Се Цинчэн почувствовал, как в его голове прозвучал громкий взрыв.

Как будто рвануло что-то оглушительное, опалив все ярким пламенем.

Его глаза широко распахнулись, а нить рационального мышления в мозгу мгновенно оборвалась.

Се Цинчэн просто не мог поверить в то, что Хэ Юй способен на такое.

Хэ Юй ненавидел, когда люди называли его геем. Когда он учился в средней школе, он даже сломал однокласснику голень, когда тот с букетом роз признался ему в чувствах.

Но сейчас, на виду у толпы, среди вина и огней, на глазах у посетителей, официантов, бармена... прямо на глазах у всех, Хэ Юй целовал его.

Се Цинчэн на самом деле был очень хладнокровным человеком, но это превысило все пределы того, что он мог вынести.

Его лицо непроизвольно покраснело от шока.

Хэ Юй грубо целовал его в губы, словно сумасшедший. Он с силой впился в его рот, переплетая их губы и вторгаясь своим влажным языком. И исполнение этого поцелуя, и бесстыдство Хэ Юя были совершенно чужды Се Цинчэну, его мозг был в замешательстве от этого страстного, напористого поцелуя. В краткие мгновения, когда их губы и языки то расходились, то снова встречались, раздавались тихие влажные звуки. Се Цинчэн попытался воспользоваться возможностью и отвернуться, но Хэ Юй схватил его за волосы и притянул обратно, увлекая в еще более глубокий и яростный поцелуй.

На какое-то время каждый вдох Се Цинчэна был наполнен ароматом Хэ Юя. В этом поцелуе было так много страсти и желания, за всю свою жизнь Се Цинчэн никогда и ни с кем так страстно не целовался, и уж тем более не делал подобного на публике.

Не говоря уже о том, что целовали именно его.

И не говоря о том, что целовал его студент. Мальчишка.

Когда Се Цинчэн пришел в себя, его тело затрясло от ярости, а глаза мгновенно налились кровью.

Как же все восприняли окружающие?

Публика в баре не была такой, как зрители в кинотеатре: люди здесь были более открытыми, лишенными предубеждений. Они с интересом наблюдали за происходящим и даже начали хлопать в ладоши и смеяться, глядя на это зрелище.

– А вы молодцы!

Нашелся даже шутник, который крикнул им:

– Господа, там наверху есть лав-отель! Когда закончите устраивать шоу для нас, вы, парни, можете завершить свои дела наверху!

Разве мужское эго Се Цинчэна могло вытерпеть подобные провокации? Он начал яростно сопротивляться, и Хэ Юй чуть отстранился, едва ли дальше, чем на полдюйма. Губы Хэ Юя были влажными после их поцелуя, тихонько рассмеявшись, он прошептал так, что услышать его мог только Се Цинчэн:

– Гэ, не бойся. На самом деле такие вещи в баре – обычное дело. – Хэ Юй нежно потерся о Се Цинчэна кончиком носа. – Мы просто привлекли немного внимания, но если ты продолжишь устраивать сцены, это станет смешным. Ты хочешь, чтобы людям было над чем посмеяться?

– …

– В любом случае, у меня совсем нет чувства стыда, так что все зависит от тебя.

Освещение в баре было тусклым, под мерцающими лазерными, переливающимися всеми цветами радуги огнями, посетители не могли увидеть, насколько бледным было лицо Се Цинчэна.

Хэ Юй снова нежно потерся о него:

– Но если ты пообещаешь вернуться и остаться рядом со мной, то я сразу же отпущу тебя.

– Я просто хочу, чтобы ты сдох.

В глазах Хэ Юя промелькнуло какое-то нечеловеческое безумие, а потом он все равно, как обычно, улыбнулся. Только улыбка эта была несколько пугающей и дерзкой.

– Оу... Тогда я продолжу. Давай пройдем весь путь до конца прямо здесь.

– … !

Если до этого лицо Се Цинчэна было бледным, то теперь оно стало совершенно белым, точно у мертвеца.

