Нин старался больше не бывать в парке. Только учеба, служба. На учебе — нервничать из-за возможности столкнуться с Шенем. На службе — не вызвать лишних вопросов Миня. А Бохай… Бохай пока оставил в покое. Затаился? С самой «казни» он не давал о себе знать, и кто знает, что могло переключиться в его больном сознании… К чему должен был готовиться Нин? Перспектива снова встретиться с ним пугала больше всего.

Шень же волновал гораздо меньше. Он не требовал ничего необычного, в его глазах не было той потусторонней тьмы и жестокости — только обычная похоть и неизменное презрение. К подобному Нин привык. Ничего сложного. И стоило бы, пожалуй, наладить более близкие отношения… Воспользоваться его покровительством. Шень мог бы, по крайней мере, отвадить от него всех других, пока сам пользуется его услугами. Тогда можно было бы перестать так дрожать от воспоминаний о грубости, о… ненависти Бохая. Да за что ему его ненавидеть?! Но это была именно она.

Вот только Нин так и не научился пользоваться своим положением. Казалось немыслимым подольститься к Шеню настолько, чтобы ставить какие-нибудь условия. Едва замечая его тяжелый взгляд исподлобья, Нин чувствовал, как в груди сжимается холодный комок, и спешил скрыться с глаз. В такие моменты он вряд ли мог бы выдавить из себя и пару слов. А подойти самому казалось и вовсе невозможным! Слишком непристойно. Хотя… Разве не это от него ожидалось?

Прошла уже неделя с того раза, а Шень больше не… искал с ним встреч. Только однажды Нину довелось увидеть его не в ученическом дворе, а на службе: когда стража сопровождала осужденного в последний путь. Обычно добровольцев патруля не отряжают в поездку в отдаленные обители. Напрашивался вывод, что Шень действительно неплохо продвигается по службе… Тогда Нин и задумался впервые: почему бы не превратить этот их внезапный акт в более существенную связь?..

Шень в тот вечер сиял и выглядел совершенно добродушно — явно был горд и собственной миссией, и блеском форменной одежды. Нин почти решился показаться ему на глаза, когда Минь зачем-то отправился проверять повозку с осужденным. Подойти поближе… Да хотя бы, чтобы Шень знал, что он не просто подстилка из парка, а всё-таки служитель на приличной должности!

Но в тот раз его порыву помешал внезапно появившийся около экипажа Бохай. Перед ним Нин точно не хотел бы показываться! Резко шарахнулся назад за колонну, продолжая опасливо поглядывать на странного молодого человека, ещё больше, чем обычно, пугающего своим внешним видом. И внутренним холодом. С каждым разом всё хуже.

Пальцы непроизвольно потянулись к шее. Да, гораздо хуже, чем даже в последнюю встречу… Тогда Нин, кажется, потерял сознание. Когда пришел в себя на куче опавших листьев, было уже темно, холодно, но зато не было рядом его. Бохай всегда уходил сразу. И никогда не интересовался его состоянием. А Нин помнил лишь черноту — охватившую всё, притупляющую даже боль… Словно чернота его глаз. Странно, Бохай всегда имел его сзади, но этот взгляд настолько гипнотизировал Нина, что, даже теряя сознание, он будто видел перед собой именно его.

И вот, стоя рядом с повозкой, Бохай выглядел стократ хуже. Ещё более шальным. Разбитым. У Нина коленки подгибались, когда он видел, как смотрит он на Шеня. Странный, странный взгляд. Жгучая ненависть и… жалкая мольба. Совершенно непонятно, что он должен был выражать.

Пытаясь разобраться, Нин взглянул на Шеня — тот самодовольно ухмылялся и отрицательно качал головой. Стоял, заправив за ремень большие пальцы, выпятив грудь колесом, и слегка покачивался с носка на пятку. Немного забавно: Шень словно пытался возвыситься над товарищем, хотя тот был прилично повыше ростом.

