Цао вернулся в Обитель уже с четким планом действий. Слова Мэй кое-что для него прояснили. Но нет, конечно же, не нужен ему никакой единственный! Не нужен никто для того, чтобы быть собой настоящим. И уж точно ни в чьей заботе Цао не нуждался! Наверное, просто хотелось сводить его с ума — так же, как это делала Мэй — отдаваясь. Наверное, не так уж опасны эти новые — уникальные — чувства…
Только всё должно было произойти на его условиях! Цао не собирался ждать, когда этот самозваный охотник сделает свой ход, не хотел уступать инициативу. Выбирать — всегда — должен был он сам. Ну и, само собой, не собирался мириться с его косными взглядами! Его условие было кристально ясным. Оставалось только организовать случайную встречу. Может быть, снова пробраться в нужный момент в спальню Миня?..
Конечно же, план полетел к чертям: с объектом своих коварных замыслов Цао столкнулся в самом неподходящем месте — возле ученических корпусов, в самое неподходящее время — конец обеденного часа. Толпа народу вокруг как раз спешила на занятия. А сказать нужно совсем немногое, но как тут об этом намекнуть?..
Цао шел быстро, задумавшись о своем, как вдруг — знакомая высокая фигура. Тан появился из-за поворота и, сразу же заметив его, распростер руки как для объятий. Словно и не были они невозможны на этих переполненных людьми дорожках! Цао резко остановился, уклоняясь. Кожей чувствовал безумный взгляд и щекочущую улыбку в голосе:
— Какие люди! Вернулся, значит. И даже ведь перед отъездом не попрощался. Как неучтиво с твоей стороны, Цао!
— С чего бы мне перед тобой отчитываться! — огрызнулся он, не зная, как теперь подступиться к вопросу, к этой засевшей в мозгу идее… Но голос понизился инстинктивно, но слова сами выскочили изо рта: — Мы вроде не в таких близких отношениях.
— А вот это зря! — чернота зрачков обволакивала и прожигала, компенсируя невозможность прикосновений. Поток мыслей не фильтровался приличиями, лишь уменьшал громкость шепота: — Это нужно непременно исправлять.
Вот он — момент! Просто невозможно смотреть в эти обсидиановые бездны — снизу вверх, словно в звездное небо — и не помнить, что именно в них хочется нырнуть с головой. Видеть едкую полуулыбку — и не желать стереть её жадным жалящим поцелуем. Перевести взгляд — на длинные, тонкие, поблескивающие драгоценными камнями пальцы…
— Исправим, Тан, — решительность ответа подпортила легкая хрипотца. — Но ты же помнишь, чего я от тебя жду?
— Ультиматум? — Тан улыбался. Только насмешливо приподнялась бровь. Только азартный огонек вдруг вспыхнул в глазах. Впрочем, в излишне самоуверенном облике так же отчетливо читалось облегчение.
Цао прищурил глаз и улыбнулся в ответ:
— Вроде того. — И вдруг осознал, что ведет себя точь-в-точь как эта кокетка-недотрога Мэй! Набрался опыта — подцепил замашек. А самому ведь не так уж нравилось подобное обращение — по отношению к себе. Что ж, ничего не поделаешь — неизгладимый отпечаток! Продолжил важно: — По крайней мере, без этого не о чем и говорить. А там посмотрим.
~
Тан медленно качал головой. Любовался бездумно — смуглым лицом, запавшей в душу родинкой, красной косичкой… Одеждами, наброшенными столь небрежно, что глубоко обнажалась манящая к поцелую шея. Словами, звучащими так многообещающе, что места для сомнений не оставалось. Разве ради Цао он уже не готов на что угодно?
~
Цао купался в струящемся из его глаз вожделении, пока наконец Тан, опомнившись, не кивнул уверенно:
— Будет тебе… — провел пальцем по изогнутым похотливой усмешкой губам, — о чем поговорить. Что тут смотреть?
