Во время патруля Брюс привычно вызывает Робина. В эфире тишина, и он вдруг вспоминает, что Робин больше не отзовется. С этого дня Брюс патрулирует один. Бэтмену нужен новый Робин. Брюс не хочет работать ни с кем, кроме Джейсона. Тот все еще его Робин, и пока он жив, Брюс не собирается искать ему замену. И дело даже не в том, что это будет нечестно по отношению к Джею, Брюс просто не сможет сейчас работать с другим Робином. Не сейчас. Он неплохо справляется и один. Он же Бэтмен.

Брюс возвращается в бэт-пещеру и, вместо того, чтобы идти поспать или разобраться с документацией, подтягивает стул и садится у койки Робина-Джейсона. Разговаривая с ним, Брюс впервые называет его по имени. Они редко пересекались вне патрулирования, и для Бэтмена Джейсон всегда был Робином. Робин — это не имя, а звание. Звание верного оруженосца при Темном рыцаре Готэма, которое стеной вставало между Брюсом и его подопечным. Когда Брюс усыновлял мальчика, он видел в нем нового Робина, замену Дику. Он вовсе не собирался становиться ему отцом. Дик — первый и, как он думал, последний, кого Брюс впустил в свое сердце. Впервые со смерти родителей он позволил себе к кому-то привязаться. Однажды Дик вырос и стал самостоятельным героем. Брюс гордится им и скучает, хоть и старается не показывать этого.

Джейсон так и не стал заменой Дику. Оставаясь самим собой до конца, он отвоевал свое личное место в жизни и в сердце Брюса. Именно с ним Брюс узнает, каково это, быть отцом. Отцовство — это не только тепло и гордость, это вечная тревога, раздражение от неоправданных ожиданий, порой злость, страх, огромная ответственность и покрывающая все любовь. Только сейчас, когда Джейсон на грани жизни и смерти, Брюс понимает, насколько ему дорог этот упрямый, отчаянный мальчишка, так похожий и не похожий на него самого. И называя по имени, Брюс признает его, как сына.

— Джей, — тихонько окликает Брюс, касаясь рукой в перчатке иссиня-черных вихров, и неловко, неумело то ли взъерошивая, то ли приглаживая их. — Ты должен очнуться, слышишь? Бэтмену нужен Робин. Ты нужен мне. Ну же, Джей, просыпайся.

Он подается вперед и наклоняется, на секунду прижимаясь лбом ко лбу:

— Пожалуйста, сынок…

Брюс снимает перчатку и осторожно касается ладони своего Робина, обхватывает ее пальцами, сжимая ее в своей руке. Ладонь у Джейсона холодная, и Брюс крепче сжимает пальцы, отдавая ему свое тепло. Он возится на жестком стуле, устраиваясь поудобнее, и думает, что Джейсон не любил… Не любит прикосновений. Он всегда был независимым, словно бродячий кот. Уличное детство навсегда лишило его присущей детям беззаботности доверчивости. Когда они впервые встретились, ему было одиннадцать, и Брюс вспоминает. Вспоминает с самого начала:

Одиннадцатилетний Джейсон хмуро косится исподлобья и, дергая плечом, сбрасывает его руку. Переступая через порог Уэйн-мэнора, мальчик нарочито высоко вздергивает подбородок и независимо ухмыляется, бравируя, но Брюс замечает, что ему слегка не по себе. Он понимает. Для уличного воришки, сорванца-беспризорника кажется странным, почти нереальным то, что Брюс, застав его снимающего покрышки с бэтмобиля, не вызвал полицию, а предложил ему дом и семью. Правда не сразу. Прежде Джейсону удалось зарекомендовать себя как Робина, помогая Бэтмену обезвредить банду. Тощий и мелкий мальчишка дрался пугающе яростно, неистово. Брюс заметил в его движениях прирожденную грацию, хорошую реакцию и скорость. Пластичный и гибкий паренек плясал в драке, как… пламя. И Брюс понял, что должен укротить это пламя, направив энергию мальчика в нужное русло, иначе лет через пять на улицах Готэма появится новый злодей.

Незнакомый мальчишка был до боли живым, слишком живым для Готэма, таким живым, каким он, Брюс, уже никогда не будет. Ему вдруг захотелось уберечь его, не дать его пламени погаснуть.

Джейсон стал его Робином. Вместо Дика. Когда Найтвинг ушел, Бэтмену понадобился новый Робин, и Джейсон согласился. Он упорно тренировался и делал успехи. Новый Робин оказался тем еще сорвиголовой. Он не боится никого и ничего и не признает авторитетов, действуя по какому-то своему личному кодексу чести. Джейсон спорит с Брюсом, и тот, в очередной раз отчитывая его за неповиновение и своеволие, думает, что ошибся в нем. Ошибся, сделав его своим новым Робином. Но Робин вдруг совершает нечто невозможное, нехарактерное для него: Робин показывает Брюсу, что ему не чуждо благородство и честь, что он тоже имеет сострадание. И тогда Брюс гонит подальше мысли об ошибке; мальчик не безнадежен, нужно только развить в нем это доброе начало. Нужно лишь укротить огонь.

