— Подъем, Цао! Ты что, опять домой к утру явился? Пора собираться на занятия!
Да неужели даже в день, который может стать последним, придется просыпаться под этот неумолчный нудный ропот?! Цао терпеть не мог утро! Точнее, предпочитал встречать рассвет совсем при других обстоятельствах, слыша другой шепот, чувствуя прикосновения других рук…
А сейчас Жоу бесцеремонно тормошил его за плечо:
— Завтрак готов. Или ты не идешь сегодня?
— Не иду, — решительно пробормотал Цао и укрылся одеялом с головой. Уже оттуда приглушенно добавил: — У меня уважительная причина, Жоу. Допрос.
Некоторое время его больше не трогали. Видимо, неожиданное известие возымело эффект. А может, сосед просто не расслышал. Но едва Цао начал снова соскальзывать в сон, до него донеслось растерянное:
— Допрос? Как допрос? Уже…
Мягкая постель была одной из слабостей Цао. Он легко пренебрегал пищей, питьем, безопасностью — но только не сном! Он был почти так же важен, как другое его увлечение, тоже, впрочем, связанное с постелью…
Чувствуя каждую косточку привычно истомленного тела, Цао сладко потянулся. Одеяло сползло с лица, и нашлись силы приоткрыть один глаз:
— Ну что ты расшумелся? — улыбаться спросонья было сложновато, но Цао справился. — Рано или поздно все там будем. — Снова выгнулся дугой, перевернулся на другой бок и договорил уже с зевком: — Ладно, шучу. Ничего серьезного, Жоу. Просто дай мне доспать, молю!
Жоу всё это время нерешительно стоял у кровати, не сводя с него пристального неверящего взгляда. Конечно, Цао всегда сводил всё к шутке, но с такой вещью, как допрос, это оказалось непросто.
— Ну, хорошо. Спи, — Жоу почему-то виновато опустил глаза. — Я оставлю тебе булочек. Хоть поешь перед…
Сосед запнулся, и Цао поспешно подхватил:
— Вот и отлично, Жоу. Непременно. Пойду на допрос сытым. А если ты оставишь меня в покое, то ещё и выспавшимся.
После этих слов смуглое лицо снова спряталось в шелковых подушках, а красная косичка укрылась под одеялом. Цао был тверд в своих намерениях. Ни пробуждение, ни болтовня с Жоу в их число не входили.
Цао редко запоминал сны. Только смутные образы, неуловимые настроения, общий сумбур. Так и в этот раз — через пару часов он проснулся с ощущением сюрреальной неправильности, парадоксальной ошибки. И ещё… Кое-кого вспомнил. Кое-кого, чьи медные кудри так искрятся в солнечном свете. Кое-кого, кому так не хотелось отказывать, но совершенно невозможно было согласиться!.. Ну конечно… Ведь сегодня идти туда — вот и навеяло. Никаких вещих прозрений.
Цао считал себя — да и был — законченным скептиком. Но возмутился бы, если бы его назвали фаталистом. А ведь, пожалуй, было за что! После визита к Цензору он не предпринял никаких попыток избежать грядущей опасности. Только вместе с последними данными об отдаленных обителях передал в шифровке Энлэю весь разговор с Ченом. И выбросил его из головы.
Вот бы ещё беспокоиться о том, на что не можешь повлиять!
И, конечно же, он ничего не сказал Тану. Ни к чему тревожить того, кто и так… слишком заботлив.
А вот Миню сообщить стоило бы… Но, чтобы поделиться опасениями, предостеречь от провала, пришлось бы рассказать и о неприятной ситуации, в которую попал он сам… Проще было убеждать себя, что руководству Ордена на самом деле ничего не известно об их истинной деятельности. Ведь обвинение, очевидно, взято с потолка! Значит, Цензор ничего не знает о шифре и реальном содержании переписки. Значит и о том, что данные об обителях передавал сотрудник таможни, тоже не известно… В конце концов, у Цао так и не нашлось повода намекнуть на сгущающиеся тучи. Не хватило духа подготовить к возможности краха… Впрочем, в этом Цао себе не признался бы.
Никакой зависимости от других он также не признавал! Его действия всегда зависели только от него самого. Согласовывать их с кем-либо казалось лишним. К чему нагружать других своими проблемами? Всё равно они ничего не могут поделать, а если бы и могли… Цао категорически не нуждался ни в чьей помощи!
Цао катастрофически боялся показаться слабым. Уязвимым. Беспомощным. И чувствовать себя так не желал.