Цао надменно вскинул бровь и хмыкнул пренебрежительно:
— Понравится ли мне!
На его взгляд Тан согласился слишком легко. Отсутствие сложностей казалось скучным его противоречивой натуре.
Совращаемый распутник невозмутимо пожал плечами:
— Зависит от мастерства наставника. Но я быстро учусь.
Непробиваемое спокойствие! Нахальная развязность! Оставалось только глаза закатить. И тут же пришла идея — как усложнить задачу.
— Будет тебе наставник! Проконтролирую в лучшем виде, — пообещал Цао, дружески похлопывая по плечу.
Ещё ничего не подозревающий будущий ученик рассмеялся:
— О, я уж постараюсь заставить тебя потерять контроль!
— А кто сказал, что это буду я? — Цао пренебрежительно фыркнул и, чуть пожимая его плечо, хитро прищурился: — К счастью, у нас есть кого пригласить, чтобы разделить роли наставника и… подопытного. По-моему, так будет удобней для всех.
***
Поздний вечер. Давно зажжены лампы. Вино налито в чаши.
Ждут третьего.
Цао пришел пораньше, чтобы решить вопросы, касающиеся дел их родственников. Пересказал, на какие цифры в отчетах рекомендовал обратить внимание Энлэй. Того интересовало всё, что отправлялось в отдаленные обители: расходы на питание, жалованье страже, количество пребывающих там осужденных и то, как часто туда отправляют новых. А также следовало разобраться, что поступает оттуда. Ведь есть графы и на приемку. Но из-за специфичности терминов не вполне понятно, что означает, к примеру, «экстракция первой свежести»…
Минь, в отличие от Цао, решил взяться за дело без особой охоты. Его, как и всех в Обители, почему-то не так уж интересовало, куда отправляются неугодные служители после высшей меры, лишь бы самому не оказаться на их месте. Но он и не думал, что совершит что-то слишком запрещенное или опасное, если просто обратит более пристальное внимание на сведения, касающиеся его прямых служебных обязанностей. Так что, в конце концов, ради Цао, ради поддевающих уговоров кузины Мэй, которые он потрудился передать, подражая даже в интонации, Минь согласился.
Вот только — на сегодняшний вечер у них есть и другие планы, на которые Минь согласен тоже…
Цао в привычной развязной манере полулежит на кушетке и с задумчивым вниманием разглядывает, как преломляется в рубиновом напитке дрожащий свет приглушенных ламп. Несмотря на нарочитую расслабленность гостя, Минь кожей чувствует его ожидание. Глядя в сторону, с тонкой полуулыбкой на губах говорит:
— Цао, он скоро придет.
— Ещё бы он не пришел! — откликается Цао, всем своим видом изображая чистое пренебрежение.
Минь предупрежден о его замысле. Ещё бы, ведь ему отведена немаловажная роль! Он согласился скорее из любопытства, чем от излишней покладистости. Конечно же, не хотелось бы подвести Тана — Минь помнил ведь, насколько важен для него этот неугомонный выдумщик, этот блистательный Цао. Но главное… Хотелось бы знать, как будет вести себя Тан — такой властный наставник — в такой несвойственной для себя роли. И что при этом будет чувствовать сам Минь?
~
Когда долгожданный гость наконец появляется на пороге, Цао мгновенно срывается с места по направлению к спальне. В одной руке чаша с вином, призывный взмах — другой:
— Да неужто! Поборол-таки свои сомнения? Ну, раз все в сборе, нет причин откладывать, господа!
Едва скользит взглядом по вошедшему, но успевает заметить: предельно элегантный вид, горделивую осанку стройной фигуры, ну и этот вездесущий — преследующий Цао наяву и во сне, рядом и за тридевять земель — испепеляющий шалый взор, от которого перехватывает дыхание.
Но Цао ни за что на покажет этого!