Нин не мог слышать, о чем они говорили. Лишь неразборчивые отрывистые фразы уносились студеным ветром. Но ему показалось, что он заметил, как Бохай передал что-то Шеню, а тот, лишь секунду помедлив, неловко принял это и поспешно спрятал за пазуху. Хотя, должно быть, всё-таки не показалось… Иначе с чего бы Шень позволил одному из сопровождающих ехать прямо в повозке с узником? Конвойные, обычно, всегда следовали верхом. С чего бы, если не за малую мзду, которую, вероятно, и предложил ему Бохай? Да, он вошел в повозку сразу после того, как из неё вышел Минь и дал добро трогаться. Таможенный досмотр, по всей видимости, удовлетворил инспектора, а дальнейшее не интересовало.

Пока Минь шел к служебному зданию, Нин видел, как Бохай скользнул внутрь, захлопнул дверцу, и экипаж, наконец, отправился. На душе сразу стало легче. Гораздо легче не видеть больше этого дрожащего от сдерживаемых чувств человека — с безумным взглядом, слишком сильными руками, слишком болезненной страстностью… Вот бы не видеть его больше никогда! Куда более успокаивающим было зрелище широкой прямой спины Шеня, покачивающегося рядом в седле. Да, Нину нужна была какая угодно защита от одного из своих невольных партнеров, и он не отказался бы принять её от другого!..

Экипаж уехал в отдаленные обители. Таможенные служащие, наскоро упорядочив документы, разошлись по домам.

Нину в тот поздний вечер некого было бояться.

У Миня на тот поздний вечер были головокружительные планы.

Нин о них ничего не знал. А если бы и знал… Вряд ли стал бы завидовать.

Нину было невдомек, что плотские влечения могут быть взаимны и бескорыстны. Уроки Цао и Тана прошли совершенно впустую.

И вот сегодня Нину, наконец, повезло. Ну, то есть… Обстоятельства сложились так, что у него не было времени на раздумья. Он буквально налетел на эту широкую спину, когда учащиеся расходились после занятий. С Нином так бывает: вечно роется на ходу в сумке, проверяет, не забыл ли служебные бумаги, не нужно ли забежать перед службой домой… И тут… Такая встреча.

— Поаккуратнее, — не оглядываясь, угрожающе прорычал Шень.

Сердце Нина забилось быстрее. Страх, риск, шанс. Но что если Шень захотел бы воспользоваться им прямо сейчас? Не хотелось бы опаздывать на службу…

— Простите, — тихо пролепетал он, с ужасом ожидая, как отреагирует Шень на голос. Впрочем, помнит ли он его?..

Широкоплечий служитель порядка, наконец, обернулся. Осклабился в глумливой усмешке:

— А, это ты. Что, вот настолько неймется? — низкий голос, рокочущий, но хотя бы не такой пришибленно-загробный, как у Бохая. Чистая, простая грубость.

— На самом деле… — дыхание перехватило, сердце стучало совсем по-кроличьи, — сейчас мне пора на таможню. Я… помогаю там после занятий. Но…

— С чего ты взял, что мне это интересно? — перебил Шень.

Он выглядел удивленно, оглядывал Нина с любопытством. Потом в прищуренных маленьких глазах мелькнула догадка:

— Никак хочешь поведать во сколько освободишься? Так понравилось?

Всё же приятней смотреть в смеющиеся глаза, чем в ту черную бездну. Пусть даже они, очевидно, смеются над тобой. Пусть ни во что не ставят. Пусть… Нужно пользоваться тем, что имеешь.

— Я… — а всё-таки сердце выскакивало из груди, а слова никак не шли на язык.

Шень резко дернул плечами:

— Вот же мерзость… — сплюнул прямо на гравийную дорожку и махнул рукой: — Так и знал, что у таких, как ты, одно на уме!

Нин замер, не зная, как реагировать на столь неприкрытую враждебность. Добродушное впечатление, которое порой производил Шень, оказалось обманчивым. Ему было явно не до забав. И Нин уже не знал, куда себя деть.

— Простите…

— Иди к черту! Попадешься мне в парке — может и оприходую. Посмотрим по настроению. А так — держись от меня подальше.

