Мне приснился кошмар, и на этот раз я его запомнил.

Во сне, возвращаясь в наше укрытие, я заблудился. Помню, как осознал, что иду слишком долго и, пошарив по карманам, нашел коробок спичек, зажег одну, огляделся. Света, конечно, было слишком мало, и я увидел только шевеление каких-то кустов, какие-то силуэты, мне показалось, будто длинные узкие тени беззвучно следуют за мной. Когда спичка догорела, я позвал Мишеля. Мой голос прозвучал со странным эхом, будто в колодце. 

Никто не откликнулся.

Вдруг я почувствовал себя выброшенным из привычного мира, повисшим в пустоте — так, наверное, чувствуют себя призраки в готических романах. Как обычно, вместе со холодной безысходной тоской пришла духота, и я схватился за горло, пытаясь вдохнуть. 

Не получилось. 

Время будто остановилось. От земли тянуло сыростью. Хотелось хоть что-то увидеть, словно от зрения целиком зависела моя жизнь, но темнота была непроницаемой и лежала на мне как тяжелое одеяло. 

Я вспомнил о спичках, нащупал коробок в кармане. Едва не выронил его, открывая, и испугался так, будто в этом коробке было спрятано что-то очень для меня важное, драгоценное и хрупкое. 

Чиркнув спичкой, я проснулся. 

Утро было серым. Цира сонно шаталась по двору, ища в высокой траве что-нибудь, что сошло бы для чая. Мы с Мишелем сворачивали лагерь и снаряжали лошадей. Туман стал легче и прозрачнее, вокруг мягко шевелилась на ветру темная зелень, в белесое небо громадным гнилым зубом врезались развалины крепости.

— Не туман, а проклятие какое-то… — пробормотал Мишель, смахивая с лица волосы. 

— Проклятие… — повторила Цира без выражения. Она брела к костру: длинные темные косы, букетик светлых цветов, влажная от росы юбка. 

— У вас всегда тут такая погода? — спросил у нее Мишель.

— Всегда.

Мишель покачал головой:

— Странная ты девчушка.

Она не ответила. Бросила в котелок цветы и села на камень, где сидел ночью незнакомец. У нее на запястье болталась моя цепочка, она то и дело касалась ее пальцами другой руки. 

Когда я проходил мимо с вещами, она вдруг спросила негромко: 

— Ты поедешь к морю? 

— Да. Но сначала отвезу тебя домой.

— У меня нет дома.

Уже второй раз она заговорила о какой-то своей беде. Я положил вещи на землю и сел с ней рядом.

— А как же твоя бабушка? 

— Та женщина не моя бабушка. У меня нет здесь родных, я одна. 

— Почему же ты живешь с ней?

— Я там, где для меня находится место.

Она хмуро и бездумно смотрела в котелок, ветер трепал ее черные волосы, выбившиеся из кос. Мне хотелось помочь ей. Но я не мог. Моя собственная жизнь потерпела крушение. Тут Цира быстро размотала цепочку и протянула мне.

— Все забываю отдать, — пробормотала она сухо. 

— Ну нет, я не возьму ее. Это тебе подарок.

— Правда? Хочешь подарить ее мне?

— Пусть принесет тебе удачу или хотя бы немножко радости.

— Как скажешь, — она сжала цепочку в кулаке.

Потом мы долго блуждали в тумане, молча, ведя лошадей под уздцы, то поднимались, то спускались, то шли друг за другом по узким коридорам между скалами. Цира, которая вызвалась быть проводником, убегала вперед, прыгала по влажным черным скалам, как горная пума, потом возвращалась и цеплялась за мой локоть, быстрая и тихая. 

Наконец Мишель остановился и озвучил очевидное:

— Мы петляем.

Рядом шевелилось на ветру кривое низкорослое деревце. Мир ощущался схлопнутым, замкнутым, будто мы — мыши в огромном подвале. Цира закатила глаза:

— Тропы, которыми я хожу, не самые прямые. Но самые безопасные. 

— Главное, чтоб они вели с этой проклятой горы!

— Между прочим, я говорила вам вообще не ехать на эту гору! 

Тут я решил спросить о том, о чем подозревал давно:

— Ты прячешься от черного всадника?

— Тише! — шикнула она на меня, хотя я говорил тихо. — Вы ничего не понимаете, вы оба. 

— Так объясни, — потребовал Мишель. Он был сегодня особенно лохмат, его губы то и дело кривились в гримасе боли. — Давай наконец поговорим открыто. Что за ерунда здесь происходит?

— Не ори, — свирепо сказала Цира, делая к нему шаг, будто намереваясь силой заткнуть ему рот. — Я давно всё вам говорю, вот только вы не слышите ни шиша!

— Начинай сначала!

И тут опять, как ночью, мне показалось, что кто-то смотрит на меня из тумана. 

— Здесь кто-то есть, — успел сказать я, а потом все разом переменилось.

Налетел ветер, рухнул на нас одним мощным порывом, и деревце согнулось будто выкрученное чьей-то рукой. Нервно заржала Морозка, рванулась в сторону, я едва удержал ее. Цира прошептала: 

— Он слышит, он здесь, — глянула на меня огромными напуганными глазами и исчезла в белесой пустоте.  

— Цира! Вернись! — я бросил Мишелю поводья и рванулся за ней.