«Вчера ночью жители района «Сад золотых магнолий» сообщили в полицию о том, что слышали два выстрела. Когда полицейские прибыли на место происшествия, то обнаружили в заброшенном здании тела мужчины и женщины. Погибшая женщина – И ***тин, возраст 52 года; погибший мужчина – Лян ***юн, возраст 26 лет. Они были матерью и сыном, и, соответственно, женой и сыном административного директора психиатрической больницы «Чэн Кан», Лян Цзичэна».

«Полиция обнаружила предсмертные записки, написанные погибшими. Поскольку они были замешаны в деле больницы «Чэн Кан», причиной их смерти предположительно стало самоубийство с целью избежать наказания...»

Вечером выходного дня Се Цинчэн сидел в скоростном поезде, когда на его телефон пришло push-уведомление о новости.

Он слегка нахмурился и открыл его.

Статья была не очень длинной, как это обычно бывает. Чем серьезнее дело, тем меньше слов.

Жена и сын Лян Цзичэна...

Он вспомнил, как в тот день в психиатрической больнице «Чэн Кан» молодая медсестра, встретившая их, действительно сказала, что у Лян Цзичэна есть жена и ребенок. Именно эти слова заставили Хэ Юя понять, что встреченный Се Сюэ «Лян Цзичэн» был самозванцем.

Неужели эти двое действительно покончили жизнь самоубийством...

Что-то в этом деле вызывало у Се Цинчэна легкое беспокойство, но, в конце концов, он не был полицейским, а подробности были слишком скудными, в статье не было даже фотографий. Даже если бы он и хотел подумать над этим, все равно не было никаких зацепок.

Поэтому он выключил экран телефона и тихо вздохнул. Перед его глазами будто мелькали огненные всполохи, что были в тот день на крыше психиатрической больницы «Чэн Кан».

Цзян Ланьпэй истерично смеялась, говоря, что за двадцать лет к ней никто не приходил, никто о ней не вспоминал.

Она хотела стать призраком-мстителем и погрузить весь «Чэн Кан» в ад.

Было ли это своего рода потусторонним кармическим возмездием?

«Здравствуйте, это поезд регулярного сообщения G12ХХХ. Мы прибываем на станцию Ханши через десять минут. Пожалуйста, соберите свои вещи и приготовьтесь к выходу из поезда. Спасибо, что ехали сегодня с нами. Следующая остановка – станция Ханши».

Звук объявления в вагоне вывел Се Цинчэна из задумчивости.

Лицо девушки, сидевшей рядом с ним, покраснело, когда он вежливо извинился и попросил пропустить его. Держа в руках коробку с подарком, Се Цинчэн прошел по проходу и стал ждать, когда поезд доедет. В конце концов, дело о больнице «Чэн Кан» уже было в прошлом, поэтому он выбросил из головы вопрос о жене и сыне Лян Цзичэна.

-

Съемка, к которой присоединился Хэ Юй, была малобюджетным веб-сериалом.

Сценарист был новичком, режиссер был новичком, актеры были новичками... Поскольку инвестиций не было практически никаких, весь актерский состав и команда были новичками, а реквизит – старым.

Однако в том, чтобы быть новичками, есть и плюсы: все были одинаково неопытны, их лица еще не были покрыты жиром с прокуренных банкетов знаменитостей, а подошвы их обуви еще не были выпачканы грязью славы. У большинства из них сердца все еще находились в груди под тонким слоем плоти, и их легко можно было прочитать. Хотя и трудно сказать, насколько искренними они были, но, по крайней мере, они не были совсем уж фальшивыми. По словам Се Сюэ, общая атмосфера здесь была довольно приятной.

Когда такси подъехало к месту съемок, на площадке снимали последнюю сцену перед обеденным перерывом.

Се Сюэ предупредила съемочную группу о приезде Се Цинчэна, поэтому, как только он приехал, его усадили на место рядом с режиссерским монитором, чтобы он мог наблюдать за съемками пока ждал.