~
Тан переглядывается с Минем, заговорщицки подмигивает. Оба прекрасно знают, чего стоят колкости Цао. Но в этот вечер — согласны играть по его правилам.
Гостеприимный хозяин поднимается с кушетки поприветствовать нового гостя. Тан, приобнимая за талию, увлекает его за собой — в спальню — и заодно отвечает второму непоседливому посетителю:
— Какие могут быть сомнения? Если сам прославленный мастер берется обучить меня настолько увлекательному занятию. Да ещё и с таким очаровательным ассистентом!
Окольцованные пальцы покрепче обнимают изящную талию. Чувствуется уже непривычное напряжение Миня и привычная его мягкость. Тан ведь сам раскрепощал неопытного партнера, дорожил непросто завоеванным доверием, а теперь… подталкивает к новому сомнительному испытанию.
Успокоить, приласкать. Склонив голову, целовать шелковистые пряди. Как ещё дать понять, насколько Минь дорог, ценен, важен? Насколько желанен. Всё так же желанен, несмотря на то, что в сердце поселилось новое — неистовое, выжигающее душу — стремление. К другому, совсем не похожему человеку, ворвавшемуся в их жизнь так внезапно. И необратимо. Да, Минь дорог Тану — и ещё больше тем, что понимает, насколько важна для него эта связь. Что не знает ревности. Что согласился помочь.
Нет, сейчас Тан не сомневается ни в чем.
~
Щелчок дверного замка. Цао резко оборачивается, окидывает взглядом вошедших — серьезно, внимательно. Это Минь запер дверь — всё так же упорядочен и сосредоточен. Блестящая кольцами рука бережно лежит на его талии, а он доверчиво жмется к Тану в ответ. Неужто так нервничают из-за того, что затеял Цао? Очевидно. Причем — нервничают не меньше, чем он сам! Забавные…
— В самом деле, вы как в первый раз! — Цао смеется и смотрит на них, как на законную добычу, лакомую цель, которая сама неуверенно ступает в расставленные силки.
— Проходим, проходим, прошу! — Цао смеется и не знает, что хитрые искры в его глазах сияют совсем не коварно — успокаивающе, не зловеще — но поощрительно. Добыча приближается к охотнику… или звероловы настигают добычу? В любом случае — пора сбрасывать покровы!
— Позволь помочь тебе, моя радость.
Цао решает, что больше всех одежды мешают Миню. Пока проворные пальцы справляются с застежками у ворота, другая рука — ослабляет пояс. Таким положением не воспользоваться сложно — проще слегка притянуть к себе, накрыть первым поцелуем мягкие губы. И утонуть — в сдержанной покладистости, в старательной отзывчивости, подавляемой стыдливости. Минь нравится Цао: и внешним очарованием, и зрелостью характера. Тем, что принимает его таким, как он есть. Уловки с Минем не работают, он видит их насквозь. Тем, что всё равно согласился на эту пикантную выдумку. Это нравится Цао ещё больше!
~
Чуть отступив, Тан любуется ими со стороны. Красивая пара. Цао выше на полголовы — он склонился к Миню, продолжая избавлять его от ненужных одежд даже во время поцелуя. На Мине ещё оставалась белая сорочка. На Цао — строгие темно-синие одеяния служителя. Впрочем, из-за неподражаемой способности носить одежду нараспашку, едва ли не спуская с плеча, внешний вид его никак нельзя назвать строгим — скорее соблазнительно завлекающим, на грани приличий. Скоро, очень скоро они будут отброшены прочь!.. А пока — можно смотреть, как черной волной рассыпаются по плечам волосы, как алая лента в косичке то скрывается, то снова показывается при поворотах головы. Как подрагивают смуглые пальцы, распуская завязки у горла, обнажая белое плечо… Возбуждение Цао уже очевидно. Тан наблюдает за ним с жадностью. Ничуть не смущаясь тем, что вызвано оно не им. Вернее, не только им… И прямо сейчас направлено на другого… Это распаляет только сильней!
