Это ж надо было, чтобы настолько не повезло?! Хотя, Шень, конечно, сам виноват… Как-то не подумал, что Глава Стражи непременно примется отмазывать своего новоназначенного младшего помощника. А с другой стороны, Янлин ведь допустил почему-то, чтобы этому делу дали ход. И притащили их в казематы обоих… Вот только Бохаю удалось ускользнуть.
И, будто мало того, теперь казалось, что Глава Стражи ещё больше приблизил его к себе! Вот и сегодня — Бохай должен помогать ему в следственных действиях. Шеня же никогда не удостаивали такой чести. Вообще, насколько он знал, никто из внештатных добровольцев не бывал посвящен в тонкости допросов.
Шень, конечно, попытается выяснить, что там происходит. У него же есть право появляться в казематах. И если, не привлекая к себе внимания, серой тенью проскользнуть к задней двери кабинета Янлина, можно услышать немало занимательного.
Как, оказывается, умеет лебезить перед начальством этот гордец! Слушать его дребезжащий голосок — одно удовольствие! Тогда Шеню удалось подглядеть в щель, как Бохай валялся в ногах перед господином, как рядом дрожал этот его тощий сосед… ну да, Юй — постоянно забывается имя.
Но под конец триумфального зрелища Шеня ждало горькое разочарование. Бохая отпустили. Получается, все его труды по доносительству были напрасны? И никогда ему не занять место Бохая рядом с Янлином?
Шень был удручен. Карьерные дела не шли в гору. Дома тоже было некомфортно. Слишком уж много стал себе позволять сосед!
С тех пор как Шень вернулся с побывки, он заметил, что у этого похабника появился новый дружок. Их наглость порой перехлестывала через край. Конечно, этот смутьян с дурацкой красной косичкой не осмеливался появляться в общей гостиной. Всё больше сам Тан пропадал по ночам.
И всё равно однажды — Шень был уверен в этом — он слышал из соседской спальни характерные сдавленные звуки. Должно быть, стервец пробрался через окно, ведь Шень всегда сам запирал двери…
В ту ночь ему не спалось, и он вышел в гостиную за кувшином с водой. Только поэтому и услышал хриплые вздохи, неразборчивый шепот, придушенные стоны… Такие звуки не издают в одиночестве. Бесстыдники явно старались вести себя потише, но Шень почти припал ухом к двери…
Ему вообще приходилось много слушать.
Вся жизнь происходила где-то рядом: за стенкой, за дверью, не с ним.
А тогда — эти похотливые вздохи, эта потаенная близость не могли и в нем не распалить жгучего желания. Вынудили предаться постыдному пороку самоудовлетворения. А вслед за тем — презрению к самому себе. Шеню совсем не нравились эти чувства. Не нравилась эта жизнь.
Так протекали недели. Только под конец сентября на его донос наконец среагировали, но это принесло лишь разочарование. Теперь Шень шел туда, куда его никто не звал. Где никто не ждал. Даже не счел нужным пригласить… Как будто всё это не имело к нему никакого отношения. А ведь он-то и был тем, из-за кого всё закрутилось!
Подобная несправедливость возмущала Шеня до глубины души!
***
Голова кружилась постоянно. Юй и раньше был худым, но теперь сам замечал, насколько стали выпирать кости. И это всего лишь за неделю. Он не знал, надолго ли его хватит. Может, и не придется переносить весь ужас публичного унижения? Может, однажды удастся уснуть дольше чем на четверть часа и не проснуться больше?.. Да, мысли такие греховны. Выдают постыдную слабость. Но Юй не понимал, за что он должен бороться? Что отстаивать? В его невиновность не верят. Не дают шанса оправдаться. Пройти свой путь до конца — твердил Устав — но до конца чего? Может быть, это он и есть — отведенный ему удел?
Скрежет засова заставил вздрогнуть. Оказывается, Юй дремал. Он не различал больше поверхностный сон от ирреальной яви. Стражники так часто проверяли камеру, лязгая затворами, гремя башмаками, что невозможно было забыться надолго. Неудобная поза затекшего в оковах тела тоже не способствовала здоровому сну.