Хэ Юй был весь в съемочном процессе.

По правде говоря, до своего приезда Се Цинчэн не знал, к какому съемочному проекту присоединился Хэ Юй. Понаблюдав некоторое время, он понял, что это была мелодрама, история любви в студенческом городке с огромным количеством клише.

В сериале Хэ Юй играл персонажа второго плана, богатого мужчину, который годами молча был влюблен в главную героиню, так что персонаж вполне соответствовал его реальной личности. В этой сцене богач должен был признаться главной героине, получить отказ, а затем уйти в одиночестве.

Сцену необходимо было снимать во время дождя, а поскольку это была съемка с мизерными инвестициями, настолько, что даже двоюродные бабушки и тети режиссера были привлечены к роли статистов, съемочная группа, конечно, сэкономила бы на искусственном дожде, если бы могла. Так что, когда скупой продюсер обнаружил подаренный небесами ливень, он тут же стал судорожно вытаскивать актеров на улицу и мучить их повторными дублями.

Итак, Хэ Юю пришлось повторять эту эмоциональную, пронзительную сцену под проливным дождем снова и снова...

Хотя это и была не его специальность – Хэ Юй снимался в кино впервые, – он очень хорошо сумел проконтролировать свои эмоции в процессе съемок этой сцены.

Правда, это не выглядело так, будто он играет, скорее было похоже на то, словно он действительно выражает свои эмоции.

Се Цинчэн был очень удивлен, и не только он. Все, кто находился перед мониторами в импровизированной палатке, были удивлены.

– Ого, неужели этот красавчик действительно не на актерской специальности?.. – очень тихим шепотом сказал один из сотрудников, свернув сценарий в подобие маленького мегафона.

К тому времени, как они закончили снимать эту сцену, небо уже совсем потемнело.

Постыдно нищая съемочная команда соорудила в сторонке импровизированную палатку специально для того, чтобы актеры могли отдохнуть и переодеться. Закончив играть свою сцену, Хэ Юй вошел в палатку, и долгое время в ней не было заметно никаких признаков движения.

Се Цинчэн отправил ему сообщение, и примерно через десять минут молоденький ассистент откинул висящий полог и вышел. Держа в руках большой черный зонт с ручкой из углеродного волокна, помощник подбежал к палатке, где ждал Се Цинчэн, чтобы пригласить его войти.

Палатка была очень маленькой, в ней находились только белый пластиковый стол и пара стульев.

Когда Се Цинчэн вошел, Хэ Юй сидел на одном из стульев и вытирал полотенцем волосы. Услышав движение, он поднял ресницы и бросил взгляд на Се Цинчэна.

Этот взгляд был не совсем таким, как ожидал Се Цинчэн.

Он думал, что состояние Хэ Юя будет крайне тяжелым. От его отчаянно эмоциональной игры даже члены съемочной команды, наблюдавшие за съемкой в палатке, были поражены настолько, что прослезились. Но Хэ Юй, только что закончивший отыгрывать сцену, был неожиданно апатичен, спокойно сидел и слушал музыку, засунув в уши беспроводные наушники, а его левая рука периодически постукивала по столу в такт, как будто все это не имело никакого значения.

Напротив, его психическое состояние казалось даже более нормальным, чем когда они столкнулись в больнице.

– Се Сюэ сказала мне, что ты приедешь, – Хэ Юй вытащил один наушник и небрежно бросил его на стол. Он даже улыбнулся Се Цинчэну. – Аллергия прошла?

Се Цинчэн чуть расслабился:

– Если бы нет, я был бы мертв. – Он взглянул на экран телефона Хэ Юя. – Что ты смотришь?

– Новости, – сказал Хэ Юй. – Последствия событий в психиатрической больнице «Чэн Кан». Жена и сын Лян Цзичэна умерли прошлой ночью, журналист написал, что власти подозревают самоубийство. Ты ведь тоже это видел?

Се Цинчэн ответил утвердительно.