— В парке… холодно, — почему-то вырвались у Нина совершенно жалкие слова. Он готов был провалиться со стыда от своих нелепых попыток наладить контакт и о чем-то зачем-то намекнуть, хотя Шень уже высказал всё довольно прямо.

— И что же? Предлагаешь мне тащить грязь в дом?

Небольшие глаза больше не смеялись. Шень грозно надвинулся, хотя до этого держался на расстоянии. Словно ему и впрямь было противно… Нин проклинал себя за глупые надежды, за собственную решимость. Сделал шаг назад.

И тут же почувствовал, что на кого-то натолкнулся спиной. Да что за день такой! Вот нужно же быть настолько неловким! Ещё и додумался говорить с Шенем в таком людном месте! А вдруг этот служитель их слышал и понял, о чем шла речь?..

Пока эти мысли вихрем проносились в голове, тело уже ощущало успокаивающие прикосновения. Чьи-то руки опустились на плечи — уверенно, надежно и так… знакомо. Не стоит и оборачиваться, чтобы узнать…

— Шень! Так ты знаком с моим приятелем? — насмешливый холодный голос. — Какая неожиданность. У вас ведь, насколько мне известно, разные наставники. Но ты, кажется, куда-то спешил? Не будем задерживать его, Нин?

Нин, наконец, украдкой обернулся, окинул растерянным взором то ли некстати, то ли весьма кстати появившегося знакомого. Тот усмехался, как всегда, криво, а чернота его глаз, хоть и сверкала недобро, но совсем не пугала. И всё же было неловко, что он в присутствии Шеня вот так запросто прикасается к нему. Понятно, на какие мысли это его наведет. И он даже не будет неправ…

— Иду в дозор, Тан. Смотреть, чтобы всякая мерзость не бесчинствовала в парке. До ужаса много их развелось, — Шень ухмылялся, но выглядел будто поджавший хвост пес. Снова смотрел исподлобья. Всё равно глядеть в лицо Тану прямо он не смог бы, хотя бы из-за разницы в росте.

— Давай. Бди. — Тан тем временем убрал руки. Вполне вовремя для соблюдения приличий. — Как говорится, главное не выйти на самого себя. Хотя, пожалуй, вам, стражникам, это не грозит. Но всегда может прилететь с неожиданной стороны. Обитель — сложное место. Помни об этом, дорогой сосед.

Шень только чиркнул брезгливым взглядом по Нину, словно снова хотел сплюнуть, да при Тане поостерегся. Круто развернулся на мысках и удалился, по привычке взмахнув рукой.

Нин перевел взгляд на Тана. Сложная ситуация. Думает ли он, что помог ему? А может, и правда помог?.. И нужно выразить благодарность?..

Нин не очень-то понимал, как с ним держаться. После той встречи в парке, когда он был с Цао, они не виделись больше. Да и с Цао почти сразу перестали, едва начав…

— Тан…

— Нам нужно поговорить, Нин, — слишком серьезный тон, серьезные слова.

Трепетное сердце Нина снова забилось чаще. Он всегда опасался, что сильно задел его тогда, и всё это не пройдет бесследно…

— О чем? — тихо спросил Нин, опустив глаза.

— О тебе. Пойдем пройдемся. Тебе же надо на службу? Я провожу.

***

В увешанной шкурами потайной комнате, как обычно, трещал камин. Янлин любил тепло. И огонь.

Коту на его коленях тоже нравилось. А вот к благовониям, неизменно наполняющим покои тяжелым духом, он так и не привык. Всё ещё иногда чихал от резкости сандала, а в горле порой першило от приторности жасмина. Но на что только не пойдешь ради счастья погреться на хозяйских коленях, подставить короткую шерстку под сверкающие каменьями пальцы — такие нежные, тонкие… правда, холодные. Ну, ничего. Должно быть, хозяин тоже вечно мерзнет. Вот им никак и не удается согреться. Вот и сидят подолгу у камина…