Сорочка соскальзывает на пол. Минь полностью обнажен, опускает голову будто стыдливо. Невозможно не подойти — Цао так увлеченно гладит молодое белое тело. Невозможно не приобнять со спины — только чтобы ослабить туго затянутый пояс… Прошептать на ухо:
~
— Ну а ты? Почему ещё в полном облачении? Помочь? — шепот обжигает, разливается горячим потоком в крови. Прикосновения заставляют замереть. Затаить дыхание. Огрызнуться привычно:
— А мне-то зачем? — Но действиям умелых пальцев Цао не препятствует. Не отстраняется от объятий. Пояс и правда не лишним будет развязать…
Но Тан, конечно же, не знает меры! Рука ненавязчиво скользит ниже — будто между прочим, но слишком аккуратно для случайности — поглаживает в области паха. Твердость возбужденной плоти не скрыть. Цао нервно дергает локтем — отбрасывает непрошеную ласку. Губу закусил — настолько это было непросто. Но, обернувшись, адресует нарушителю порядка вместо гневного взгляда только глумливую усмешку:
— Руки не распускаем! — мягкий прищур с трудом выражает непреклонную недоступность, но шепот, словно горячий бриз, обещает многое… — Ишь, привык! Ну, ничего, сегодня научим тебя работать и другими частями тела.
— К чему такая щепетильность, Цао? — насмешливая улыбка в ответ, пылающая лава в бездонных глазах. — Брось! Здесь все свои.
Тан всё же не настаивает — невозмутимо отстраняется от него и принимается расстегивать уже свои одежды. Тоже, впрочем, не снимает полностью. Видимо, решил взять пример с наставника.
— А чтобы ты не отвлекался! Не для этого собрались. А то наш гостеприимный хозяин совсем заскучает, да, Минь? Иди ко мне!
~
Снова этот шальной ураган отрывает Миня от пола — Цао одним движением приподнимает его, подхватывает под колени и бросает на мягкую кровать. От такого обращения захватывает дух. Сильные руки, стальная уверенность, окутывающая забота. Но неужели действительно, вот прямо сейчас?.. Минь до сих пор с трудом представляет себе то, что скоро будет происходить по милости этого баламута!
Остается только наблюдать: Цао делает указующий жест, и Тан садится на постели слева. Оба одеты, только распахнуты полы темных одежд. Резкий контраст — с кремовым шелком простыней, с их обволакивающей мягкостью. Такая же мягкость в кареглазом взгляде Цао — он справа. И он не медлит: с улыбкой считывает настороженную доверчивость Миня, приближается для поцелуя — пылкого, нежного. И его ладонь — горячая — уверенно скользит по телу: гладит вздымающуюся от частого дыхания грудь, чувствительные бока… ещё ниже. Судорожный вздох. Приглушенный стон. Цао не медлит и не дает опомниться — уже ласкает возбужденную плоть, но прерывает поцелуй, чтобы дать наставления:
— Не вздумай сдерживать реакции, радость моя. Должны же мы знать, что всё делаем правильно. Особенно, он.
Кивок головой в сторону Тана. Хищная искра в глазах. Минь следит за его взглядом: третий участник действа расслабленно лежит, опираясь на локоть. Смотрит на них внимательно и пристально. Спокойно ждет инструкций. Но одежда в области паха натянута, но блеск в глазах и влажные губы, изогнувшиеся в чувственной усмешке, говорят сами за себя… И Цао, не отрывая от него взгляд — дразнящий, а может быть, завороженный — принимается повторять поцелуями путь, который до этого проделывала его рука… Поцелуи медленно, но верно сводят с ума — чуть втягивая кожу губами, щекоча языком. Минь подрагивает — сейчас испытанию подвергается подреберье, живот… Но всё оставшееся незанятым телесными ласками внимание он по-прежнему направляет на двоих в своей постели. И игру взглядов между ними. К этому сложно привыкнуть — трое… Но в этом интересно — быть.
