В высоком синем небе ни облачка. Солнце в зените. Полдень. Горячий сухой воздух чуть горчит на языке, подрагивает у горизонта. Хочется пить. Луговые травы сухо щелкают по загорелым икрам, оставляя на них длинные белые царапины. Над лугом, над лесом разморенная жарой, ленивая тишина, которую иногда нарушают своим стрекотом кузнечики. Так тихо, что слышно дыхание шагающего впереди Тошинори. Он раздвигает траву руками, прокладывая тропку для любимой. Агури на ходу срывает цветы, аккуратно собирая их в букет. На самой опушке леса, у корней древнего, как эта земля, дуба, журчит переливаясь на солнце, ручей. Тошинори опускается перед ним на колени и зачерпывает студеную воду обеими ладонями. Поднимается, держа их на уровне груди, осторожно- осторожно, чтобы не расплескать, оборачивается к Агури. Подносит сложенные ковшиком ладони к самому ее лицу. Потом Тошинори напивается сам, также из ладоней. Заходит по колено в ручей, согнувшись почти вдвое, умывается, фыркает, плещась в ледяной воде. Хитро косится из-за плеча на жену и в следующую секунду та, взвизгнув отскакивает.

Тошинори смеется, все так же стоя в ручье, откинув голову и вода стекает по загорелым худым запястьям. Агури упрямо закусив губу, бестрепетно шагает к нему в ручей. Хохоча и уворачиваясь они, как подростки брызжут друг в друга водой. Выбираются из ручья, насквозь мокрые, запыхавшиеся и счастливые. Тошинори отдает запасную рубашку Агури, сам раздевается до пояса и падает спиной в траву. Он раскидывает крестом руки и ноги, запрокидывает голову к небу. Агури, распускает косу - каштановые кудри густой тяжелой волной падают до талии. Она зябко кутается в рубашку Тошинори. Опускается на траву рядом с ним и косится из-под ресниц, замечая, что шрам стал бледнее и меньше. Не удержавшись, протягивает руку и проходится пальцами по его ребрам. Тот дергается и хихикает. Он боится щекотки. Ловит ее ладонь, крепко и бережно сжимая в своей. Над ними плывут облака. Ветер колышет травы. Стрекочут кузнечики. Пригревает солнце, наполняя их теплом от макушки до пяток. Глаза закрываются сами. Они так и засыпают, держась за руки, голова к голове и волосы их во сне спутываются и переплетаются.

Тошинори и Агури просыпаются к вечеру, солнце все ближе к краю горизонта. Зевая и потягиваясь, садятся. В волосах их запутались травинки, щеки и носы покраснели от загара, одежда помялась, но на донышке глаз плещется солнечный свет. Но под ребрами ветер дышит летним зноем, земляникой, смолой и хвоей. Но под веками плывут облака и на губах все еще горит студеная свежесть чистой родниковой воды. И дышится вольно и легко. И хочется петь. Тошинори отходит, достать бутерброды и лимонад. Агури плетет венок, улыбаясь себе под нос. Тихонько подходит к нему со спины, венчая непослушное золото его волос простыми луговыми цветами. И Тошинори, нащупав неожиданное украшение, совершенно серьезно преклоняет перед ней голову:

— Моя принцесса.

Агури легонько касается его плеча ладонью:

— Мой рыцарь.

Тошинори идет к ручью набрать воды и возвращается с полными горстями дикой земляники. Отличное дополнение к их позднему полднику или раннему ужину. Земляничный сок стекает по пальцам, пачкает щеки. Земляничный сок оседает сладостью на губах и у поцелуев вкус земляники. Когда от бутербродов остаются одни лишь крошки, они собираются обратно в город. Тошинори пакует рюкзак. Агури отряхивает одежду и подбирает волосы. Тошинори просит:

— Дай я.

Садится у неё за спиной, перебирает мягкие каштановые пряди, пропуская их между пальцами, ловко вплетает в них цветы и Агури чувствует себя настоящей принцессой. Пусть без короны и королевства. Ей для этого достаточно любящего взгляда ее верного рыцаря.

Тошинори закидывает рюкзак на плечо и снова шагает впереди. Он достает губную гармошку и над лугом, над лесом разносится чуть печальная, тихая и нежная мелодия. Агури смотрит ему в спину, на острые лопатки, проступающие сквозь легкую ткань рубашки, на широкие, все еще широкие, чуть ссутуленные плечи, на отросшие почти до лопаток волосы, вьющиеся на концах, выгоревшие на солнце добела. Он шагает впереди легко, пружинисто и наигрывает на губной гармошке. И сердце ее щемит от внезапно накатившей нежности к нему.