. Только, ради неба, не выдумывай больше глупостей о какой-то там… ревности.
Последнее слово Минь произносит презрительным шепотом — всё-таки подобные разговоры недопустимы на оживленной набережной средь бела дня — но свое отношение к предложенной теме демонстрирует однозначно.
Тан покрепче сжимает ладонь. С трудом сдерживается, чтобы не стиснуть Миня в объятиях. Не время и не место. Но как же ему повезло! Разве можно было ожидать встретить в этом лицемерном и ханжеском мире такое понимание, такую легкость, такую готовность жить?.. Остается лишь надеяться, что улыбка и взгляд в достаточной мере выражают то, что неуместно было бы выражать действием и бесполезно — словами.
***
Расставшись с Таном, Минь даже не удивился, когда, подходя к своему дому через несколько минут, обнаружил, что это не последняя на сегодняшний день интересная встреча. Ну точно, Цао ведь предупреждал о каких-то делах! Но Минь тогда не слишком внимательно слушал…
Нежданный гость расположился на перилах террасы в нарочито развязной позе: покачивал ногой, сцепив на колене пальцы. Одежда сидела на нем с какой-то элегантной небрежностью — всё, что можно было оставить расстегнутым, было расстегнуто. Распахнутый ворот обнажал шею почти до середины груди, закатанные до локтей рукава позволяли оценить блеск браслетов, полы верхнего одеяния оставались где-то позади, выставляя напоказ обтянутые темными брюками длинные ноги. И только пояс туго обхватывал стройную талию, но, скорее всего, лишь с чванливой целью её подчеркнуть.
На четко очерченных губах уже играла улыбка, многозначительный взгляд обволакивал бархатом, но заговаривать первым Цао не спешил, вероятно, всё ещё надеясь вызвать смущение. Ну да это он зря! После предыдущего разговора Минь уже решительно ничего не боялся. И если уж он в игре — так извлечет из нее максимум удовольствия! В том числе и от поддразнивания этого наглеца.
— Цао! Так ты всё-таки по делу? — спросил он с легкой улыбкой. — Проходи тогда. В этот раз приглашаю. И в этот раз, пожалуйста, через дверь.
Цао ловко спрыгнул с перил и, отвесив шутовской полупоклон, сверкнул исподлобья глазами:
— Только после вас, господин таможенный служащий!
Ну надо же — этот баламут в курсе того, где он служит! Минь окинул его пренебрежительно-удивленным взглядом и кивком пригласил следовать за собой. Цао, входя в гостиную, поспешил оправдаться:
— Увы, да, мой юный друг, я даже знаю твою должность. Мои дела касаются столь скучных тем.
Минь уже не находил в себе сил возмущаться тому, что и этот девятнадцатилетний мальчишка обращается к нему как старший к младшему. Видимо, миловидная внешность — это особая ноша, и стоит принимать её со смирением… Ну и со всеми теми преимуществами, которые она способна принести… Минь и думать забыл, что не далее как вчера был о своей наружности гораздо более скромного мнения — вот что способна сотворить всего одна ночь в объятиях двух жгучих красавцев!
Жестом предлагая Цао присесть на кушетку, Минь взмахнул рукой. Но вместо этого она оказалась вдруг в плену двух горячих ладоней, а после — приняла на себя нежный бархат поцелуя. Минь вскинул строгий взгляд на нарушителя правил приличия. Хотел поиронизировать над его чрезмерной прытью, но и это оказалось невыполнимо. Мягкий кареглазый взор вновь пробрал до мурашек. Пришлось всё-таки опустить глаза… Как бы ни был раскован Минь, сейчас в его планы не входило таять от уловок этого обольстителя. Дела — так дела.
Прерывая неуместные нежности, он отнял руку. Не хотел показаться занудным, но опасался выдать охватившее его напряжение, поэтому, когда они наконец присели рядом, просто спросил:
— Цао, что у тебя? Ты говорил про какую-то весточку из внешнего мира. Это ты о чем?
Смуглые пальцы пошарили за пазухой и достали сложенное письмо. Клыки сверкнули в усмешке:
— Значит, всё-таки ты был в состоянии меня слышать? Удивительно!
~
Цао протягивает Миню письмо, тот приступает к чтению. И вскоре нежные черты лица мрачнеют, кровь отливает от лица — по всей видимости, Минь узнал слог отправителя.
С перепиской в Обители не так всё просто.
Каждое письмо проходит цензуру. Разрешено ограниченное количество обменов письмами в год. И только с заранее оговоренными близкими родственниками или опекунами. Любой обмен вестями сверх того — уже подозрительно похож на нарушение. Поэтому действительно был смысл в том, чтобы, как и сказал тогда Цао, сначала «познакомиться поближе» — теперь вряд ли стоит опасаться, что Минь побежит на него доносить.