Чувствовать губы на теле, напряжение в воздухе, изгибаться под теплыми ладонями, под прохладными длинными пальцами… Видимо, в какой-то момент Цао задается целью пробить мнимую безучастность Тана — хватает за руку и кладет её на бедро Миня, предлагая присоединяться.
— Цао, если я сейчас покажу всё, что умею, боюсь, у тебя не останется времени на свои уроки, — Тан усмехается, но сразу приступает к делу.
Пальцы скользят вверх — по нежной коже внутренней стороны бедра. Вверх — и нежно смыкаются, накрывая мошонку. И снова — полувздох-полустон. Сладость ласки и дразнящее чувство беспомощности.
— Уж будь добр, сделай так, чтобы осталось. Если действительно умеешь, — отвечает Цао, отрываясь от напряженного соска. Язвительный голос пытается быть твердым, почти совсем не дрожит, а потом язык возвращается к отзывчивой плоти.
Их перепалка не мешает — сбивает напряжение. И уже сложно сказать, кем вызван очередной тихий стон — прикосновения Тана становятся более откровенными. Эти ласки привычно-умелы, но оттого не менее изнурительны.
Когда Цао спускается поцелуями к члену, тот уже максимально тверд, на раскрасневшейся головке блестит первая прозрачная капля. Минь давно жаждет более решительных действий, а они ещё так толком и не начали урок… Но наконец Цао снисходит до непосредственного обучения. Перед тем как обхватить ствол губами, лучезарно улыбается Тану. Издевательским тоном звучат первые наставления:
— А теперь смотрим и запоминаем. Готовимся повторять. Прежде всего прячем зубки. Вот так.
Блестящие клыки скрываются за четко очерченными губами. Губы окутывают мягким теплом. Дыхание учащается. Минь уже не пытается скрывать беспомощность в распахнутых глазах — просто плавится от медового наслаждения, охватившего тело до кончиков пальцев.
~
Тан придерживал ствол у основания, когда Цао решил взять всё в свои руки. Теплая ладонь на некоторое время задержалась на окольцованных пальцах. Точка их соприкосновения — тело третьего. Красиво. Почему нет? Тан придвигается ближе. Чтобы видеть, как влажные губы плавно скользят по всей длине члена. Как кончик языка дразнит нежную головку на выходе. Как-то и дело сверкает в его сторону бесстыдный насмешливый взгляд.
Тану нравится, когда в постели больше, чем просто пара. А увлеченный, распаленный Цао так напоминает видения из снов…
Сложно удержаться — хочется склониться совсем близко, почувствовать губами упругий шелк волос… Хотя бы для того, чтоб прошептать:
— Не увлекайся. А то твоему ученику ничего не достанется.
А в руке Тана лежит ладонь Миня — тот пожимает ее крепче всякий раз, когда Цао делает особенно изощренное движение. Так доверчиво, так… вовлекающе.
Цао слышит и даже слушается: отрывается от своего занятия, переводя дыхание, оказывается лицом к лицу, но ласки рукой не прекращает, только умело отодвигает оргазм особым движением — известный прием. Заботится о том, чтобы продлить время занятий… Тан замечает такие вещи — он сам в них мастер.
— Готов, значит? — Цао дышит тяжело. Их губы так близко, что не соприкоснуться почти невозможно. Но каким-то чудом — зачем-то — удается. Тан даже удерживается от того, чтобы приобнять своего наставника за плечи. — Ну, давай. Доверяю тебе наше золото. Не подведи!
— Не беспокойся, — окидывая его, должно быть, окончательно осоловевшим взглядом, Тан облизывает губы. Слегка пожимает ладонь Миня, спрашивает с улыбкой: — Минь, ты как? Скажи что-нибудь.