Если бы тогда ему хватило терпения, если бы достало понимания. Но он не сумел найти нужные слова. Те, которые он сейчас говорит ему:

— Знаешь, Джей, я горжусь тобой. Ты — отличный Робин. Ты не второй и не первый, ты единственный. Ты — мой сын, и я не откажусь от тебя, чтобы не случилось. Это не твоя вина, что ты привык решать проблемы силой и не умеешь по-другому. Но больше тебе это не нужно. Я помогу тебе с любой проблемой. Прошу, доверься мне, Джей… Позволь мне тебе помочь.

Джейсон молчит. Брюс и не ждет ответа. Он лишь надеется, что Робин его слышит или хотя бы чувствует, что он рядом.

Вот уже третий месяц в свободное от патруля время Брюс проводит со своим Робином. Альфред приносит ему поесть, и он ест, не чувствуя вкуса. Ест, просто потому что нужны силы, чтобы не свалиться во время патруля под ноги какому-нибудь злодею. Не хотелось бы так радовать своих противников.

Бэтмен говорит со своим Робином. Рассказывает ему новости, рассказывает о том, как прошел патруль и говорит, что ему не хватает Робина.

— Преступники совсем осмелели, — с усмешкой замечает Бэтмен. — Пока ты тут прохлаждаешься.

Брюс говорит, что Джейсон нужен ему. Не как Робин. Сам по себе.

Однажды, вернувшись с патруля, он почти падает на стул у койки, устало проводит ладонью по лицу и на выдохе сообщает:

— Джокер в Аркхэме. Обещаю, он не выберется отсюда. Никогда.

В низком голосе отчетливо звенит металл.

Брюс не чувствует удовлетворения, только огромную всепоглощающую усталость. Даже смерть Джокера ничего не решила бы, не вернула бы ему Джейсона…

В такие минуты у него нет сил говорить, и, едва он прикрывает глаза, его окружают воспоминания:

Джейсону исполняется двенадцать. Он весело скалится в объектив, показывая пальцами знак «виктори». На нем костюм Робина, и сейчас сам он похож на птицу — яркую и беззаботную. Сегодня его день. Поэтому он опробовал уже половину аттракционов в местном парке развлечений и объелся мороженым. Он так по-детски искренне веселится и дурачится, становясь непохожим на себя. Становясь именно таким, каким он должен, мог бы быть, если б не вырос на улице. Брюс встряхивается — не время для сожалений — и улыбается мальчику. Тот отбегает к очередному аттракциону и обернувшись, смеется и машет рукой.

Вымотанный после патруля Брюс, сидит и считает веснушки Джейсона, особо отчетливо сейчас проступающие на светлой коже. Веснушки так густо усыпают его лоб, щеки и подбородок, что Брюс сбивается со счета. Веснушки даже на губах… Брюс невольно натыкается взглядом на незакрытое бинтами плечо с чуть заметной ниточкой шрама, уходящей под бинты на руке и вспоминает:

На очередном патруле Робина ранят. Когда Брюс привозит его домой — в бэт-пещеру, он шипит сквозь зубы, прижимая к груди раненую руку и скалится. На предложение Альфреда помочь, мотает лохматой головой:

— Я в п’рядке.

Из-под его пальцев, пропитывая разорванный рукав сочится кровь. На Брюса, осматривающего рану Робин смотрит волчонком, но где-то в самой глубине его глаз таится вина. Поэтому он покорно слушает, как Брюс его отчитывает, не огрызаясь привычно в ответ. Видно действительно чувствует себя виноватым. А Брюс впервые в жизни чувствует себя беспомощным и от этого злится еще сильнее на себя и на этого невозможного мальчишку. Брюс жалеет его, желая помочь и не зная как…

Брюс мотает головой, прогоняя воспоминание, откидывается на спинку стула и хрипло желает Робину спокойных снов. Он не знает, что снится мальчику, а самому Брюсу сегодня снится прошлое, и он улыбается во сне:

Джейсон, объевшийся накануне мороженого сердито сверкает на него своими аквамариновыми глазищами и молчит. У него сел голос. Брюс наслаждается внезапной тишиной. Такой Джейсон ему почти нравится. И он, подавляя усмешку, наблюдает из-под ресниц, как Робин, кривясь, послушно глотает теплое молоко с медом, заботливо приготовленное Альфредом. Он сидит к Брюсу вполоборота, поджав под себя босые ноги. Джейсон выглядит совсем домашним — в одних пижамных штанах, взъерошенный со сна. Он ведет острым веснушчатым плечом, морщит такой же веснушчатый нос и лениво потягивается. Брюс невольно косится на проступившие под кожей ребра. Джей кажется ему слишком худым, но Альфред говорит, что с возрастом это пройдет. Просто у мальчика хороший метаболизм. Это нормально для подростков. И то правда — Джей всеяден. Брюсу не о чем беспокоиться.

