Мишель устал. Усталость тяжело лежала на его плечах, сминая разум и волю, и вот уже не имели значения прошлое и будущее, потрясения и надежды, хотелось только лечь в траву и закрыть глаза, уснуть, исчезнуть. Хорошо, что у Мишеля была еще гордость — единственное наследство родовитых предков. Гордость вынуждала его терпеть. 

Сначала он бродил и звал. Потом вернулся к скрюченному деревцу, у которого последний раз видел Алеся, сел и стал ждать. Надеялся, что его умный, чутко чувствующий друг найдет дорогу назад.  

Но Алесь не вернулся.

Деревце покачивалось над Мишелем в тумане и выглядело плохо. Оно казалось издевкой: вот, мол, все, что осталось тебе в мире, когда-то таком красивом и щедром. Мишель потратил несколько часов, размышляя, не вырвать ли деревце с корнем. Снежок пасся рядом, кося на хозяина настороженным глазом.

Когда солнце стало клониться к закату, Мишель заметил деревья и кусты, которых еще недавно не видел. А потом в отдалении замерцали огни.

Через двадцать минут он уже въезжал в поселение. Исчезновение Алеся и девчонки так близко к миру людей, к нормальности, казалось теперь страшной глупостью, еще одной издевкой судьбы. Сгущался вечер, в садах стоял сизый, зыбкий сумрак, в ветвях деревьев висел туман. По улице шли женщины с тазами — возвращались с реки со свежевыстиранным бельем. Они глянули на Мишеля испуганно и зашептались о чем-то, отводя глаза.

Мишель свернул к знакомому дому, где останавливался на ночлег, в слабой надежде найти там Алеся и его безумную девчонку. Вдруг им раньше него удалось выбраться из тумана и теперь они пьют кофе у огня и собираются на поиски? Он привязал Снежка на сумеречном подворье, под старой вишней, и постучал. 

Ему открыла знакомая пожилая женщина со свечой в руке. 

— Вернулись? — она как будто удивилась, и что-то в глубоком сумраке дома за ее спиной мгновенно сказало Мишелю, что Алеся здесь нет. 

Он спросил:

— Цира, ваша внучка, дома? 

— Нет у меня никакой внучки! — фыркнула женщина и почему-то перекрестилась.

— Хорошо, не внучка, — Мишель усилием воли сдержал раздражение. — Девчушка здесь ходила с черными косами, вам она кто?

— Нет тут такой. Померещилось вам, барин. До свидания!

Ни с того ни с сего женщина попыталась захлопнуть перед носом Мишеля дверь, но Мишель так устал, что решил забыть о хороших манерах, к которым был с детства приучен. Он перехватил дверь рукой и с силой толкнул назад. Женщина испуганно ойкнула и отступила в темноту комнаты.

Оперевшись о дверной косяк — о, опираться было приятно! — Мишель все тем же ровным тоном спросил: 

— Вы не видели сегодня человека, который был со мной? 

— А что, увела гора сероглазого господина? — с каким-то даже злорадством пробормотала женщина.

Мишель медленно закрыл глаза, выдыхая, переносясь на мгновение на то затерянное во времени зеленое поле, где они с Алесем учились фехтовать. Потом открыл глаза и процедил:

— Хватит с меня ваших бредней. Сейчас же рассказывайте все с самого начала нормальным человеческим языком. Или клянусь Богом, чего бы вы здесь не боялись, дальше бояться будете меня.

Терять ему было нечего — он уже потерял дом, богатство, Алеся и даже человеческий облик.

А женщина вдруг схватила его за рукав, вволокла в комнату и захлопнула дверь. Потом прикрыла ладонью взметнувшееся пламя свечи и зашептала: 

— Нечистая сила здесь шастает! — танцующий свет странно исказил черты ее лица, сделал их грубее и резче, вместо привычного раздражения в них отразился, как луна в колодце, застарелый холодный страх. — Глаз у вас нету, что ли? Сами зло ко мне привели! Двери по ночам открытыми держите, как дети малые! Была бы я умная, на порог бы вас больше не пустила, да жалко!

Она отпустила Мишелев рукав, прошла вглубь комнаты и поставила свечу на стол. И добавила:

— Пропал сероглазый барин — так обратно его не ждите. Не приходят они назад, а то, что приходит, вам не понравится. Вы, вон, молодой, красивый, живой еще кое-как, так и езжайте отсюда. Через ущелье, на гору не поднимайтесь. Завтра и езжайте, если повезет — вырветесь.