~
— Я… Мне… — слова даются с трудом. Кажется, совсем неподходящий момент для бесед! Но всё же… Ох, вероятно, не одному ему сейчас немного неловко в этой постели! Для смущения тоже не время! Минь улыбается в ответ: — Мне хорошо, Тан. Очень.
— Ну что ты тянешь? Так и знал! — Но пока Цао возмущается их болтовней, губы Тана приближаются к головке, обхватывают её, словно в поцелуе, и плавно втягивают внутрь.
Минь задыхается — как будто от неожиданности. Стонет протяжно. Голова мечется по подушке. Да, практически те же ощущения. Нет, это гораздо страннее, чем с Цао! Тан всегда был слишком властным, слишком… активным, чтобы обслуживать его ртом. К тому же, у них всегда были и иные развлечения… И Минь считал, что это правильно. Он и сам не думал, что выполняющий в отношениях ведущую роль тоже должен…
Ох, но теперь это кажется таким неважным! Тан просто принимает в себя его плоть, просто дарит удивительное наслаждение, и какая разница — какая у кого роль?!
~
Цао гладит Миня по щеке, замечает прикушенную нижнюю губу, сведенные брови… Такой истомленный вид ясно дает понять, что всё идет, как нужно. Другой рукой он придерживает член у основания — подобрал удобный угол, чтобы обучающийся мог, не отвлекаясь, постепенно осваиваться с процессом, принимать всё глубже…
Цао вообще бдительно за всем следит — всё-таки наставник! Вот только никак не удается смутить ученика своим пристальным насмешливым взглядом. С издевательски-угодливой заботой Цао убирает с его лица выбившуюся из прически прядь — этот его всегдашний хвост толком не помогает в деле! Но Тан всё так же невозмутим, старателен и справляется довольно неплохо. Можно уделить внимание другому подопечному.
Наскоро, но трепетно Цао припадает к губам милого подопытного. Минь пахнет леденцовой свежестью, цветочной сладостью. «Жертва» их похоти совсем растаяла от нежных ласк, так и дрожит в упоении — и невозможно не углубить поцелуй, требовательно входя языком, сильнее засасывая нежную плоть…
~
Тан тем временем уже настолько освоился с новым для себя занятием, что поймал ритм и двигается гораздо увереннее. Уже чувствует, что если только продолжит в том же духе, то без труда доведет дело до конца. Вот только челюсть неприятно заныла. Должно быть, с непривычки… И можно ведь немного поиграть: провести по стволу языком, пощекотать уздечку. Дразнящие ласки оказываются настолько яркими, что Минь содрогается в отчетливой крупной дрожи. Будто сполохи удовольствия проходят по телу.
— Что за самоуправство! — восхищается Цао, оторвавшись наконец от страстных губ. Никак иначе и не назовешь этот удивленный веселый тон. — А, впрочем, хвалю! Инициатива — это хорошо.
Цао, будто змей искуситель, плавно спускается к Тану — плавно же проводит смуглой ладонью по белому телу Миня. Он органично смотрится в постели втроем, словно в сложном танце — переходит из позиции в позицию, от партнера к партнеру. Да, Тану недоставало такого всю жизнь… Сойтись бы раньше! Почему не решался? Только бросает теперь взгляды исподлобья — пытается прожечь, достучаться, убедить… Но и сам не новичок в непарных утехах: не забывает ласкать отзывчивую плоть. Скользит по члену губами, не беря в рот, а просто упруго надавливая языком. Увлекшись, задевает руку Цао, которая так и придерживает у основания ствол.
— А вот это уже не честно, — из голоса Цао куда-то пропала язвительная строгость, осталась только улыбка. — И вообще, пора уже подарить нашему подопытному заслуженное удовольствие. Хватит его терзать.
— Наставник, ты уж как-то определись, — губы скользят по тонкой коже, но говорить это почти не мешает. — Считаешь, достаточно?
Цао кивает с важным видом:
— Осталось самое главное. Если справишься — урок зачтен.