Брюс напоминает об этом Джейсону. Снова устраиваясь дежурить у его койки, он с улыбкой спрашивает:

— А помнишь…?

Джейсон, будь он сейчас в сознании обязательно вскинулся бы, возмущенно отрицая подобные факты из своей биографии. Однако сейчас он молчит. И это Брюсу не нравится. Он бы многое отдал, чтобы снова услышать крик этого мальчишки. Брюс придвигает стул ближе и рефлекторно сжимает руку Робина еще крепче, словно… пытаясь удержать его в этом мире. Один раз у него уже получилось:

Его Робин, такой легкий и ловкий, сорвался, в азарте преследования, перелетая с крыши на крышу. Брюс кадрами замедленной съемки видит, как он падает, ощущая, что сбывается один из его худших кошмаров. А потом срывается с места и в последнюю секунду успевает поймать. Робин на его руках не вырывается, чуть заметно морщится, прикусывая губу. «Растяжение, всего лишь растяжение,» — выдыхает Брюс, осматривая его на предмет возможных повреждений. Джейсон смотрит виновато и с легким вызовом, но все же извиняется:

 — Прости, Б., мы упустили его. Я… увлекся.

Он сутулится и отводит глаза, ожидая суровой отповеди в стиле Бэтмена, но Брюс лишь устало вздыхает:

— Береги себя, балбес.

Но когда Джейсон его слушал?

В следующий раз Джейсона подстрелили. Он успел вырубить преступника, а Брюс не успел, и, ожидая приезда Альфреда, он держал голову Джея на коленях, а тот улыбался окровавленными губами:

— Ловко я его, скажи Б.?

Брюс гладил спутанные вихры и поправлял, укрывающий плечи Робина, плащ:

— Да, Джей. Ты молодец.

И то, что он отстранил его на месяц от патрулирования, не было наказанием. Джею необходимо было восстановиться, однако он рвался в бой. По-детски дулся, обижаясь на Брюса, и бездельно шатался по особняку, отчаянно скучая, так как тренировки тоже были под запретом. Именно тогда их навестил Дик. Брюс слегка побаивался, что младший будет ревновать, но тот смотрел на первого Робина такими восхищенными глазами, что ревновать начал Брюс. Дик как-то сразу быстро и легко нашел общий язык с Джейсоном. И ему Джейсон позволял называть себя Джеем или Рыжиком — Дик откуда-то был в курсе про родной цвет его волос — позволял, походя, растрепать себе волосы и отзывался на ласковое прозвище «Крылышко». Брюс, честно, был рад, что его Робины поладили. Рядом с Диком Джейсон был неузнаваем. И Брюс почти не ревновал его к старшему, нет. Но Дик все понял и однажды отведя в сторонку, сообщил:

— Он любит тебя, отец. Любит и уважает, насколько это возможно для него. Неужели ты не замечаешь?

Брюс много чего замечал, в частности, что Джей явно послан ему в наказание за все грехи — прошлые и будущие. Однако Дик поднял ладонь, останавливая его. Дик мягко сжал его плечо:

— Вспоминай.

Брюс вспоминает и мимолетная улыбка касается его губ:

Пожалуй он — единственный, кроме Альфреда, кому Джей уступал. Добровольно. Уступал, порой переступая через себя. Уступал, хмурясь и ворча в каких-то мелочах и не только. Уступал, нехотя проявляя небывалое для себя послушание. С трудом, через силу, ибо бунтарская натура требовала своего, но Джей ради Брюса усмирял ее. И пусть это бывало нечасто. Но это было.

Брюс вспоминает дальше:

Его снаряжение: тросометы, бэтаранги и прочее всегда было в идеальном состоянии. Он рассеянно благодарил Альфреда, а тот улыбался и качал головой в ответ:

— Это не я, мастер Брюс.

Брюс не слышал.

И когда он зарабатываясь засыпал в бэт-пещере, то просыпаясь, обнаруживал на своих плечах плед и опять благодарил Альфреда. Иногда он просыпался от вкусных запахов. Чуть ли не под носом у него на подносе дымился завтрак, либо ужин в зависимости от того, сколько он проспал. Брюс съедал, недоумевая, когда это Альфред стал готовить полуфабрикаты, да и в целом хуже готовить. Но дворецкий был уже немолод, может здоровье подводило, может что-то еще... — Брюс пожимал плечами и возвращался к своим документам.

Молчаливая забота Джейсона заключалась в мелочах. И это было его признанием. Единственно возможным выражением сыновней любви, и Брюс понимает, как был слеп все это время.

Пальцы Джея подрагивают, сжимаясь на его запястье, и Брюс резко распахивает глаза.