Он ведь действительно всегда был готов! Всем своим поведением, безрассудной дерзостью, безоглядной решимостью напрашивался на неприятности. Ну вот они и пришли. С чего бы теперь вдруг что-то менять?
О своем отказе Цензору Цао не жалел ни секунды. Просто не мог себе представить, что будет плясать под чью-то дудку. Не собирался исполнять волю тех, кто так нелепо и беспощадно распоряжается жизнями других. Считал ниже своего достоинства избегать наказания за то, что объявлено ими преступлением.
А о том, чтобы бежать из Обители, никогда и не помышлял. Раньше Цао многого просто не знал, не понимал, не участвовал ни в чем крамольном. Рисковал, нарушая лишь самые банальные, хотя и суровые запреты. А теперь… Да, после задания Энлэя, после всего, что удалось выяснить, это место стало казаться ещё менее пригодным для жизни. Опасным именно для него. И стоило бы задуматься об отъезде, но…
Но это было невозможно. И Цао не задумывался.
После полудня он всё-таки покинул постель, не спеша привел себя в порядок и даже сжевал пару булочек к чаю. Интересно, будет ли у него возможность поблагодарить Жоу и сообщить, что его кулинарные навыки неплохо так выросли за последние месяцы? Цао ведь невольно оказался главным подопытным — практически жертвой! — поварской страсти соседа.
***
Сегодня Шень посматривал на Тана с неуместным лукавством. Ухмылялся, встречаясь взглядом, ещё на занятиях, а как пришли домой, и вовсе задушил непонятным липким вниманием. Захотелось наконец выяснить, в чем дело.
— А что это ты на меня так смотришь, Шень? — спросил Тан, вскидывая бровь. — Не иначе хочешь мне о чем-то рассказать, но стесняешься. Не томи!
Они вдвоем сидели в гостиной: Шень, громко прихлебывая, пил чай, а Тан, как обычно, раскуривал трубку в ожидании, когда уже сосед уберется на службу.
— Да так… — хмыкнул Шень. Мелкие глаза забегали и в конце концов уставились прямо в чашку. — Узнал недавно точно, кто же на самом деле этот твой могущественный покровитель.
Тан безразлично кивнул и медленно выпустил дым:
— Вот как. И что же? Это тебя так радует, друг мой?
— Мне-то чего радоваться? — пожал плечами Шень. — Просто забавно. И давно ты с ним виделся в последний раз?
— Не думаю, что тебе есть до этого дело, — усмехнулся Тан.
Он не считал, что с соседом уместно обсуждать отношения, которые связывали его с тем человеком. Их вообще сложно было представить рядом: этого неловкого громилу и того изящного эстета.
Шень совсем уж недобро оскалился:
— Ну да, точно. — Стрельнул хищными глазенками исподлобья: — Дело твое. Вот сегодня им и займешься.
— О чем ты?
— Можем пойти вместе, я проведу.
— Куда?
— В темницу, друг мой, в темницу! — басовито расхохотался Шень, а когда чуть успокоился, добавил со всей торжественностью: — Глава Стражи назначил тебе аудиенцию, Тан.
***
Чтобы доставить всю пушистую братию в казематы, потребовалась помощь Сюина. И то ему несколько раз пришлось бегать туда и обратно из экипажа в кабинет, перенося на руках оголодавших тварей. Пришлось подержать бедняжек на диете… Это непросто далось Янлину, но чего только не сделаешь для утоления исследовательской страсти.
О, этот вечер должен был стать совершенно особым! Янлин рассматривал различные варианты развития событий, но к легкой победе не стремился — иначе все приготовления пропали бы зря…
Постепенно участники торжества собрались в отведенных покоях. Янлин в очередной раз имел случай порадоваться, что его кабинет и внутренняя комната расположены так удобно: из потайной комнаты был и второй выход, а кабинет примыкал к ней, как смежный.
Цао он принял в комнате со шкурами. Милый мальчик неплохо смотрелся в роскошном и уютном интерьере. Должно быть, был немного удивлен, но изо всех сил старался не подавать вида. Всё больше сверлил взглядом самого Главу Стражи — изучающим, почти раздевающим… Даже Янлину становилось как-то не по себе.
Удивительное впечатление! Ну да всё ещё впереди…
Гостеприимный жест, лукавая улыбка:
— Присаживайтесь, господин Цао! Угощайтесь. Нас ждет долгая беседа. Мы ведь так давно не виделись! А вы и представить себе не можете, до чего я любопытен!