Хэ Юй улыбнулся:

 – Даже у такого человека есть жена и сын... даже у него есть кто-то, кому он когда-то нравился.

Се Цинчэн не обратил внимания на мрачность в его словах. Он бросил коробку с особенным подарком, которую Се Сюэ попросила его привезти, в руки Хэ Юя.

– От Се Сюэ.

Поймав тяжелую коробку, Хэ Юй на мгновение замер, прежде чем сказать:

– Спасибо.

Се Цинчэн с чистой совестью принял его благодарность. Постояв немного в палатке, он спросил:

– Хватит о Лян Цзичэне, давай поговорим о тебе. Почему ты вдруг решил сниматься?

– Я хочу попробовать разные вещи. Мне выпала возможность. Кроме того, мне нравится персонаж.

Се Цинчэн кивнул. Пододвинув стул, он сел и собрался закурить сигарету.

Но прежде чем зажигалка была поднесена к сигарете, он услышал слова Хэ Юя:

– Ты мог бы не курить?

– …

С раннего детства он видел, как гости его родителей выдыхают клубы дыма, поэтому у Хэ Юя было отвращение к курению, которое трудно было описать словами.

В итоге Се Цинчэн убрал сигарету обратно в пачку, но зубы его все еще подсознательно прикусывали губу в движении, давно ставшем привычным.

Хэ Юй наблюдал за ним.

– Раньше ты не курил.

– ... Мм.

– Когда начал?

Казалось, что Се Цинчэн, с одной стороны, не хотел отвечать, но в то же время глубоко задумался. Наконец, он поднял голову и равнодушно ответил:

– Не помню. – Он сделал паузу, как бы не желая продолжать эту тему, и посмотрел на Хэ Юя, сидящего за простым пластиковым столом. – Твоя игра действительно очень хороша. Мне показалось, что ты в самом деле вжился в образ.

Хэ Юй прижал кончик языка к задней стороне зубов, а затем чуть улыбнулся. Он часто улыбался, независимо от того, было ли его настроение хорошим или плохим, мрачным или солнечным. В его случае улыбка не была показателем его душевного состояния. Скорее, она превратилась в маску, которую он привык надевать при общении с людьми – крайне привлекательный галлюциноген, который он рассеивал по своему усмотрению, чтобы не дать другим взглянуть на его истинную сущность.

– Нет, я не настолько глуп. Это просто кем-то написанный сценарий, кто его вообще будет воспринимать всерьез?

– Тогда почему ты так играл?

– Это довольно просто, как и лгать. Разве я не притворялся все эти годы? – Хэ Юй уставился на Се Цинчэна, его голос был настолько тихим, что только этот человек едва мог его расслышать.  – Я болен, но притворяюсь нормальным человеком.

– …

Сказав это, Хэ Юй откинулся на спинку стула и стал играться с наушником на столе.

Он крутил наушник, будто это был волчок.

Се Цинчэн сказал:

– Я думал, что с тобой что-то случилось и ты приехал сюда, чтобы выплеснуть свои чувства.

Хэ Юй поднял голову и посмотрел на Се Цинчэна.

– Неужели я настолько хорошо играю?

– Неплохо. Как ожог на твоем запястье?

Хэ Юй подсознательно коснулся запястья и быстро отпустил.

Он спокойно, непринужденно, почти пренебрежительно показал его Се Цинчэну.

– Все в порядке, но из-за требований к съемкам у меня не должно быть слишком много шрамов. Они вроде как позаботились об этом.

Гримеры действительно позаботились об этом, нарисовав на его руке несколько изящных татуировок, многие из которых были на санскрите. Торжественность буддийских текстов размывалась и переплеталась с грубостью татуировок, что вполне соответствовало интровертной, мрачной личности персонажа.

Хэ Юй спросил:

– Хорошо смотрится?

– Смотрится ужасно. В паре с твоей университетской формой выглядит еще хуже.

