Давно уже заполночь, только в окне кабинета Оллмайта все еще горит свет и Нана заходит проведать ученика. Еще с порога замечает: Заработавшись, Тошинори уснул лицом на отчетах, как когда-то над учебниками. Как тогда небрежно наброшен на спинку стула пиджак, но под тонкой тканью рубашки при каждом вздохе перекатываются литые мышцы. В такт дыханию медленно поднимаются-опускаются широкие плечи. Он прикрывается локтем, по старой детской привычке, растрепались, разметались светлые волосы. Нана улыбается, подойдя к его столу, осторожно вынимает из его ослабевших пальцев ручку, закидывает его руку себе на плечо:

— Ну, же вставай! Не спи за столом, а то наутро все затечет...

Тоши послушно, явно на рефлексах, встает, что-то толи согласно толи протестующе бормочет сквозь сон, но преодолевает расстояние от стола до диванчика в два шага все на тех же рефлексах и падает на него вниз лицом. Нана с мягкой улыбкой укрывает его висящим на спинке пледом и снимает с него ботинки, качая головой: А ты, ничуть не изменился, малыш... Нана невесомо гладит его по колючей - видно не успел побриться- щеке, наклоняется и целует его в складку-морщинку меж нахмуренных бровей. Нана поет, держа ладонь на его плече:

Ookami, ookami...

yoru no mori

nemure nakute naite iru

onaka wa karaapo

suna wa samui...

Ookami, ookami...

acchi e wo ikki...