Поскольку разум Хэ Юя не был нормальным, образ его мышления также отличался от мышления обычных людей. Пока Хэ Юй сдерживался, но кто знает, когда он мог неожиданно перейти черту, и растоптать все своими ногами, словно сорную траву.

Раньше Се Цинчэну достаточно было взглянуть в красивые миндалевидные глаза Хэ Юя, чтобы сразу понять, когда он шутит, когда колеблется, а когда серьезен.

А сейчас, глядя в эти глаза, он ничего не мог увидеть, хотя и находился так близко. Эти глаза, казалось, были окутаны слоем тумана, сквозь который Се Цинчэн уже никогда не сможет узнать того маленького дьяволенка, которого когда-то знал так хорошо.

Хэ Юй в самом деле был безумен. Его руки уже потянулись к пряжке.

Толпа взревела еще громче, люди стучали по столам и стульям, некоторые даже достали телефоны, чтобы сделать снимки.

Но в Хэ Юе все же была одна черта, которую можно было назвать в какой-то мере человеческой: ему было все равно, снимают ли его самого, но свободной рукой он полностью закрыл верхнюю половину лица Се Цинчэна, ото лба до кончика носа, оставив открытыми лишь пару тонких, задыхающихся губ и вздернутый подбородок.

Видя, что Се Цинчэн находится в оцепенении, Хэ Юй, наконец, с улыбкой сказал:

– Се Цинчэн, вернись.

Се Цинчэн же задавался вопросом, боялся ли он когда-нибудь чего-нибудь? Но прямо в этот момент Хэ Юй в самом деле вселял в его сердце страх.

Хэ Юй был слишком безумен.

Этот человек все еще является членом их общества, или нет? Осталась ли у него хоть крупица здравого смысла?

Прикрыв глаза, Хэ Юй снова поцеловал его в губы.

Се Цинчэн не хотел, чтобы его так целовали, поэтому он резко перестал отвечать Хэ Юю, позволяя ему лишь прижиматься горячими поцелуями к его холодным бесстрастным губам.

– …

Продолжая целовать Се Цинчэна, Хэ Юй, естественно, не мог говорить.

Но потом, прикрыв глаза, он снова потерся о щеку Се Цинчэна и прошептал:

– Гэ, если ты не ответишь, я буду считать, что это значит «да».

Пока он говорил, его глаза были закрыты, но, закончив, Хэ Юй резко распахнул их, вглядываясь в лицо Се Цинчэна, полуприкрытое его ладонью. Смотрел на его тонкие губы.

В этот момент казалось, что, если эти губы разомкнуться, то, прежде чем они произнесут «нет», Хэ Юй снова грубо поцелует его.

Учитывая, как Хэ Юй ненавидел гомосексуализм и обижался, когда его называли геем, даже он сам не знал, почему ради того, чтобы вернуть компанию Се Цинчэна, он так легко, без колебаний, делает нечто подобное. Почему он ведет себя так?

Все тело Се Цинчэна оцепенело, онемело и потеряло чувствительность. Он так крепко сжимал деревянную столешницу за своей спиной, что на ней образовалась пугающая трещина.

На долю секунды ему захотелось по-настоящему убить Хэ Юя.

Однако Се Цинчэну удалось сдержать этот порыв.

За время этой затянувшейся сцены Хэ Юй так и не получил от Се Цинчэна четкого отказа. На самом деле в этот момент голова Се Цинчэна горела от гнева, ему еще никогда не приходилось бывать в настолько ненормальной ситуацией. Впервые в жизни он оказался в полной растерянности, не зная, как решить проблему.

Но для Хэ Юя это было равносильно молчаливому согласию.

Поэтому он с довольной улыбкой отпустил Се Цинчэна, и победоносно притянул его к себе ближе, не давая толпе сфотографировать его лицо. На первый взгляд глаза Хэ Юя были опасно мрачными, но в глубине они были полны безудержного восторга.

С безумным выражением на лице Хэ Юй поднял ладонь, движения его пальцев были очень нежными, он мягко поглаживал Се Цинчэна по краю уха, не обращая внимания на то, насколько холодным и отчужденным было тело в его объятиях.