Звякнул металл кандалов. Неужели снова дознание? Вошедший в комнату коренастый молодой стражник открепил цепь от кольца и почему-то принялся снимать оковы с запястий. Обычно это считалось излишним. Юй мог ошибаться, но ему казалось, что к дознавателю его водили с утра, а сейчас глубокий вечер…
— Молодой господин Юй, — хриплый голос неумело выражал приветливость, — прошу, следуйте за мной.
Подобная предупредительность была странной, обычно стража не утруждала себя разговорами. Ни человеческая речь, ни человечное отношение не входили в их обязанности, и, судя по неловкости в голосе, этот служитель порядка тоже не был к ним привычен. Слабость не только не позволяла Юю ответить — даже встать на ноги было непросто. Когда, пытаясь подняться, он пошатнулся и чуть не упал, стражнику пришлось подхватить его под руку.
Узкие коридоры под низкими каменными сводами были знакомы Юю, а вот ощущение свободных запястий казалось уже непривычным. Он не был уверен, можно ли ему размять кисти, и только незаметно шевелил онемевшими пальцами.
Лабиринтоподобные изгибы коридоров сбивали с толку, мешали ориентироваться. Юй не узнал кабинет, в который ввел его сопровождающий — показалось, что это обычный кабинет дознавателя: те же серые стены, казенная мебель… Но за тканевым пологом скрывался вход в смежные покои, и Юй даже немного пришел в себя, все его чувства встрепенулись, стоило сделать шаг за порог. Он совсем не ожидал, что в казематах может быть такая комната!
Сквозь замутняющую сознание усталость пробивалось тепло открытого очага, густой аромат благовоний, мягкий свет множества желтых масляных светильников. Юй щурился и часто моргал, но всё равно заметил, что повсюду — на полу, на кушетке, на стенах — разложены и развешены многочисленные рыже-коричневые шкуры. Он в них не разбирался, но это были точно шкуры каких-то хищных кошек — одни были с пятнами, другие с полосками… Это выглядело странно, почти пугающе, но как-то до обидного уютно. Что он здесь делает? Разве обреченному узнику положено видеть подобную роскошь? Всё это тепло, комфорт и мягкость больше никогда не для него.
Тишину, до того нарушаемую лишь потрескиванием дров в камине, прорезал вдруг резкий, но ненатурально смягченный голос:
— Господин Глава Стражи велел обращаться с вами как с гостем, молодой господин. Сегодня будет особенное дознание.
Это прозвучало почти угрожающе, но Юй не обратил внимания на глумливый намек в тоне стражника. Слишком большой неожиданностью стала замеченная им приготовленная ванна, призывно манящая облаком пара в углу комнаты.
— Господин стражник… — пробормотал он одними губами и непонимающе свел к переносице брови. В смятенном сознании роились лишь обрывки вопросов, которые Юй не осмеливался, да и не способен был задать. Он сказал «гостем»? Дознание? Почему этим занимается стража? И при чем тут ванна?! Но, может, это и не для него, тогда… зачем он здесь?
— Меня зовут Шень. Можешь звать по имени, — пробасил в ответ сопровождающий. — Я, между прочим, старинный приятель твоего соседа Бохая. Так что мы и с тобой могли бы подружиться, если бы не прискорбные обстоятельства.
Юй вздрогнул. Не ожидал услышать это имя. Оно осталось в прошлой жизни. Он никогда и не представлял, что стражники тоже могут быть чьими-то приятелями…
Шень, меж тем, продолжал:
— Ой, прости. Я, может, слишком фамильярен? Или не возражаешь? В конце концов, я ещё должен помочь тебе с водными процедурами, а это достаточно интимный процесс. Так что давай на «ты».
Юй опешил. Распахнул серые глаза и не знал, что говорить. Этот человек не вызывал в нем ни малейшего доверия. Раздеваться при нем казалось совершенно неуместным! Но отказаться от искушения смыть с тела въевшуюся грязь Юй не смог бы.
Шень тоже чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Разве для того он крался в казематы, чтобы как нянька возиться с этим малохольным? Но, конечно, не стал бы уклоняться от приказа Янлина. Даже горд был, что хоть на что-то сгодился. Что Глава Стражи позвал помочь именно его. Но действительно приказал быть паинькой. Не пугать. Не обижать. И чтоб ни волосинка не упала…
Прорычал насколько мог дружелюбно:
— Тебе помочь раздеться?
— Нет-нет.