Янлин понимал чувства животного не хуже собственных. Иначе обстояло с людьми. Но Янлин не отчаивался изучить во всех подробностях, что же движет этими странными, жалкими, слабыми и порочными созданиями? Этому увлечению он посвящал, по большей части, и весь свой труд на благо Ордена, и часы досуга. К счастью, экспонатов для изучения всегда было вдоволь. К сожалению, они редко сообщали что-нибудь новое. Что-то, чего он и без того не знал бы…

Взять, к примеру, этого Юя… До чего скучный, зашоренный, напрочь пропитанный усвоенной идеологией Устава — этой поспешной, безвкусной поделки Чена! Даже перед лицом смерти пытался сохранить мнимую незапятнанность — а что он понимает в ней? Ради чего?.. И ведь не надеялся толком оправдаться, не возмущался особо несправедливостью. Пустышка. Янлин прекрасно знал, во что превращаются такие под его чутким руководством, и будь Юй немного посимпатичней… попадись на глаза в подходящем возрасте… Получилось бы что-то вроде Сюина. Знакомый типаж. Неинтересный.

С Бохаем оказалось и то любопытнее. Не то чтоб он сильно удивил… Но хоть что-то! Осознание чувств, запоздалое раскаяние, да даже эта наивная уверенность в том, что ему удалось пойти против воли начальства — это было уже гораздо примечательнее того трусливого послушания во время… следственных действий.

У молодых людей его склада Янлин редко отмечал подобное. Обычно они бывали не сложнее Шеня.

Янлин поморщился от одной мысли об этом экспонате. А ведь им ещё предстоит встреча сегодня! И снова будет лебезить на полусогнутых и смотреть своим липким, глупым взглядом…

О, Янлин любил испытывать любые яркие эмоции! Присутствие Шеня рядом вдоволь насыщало резервуары его презрения и чувства собственной исключительности. И, несмотря на антипатию, отстранять этого помощника от дел он вовсе не собирался. К тому же непонятно ещё, что будет с Бохаем… Янлин, конечно, при случае, даст ему ещё один шанс, но неподчинение просто так с рук не спустит. А пока… забавно смотреть, как они с Шенем нервируют друг друга. До чего пустоголовые! Оба.

Стук в дверь.

Кот вздрогнул. Дернул ушами и подслеповато щурил глаза. Задремал, а тут будят… Пальцы с фиолетовыми и зелеными камнями успокаивающе гладили курчавую серую шерстку.

— Входи, Шень! — голос звучал нетерпеливо и заранее устало. Но всё же медово, мелодично, медно.

Дверь распахнулась, впуская в теплое гнездышко потоки студеного воздуха, пропитанного сыростью каменных коридоров. Янлину нравился и этот запах. Нравилось искать и находить удовольствие в своей службе в чертогах скорби. Что поделаешь — любовь к контрастам.

— Господин Глава Стражи, — Шень вошел и быстро закрыл за собой дверь, чтобы не выхолодить помещение. Милая забота. Янлин отметил её презрительной усмешкой.

~

Для Шеня же изогнутые в полуулыбке тонкие губы стали лучшей наградой — триумфальным венцом всего этого изнурительного трудового дня. Он давно не обращал внимания ни на драгоценные украшения, ни на тигровые шкуры. Любая яркость меркла на фоне этих блестящих губ, медных кудрей, а особенно этих невероятных глаз. Назвать их просто каре-зелеными больше не повернулся бы и небогатый на выражения язык Шеня.

— Что нового поведаешь сегодня? — дежурно спросил Янлин. — Осенние холода, верно, поубавили патрулю хлопот?

Шень только успел разогнуться из почтительного поклона и поспешил ответить:

— Да, от холода зубы сводит — куда им по кустам блудить? — и тут же прикусил язык, осознавая, что, забывшись, позволил себе лишнего.

Так и есть — Глава Стражи поджал губы и нахмурился. Почему-то терпеть не мог, когда на непристойные утехи намекали слишком грубо. Чтобы перебить неудачное впечатление, Шень торопливо продолжил:

— Зато в учебном дворе видел сегодня кое-что интересное. Сосед мой… совсем не стесняется. У меня на глазах почти тискался с одним из… этих.