– В старшей школе у него не было татуировок, поэтому, когда мы сменим костюмы, им придется переделать грим и найти способ скрыть это. – сказал Хэ Юй. – Собираешься остаться и посмотреть? Съемки, наверное, будут проходить довольно поздно.

– Я не буду смотреть. Я видел, как ты выглядишь в школьной форме в течение почти десяти лет, у меня мозоли на глазах. – Хотя Се Цинчэн и сказал, что не будет смотреть, но все равно спросил: – Что вы снимаете сегодня?

– Сцену экзамена, – сказал Хэ Юй с насмешливой улыбкой. – Там действительно не на что смотреть. Почему бы тебе не помочь мне занести это в отель… Я дам тебе ключ-карту от своего номера… Ты сегодня остановишься в том же отеле, что актеры и съемочная группа? Не переживай, если нет, я сам донесу, как закончатся съемки.

Се Цинчэн сверился с сообщением о бронировании, которое ему ранее отправила Се Сюэ.

– Я буду в номере 8062.

– Это прямо рядом со мной.

Се Цинчэн согласился. Убедившись, что болезнь Хэ Юя не проявилась, он взял у него ключ-карту от номера, поднялся и отправился в отель, чтобы отдохнуть. Ведь завтра ему нужно было сесть на ранний поезд, чтобы успеть на занятия.

-

Когда Се Цинчэн провел ключом и вошел в номер Хэ Юя, он не заметил ничего необычного.

Это была комната типичного студента: на кровати валялись нестиранные вещи, в углу лежал баскетбольный мяч и несколько пар спортивной обуви, на столе расположилась стопка книг.

Се Цинчэн поставил коробку с пирожными на стол Хэ Юя, а сам вернулся в соседний номер, чтобы принять душ. Одетый в белый широкий халат, он как раз вытирал полотенцем волосы и подходил к письменному столу, когда вдруг зазвонил его мобильный телефон.

Звонил Чэнь Мань.

– Се-гэ, я пришел к тебе в общежитие, чтобы встретиться, почему ты не дома?

– Я в Ханши.

Удивленный Чэнь Мань спросил:

– Ты только выздоровел, зачем ты поехал в Ханши?

– Проверяю пациента.

– ... Какого пациента... Разве ты не перестал быть врачом давным-давно?

Се Цинчэн зажег сигарету, теперь он наконец-то мог покурить:

– Дьяволенок примерно твоего возраста... Немного моложе тебя.

По какой-то причине на другом конце провода Чэнь Мань сделал паузу на несколько секунд.

Потом очень резко спросил:

– Мужчина или женщина? Гэ, как так получилось, что ты сорвался с места, чтобы навестить его?

Се Цинчэн выдохнул дым, такое поведение Чэнь Маня озадачивало, но он все же ответил:

– Мужчина. Мы с его отцом знаем друг друга, и я лечил его болезнь. В противном случае я бы действительно не беспокоился. Почему ты задаешь так много вопросов?

Необъяснимым образом тон Чэнь Маня снова смягчился. Смеясь, он сказал:

– Да просто спросил наугад.

– ... Зачем ты искал меня в общежитии?

– О, я хотел передать тебе немного соуса из крабовой икры, который приготовила моя мама. Он очень вкусный, если перемешать с лапшой.

– Можешь оставить его у Се Сюэ.

Встревоженный Чэнь Мань сказал:

– Ни за что! У нее такой огромный аппетит, что тебе ничего не останется. Забудь, я просто подожду, пока ты вернешься.

– ... Хорошо.

– Гэ, похоже, ты очень устал. Не буду тебя больше беспокоить, хорошо отдохни…

Се Цинчэн лениво произнес:

– Мм.

Не утруждая себя любезностями с Чэнь Манем, он повесил трубку.

В прошлом Чэнь Мань не был так сильно привязан к нему, но после смерти брата он долгое время находился в депрессии, и Се Цинчэн часто навещал его. Позже, когда Чэнь Мань поправился, он время от времени приходил в дом Се Цинчэна. И только когда он стал Се Цинчэна раздражать, то перестал приходить.