Удерживая Се Цинчэна, Хэ Юй мягко покачивался туда-сюда, будто был на танцполе. Сейчас он был словно мальчишка, которому наконец-то удалось купить то пирожное, о котором он так долго мечтал. Склонив голову, Хэ Юй тихо прошептал Се Цинчэну на ухо:

– Гэ, ты такой хороший, ты согласился.

– …

– Поэтому я перестану усложнять тебе жизнь… Пока ты слушаешься меня, я по-прежнему могу быть твоим маленьким дьяволенком.

– …

Голос Хэ Юя хоть и был очень нежным, но от него в жилах стыла кровь.

– На этот раз ты должен позаботиться обо мне как следует. Больше не лги мне, хорошо?

В баре никогда не было недостатка в движении: как только толпа заканчивала наблюдать за происходящим в одной стороне, что-то новое тут же привлекало ее интерес в другой. Поэтому, едва Хэ Юй и Се Цинчэн закончили целоваться, внимание людей постепенно переключилось в другое место.

Когда Хэ Юй отпустил Се Цинчэна, тот выглядел так, словно у него пропало всякое желание говорить что-либо вообще.

Такого слишком спокойного человека, как он, быть может, даже подобное сильное потрясение было не способно вывести из себя.

Несмотря на то, что почти никто больше не поднимал в руках свои телефоны, Хэ Юй все еще следил за тем, чтобы сохранять конфиденциальность. Ему было все равно, если люди фотографировали его самого, но он не хотел, чтобы они направляли свои камеры на того, к кому он прикасался и с кем спал. Поэтому, несмотря на то, что в остальном Хэ Юй вел себя как зверь, он все время очень старался закрывать лицо Се Цинчэна.

Хэ Юй снял с себя бейсболку и надел ее на Се Цинчэна, низко опустив козырек.

Похоже, что его настроение стало гораздо лучше.

Хэ Юй сказал ему:

– Подожди меня здесь немного.

Се Цинчэн посмотрел на него настолько холодным взглядом, будто он не принадлежал живому человеку.

Абсолютно не обращая на это внимания, Хэ Юй улыбнулся.

Потом он потянулся вперед и что-то сказал бармену, тот в ответ кивнул.

Иногда клиенты бара поднимались на сцену и занимали место диджея. Люди делали это по разным причинам: чтобы выразить свою любовь или попытаться соблазнить кого-то, или просто от скуки. Бывали и подростки, которым просто нравилось находиться в центре внимания и выпендриваться.

Хэ Юй не собирался разбираться, к какой из категорий он относится. У него просто внезапное возникло желание сделать это – и он сделал.

Переговорив с лидером местной группы, Хэ Юй вышел на сцену и взял предложенную гитару.

Под ярко-белым лучом прожектора Хэ Юй опустил ресницы и начал играть песню, которую Се Цинчэн никогда раньше не слышал. Слова песни были на английском языке, а мелодия складывалась из чарующих переливов.

Хэ Юй перебирал струны проворными пальцами, улыбаясь зрителям внизу, а когда он поворачивал голову в сторону, становились видны его острые клыки.

Он выглядел непринужденно и изысканно, играя эту, совершенно незнакомую Се Цинчэну, песню.

Поющий нежным голосом Хэ Юй будто бы непринужденно оглядел зал со сцены, и его взгляд упал на лицо Се Цинчэна, наполовину скрытое тенью.

Какое-то время Хэ Юй наблюдал за Се Цинчэном. Хотя Се Цинчэн и не смотрел на него в ответ, Хэ Юй чувствовал огромное удовлетворение от полученного результата.

Ближе к концу он опустил голову, чтобы сосредоточиться на исполнении финальных аккордов. Потом Хэ Юй отложил гитару, посмотрел вверх на свет прожектора, освещающего его, и медленно закрыл глаза.

В луче света кружились неприметные пылинки. Когда люди в зале начали аплодировать, Хэ Юй почувствовал себя очень хорошо – гораздо лучше, чем когда-либо, лучше, чем когда он был зажатым, идеально воспитанным образцом для подражания.