Тан вскидывает на Миня взгляд — веселый и бесстыдный. Шепчет так же бесшабашно:
— Минь, малыш, ты у нас самый сладкий, — и устремляется к финальному этапу.
Губы уже уверенно вбирают член, плавным движением — до основания. Почти. Тан не пытается принимать максимально глубоко. Даже при среднем размере головка доставала бы до горла — и без того приходится подавлять естественные рефлексы. Но получать удовольствие от процесса это не мешает — ведь Минь так часто дышит, так порывисто пожимает руку… Челюсть ноет от долгого непривычного положения — несмотря на небольшую передышку, неприятные ощущения вскоре вернулись — но член уже напрягся до каменной твердости и вот-вот, сейчас… Да, это определенно приятно: реакции Миня и собственная решимость, новый опыт — процесс оказался совсем не сложным и точно не был чем-то неловким и неуместным. И наставник рядом — такой чуткий и такой… желанный.
~
Контроль Цао не ослабевает. Взгляд переходит с ускоряющего темп Тана на пылающее наслаждением лицо Миня. В такой ответственный момент нельзя покинуть свой пост. Нельзя поцеловать полуоткрытые припухшие губы… Но можно протянуть руку и провести по ним большим пальцем. Скользнуть внутрь, в обволакивающее тепло, в мягкую влажность. Минь с готовностью откликается на необычную ласку — посасывает палец увлеченно, умело. Только стоны становятся ещё громче. И дыхание сбивается окончательно.
Минь замирает. По напряжению мускул, по полузакатившимся глазам ясно, что от пика наслаждения его отделяет совсем эфемерная пелена. Что фактически — она уже прорвалась… Цао спешит предупредить:
— Тан, скоро…
Вынимает палец изо рта Миня, опять проводит по щеке. И кладет ладонь на затылок Тана. На гладкие черные волосы. Цао так долго себя сдерживал, не позволял лишних прикосновений — почему-то… Да нет, понятно, почему. Но сейчас уже не может противиться притяжению. Не пытается углубить проникновение или контролировать ритм. Просто хочет быть ещё более причастным к происходящему таинству. И ещё ближе к тому, кто согласился на все его условия — без раздумий.
~
Тан чувствует, как по нежному телу пробегает легкая судорога. В рот извергается пульсирующий поток. Слышит протяжный, сорванный стон. Сглатывает и делает ещё пару плавных движений. На голову ему ложится и вторая рука. Изящная кисть Миня. Тан поднимает взгляд и встречается с его сероглазым взором — благодарным и каким-то растерянным. Слышит веселый голос Цао:
— Молодец! Минь, зачтем же ему урок?
Медленно выпускает член, проводя языком по стволу. Минь снова вздрагивает — остаточные волны наслаждения сотрясают хрупкое тело. Вряд ли он в состоянии сразу ответить… Тан переводит взгляд на Цао. Смуглое лицо изображает сосредоточенность, безуспешно пытается скрывать собственное возбуждение. На смуглом лице — дерзкая родинка. В волнистых волосах — нелепая косичка. Так близко. Так желанно. Кто сделает первый шаг?..
Слышится утомленный голос Миня:
— Цао… Тан… Я могу как-то…
— Золото мое, сегодня всё только для тебя! — смеется Цао. — Просто скажи — засчитываем?
Минь улыбается в ответ — и робко, и лукаво:
— Засчитываем.
— Благодарю за высокую оценку, Минь, — откланивается Тан. Быстрый взгляд в карие глаза. Не убежит… — И где же мой зачет, Цао?
Мягкий взгляд сверкает сквозь прищур густых ресниц. Спускается на влажные губы. Смуглые пальцы вцепляются в ворот одежд. Цао порывисто притягивает его к себе.
— Будет тебе зачет, — успевает прошептать он, перед тем как впервые слиться в поцелуе.