И все-таки Чэнь Мань был прав. Проведя на ногах целый день, Се Цинчэн действительно немного устал. Поэтому, облачившись в халат, он лег на постель и закрыл глаза, чтобы немного отдохнуть.

Однако он уснул, едва закрыв глаза. Когда Се Цинчэн проснулся, электронные часы на столе показывали 23:10.

К этому времени Хэ Юй уже должен был вернуться, просто Се Цинчэн слишком крепко спал и не услышал никаких звуков из-за двери.

Другого выхода не было – он уезжал рано утром, да и съемки тоже начинались рано, трудно было сказать, смогут ли они снова пересечься. Поразмыслив, Се Цинчэн взял со стола тонкую ключ-карту и направился в соседний номер к Хэ Юю. В любом случае, ему нужно вернуть ключ.

Он несколько раз постучал в дверь, но внутри не было слышно никаких признаков движения.

Вспомнив, что Хэ Юй провел вечер за множеством дублей под проливным дождем, Се Цинчэн предположил, что парень заснул от усталости. Опустив руку, он наклонился, намереваясь просунуть ключ-карту под дверь, а затем отправить Хэ Юю сообщение, чтобы тот увидел его завтра утром, когда проснется.

Но прежде чем он успел засунуть ключ-карту под дверь, Се Цинчэн вдруг понял...

В комнате Хэ Юя горел свет.

Свет был не очень ярким, включен был только один из торшеров, но он все равно хорошо мог его видеть через щель внизу двери и убедиться, что в комнате действительно горит свет.

Се Цинчэн удивленно вскинул голову. Выпрямившись, он инстинктивно постучал чуть громче:

– Хэ Юй, ты здесь? Я пришел вернуть тебе ключ от номера.

Ответа не последовало.

Достав свой мобильный телефон, Се Цинчэн набрал номер Хэ Юя. Вскоре после этого он услышал через дверь рингтон Хэ Юя.

Сильно беспокоясь о его состоянии, Се Цинчэн постучал в дверь еще несколько раз, затем повысил голос, обращаясь к плотно закрытой серо-коричневой двери:

– Хэ Юй, если ты не ответишь, я открою дверь и войду.

– …

– Ты меня слышишь?

Ответа по-прежнему не было.

Се Цинчэн прижал довольно изношенную ключ-карту к сенсору замка, и с тихим писком дверь открылась.

По комнате с плотно зашторенными окнами разливался тяжелый запах алкоголя.

Се Цинчэна сразу же охватило зловещее предчувствие.

Окинув комнату взглядом, он заметил Хэ Юя, который свернулся клубком в углу.

В этот момент сбылось самое худшее из его предположений. Он был так зол, что даже не знал, с чего начать. Се Цинчэн воскликнул:

– ... Ты!

Как маленький дракон в клетке, Хэ Юй слегка пошевелился, но ничего не ответил.

Се Цинчэн, наконец, увидел правду, скрывавшуюся под маской, его интуиция не подвела. Хэ Юй в самом деле проделал весь этот путь не для того, чтобы вжиться в эту роль и тратить время на съемке без веской причины. Его состояние действительно было плохим, ему нужен был способ дать выход своим эмоциям.

На самом деле, болезнь Хэ Юя стала проявляться с тех пор, как он узнал, что Се Сюэ нравится Вэй Дунхэн. Однако болезнь еще не вошла в тяжелую стадию, и ее можно было контролировать.

Поняв, что ему нездоровится, Хэ Юй сразу же отправился в больницу, чтобы получить новый рецепт, и присоединился к съемочной группе, пытаясь отвлечься. Но хотя днем он мог притворяться спокойным и собранным в присутствии других, ночью, оставшись один, он не мог себя сдерживать. Поэтому, чтобы не допустить обострения болезни, он бесконтрольно принимал всевозможные препараты, которые привез с собой, а когда все же почувствовал себя в значительной степени подавлено, то перешел к употреблению алкоголя. Когда Се Цинчэн вошел в номер, его встретили бутылки из-под вина и упаковки от таблеток, разбросанные по полу.