Хэ Юй подумал, что чего бы он ни захотел в будущем, он должен получить это, полагаясь только на себя.

А если кто-то будет отказывать ему, он, несмотря ни на что, просто будет продолжать требовать.

Раньше Хэ Юй был слишком сдержанным и обходительным, но все похвалы и одобрения, которые он получал, по сути были бесполезны. В конце концов, какой был смысл во всей его тяжелой работе, если он был несчастен и все равно так ничего и не имел.

Не то что сейчас, когда он, не заботясь о своем имидже, мог получить все, что хотел.

И крепко держать это в своих руках.

-

Жаль только, что это чувство удовлетворения длилось недолго.

Несколько дней спустя Хэ Юй уже все подготовил, он даже лично привел в порядок комнату для гостей, в которой Се Цинчэн жил раньше. Убедившись, что Се Цинчэну здесь будет удобно и комфортно, он радостно позвонил ему, чтобы спросить, когда тот придет.

Но улыбка, с которой он говорил в трубку, постепенно увяла и покрылась инеем.

В ответ Хэ Юй получил от Се Цинчэна основательный и хорошо обдуманный отказ. Когда он, поднеся телефон к уху, слушал ледяной голос Се Цинчэна, на его лице все еще оставались следы пыли – последствия уборки, которые он еще не успели стереть.

Се Цинчэн говорил однозначно:

– Это невозможно.

Хэ Юй уже собрался упомянуть о фотографиях, но Се Цинчэн опередил его, не дав и рта раскрыть. Он четко сказал:

– Отправляй. Отправляй их, блядь, все, если хочешь. Но если ты все-таки осмелишься отправить их Се Сюэ, мы больше никогда не увидимся, это касается и отношений в постели тоже. Так что подумай хорошенько.

Все его предвкушение вдруг развеялось, оставив после себя лишь жалкое лицо, измазанное пылью.

Смысл слов Се Цинчэна был предельно ясен – они сделают шаг назад, при этом он перестанет сопротивляться приставаниям Хэ Юя в постели. Во всяком случае Се Цинчэн уже смирился с тем фактом, что секс всего лишь истощает его физические силы. А так как Се Цинчэн в целом был очень равнодушен к сексу, у Хэ Юя не оставалось никакой возможности использовать его, чтобы причинить Се Цинчэну боль, а тем более получить от него что-то взамен.

Так что теперь казалось, что жалким был именно Хэ Юй.

Потому что Хэ Юй потерял себя.

А Се Цинчэн – нет.

Когда у Се Цинчэна прошел психологический стресс после их первого раза, такой секс больше не шокировал его. Изменив ход своих мыслей, он стал воспринимать Хэ Юя как проститутку, доставляемую к его двери.

Хотя у него и не было потребностей в подобного рода услугах, да проститутки таким, обычно не занимаются, такой образ мыслей позволял ему вновь обрести авторитет, к которому он привык.

… Но Се Цинчэн не мог вернуться к Хэ Юю в роли личного врача.

Это был вопрос социального положения и работы. Если бы Се Цинчэн согласился, то отдал бы Хэ Юю и свое тело, и разум. К тому же, это была бы пустая трата его драгоценного времени.

Поэтому он отказался.

Надо сказать, что Се Цинчэн гораздо лучше умел манипулировать Хэ Юем, чем наоборот.

Се Цинчэн был прав. Могло показаться, что в их плотской игре, проиграл Се Цинчэн, но на самом деле проиграл Хэ Юй.

Се Цинчэн продолжал оставаться прежним спокойным и холодным доктором Се.

Получив однозначный отказ от другой стороны, Хэ Юй почувствовал себя крайне подавлено. Будто бы его выдернули из теплого апрельского дня, наполненного весенними цветами, и бросили в пронизывающую до костей холодную зиму.

Изначально его сердце было полно надежды. Когда он сидел и ждал с идеально прямой спиной, его переполняла уверенность, что тот человек, который бросил его четыре года назад, вернется.

Но в ответ Хэ Юй получил звонкую пощечину.

И снова его мечта была разбита.