Цао непринужденно умостился в кресле. Так старается быть развязным! Янлин восхищался. Любовался его пластичными движениями, яркими чертами, живостью взгляда. От Цао будто исходил горячий сухой жар — такой, что грозился вспыхнуть от малейшей искры. Янлин готов был простить ему даже смуглую кожу, хотя вообще-то был ценителем белизны — так гармонично она сочеталась со всем остальным.
Да, пожалуй, ради такой внешности можно было бы сделать исключение в плане возраста… Впрочем, пять лет назад он выглядел ещё лучше, но… Янлин никого ни к чему не принуждал. Разве что при исполнении служебных обязанностей. Но это совсем другое!
— Так что же, господин Цао? Зачем вы так огорчаете нашего многоуважаемого Цензора?
Янлин присел в кресло, и рядом тут же начали виться несколько пушистых товарищей, соревнуясь, кому первому удастся пробраться к нему на колени. Хорошо, что из угощений на столе только фрукты, иначе они не позволили бы мирно поболтать! Местный же житель наблюдал за нашествием конкурентов издали — с недоумением и, вероятно, обидой.
— А разве мы должны говорить не о письмах? — вскинул бровь Цао. — Или о девице Мэй. Или в чем там меня обвиняют?
Янлин взмахнул рукой:
— О нет! К чему говорить о таких скучных пустяках. Это нужно лишь для заполнения граф в документах. Хотя… — он чуть помедлил, усмехнулся: — Девица Мэй, конечно, натура интересная. Не спорю. Может, ещё и поговорим. Только, ради неба, не делайте вид, будто не знаете, зачем вы здесь!
— Вы разве знаете Мэй?
Очаровательная непосредственность! Даже не пытается скрывать заинтересованности! Что ж, скоро ему станет ещё интереснее…
— Я знаю всё и ещё немного больше, — покивал Янлин, повторяя свою любимую присказку. — Вам тоже советую проявлять побольше любопытства к окружающему миру. Разве вам не интересно, откуда взялась эта юная леди подле праведника Энлэя? Расспросите их при случае сами. Если он, конечно, у вас ещё будет… Но сейчас я хочу говорить только о вас! — Задорно улыбнувшись, Янлин широко распахнул глаза и подался вперед: — Господин Цао, вы же понимаете, что с Орденом бесполезно бороться?
~
— Бороться? — улыбается Цао в ответ. — Я похож на борца?
Если Главе Стражи угодно говорить так прямо, нет причин не поддержать этот тон. Нет смысла.
У улыбки Янлина узнаваемый вкус — ядовитый и приторный одновременно. Внешность его всё так же удивительна. Годы не властны над этим существом. Но Глава Стражи совершенно не в его вкусе! Да, Цао всегда нравились женственные черты, нравилась мягкость и плавность. Всего этого Янлину не занимать. А всё же было в нем что-то не то… Весь его облик вызывал ощущение двойственности, а он ещё и будто специально подчеркивал это своей тягой к контрастам: службой на самой грозной должности, улыбчивостью во время допроса, непреклонностью уступчивости…
— Вас интересует мое мнение? — двухцветные глаза блестят, щурятся. Янлин с укором качает головой: — Увы, вы сами не дали мне возможности узнать вас поближе.
Цао прекрасно помнит, о чем он.
Тогда, пять лет назад сам Цао был ещё абсолютно чист и невинен, но сразу правильно понял, о чем именно говорил этот утонченный медноволосый господин, который запросто остановился прямо на улице, проезжая мимо в экипаже. Блики летнего солнца ослепительно сияли в его волосах и заколках. Он поманил окольцованным пальцем. Растянул губы в улыбке. Всё как сейчас… Цао не отказался сесть в повозку высокопоставленного незнакомца. Дивился его вычурной внешности и странной речи. Почти не понимал, но в то же время — понимал с омерзительной ясностью. Чувствовал кожей исследующий, обнажающий взгляд. Янлин предлагал попробовать: показать себя, изучить свою чувственность. С такими же юными созданиями, как сам Цао. А господин будет лишь наблюдать. Ему интересно.
Цао помнил, каким грязным почувствовал себя в тот момент: от этого нездорового внимания и вместе с тем от собственного — противоречивого, безоглядного — порыва согласиться… Почему нет? А с другой стороны — с какой стати?.. Что-то было не так!