Юй засуетился, запутался в балахоне, пытаясь скинуть его так, чтобы до последнего оставаться прикрытым, и быстро окунулся в воду. Снова чуть не упал. Теплая вода обжигала. Заломило промерзшие кости.
Настоящая ванна. Он и в прежней жизни нечасто позволял себе подобную излишнюю роскошь. Для соблюдения гигиены достаточно ополоснуться прохладной водой, а нежиться долго, расходовать на телесные прихоти немерено гретой воды, обременяя этим себя и других — не дозволялось Уставом.
Но теперь, чтобы смыть с себя эту застаревшую грязь, прогнать вымораживающий душу холод, растворить в воде горечь и ужас… Пожалуй, и ванна не справится с этим всем, но хотя бы частично — может помочь.
Хрупкое тело растворялось в обволакивающем тепле. И без того легкое, как пушинка, в воде оно и вовсе ощущалось невесомым. Ароматы благовоний успокаивали. Они были в диковинку для Юя. Напоминали скорее о церемониях и ритуалах, а не о домашнем уюте. Впрочем, что бы он знал и о нем?..
— На вот, выпей, — нарочито мягкий голос выдернул из разморенного блаженства. — Господин Янлин сказал, что это подкрепит твои силы. Сегодня вечером ты должен быть… в добром здравии.
Юй почти забыл о стражнике и снова с испугом воззрился на Шеня, протягивающего ему какую-то бутылочку, зажатую в огромном кулаке. Он не хотел ничего брать у этого человека, но был совершенно над собой не властен. Его держали в заточении, его привели принять ванну, теперь ему говорят что-то выпить… Откуда бы у него могла зародиться мысль сказать «нет»?
Шень же был уверен, что все эти приготовления не просто так… Не допускал ни на минуту, что Янлин вдруг решил заделаться благодетелем. Но всё равно ничего не понимал. К чему эта возня? Его похабный рассудок ещё мог подсказать ему назначение ванны… Но требования вежливости и услужливости были непостижимы! Наверное, просто решил поиздеваться над ним, Шенем! Прислуживать этому сопляку… Шень предпочел бы подготовить его к предстоящему совсем иначе. Впрочем, взгляд Юя и так был полон ужаса — расслабить его оказалось куда более сложной задачей, чем запугать.
Юй робко протянул руку и взял целебный настой. Шень с плохо скрываемым презрением разглядывал показавшееся из пенной воды щуплое тельце. Одни кости! Сухарь сухарем, как и предполагалось. Бледная кожа чуть порозовела от тепла. Кое-где синели и желтели ушибы — известно, как сложно провести узника из камеры к дознавателю, чтобы не прибавилась парочка… Шень хмыкнул:
— Вот видишь, как Глава Стражи заботится о тебе. Ты уж отблагодари его как следует.
Ничего не мог с собой поделать, но Юй опять не заметил намека.
Откуда бы ему знать о грязных мыслишках стражника? Он вообще не понимал, что это всё означает, и просто чувствовал, что стало хоть немного — совсем чуть-чуть — но легче. Юй заранее скривился, припадая к целебной микстуре — обычно все они омерзительны на вкус — но этот состав обволакивал горло медовой сладостью, отдавая горечью лишь в послевкусии.
Десерты Янлина готовились по особому рецепту.
***
Огонь потрескивал в очаге. Густой запах благовоний недавно разбавился стылым воздухом из коридора, но стал лишь отчетливее, обновившись. Блики от масляных ламп играли на тигриной шкуре, укрывавшей кушетку.
Трое сидели за накрытым столом.
Хозяин странной комнаты уютно устроился в кресле. Блестели медью его волосы, сверкали камни украшений. Серый ушастый кот скромно исполнял свои обязанности, восседая у него на коленях, и вежливо тихо урчал.
Высокий черноволосый юноша сидел на краю кушетки. Вытянулся по струнке. Пришлось почти уговаривать его, позволяя присесть. Атмосфера изящества сковывала крепкое тело. Неправильность происходящего смущала простую натуру.
С другого края кушетки за ними следили серые глаза. Метались от одного к другому. Понимания в них не прибавлялось. Паника подкрадывалась из глубины. А может быть, это был просто голод…
Ведь стол был накрыт, а он так давно не видел нормальной пищи.
Это совсем не походило на дознание. Но всё же являлось им.