Хэ Юй был вынужден оставаться дома, глотая таблетку за таблеткой.

Резкие перепады настроения от радости до печали могли спровоцировать болезнь… и он заболел.

Каждая вспышка психической Эболы была тяжелее предыдущей. Хэ Юй ощущал себя холоднее льда, но температура его тела достигала 40 градусов. Когда он открывал глаза, ему казалось, что даже сетчатка глаз горит.

Он лежал на кровати и отправлял Се Цинчэну сообщения.

«Я болен, Се Цинчэн».

«Я болен, доктор Се».

Ответа не последовало.

Возможно, Се Цинчэн подумал, что он лжет, а может быть, решил, что даже если Хэ Юй умрет, это не имело к нему никакого отношения.

В конце концов, он так и не ответил Хэ Юю, а пока Хэ Юй несколько дней ждал, его болезнь неумолимо прогрессировала.

Хэ Юю было все равно. Частные врачи приходили и уходили, один за другим, но никто из них не мог облегчить его симптомы. В итоге, Хэ Юй просто решил больше не позволять этим людям беспокоить его.

Чтобы обуздать свое сильное желание причинять боль другим, он запирался в своей комнате, брал с полки книгу о редких болезнях и читал.

В этой книге описывался один случай, который произвел на Хэ Юя очень сильное впечатление, то заболевание называлось «болезнь окостенения».

Там говорилось о внешне нормальном маленьком мальчике из другой страны, который в возрасте шести лет случайно сломал ногу, играя в футбол. Врач провел обычную операцию, но, после этого нога мальчика не только не зажила, она все больше стала опухать, потому что вокруг места перелома начали образовываться дополнительные костные наросты.

С целью вернуть мальчику здоровье, было проведено в общей сложности более тридцати крупных и мелких хирургических операций, прежде чем врачи, наконец, сделали шокирующее открытие: у этого мальчика была аномальная мышечная ткань. Если он получал какую-либо внешнюю травму, его организм запускал мощную защитную реакцию, начиная образовывать новые кости, чтобы предотвратить последующие повреждения.

–  Это похоже на акромегалию, но гораздо страшнее, – пояснял ему когда-то Се Цинчэн. –  Он не переносил никаких толчков, даже самых малейших. У обычных людей, которые с чем-то сталкиваются, образуется небольшой синяк, а у него в месте удара вырастала новая кость. Постепенно все тело пациента обросло костями, пока он не был полностью обездвижен.

Мальчик, из описанного случая, перенес длительную болезнь, наблюдая, как его собственная плоть медленно затвердевает, превращаясь в кость. Наконец, когда ему было чуть за тридцать, его мучительная жизнь подошла к концу.

– Из-за этой болезни окостенения врачи не могли лечить его хирургическим путем, не могли проводить никаких диагностических процедур, которые могли бы нанести даже малейшие повреждения… У него даже не брали кровь. Перед смертью он загадал желание – он надеялся, что врачи смогут лучше изучить его болезнь, чтобы, если в будущем появятся такие же невезучие пациенты с заболеванием, как у него, они могли бы успешно вылечиться и жить жизнью, не похожей на его жизнь. Поэтому он решил пожертвовать свое тело больнице, – говорил тогда Се Цинчэн мальчику, полностью поглощенному рассказом. – Его скелет и сегодня можно увидеть в музее.

В книге была фотография скрюченного скелета, мирно стоящего в прозрачной витрине, внизу было написано имя мальчика, дата его рождения и смерти.

А еще там была приписка: «На момент смерти семьдесят процентов его тела окостенели».

Внимание Хэ Юя привлекла фотография другой витрины рядом со скелетом мальчика. Внутри находился похожий, но поменьше, скелет, почти все ребра которого срослись в единую, ужасающую массу.