Иногда потом Цао думал, что просто струсил в тот момент. Но, чтобы не жалеть о своем отказе, убедил себя, что ему просто нестерпимо делать что-либо под принуждением! Под этим удушающим окутывающим давлением. Под пристальным сумасшедшим взглядом этих двухцветных, рыже-зеленых лисьих глаз… Под воздействием легкомысленных, нарочито-путанных речей, произнесенных тем самым медовым голосом, что и сейчас выдергивает из красочных воспоминаний:
— Но если дело не в борьбе, то скажите же мне, ради неба, зачем вам вздумалось сердить Цензора Чена? Он ведь действительно готов был предложить вам свое покровительство! А теперь я даже сомневаюсь, что мне удалось бы убедить его позволить вам остаться в Обители.
Словно пощечина. Эти тонкие пальцы наверняка прохладные, хлесткие… Эти хищные глаза жадно ловят реакцию Цао, пытаются прочесть. Поэтому нужно держать себя в руках! Ничем не выдать…
— Остаться? — хмыкает Цао нервно. — Всегда думал, что проблема в том, что ее запрещено покидать…
— Вот как? И ничего больше вас здесь не держит?.. — взгляд сверлит переливами, тонкая бровь жалит изгибом. Милостивое пожатие плечом: — Ну да ладно, сейчас речь не об этом.
Янлин с улыбкой опускает глаза. Чтобы чем-то занять неугомонные пальцы, отщипывает зеленую виноградину и предлагает её одной из кошек. Удивительно, но животное не отказывается и с аппетитом вгрызается в сочную ягоду. Янлин одобрительно поглаживает пушистую спинку, но добавки не предлагает. Снова вскидывает на Цао взгляд:
— Что же, вы хотите сказать, что не цените те возможности, которые открывает перед вами Орден? Вы живете на полном обеспечении Обители, ваш статус уважаем в светском мире. — Не вызвав заинтересованности Цао, Янлин охотно переходит к более откровенным темам: — Или, может быть, вам не по вкусу нормы Устава? Но, судя по всему, они никогда вас особо не ограничивали. Так в чем дело?
Действительно! В чем же дело? Но не может же Цао сказать, что знает о медицинских экспериментах в обителях! Впрочем готов на иную откровенность:
— Очевидно, вас они также не ограничивают. Но тогда к чему всё это лицемерие?
— Ну, это уже наивно, мой юный друг! — смеется Янлин, откидываясь на спинку кресла. — Вы что же, считаете, что стоит прямо разрешить служителям целомудренного и праведного Ордена развлекаться, как им заблагорассудится? Конечно же, Устав должен быть строг! Именно за это нас так ценят во внешнем мире. И наказания должны быть соответствующие.
— Наказания… — Цао опускает глаза. Ох, он многое мог бы сказать о том, что думает о наказаниях! Но только хмыкает: — Почему-то служителям запрещено рассказывать, какие именно тут приняты наказания.
— Да, боюсь, изнеженные натуры светского мира не смогли бы отнестись к ним с пониманием, — снова веселится Янлин. До чего светящиеся всё-таки у него глаза! И эти тонкие белые руки… Даже руки Мэй не казались такими нежными… Мелодичный голос продолжает увещевать: — Но ведь им и незачем. Это наше внутреннее дело. Для поддержания порядка, так сказать. Впрочем, их величества порой сжигают преступников заживо прямо на площадях. Мы же ограничиваемся таким пустяком, который вы, осмелюсь предположить, проделываете чуть ли не каждую ночь.
Зашкаливающая откровенность. Цао не уверен, стоит ли на это отвечать. Подозревает, что Главе Стражи известно многое, но не спешит выдавать себя сам.
В повисшей паузе Янлин продолжает возиться с кошками. Пытается согнать их с колен, но каждый раз туда пробирается новая, посчитавшая, видимо, что место освобождалось именно для нее. Наконец Глава Стражи достигает временного успеха, мягко согнав всех на пол, и снова обращает к нему лицо:
— Господин Цао, скажите прямо, хотите вы остаться в Обители или нет?
Нужно ответить быстро:
— Безразлично. — Но Цао кажется, что он весь как на ладони. Что мнимым равнодушием в этот раз никого не обманешь. И если Глава Стражи поймет его истинное стремление, то и давить будет именно через него. А Цао не собирается давать в руки врагу это оружие!