Хэ Юй без разбора принимал лекарства.

Перед тем, как Се Цинчэн уволился со своей работы, он акцентированно проинформировал Хэ Цзивэя о важности строгого контроля за употреблением Хэ Юем лекарственных препаратов. Если эти лекарства потеряют свою эффективность, то при обострении болезни для Хэ Юя единственным вариантом оставалось бы только физическое сдерживание и отправка в больницу.

Он даже не упомянул слово «лечение».

Потому что он оказался бы в точно такой же ситуации, как и пациенты психиатрической больницы «Чэн Кан»: насильственное подавление, связывание ограничителями, электросудорожная терапия, заключение в тюрьму – все это не принесло бы никакого эффекта в плане выздоровления, а только привело бы к превращению Хэ Юя в жестокого зверя, которого заковали в кандалы и надели намордник, чтобы он не мог причинять вреда другим.

Хэ Юй стал бы совершенным безумцем.

Ни один врач не вынесет, когда пациент так себя разрушает. Подойдя к Хэ Юю, Се Цинчэн с нотками гнева в голосе произнес:

– ... Хэ Юй.

– …

– Хэ Юй.

– …

– ХЭ ЮЙ!

Юноша наконец-то пошевелился, его красивые миндалевидные глаза задвигались под длинными густыми ресницами, взгляд медленно переместился на ореол света, отбрасываемый торшером, где стоял одетый в банный халат Се Цинчэн.

– Это ты.

Потом, прежде чем Се Цинчэн успел ответить, он прислонил голову к прикроватной тумбочке и негромко сказал:

– Тц, господи... Зачем ты сюда пришел?

– …

– Я просто устал после работы и выпил немного вина. Ничего особенного, ты можешь идти.

Алкоголь позволял Хэ Юю контролировать его неистовую жажду крови, но он также вызывал помутнение рассудка, так что обычно смышленый юноша вдруг обнаружил, что не в состоянии придумать хорошую ложь. На самом деле, он так устал, что уже и не хотел продолжать врать.

– Уходи, хватит совать свой нос в мои дела.

В ответ он получил боль в запястье и рывок с применением явно мужской силы. Прежде чем он успел прийти в себя, его подняли на ноги и швырнули в кресло, затуманенным взглядом Хэ Юй увидел только знакомое и суровое лицо Се Цинчэна.

Пару персиковых глаз.

Его будто ударили ножом. Хэ Юй тут же отвернулся и уставился на совершенно невинную картину, висевшую в углу. Следуя традиции, на стене отеля повесили картину Ван Гога "Звездная ночь" с искаженным небом и хаотично расположенными звездами.

Его голос звучал очень напряженно. Несмотря на то, что он изо всех сил старался сохранять спокойствие, напряжение все равно проступало в его тоне.

– Се Цинчэн, я же сказал, со мной все в порядке, что ты до сих пор тут делаешь? Ты тоже будешь контролировать сколько я пью?

Се Цинчэн возразил:

– Думаешь, я хочу контролировать тебя? Просто взгляни на себя, что это за поведение?

– …

Хэ Юй не потрудился ответить ему, прикрыв глаза рукой.

Именно в этот момент при свете тусклого торшера Се Цинчэн смог рассмотреть его запястье.

Татуировка, нарисованная сверху, уже смылась, а консилер, который использовал гример, стерся, обнажив на запястье Хэ Юя глубокий свежий порез от ножа.

Сердце Се Цинчэна тут же сжалось.

– Ты, блядь, опять резал себя!

– Разве это твое дело?! Я же не режу запястья тебе!

Се Цинчэн действительно не хотел, чтобы это было его делом.