Недавно Цао получил письмо из дома. В нем содержалось важное и довольно неожиданное известие: его сестра, эта своенравная бестия, эта вольная пташка — в общем, ничуть не уступающая своему брату-близнецу в причудах характера юная леди — вышла замуж! Их родителей давно не было в живых, и право переписки было именно у неё. Намеками и шифрами сестре удалось указать на необходимость поближе сойтись с одним из служителей, этим самым Минем. К тому же письмо содержало приписку, написанную её рукой, но явно под чью-то диктовку. Цао так до конца и не разобрал, о чем там шла речь.
~
Зато Миню сразу всё стало ясно. Замысловатым же образом достигают его известия от непутевой кузины! А он уже и не ожидал… Но не было никакой возможности не узнать этот насмешливый легкий слог и только им двоим понятные намеки на шалости детства. Дочитав до конца, Минь нахмурился и растеряно взглянул на Цао:
— И как это понимать? Каким образом вести от этой безумной Мэй я получаю через тебя?
— Безумная Мэй? — Цао удивленно вскинул бровь. Не ожидал, вероятно, услышать женское имя… — Видишь ли, мой милый Минь, я, оказывается, знаю даже меньше, чем ты. Моя сестренка успела выйти замуж. Но при чем тут твоя Мэй — разузнаю, только когда отправлюсь домой с визитом. Сейчас согласовывают даты. Желаешь что-нибудь передать?
Минь неуверенно пожал плечами и покачал головой. Что ей скажешь? Но от Цао неоднозначную семейную историю он решил не скрывать. Вкратце поведал, что кузина сбежала из дома ещё десять лет назад, вскоре после того, как Минь поступил в Орден, и с тех пор о ней не было ни слуху ни духу. Семья постаралась замять скандал, и все делали вид, что о Мэй благополучно забыли. Ей тогда было лет, кажется, пятнадцать.
— Ну, передай, что я рад, что она жива и здорова, — вздохнул Минь, завершая рассказ. — Скажи, как есть — был очень удивлен и хотел бы получше понять, что всё это значит. Весьма любопытно, правда.
— Выясним! — успокаивающе подмигнул Цао. — Теперь и мне любопытно, что у них там без меня творится.
~
Цао не был дома уже почти год, так что согласовать этот визит должны были без проблем. Более частые посещения родственников не приветствуются в Обители. Да уж, интересно, кто же стал избранником Цинь, и как это связано с родственницей Миня? И зачем вообще понадобилось сводить их, если всё равно ничего важного сообщить так и не удалось? Привет передать? К тому же это было совсем не в характере Цинь: впутываться во внутренние интриги Обители, нарушать орденские правила. Она вообще с брезгливостью относилась к этому месту. Сестренка совсем не гордилась тем, что её брат поступил на обучение в могущественный и праведный Орден… Впрочем, может, это просто зависть — девиц-то сюда не принимают. Да… Зато дома, стало быть, появилось ещё одно существо женского пола… Интересно. Заманчиво…
Погруженный в раздумья, Цао скользит взглядом по миловидному лицу нового приятеля. Вероятно, его кузина должна быть похожа на этого изящного юношу, с такими ясными серыми глазами, мягкими манерами, сообразительным и сдержанным нравом… Рука непроизвольно тянется пригладить шелковистые волосы — из прически снова выбилась прядь. А голос, тоже почти неосознанно, наполняется профессионально-соблазнительными обертонами:
— Вот видишь, Минь, теперь мы связаны уже не одной маленькой тайной. Это просто судьба.
Пальцы спускаются к подбородку, приподнимают лицо. Минь не противится, но прежде чем губы прильнули к губам, Цао успевает заметить его взгляд — серьезный, проницательный. Это немного отрезвляет. Да, с ним даже как-то неловко говорить принятые романтические глупости специальным обольстительным тоном! Минь всё понимает и принимает как есть. Но и от поцелуя оторваться невозможно — такой освежающей нежностью, такой увлекающей податливостью он исполнен. Наоборот, хочется обнять покрепче — защищая от всего мира, от себя самого в том числе… Словно бы извиняясь за неизбежный легкомысленный тон, но ни на минуту не собираясь ему изменять.
Минь кое-как — и совершенно непонятно зачем — нарушает их блаженное оцепенение, выныривает из обхвата жадных рук. Бормочет тихо:
— Подожди, подожди, не сейчас же!
— Почему? — единственный закономерный вопрос.