Янлин действительно чертовски проницателен:
— Пытаетесь усложнить задачу? Но кому?.. — Меховая накидка вновь приподнимается пожатием плеч. — Вы в любом случае будете передавать в Орден информацию о каждом шаге Энлэя, — голос звучит буднично, но убедительно, словно сообщая прописную истину. — По чистому недоразумению он остался вне нашего надзора. С вашей помощью мы это исправим. Вы — служитель Ордена, господин Цао. И останетесь им, даже если покинете блаженную Обитель.
Цао остается лишь пренебрежительно фыркнуть:
— Я не буду этого делать.
— Будете, — холодный змеиный шелест, такая же улыбка.
Нет, теперь Цао совершенно очевидно, почему он не согласился уступить Янлину в тот раз — их темпераменты, их воли противоположны как лед и пламень! Он молча качает головой — спокойно, только красная косица трепещет.
Янлин долго выдерживает его взгляд. Кажется, даже получает удовольствие. Кажется, абсолютно уверен. Наконец пододвигает стопку каких-то бумаг. Раньше Цао не обращал на нее внимания.
— Будете, господин Цао. Взгляните сюда. Как думаете, что это? — полированные ногти царапают пожелтевшие листы, блестят каменья. Медь голоса холодна, безразлична, как похоронный набат: — Всего лишь доказательство того, что в Обители все всегда делают то, что им велено.
Цао неохотно берет один из листов, вчитывается в строки. Не слишком удивительно. Доносы. Немного смущает лишь их количество… Впрочем, он ведь действительно старался, не покладая рук! Переводит взгляд на свои браслеты. Любопытно, все ли дарители отметились в этом параде демонстрации благонадежности? Но бумаг больше, чем браслетов…
Наверное, не вполне получается контролировать выражение эмоций. Янлин заботливо интересуется:
— Вы удивлены? Напрасно. Большинство из ваших знакомцев бежали доносить прямо из ваших жарких объятий. Лишь некоторых нам пришлось опросить уже после того, как было заведено это дело. Никто не отпирался. Все понимают бесполезность сопротивления. Чем быстрее вы осознаете это, тем большее удастся сохранить… Вы ведь рисковали не только собой, Цао.
Почти не слушая и уже не смущаясь, Цао перебирает кляузные бумаги. Смотрит на даты и имена. Как мило: Жоу и Чу отчитались только на этой неделе. Крошка Чу целых четыре года хранил их маленькую тайну! А Жоу… Вот что значило это его сочувственное: «Уже?» А ведь этот любитель пирожков и булочек даже не был одним из тех, кто подарил браслет! Как-то это несправедливо…
А вот и весточка от Нина! Дата удивляет. Цао с трудом вспоминает — на мгновение кажется, будто это опасливое создание помчалось докладывать ещё до совершения преступных действий. Но нет, очевидно, всё-таки сразу после. Конечно, Цао ведь не из патруля… И донос всего лишь о домогательстве. Этот юный служитель изо всех сил стремился выказать всеведущему Архиву свою лояльность! И всё же Цао возмущен: всего лишь домогательство — вот это явная напраслина, чистая клевета!
Но Цао роется дальше. Знает, что ищет. Уверен, что не найдет.
— Что, заметили, что от некоторых весточки нет? — Янлин считает, что дал ему достаточно времени на постижение масштаба проблемы, и спешит уточнить: — Пусть это не вводит вас в заблуждение. К ним у нас найдется особый подход.
Ещё один казенный бланк зажат в пальцах — они светятся белее бумаги, оттененные золотом колец. Цао принимает донос из лилейных рук, пробегает взглядом по кривым строчкам. Останавливается на подписи. Знакомое имя, но откуда — вспомнилось с трудом. Тот осужденный, несчастный Юй… Ну да, он ведь был бывшим соседом, приятелем Миня… Пальцы дрожат — не скрыть, когда Цао замечает и другие имена. Чтобы не выдать охватившего его смятения, старательно посмеивается про себя. Это и есть донос на Миня! И как он попал в его стопочку? Тоже несправедливо.
— Понимаете теперь? — слышна улыбка. — Своими похождениями вы не только себя подвели под высшую меру. — Издевательски укоряющее покачивание головой: — Эх, Цао, Цао, а ведь у вас был шанс продемонстрировать свою пылкость и безрассудство совсем в другом месте!
Цао откладывает документ и решительно отодвигает стопку. Хватит. Сейчас он серьезен, как никогда. Смотрит в упор на медноволосое чудовище:
— Вы не посмеете. Они под защитой… — Цао лишь запоздало осознает, как жалко прозвучали его слова. Глупо. Всё же не к лицу ему серьезность!