Но думая о психической Эболе, думая о том, что Хэ Цзивэй сказал ему раньше, Се Цинчэн все же процедил сквозь стиснутые зубы:

– Ладно. Я не буду с тобой спорить. Я не буду с тобой спорить, хорошо?

С этими словами он подошел к столу Хэ Юя, на котором лежали упаковки с таблетками.

– Поторопись и прими их.

Се Цинчэн вернулся от стола с большой чашкой теплой воды. Он достал две выбранные им таблетки успокоительного и передал их Хэ Юю, который все еще лежал на полу в позе эмбриона.

Хэ Юй слегка отвернул лицо в сторону.

– Ты примешь их сам, или ты хочешь, чтобы я насильно затолкал их тебе в рот?

– …

– Выпей таблетки. Как только сделаешь это, я перестану лезть в твои гребаные дела.

Хэ Юй на самом деле не хотел выглядеть жалким перед ним, особенно в настолько пьяном состоянии. В конце концов, он все же поднял голову и взял таблетки из рук Се Цинчэна, запив их с водой из кружки.

– Я выпил. Можешь уже свалить?

Но Се Цинчэн был не из тех людей, кто, несмотря ни на что, упорно держит свое слово, поэтому он схватил Хэ Юя за запястье.

– Сядь.

Хэ Юй отдернул руку с ледяным выражением лица.

Се Цинчэн:

– Я сказал, сядь.

– Разве ты не сказал, что перестанешь лезть в мои дела, как только я приму таблетки? – Хэ Юй прислонился спиной к стене, задрав лицо вверх, его кадык ходил вверх-вниз.

Се Цинчэн не ответил ему.

Хэ Юй закрыл глаза.

– ... Просто дай мне успокоиться наедине с собой, хорошо? – Длинные ресницы юноши затрепетали, горло перехватило. – Перестань меня беспокоить.

Казалось, что он в самом деле подавлен. Задыхающаяся рыба еще может барахтаться, если у нее есть желание жить, но сейчас он, похоже, полностью покорился воле судьбы, ожидая, пока последний глоток воздуха выйдет из его груди.

Взяв Хэ Юя за запястье, Се Цинчэн посмотрел на него своими персиковыми глазами и строго спросил:

– Что с тобой случилось?

– …

Се Цинчэн сказал:

– Ты пациент с психическим заболеванием, тебе нечего стыдиться. Вина лежит на расстройстве, а не на тебе. Прошло семь лет, Хэ Юй, я думал, что ты больше не будешь скрывать свою болезнь и отказываться от помощи, а ты вот так деградируешь.

– …

С все еще удерживаемым в плену запястьем Хэ Юй сидел, нахмурив брови, с перекошенным лицом. Под воздействием алкоголя и лекарств его сердце сильно билось, как при клаустрофобии, оно стучало так быстро, что практически пропускало удары.

Рука Се Цинчэна обхватила его запястье наподобие наручников, было похоже, будто он измеряет его пульс.

Как и бесчисленное множество раз в прошлом, пробиваясь сквозь его маску, Се Цинчэн видел все мысли и симптомы, которые Хэ Юй так старался скрыть.

Чувствуя, что дальше так продолжаться не может, Хэ Юй инстинктивно стал сопротивляться, пытаясь высвободить свое запястье из хватки Се Цинчэна. Они стали бороться, но, поскольку опьянение Хэ Юя было довольно сильным, в конце концов он прислонился спиной к стене, глядя вверх и тяжело дыша, его грудь ходила вверх-вниз.

– Се Цинчэн, ты отказываешься меня отпускать?

Хэ Юй отвернул лицо. Когда он повернулся обратно, его глаза были красными от прилившей к ним крови, отчасти из-за опьянения, отчасти от ненависти. Он усмехнулся:

– Ты прав, я несчастен, я расстроен, я не могу себя контролировать. Все так, как ты и говорил, ты все предсказал, теперь ты доволен? Ты хотел посмеяться, ты смеешься сейчас?