Очевидно, Миню тоже непросто подобрать вразумительные возражения, однако он тут же выпаливает сразу ворох — разрозненных и ничтожных:
— Да потому что день на дворе! Не думаешь же ты, что мне нечем больше заняться, кроме… — запинается и, наконец, приводит самый веский довод: — К тому же мы не в полном составе.
Цао вскидывает бровь и смотрит совершенно ехидно. Зря он об этом вспомнил!.. Действительно, сейчас не вполне подходящее время, но если дело только в этом… Просто необходимо пойти наперекор!
— А это что, обязательное условие?
— Да нет, — пожимает плечами Минь. — Но мы же собирались как-нибудь повторить… Продолжить начатое и дойти до конца… Разве играть втроем не веселее?
Прямота этого скромного и такого непорочного на вид создания на миг заставляет Цао опешить, но вскоре становится очевидно, что говорит Минь не своими словами. Задумчивость сероглазого взгляда выдает воспоминания о недавнем разговоре. Ну а риторика этого самолюбивого наглеца узнается уже безошибочно!
— А ты, похоже, виделся с ним сегодня? Что говорит? — чересчур оживленный интерес прорывается в словах и усмешке.
Минь, конечно же, тут же его считывает. Улыбается хитро:
— Не совсем понятно. Что-то о диких кошках, на которых срочно нужно найти управу…
Цао презрительно морщится. Едва держится, чтоб по привычке не закатить глаза. Не хочется обижать Миня, но самонадеянная дерзость его дружка — раздражает!
— Много о себе мнит! А сам даже ртом удовлетворить не в состоянии.
Вместо гневного выпада — чрезмерно откровенная жалоба. Да, с Минем хочется быть открытым, не опасаясь привычной ревности, осуждения, непонимания. Впрочем, Минь почему-то выглядит крайне удивленно, округляет глаза:
— Но он же… Да ты сам-то можешь представить его в таком положении?
Настала очередь Цао удивляться — с каких это пор положение доставляющего удовольствие считается для кого-то неподходящим?!
— А что такое? Не вижу препятствий! — фыркает он раздраженно. Возмущению нет предела: — Надо же, сам зажат, так ещё и своим пассиям забивает голову подобной ерундой! Чистый вредитель.
Получает встречное возмущение в ответ:
— Это он-то зажат?! — После короткой вспышки сероглазый взгляд становится задумчивым, почти загадочным. Минь явно не согласен, но не торопится пояснять почему. — Просто… В этом никогда не возникало необходимости.
— Ну да, слышали! Но вот теперь возникла — и что, и где? Тоже мне, укротитель!
Взмахнув рукой, Цао откидывается на спинку кушетки. Небрежным движением отбрасывает за спину длинные волосы. Пальцы привычно ощупывают косичку. Цао улыбается, стараясь выражать презрение и в то же время зная, что улыбка его — неотразима. Обостренное чутье соблазнителя сразу подмечает направленное на него однозначное внимание Миня. Тот скользит взглядом по лицу, шее и ниже, в область глубоко распахнутого ворота… Терпение Цао небезгранично. Необходимо срочно принять меры! Ухватить за руку, потянуть в сторону спальни, приговаривая для убедительности:
— Пойдем-ка. Поясню кое-что поподробнее. О необходимости…
~
Минь не сумел вовремя противостоять его напору, а потом, когда они заперли за собой дверь, остановиться уже не было сил. Да и к чему подавлять свои желания? Как раз от этого Тан успел его отучить.
Если в этих объятиях он тает от предвкушения… Если всё ещё кажется невероятным вызывать такое жгучее вожделение в этом ярком самоуверенном человеке… Если они впервые наедине… Как можно не воспользоваться моментом? Сам Тан бы его и осудил! А сам Цао, сейчас, проскользив жадными ладонями по изгибу спины, сжал ягодицы, плотнее прижал к себе, давая ощутить возбуждение твердеющей плоти… Поцелуй Цао дразнил и требовал. Поцелуй Миня отвечал податливой нежностью. Захотелось вернуть получаемое наслаждение. Рука потянулась к застежкам одежд — уже почти привычный, но снова волнующий жест. Но Цао остановил его:
— Не спеши. Моя очередь, — низкий голос звучал тихо и не допускал возражений. — Сначала урок о необходимости.
И вдруг — жаркий вихрь объятий оторвал Миня от пола. Поднял ввысь. Цао просто подхватил его на руки и понес к кровати. Да неужто Минь такой легкий? И Цао не выглядел силачом. Но сам этот жест… От неожиданности Минь покрепче обвил его шею руками. Выглядел, наверняка, испуганно и растеряно. Но встречная улыбка Цао — обычно такая насмешливая, почти глумливая — оказалась наполнена заботливой нежностью, янтарным теплом.