Янлин, видимо, тоже так считает. Кивает добродушно:
— Верно, верно. Как видите, для некоторых в Обители существуют исключения. И вы могли бы стать одним из них… Но, пожалуй, теперь уже поздно. Да, ваш Минь защищен от преследований. Официальных. Слишком невыгодно было бы портить отношения с его семейством. А вот второй из вашего очаровательного трио…
Непроизвольно сжимаются кулаки. Слова вновь опережают мысли:
— У него есть покровитель.
— Как думаете, кто же он? — усталая улыбка и вздох. Взгляд полон бесконечного участия. Очень заинтересованный.
Да Цао и самому интересно, отчего это он сегодня настолько не блещет умом? Ведь это было очевидно!
Янлин же с легкостью считывает его прозрение:
— Да-да, всё верно! Согласись вы тогда, у вас была бы возможность провести с ним на одном ложе гораздо больше времени. Не с ним одним, конечно, но разве для вас это проблема? Какая досада, не правда ли?
Цао качает головой. Как нелепо! И почему они никогда не говорили о прошлом? Но что бы это изменило?.. Мысли лихорадочно мечутся — проще думать о неслучившемся, чем о предстоящем, — но угрожающие картины будущего встают перед внутренним взором слишком ясно…
— Вы пойдете на подобную низость? — вырывается помимо сознания. Конечно же, у Цао нет сомнений, что Янлин способен на всё! Но презрение заставляет продолжить: — Шантажировать собственным предательством?
Взгляды скрещиваются, напряженно вибрируют. Янлин принимает удар и мягко, и упруго. Цао успевает отметить, как изменялось выражение лица — с недовольно замершего на внезапно повеселевшее. Как стремительно сужающиеся зрачки добавляли тепла в насмешливый взгляд.
— О, какие громкие фразы! — мерцающий смех. — Но в одном вы правы. Мне ни к чему блефовать и угрожать тем, чего я не собираюсь приводить в исполнение. Да только поймите, Цао, не все служители Ордена настолько же неблагоразумны, как вы! Уверен, те, о ком вы так беспокоитесь, окажутся гораздо сговорчивее и ещё принесут Обители немалую пользу. Зачем бы мне лишаться их только из-за вас? Не того вы полета птица!
Цао молчит, стиснув зубы, но опасения сменяются облегчением. Сейчас проще верить, что слово Янлина твердо. Но и воля Цао ничуть не мягче! Хорошо, что медноволосый монстр не опустился до такой подлости. Иначе нарушить все моральные нормы, испить до дна чашу яда, настоянного на собственном упрямстве и беспечности, пришлось бы Цао — он ведь всё равно бы не уступил!..
Гипнотический взгляд словно оценивает, словно предвкушает, не пытается продавить, и угрозы в нем нет — только нетерпение. Белые пальцы поправляют рыжие кудри, потом проводят по гладкой шее… Снова щекочет улыбка:
— Несколько лет назад вы имели глупость мне отказать. Сегодня у вас появился шанс исправить неверный ответ. Но выбор по-прежнему за вами, Цао. Итак, мы продолжаем аттракцион? Или пойдем по сокращенной программе?
— Господин Янлин, я никогда и ничего не делал под принуждением, — Цао серьезен. Так серьезен, что очередная глубокомысленная нелепость смешит его самого. Ну, позориться, так до конца! Уже с дерзкой улыбкой он уверенно продолжает: — Не собираюсь и впредь.
— Так я и не принуждал. Тогда. — Оранжевые губы растягиваются в усмешке: — А впрочем, мне и сейчас ни к чему. Что ж, кажется, пора приступать.
Изящная рука, сверкая перстнями, протягивается в сторону. Шелест шелковых рукавов и щелчок пальцев.
Грохоча тяжелыми подошвами, в комнату входят двое стражников. Точнее, новичков из патруля. Один из них знаком Цао — вездесущий Шень! Другой — бледный как смерть истукан повыше ростом. Все они на одно лицо!
Но ему не дают времени поискать ещё отличий. Подходят по бокам. Заламывают руки. От неожиданности Цао не сразу начинает сопротивляться. Но всё-таки начинает. Какого черта?! Вот и поговорили о принуждении!
— Что всё это значит? Что вам нужно? — выпаливает он, уже скрученный тем, что повыше. Рука больно вывернута в плече. Приходится согнуться пополам.
— Зачем вам знать? — обаятельно склоняет голову Янлин, приближаясь к нему, словно из вежливости. — Вы ведь только что обо всём так четко и ясно заявили!