— Господа, прежде всего приглашаю разделить со мной эту скромную трапезу, — мелодичный голос, светский тон. Как будто прием у высоких господ. Как будто гостям здесь рады… — Угощайтесь, господин Юй! Вам особенно нужно подкрепить силы. Тяжелой пищи здесь нет, и если есть понемногу и не спеша, она вам не повредит.
Ошеломительная заботливость. Юй всё равно не смог бы отказаться. Так же, как не отказался раздеться при стражнике, принять с его помощью ванну, выпить настой… Настой, кстати, подействовал — от него прояснилось в голове и появились силы в руках и ногах, хотя после купания Юй разомлел и, казалось, не сможет ступить и шагу. Шень тогда снова его подхватил, подавая чистый белый халат. Было ужасно неловко чувствовать прикосновения к обнаженному телу. Хорошо, что сейчас он ушел.
Зато пришли эти двое. Был и ещё один прислужник, помогавший накрыть на стол, но он быстро удалился. А Юй наблюдал за всем, не осмеливаясь пошевелиться, не издавая ни звука. Только серые глаза жили на замершем лице.
— Благодарю, господин Глава Стражи, — к горлу подступил ком. Влажный блеск в глазах подчеркивал искреннюю благодарность. Пикантный ингредиент…
Янлин улыбался приветливейшим образом. Янтарная сердцевина радужки наполняла теплом внимательный взгляд. От легкого кивка каменья в заколках переливчато заблестели. Серый кот принялся массировать лапами, не осмеливаясь, впрочем, выпускать когти.
~
Бохай молчал и не притрагивался к еде. Только с умилением наблюдал, как осторожно и неуверенно пробует Юй молочную рисовую кашу. Он и в обычное время предпочитал именно её — простое, дозволенное, но умеренно сладкое блюдо…
Бохай и представить себе не мог, что будет так больно просто видеть его снова!
Он всё пытался усмирить эту боль, договориться с ней… Да, исхудал. Но сейчас вот господин Янлин позволит ему подкрепиться. Да, на запястьях синяки. Но ведь сейчас оковы сняты! А что в глазах такой ужас, что сердце сжимается от жалости — так ведь для этого нет ни малейшего повода! Разве стал бы Глава Стражи устраивать всё это, если бы задумал что-то плохое?..
И всё же его простое сердце трепетало. От вины ли, от горя ли, от дурного предчувствия — Бохай не мог бы разобраться. Да он ведь даже не понимал, почему именно этот тщедушный мальчишка, всего лишь сосед по ученическому домику, вызывает в нем столь бурное сочувствие!..
~
Янлин тоже любовался картиной. Наслаждался моментом. Ожидал перемены блюд… Через некоторое время счел, что выждал достаточно, и потянулся к сосуду с вином.
— Итак. — Рука в золотых перстнях поочередно наполняла рубиновым напитком три драгоценные чаши, а высокий голос был по-прежнему медоточив: — Приступим. Не будем тянуть.
Юй поспешно отодвинул тарелку. Голод не позволял в полной мере ощущать аппетит. Всё казалось, что подобная трапеза ему вовсе не полагается, и он ел будто украдкой. И вот этот человек прервал, наконец, странное застолье. Но, вместо этого, теперь протягивает чашу своей белой холеной рукой. Чашу недозволенного напитка. Хотя по возрасту Юй уже имел право его пробовать, но это не поощрялось, и он никогда… Впрочем, отказаться, как и прежде, не мог. Принял чашу. Нечаянно коснулся изящной кисти. Металл показался теплее живой кожи.
Янлин вдруг повернулся к Бохаю — до того будто не замечал — и протянул вторую чашу и ему:
— Бохай, ты тоже непременно выпей. Тебе особенно пригодится. — Аметист сверкнул прозрачной хрупкостью, голос — настораживающей лаской: — Мы собрались здесь вместе, чтобы покончить с небольшой формальностью. Нужно зафиксировать признание.
Юй успел отпить глоток, и теперь с непривычки в груди жгло огнем. Смятение от услышанного вплеталось в нарождающийся трепет. В чем ему признаваться?..
— П-признание… — вырвалось у него помимо воли. Очень тихо, но чуткий слух Янлина уловил этот сдавленный выдох. Он беспечно закивал:
— Да-да, признание. Мне доложили, что следствие зашло в тупик. Что наш юный гость не понимает важности чистосердечного раскаяния. Но я, как непосредственный начальник Бохая, вызвался помочь вам все уладить.