Под Минем заскользил шелк постели — её мягкость расслабляла, лишала воли. Над ним склонилось невероятно обольстительное создание — ещё более пленительное. Теплые ладони поглаживали кожу, распахивая полы одежд, вызывая дрожь по всему телу. Дыхание окончательно сбилось, когда проворные пальцы беззастенчиво обхватили член. Одновременно послышался насмешливый голос:
— И чтоб я больше ничего не слышал об отсутствии необходимости!
А потом какое-то время Цао не говорил. Он был занят. Тем, что снова — но гораздо более основательно — поражал неопытного Миня влажной глубиной умелого рта. Тем, что вырывал из уст сладкие стоны — Минь пытался прикусывать губы, но не мог противостоять наслаждению. Казалось, изощренные ласки ублажают не только член, но через него затапливают удовольствием всё тело — до кончиков пальцев; а может быть, и всю душу — выжигая последние робкие сомнения чистым неопаляющим пламенем.
Засасывающие движения ускорялись. Каждый раз немного глубже. Но чем дальше, тем более недостаточными они становились. Распаляли, разжигали жадную страсть. Даже Миню, несмотря на всю его сдержанность и покладистость, захотелось прижать плотнее голову партнера. Войти поглубже, до самого основания… Конечно же, он не посмел.
~
Но, конечно же, Цао прекрасно осведомлен об этих желаниях. Этого и добивается! О, он сделает всё, чтобы они исполнились! Только не сразу… Сначала необходимо как следует подразнить, раззадорить это милое создание. Раскрыть для него новые грани его собственной чувственности.
Минь уже почти на пределе — дыхание рваное, встречные движения слабые, но неконтролируемые. Самое время слегка отсрочить финал. Чуть пережать член у основания, погладить мошонку. И тут же приняться за более легкие, но ещё более дразнящие ласки. Упругий язык быстро скользит по всему стволу. Затем губы нежно обхватывают налившуюся кровью головку. Чуть касаясь, целуют чувствительную уздечку…
— Цао… — Дрожащие пальцы всё-таки оказываются в волосах. Добился. Есть контакт! — Мне так хорошо… Не останавливайся.
Это смешит Цао: они ведь практически не начинали! Нашел о чем попросить! Чтобы ответить, приходится временно заменить ласки ртом на неспешное, но уверенное скольжение ладони. Поднять на него смеющийся взгляд, пробрать веселым шепотом:
— Ни в коем случае, радость моя! Сейчас будет ещё лучше. Только скажи, разве в этом может не быть необходимости?
— Нет, нет… — Голова мечется по подушке, голос полон смирения: — Мне это нужно. Очень…
Минь очевидно сдается на милость победителя. Слишком легко. Теперь Цао почти неловко за то, что изводил его так нещадно. Почти. В торжествующей улыбке сверкают клыки, а потом аккуратно прячутся за влажными губами. Губами, которые снова погружают трепетное создание в теплоту и негу изощренных ласк. Но больше нет нужды оттягивать момент: можно просто скользить по твердому горячему члену — сначала медленно, потом ускоряясь, и уже не ограничивая себя ни в чем. Цао действует уверенно — размер позволяет принимать до конца, и только головка достает до самого горла.
Хрупкое тело выгибается дугой. Жалобные стоны срываются с губ. Цао знает эти ощущения: наслаждение всё растет и растет, когда кажется, что дальше просто некуда. Но зависимость от действий партнера — полная, требующая доверия, самозабвенной отдачи. Невозможно не попытаться вернуть себе чуточку контроля. Минь и пытается: пальцы одной руки подрагивают в волосах Цао, другая — цепляется за смятую простынь. Нужно же держаться хоть за что-нибудь перед падением в сладостную бездну! Даже если больше всего на свете хочется сейчас в неё пасть…
О, Минь вполне может довериться Цао — он добросовестно доведет дело до конца, до самого блистательного финала! Но что если… усилить ощущения? Цао ненадолго прерывается, увлажняет палец слюной, а затем плавно и умело вводит внутрь — достаточно глубоко, чтобы достать до нужной точки… Запретный прием. Безоговорочная победа. После такого смешения ощущений партнер теряет голову окончательно — до громкого стона, до крупной дрожи, до орошающей горло горячей пульсации. Юный скептик убежден. Новый соратник завербован. Да здравствует необходимость!
А самому Цао сейчас необходимо обнять наконец это трепещущее тело, ловить губами это прерывистое дыхание. Покрывать поцелуями лицо и гладить мягкие волосы. Что и будет сделано незамедлительно, через пару мгновений. А пока можно провести их, прижимаясь напоследок щекой ко всё ещё подрагивающему члену.
Цао тоже не имеет обыкновения отказывать себе в удовлетворении своих желаний.