Се Цинчэн сказал с мрачным выражением лица:

– Ты правда думаешь, что это весело? Я присматриваю за тобой по просьбе твоего отца, я беспокоюсь, что у тебя будут проблемы.

– Беспокоишься, что у меня будут проблемы? – сказал Хэ Юй почти насмешливо, его глаза налились кровью. – Наши отношения врача и пациента закончились, почему ты присматриваешь за мной? Он заплатил тебе за это беспокойство? Ты позволяешь моему отцу надуть себя.

Закончив говорить, Хэ Юй яростным рывком дернул руку. На этот раз ему удалось вырваться из хватки Се Цинчэна.

Се Цинчэн не знал, что в современном молодежном лексиконе означает «надуть себя». Мгновенно разозлившись, он резко обругал его:

– Какого черта ты несешь!? Что за «надуть»? Он же твой отец! Что это за поведение?!

– Ты так предан моему отцу, что делаешь все из уважения к его репутации. Если так, иди и найди его. Возвращайся после того, как он тебе заплатит. В конце концов, я точно не могу позволить себе твои услуги. – Хэ Юй был слишком пьян и слишком подавлен. Он с ухмылкой посмотрел на Се Цинчэна. – Если ты так хочешь позаботиться обо мне, то я могу тебя только надуть. «Надуть» означает не заплатить, доктор Се, ты готов к этому?

– …

Се Цинчэн смотрел в глаза Хэ Юя.

Они были влажными, пустыми, наполненными то ли насмешкой над собой, то ли насмешкой над ним... Хоть эти глаза и были скрыты за густыми ресницами и освещение было тусклым, в них все равно можно было увидеть противоречивые эмоции. Хэ Юй откинул голову назад и отвернул лицо в сторону. Казалось, что в уголках его глаз заблестели непролитые слезы.

Он бесцеремонно откинулся назад, уставившись взглядом прямо на Се Цинчэна, и спросил:

– Оно того не стоит, да? Се Цинчэн? Ты так не думаешь?.. Какой смысл совать свой нос в чужие дела?.. Порез на запястье не убьет меня, почему ты не можешь дать мне спокойно выплеснуть свое разочарование, не чувствуя себя виноватым? Я и так сдерживал себя изо всех сил: я никого не убил и ничего не поджег, почему, блядь, я не могу просто порезать себя? Моя депрессия кому-то мешает? Вы все, блядь, хотите замучить меня до смерти?!  Неужели тебе недостаточно!

Разум Хэ Юя становился все более затуманенным, сознание ускользало от него. Обычно ему нечего было сказать Се Цинчэну, только напившись, он стал раздражительным и разговорчивым.

Се Цинчэн смотрел на него сверху вниз, долго-долго слушал его. А потом...

Он вдруг поднял руку и закрыл Хэ Юю глаза.

Оставшись без зрения, Хэ Юй мгновенно был сбит с толку, он схватил Се Цинчэна за запястье. Схватил довольно крепко, но его голос был очень тихим, настолько тихим, что был скорее шепотом.

– Се Цинчэн, – под ладонью, прикрывавшей глаза, открывались и закрывались губы. – Что ты пытаешься сделать?

Автору есть, что сказать:

Аватары профиля Се Цинчэна в «WeChat»:

В 20 лет: Фотография без людей, меняется время от времени.

Сейчас: Фотография без людей, не меняется годами.

Аватары профиля Хэ Юя в «WeChat»:

В подростковом возрасте: простой черный фон.

Сейчас: Все еще простой черный фон.

Аватары профиля Се Сюэ в «WeChat»:

В подростковом возрасте: герои мультфильмов, ее любимые знаменитости.

Сейчас: Ее любимые знаменитости, фотографии милых животных.

Аватары профиля Чэнь Маня в «WeChat»:

В подростковом возрасте: герои мультфильмов, его любимые спортсмены, персонажи видеоигр.

Сейчас: Пейзажи, спортсмены, натюрморты крупным планом.