Долгом и жарком. Развязном и волнующем. Уверенные движения языков проникают всё глубже, губы засасывают жадно. Их тела распалены страстью и стремятся друг к другу как самый сильный магнит — не разорвать. Барьер, если он и есть, позабыт, невидим в этот момент. Оба почти теряют счет времени. Почти забывают, где они и с кем.
Порочный вкус на губах никак не смущает Цао. Наверное, гордится собой и своей победой над его предрассудками. Только ещё увлеченнее терзает губы, прикусывает острым клыком…
Аромат волос тоже острый, пряный — теплота корицы, яд миндаля. Тан зарывается рукой в упругие пряди — там где-то косичка… — слегка стягивает на затылке, одновременно привлекая к себе. О, ему тоже нравится, что первая их невинная ласка совершилась именно так! Ведь это его Цао — с ним всё должно быть особенно!
~
Минь готов любоваться ими бесконечно. Так много притяжения и огня. Так много удовольствия уже подарили ему оба. И сами теперь сгорают от собственного нерастраченного пыла. Сцепились, будто в борьбе. Сплелись, будто утопающие…
Но вдруг — выныривают. Отшатываются друг от друга, тяжело дыша. Переглядываются наскоро и ложатся по обе стороны. Принимаются осыпать поцелуями лицо. Щекотно, тепло, играя. Минь смеется:
— Да что вы, в самом деле! Не отвлекайтесь на меня. Вы прекрасно смотритесь вместе!
— Это ты прекрасно смотришься, радость моя, — возражает Тан. — Как мы можем на тебя не отвлекаться?
— Ну, тогда я лучше пойду. Приведу себя в порядок. Цао же сказал, что на сегодня я свободен… — Минь улыбается и действительно пытается подняться с постели.
— Куда это ты собрался? — нависает над ним Цао — алая косица падает рядом с лицом. — Думаешь, мы настолько бестактны, чтобы выставить хозяина дома из собственной спальни?
Но Минь уже почти невозмутим. В самом деле, так долго быть покорным и робким утомительно! Хочется только поправлять растрепавшиеся волны волос, смотреть в блестящие карие глаза, объяснять спокойно:
— Говорю же, привести себя в порядок. Потом отдохну в гостиной. А то знаю я вас! Вы как раз настолько бестактны, чтобы опять продолжить на террасе, а не в подходящих условиях.
— Кто сказал, что мы собираемся продолжать… — хмыкнув, бормочет Цао, но слегка отстраняется.
А в это время ближе ложится Тан. Вглядывается внимательным шалым взором. Ищет что-то в его глазах. Его одежда, волосы, кожа — всё пропахло любимыми благовониями. Среди них преобладает сандал. И что-то похожее на жженую кофейную горечь… Его запах и голос похожи — глубокая тьма:
— Минь, из тебя вышел идеальный ассистент. Такие уроки мне по нраву! И благодаря тебе…
Лучше прервать эту речь поцелуем. Как ещё яснее показать им, что он не способен на ревность? И не собирается им мешать. Короткий поцелуй, настойчивый взгляд:
— Ну, тебе-то не надо объяснять, что всё в порядке? Тан, я же понимаю… Отпустите уже!
Минь правда понимает. Пытаются удержать его, чтобы не чувствовал себя брошенным в такой момент. Но порой такая забота без слов всё только усложняет, а проговаривать каждую подробность — ещё нелепее!
Спасает только расслабленная улыбка и уверенность в глазах. Больше не мешают подняться. Пользуясь моментом, Минь накидывает халат, быстро подхватывает разбросанные одежды. Оборачивается к ним, перед тем как уйти, и говорит — легко и спокойно:
— Мне было хорошо с вами. Вы странные. И, кажется, мне с вами очень повезло.
В ответ — почти хором — не успел Минь закрыть дверь:
— Это нам с тобой повезло! — тягучая мягкость Тана.
И бархат голоса Цао:
— Ты прелесть, Минь!