— Господин Глава Стражи, — встрепенулся Бохай, — примите мою благодарность. Я не достоин подобной милости, но всеми силами буду стараться отплатить вам за доброту.
Янлин снова кивнул и чуть прищурил глаза, скрывая их за светлыми ресницами. Улыбка растянула тонкие губы:
— Конечно, конечно, оплатите. Да вот прямо сейчас! Как я и сказал, нам нужно зафиксировать признание. Моего свидетельства достаточно. Можете приступать, — взмах рукой. Нефрит мерцал замутненной нежностью.
— Приступать?.. — на этот раз, запнувшись, переспросил Бохай.
***
— Цао, ты что здесь делаешь, неугомонный? — у Тана никогда не получалось сердиться на него всерьез.
— Видел, как ушел твой сосед. Значит, вечер и комната в нашем распоряжении, так ведь? — заостренный клык сверкал в задорной улыбке.
Тот же вечер. Совсем другая история. Но однажды они пересекутся. А возможно, пересеклись гораздо раньше… Давно. Прозрачной хрупкостью, замутненной нежностью. Медью и мёдом.
— Почему бы нам не пойти, как обычно, к Миню? — не собирался сдаваться Тан. — Я же понятия не имею, когда Шень вернется.
Не собирался сдаваться, но не мог выпустить из своих объятий. Окольцованные пальцы лежали на стройной талии. Кривую усмешку с губ беспощадно стирал жгучий поцелуй.
Они стояли в гостиной. Цао чуть ли не в первый раз явился в этот дом через дверь. И через мгновение уже приник к высокой надежной фигуре своего первого — два десятка браслетов не в счет! — своего единственного… Он правда когда-то считал, что тот мог бы быть одним из многих? Да что с ним было не так?!
Прижимался всем телом, уже чувствовал наливающуюся страстью плоть сквозь грубую ткань брюк. Ощущение, что их могут застигнуть в любой момент, только подстегивало. Вначале застонал от нетерпения, но потом нашел в себе достаточно негодования, чтобы оторваться:
— Не будь таким скучным! Так только веселей. Или сладость риска совсем тебе не знакома?
Тан рассмеялся и, ухватив его за руку, потянул в комнату.
— Да в чем тут риск, Цао? А то Шень не в курсе моего образа жизни! Но ни к чему лишний раз мозолить ему глаза. У него и так уже скулы сводит от зависти. Он слышал нас в тот раз… — подмигнул обсидиановым блеском. — И прекрасно знает твою алую косичку.
Цао, войдя в спальню, сразу повалился на кровать. Тан тем временем запер на замок дверь.
— Это ещё скучнее, друг мой! — сквозь зевок разочарованно отчитывал Цао, потягиваясь всем телом. — Когда все всё знают, теряется острота… — Потом вдруг перевернулся на бок, подпер рукой голову и вскинул на него заинтересованный взгляд: — А почему, собственно, ты не боишься, что он донесет? Почему всегда действуешь так открыто? Если это не риск, тогда что?
***
— Приступать?..
— Да. Небольшая формальность. Сущий пустяк. — Янлин пригубил вино, облизал губы и продолжил таким спокойным расслабляющим тоном, что поверить в реальность произносимых слов было невозможно: — Зафиксируем факт совращения. Господину Бохаю беспокоиться не о чем, он выступит в качестве понятого. Ну, и по совместительству, потерпевшего. Никаких санкций это не повлечет.
Улыбка безумца запечатывала повисшее молчание.
Пальцы Юя задрожали. В тело вновь вернулась противная слабость. Чаша выскользнула из рук, но он не услышал звона металла. Не попытался подхватить. Не видел, как рубиновая жидкость растекается по рыжей пятнистой шкуре на полу. Не понимал и не верил.
Не верил, что понял правильно.
— Господин Глава Стражи… — Бохай тоже выглядел крайне жалко. Карие глаза воззрились на хозяина с песьим недоумением и горечью.
— Не стоит благодарности, мой дорогой помощник! — Серая шерстка кудрявилась под белыми пальцами. Такая короткая, а на ощупь — просто блаженство! Как и эта готовая прорваться обида… Необязательный, но добавляющий пикантности ингредиент.