Заметил, с каким любопытством вскинул бровь Янлин — он всегда оживлялся, когда речь заходила об этом прохвосте, но всё же вел себя как-то странно, будто не желая услышать лишнего… Это с его-то пытливостью!..

— Наверняка, ты, как всегда, преувеличиваешь, — снова улыбался Глава Стражи, переведя взгляд на серую шерстку и перебирая её пальцами, словно урчащие струны. — Насколько я его знаю, он никогда не стал бы нарушать правила приличия… прилюдно.

Шень замялся, простецки заведя руку за голову и почесывая затылок:

— Ну, тот сам на него налетел, а он ненадолго приобнял за плечи…

— Как я и говорил… — вздохнул Янлин и поднял на него переливчатый взгляд: — Вряд ли такая новость стоит внимания Главы Стражи, не думаешь? Лучше расскажи, как там Бохай. Видел его ещё?

На этот раз хмуриться пришлось Шеню. Янлин слишком интересовался тем своим помощником. А ведь Шень был уверен — не сомневался даже, — что если и не после отказа от выполнения приказа, так после доноса о взятке Бохай уж точно лишится места!

— Сегодня — нет, — ответил он. — Но мне сказывали, что он теперь завсегдатай в одной питейной лавке. Ну, вы знаете, из тех, где спиртное продают даже учащимся… У них там оборудован погребок, скрытый от глаз.

Заколки радужно заблестели от медленных кивков.

— Знаю, знаю, премилое местечко. Оттуда тоже приходит множество презабавнейших известий. И, к твоему сведению, потчуют там не только вином… Ну да ты у меня слишком законопослушный. Тебе это ни к чему.

Похвала у Янлина тоже получалась какой-то пренебрежительной… Он вскинул на Шеня задорный, но явно издевательский взгляд и добавил:

— Ты бы лучше сам поболтал с товарищем! Разве тебе не интересно, пришлось ли ему по вкусу романтическое путешествие? Доволен ли оплаченной услугой, которую ты ему любезно предоставил?

Шень даже зарделся. У Главы Стражи намеки явно получались тоньше — острыми, жалящими. Звучало так, будто это Шень обслужил Бохая. Да ещё и напоминало о собственном правонарушении — ведь плату-то он принял… Но Шень сразу честно доложил об этом начальнику! Только с тем умыслом и согласился… И опять не сработало! От безнаказанности Бохая сводило скулы.

— Постараюсь, если вам так угодно, — буркнул он, опустив глаза.

Шкура на полу была не в полоску — в круглых рыже-коричневых пятнах, но не таких, как на мантии Янлина. Шень не разбирался в кошачьих.

— Уж постарайся, Шень! — воскликнул Глава Стражи — протяжно и явно досадливо. — Постарайся сделать хоть что-нибудь, чтоб не навевать на меня такую скуку! Ну всё, свободен на сегодня.

С этими словами Янлин, не вставая с кресла, протянул ему руку — тонкую, белую, мягкую. Это было дороже даже улыбки, ценнее взгляда — право прикоснуться к поблескивающей драгоценностями руке. С некоторых пор Глава Стражи дозволял помощнику перед прощанием прикладываться губами к перстню. Камень в нем был светло-зеленый, мутный, но блестящий, нежный… Только было страшно, что губы нечаянно дрогнут. Казалось кощунством дотронуться до этой прохладной кожи не только благоговейным пожатием руки. А пахло от неё дымной горечью, пьянящей сладостью.

Шень ничего не смыслил в благовониях.

***

Домой он явился не в самом радужном настроении. Устал. Глава Стражи снова им недоволен. Глава Стражи… Янлин. Красивое у него имя. И должность красивая. Шень всегда думал странное и чувствовал себя странно, покидая казематы.

Как же некстати, что в гостиной его снова поджидал сосед! С разговорами. Ну хотя бы не надымил сегодня, что хоть топор вешай. Впрочем… С некоторых пор Шеня стали меньше раздражать эти знакомые запахи. И этот приглушенный мельтешащий свет.