— Господин Глава Стражи, — голос Юя был тих и слаб. Звуки с трудом складывались в слова. Он и сам от себя не ожидал, что решится заговорить, но попытался вложить в них всю искренность, всю отчаянную надежду: — Я никогда никого не пытался совратить. Я не посмел бы ничего утаивать от следствия. Мне нечего скрывать. Но я… — Его нежные щеки пылали. Даже в такой ситуации эта тема казалась слишком неприличной! — Пожалуйста, поверьте, я никогда этого не делал!
Совсем уж детская наивность. Почти чересчур приторно. Но Янлину нравились и эти оттенки вкуса. Мольба…
— Да? Ну, ничего страшного, это мы уладим. Вам повезло с наставником, — взгляд щекотно уколол из-под светлых ресниц. Уголок капризного рта дрогнул, сдерживая смех: — Тем более, было бы обидно проститься с прежней жизнью, не вкусив прежде всех её радостей. Не уверен, что в отдаленных обителях у вас будет возможность попрактиковаться.
Наконец, до Бохая окончательно дошло, на что всё это время намекал этот человек. Все эти слова о роли понятого, потерпевшего — только сбили с толку. Но теперь даже его простоватый рассудок не мог больше обманываться. Почти помимо воли, только тяжело дыша и округлив глаза, Бохай поднес ко рту чашу и в несколько глотков осушил её до дна.
Он помнил, как тогда, стоя на коленях, подыгрывая — нет, предавая! — рассказывал Янлину о том, как совращал его Юй, выходя в общую гостиную после купания в одном халате. Помнил, каким контрастом на фоне грубой темной ткани светилась его нежная кожа… Сейчас же халат на нем белый. Рассказывал, как Юй просил о помощи, когда не мог дотянуться до верхних полок, доставая книгу. Хрупкий, забавный в своей беспомощности… Сейчас же Бохай больше не мог ему помочь.
Но, странное дело, хотя жалость и отчаяние сжимали сердце, сдавливали грудь, ниже пояса поднималась совсем другая, порочная, никогда прежде не обращенная — не обращенная? — к этому невинному юноше волна…
Юй медленно оторопело качал головой. Не мог говорить. Не хотел понимать.
Янлин тем временем счел нужным поторопить события. У десерта, как у мелодии, должен быть ритм и темп.
— Господа, нет причин медлить. Бохай, сними с него халат! — тон изменился. Не мёд, но медь. Не Янлин, а Глава Стражи.
Юй не мог сопротивляться. Только вскинул на бывшего товарища, а ныне, в сущности, одного из стражников, неверящий взгляд.
Бохай не мог ослушаться приказа. Этот тон был хорошо ему знаком. Только его пальцы дрожали, неловко прикасаясь к трепещущему телу.
Янлин видел вину и стыд, застывшие в круглых карих глазах. Подходящая специя.
Юй тоже заметил растерянность Бохая. Даже на мгновение посочувствовал ему. Вдруг сердце екнуло, чувства ожили. Да что за несуразная ситуация! Да не может же такого быть! Он зажал полы халата в кулачке, мешая Бохаю исполнить поручение. Перевел взгляд на Янлина, говорил еле слышно, но всё же настойчиво:
— Господин Глава Стражи, это неправильно. Это нарушение Устава.
Янлин согласно кивнул и добродушно улыбнулся:
— Всё верно, мой милый друг! Вам так или иначе придется отбыть в отдаленные обители. И — вот совпадение — именно за нарушение Устава! Было бы обидно, если бы вы пострадали несправедливо, не правда ли? К тому же будет нелишним потренироваться. — Тонкие губы вновь чуть дрогнули, усмиряя смех: — Вам ведь ещё повторять на бис при всем честном народе. Вот и не оплошаете.
— Но… — Юй зажмурился.
Бохай, склонившись над ним, замер и не решался применять силу. Старался не прикасаться к обнаженной коже — держался лишь за тонкую ткань. Никак не мог убедить себя, что перед ним просто один из узников. Что он, вообще-то, стражник. И должен… Должен — что? Раздеть его. Сердце пропустило удар. Проклятая волна опаляла чресла. Раздеть — а потом?..
Вдруг, словно ушат ледяной воды, резкий выкрик:
— Но я не хочу! — Юй никогда раньше не повышал голос. Странно, что из серых глаз не брызнули слезы. Впрочем, не странно. Слишком чудовищно.