Тан был серьезен. Дождался, пока Шень разуется, и поднялся с кушетки ему навстречу. Опять выглядел как-то недобро: даже кривая улыбка не ползала по наглому лицу.

— Шень, у меня к тебе просьба.

С таким выражением лица и таким голосом обычно не просят…

— Ты знаешь, что я устал, как собака. До утра не подождет? — угрюмо прорычал Шень.

Однако, безропотно следуя указывающему жесту, тут же присел на кушетку. Принялся нервно растирать замерзшие руки, разминать затекшую шею — словно просто сел передохнуть, а вовсе не потому, что так повелел сосед. Тот продолжал командовать:

— Слушай внимательно.

Пришлось поднять голову и встретиться с режущим взглядом чернющих глаз. С чего бы он должен его слушать? Нашел мальчика!.. Но Шень молчал.

— Ты больше не тронешь Нина и пальцем. — Тан выставил вперед руку, пресекая попытку Шеня как-либо возмутиться. — Это не обсуждается. Более того, это даже не главное. Ты не позволишь этого никому из патруля. Особенно Бохаю. Тому лучше вообще на глаза ему не показываться.

Шень какое-то время лишь хватал воздух ртом, не в силах прийти в себя от такой наглости. Этот распутник предъявляет ему претензии?! Да какое ему вообще дело?.. Как смеет лезть…

— Какого черта, Тан? — только и смог выдавить Шень, когда смятение улеглось.

Так и смотрел на соседа, вытаращив глаза и приоткрыв рот.

Тан тоже присел на противоположный край кушетки, откинулся на спинку и принялся не спеша раскуривать трубку. Будто нарочно тянул с ответом, окидывая Шеня тяжелым взглядом. Наконец, выпустил дым в потолок и внушительно произнес:

— Я говорил, что ты не знаешь имени моего покровителя. Так вот. Это не совсем так. Ты не знаешь, кто он, но имя его тебе хорошо известно. И, поверь, ты многое можешь потерять, если я решу воспользоваться своей протекцией.

— Но с какой стати…

Шень тут же осекся. Что-то неповоротливо начало складываться в уме… Все эти запахи, привычки, странный уклончивый интерес… Но пока только на уровне ощущений. Невозможно было поверить!

— Да и что такого у тебя на меня есть? У меня самого, может, покровители найдутся… — подавленно бормотал он.

Ответом ему стал гулкий раскатистый смех, гнетуще разнесшийся по гостиной. И лишь через некоторое время — пренебрежительное фырканье:

— Даже не начинай! — Рука в перстнях отгоняла от лица лезущий в глаза дым вместе с никчемным сопротивлением Шеня. — Не сравнивай, молю. А насчет того, что́ у меня есть… Я ведь знаю о тебе не меньше, чем ты обо мне, дорогой сосед. Хочешь проверить, чье слово будет весомей?

Нет, Шень не хотел ничего проверять. И так прекрасно знал, что начальство его ни в грош не ставит. И так видел то снисходительное любопытство… Да, всё ещё запрещал себе верить до конца. Но уточнить не решился бы.

Он досадливо махнул рукой и хлопнул себя по колену:

— Меня эта дрянь вовсе не интересует. Но как, по-твоему, я должен повлиять на остальных? На Бохая? Он, вообще-то, выше меня по должности…

Улыбка Тана вновь стала неотразимо нахальной и лучезарной:

— А это уже твои проблемы, друг мой! Но я в тебя верю. Просто поговори с товарищами. Уверен, твой авторитет для них неоспорим!

Перед тем как, посмеиваясь, удалиться к себе, сосед потрепал Шеня по плечу. Крепко так, увесисто. И смотрел всё ещё тяжело. Не было никакого желания вступать в конфронтацию. Из-за такой паскуды, как Нин, трогать ту тонкую ниточку, на которой висело всё чаемое благополучие Шеня… Нет уж!

Он пошел в свою комнату, недоумевая, отчего так совпало: оба сегодня подталкивают его поговорить с этим Бохаем. Что ж. В любом случае — пришлось бы.