– А это девушка, – сказал Се Цинчэн, когда заметил, куда смотрит Хэ Юй. – В те времена информация распространялась медленно, и они были из разных стран. Пребывая в своем одиночестве, которое никто не смог бы понять, юноша не знал, что за морем была девушка, страдавшая от той же болезни. Только после его смерти она узнала, что в мире был еще один человек, который мог понять ее страдания... Но та девушка была большой оптимисткой и не впадала в отчаяние из-за своей болезни окостенения. Она интересовалась модой и создала для себя множество нарядов для участия в различных мероприятиях... После смерти она сделала тот же выбор, что и он, а потом люди решили выставить их скелеты рядом друг с другом в медицинском музее. Они никогда не встречались при жизни, но, возможно, после смерти они смогут поддержать и утешить друг друга – таким было видение директора музея.

Тогда Се Цинчэн закрыл книгу и сказал температурящему и немного сонному Хэ Юю следующее:

– Возможно, есть кто-то, кто страдает от той же болезни, что и ты, но ты просто не знаешь об этом. Возможно, тот человек изо всех сил борется за свою жизнь, но ты не знаешь об этом. Хэ Юй, не сдавайся.

Дрожащий от лихорадки, юный Хэ Юй чувствовал жажду крови, но в его теле совсем не было сил. Закутавшись в тяжелое одеяло, он прищурился и размытым взглядом смотрел на лицо Се Цинчэна:

– А когда я умру, кто-то будет также выставлен рядом со мной в музее?

– Боюсь, твои кости пока имеют не слишком большое значение, чтобы их можно было выставлять, – произнес Се Цинчэн. – Поэтому я рекомендую тебе для начала подумать о том, как можно прожить свою жизнь наилучшим образом.

Но какой смысл жить дальше?

Одни живут ради денег, другие ради власти, ради славы и богатства, ради семьи и любви.

Но ни одна из этих причин, казалось, не имела сейчас к Хэ Юю никакого отношения: он либо лишился их, либо они его вообще не интересовали.

Хэ Юй бездумно вертел в руках канцелярский нож. Он принял особо сильное лекарство, но эффекта до сих пор не было. Сидя у окна, он наблюдал за суетой слуг внизу, и вскоре обнаружил, что не может перестать думать о том, чтобы перерезать им всем глотки, одному за другим. Хэ Юй отвернулся.

Его руки дрожали, зрачки сузились до крошечных точек, но лицо оставалось совершенно бесстрастным.

Вытащив лезвие, он прижал его к запястью. Как и раньше, он перенес всю боль, которую хотел причинить другим, на собственное тело.

Прежние шрамы и след от татуировки уже были почти не видны. Склонив голову набок, Хэ Юй какое-то время просто смотрел, прижимая лезвие, а потом очень медленно начал резать...

Н-и-ч-е-г-о...

Голос татуировщика будто снова зазвучал в его ушах:

«Оно длинное, в несколько строк, так что будет болеть и долго заживать. Может, найдете что-нибудь покороче?»

«Ничего…»

Ничего, я хочу это.

«Nothing of him that doth fade,

But doth suffer a sea-change,

Into something rich and strange».*

Он взволнованно наблюдал за тем, как одна за другой появлялись буквы, как капельки крови собирались в линии узора паучьего шелка.

Хэ Юй подумал, что, возможно, это именно то, что хотел увидеть Се Цинчэн – его кармическое возмездие.

Даже если бы он умер прямо сейчас, Се Цинчэн, вероятно, узнав об этом, запустил бы фейерверк, чтобы отпраздновать...

Хэ Юй тихо сидел на подоконнике на втором этаже особняка, и огненный блеск разгорающегося заката ослеплял его глаза, так что он едва мог держать их открытыми. В глубоком, оцепеняющем трансе его тело раскачивалось туда-сюда, а потом...

Он как будто почувствовал невероятную легкость. Вечерний ветерок касался его лица с извечной нежностью.

Хэ Юй наклонился вперед и упал...

Бах!

--

– … !!! Молодой господин! Молодой господин выпал из окна!

– О боже! Помогите!!!

– Скорее вызывайте скорую!!! Немедленно вызывайте скорую помощь!!!

Автору есть, что сказать:

Болезнь окостенения – это реальное заболевание, встречающееся невероятно редко. Те два пациента также были списаны с реальных людей. Даже если это может показаться слишком фантастичным, в этом мире на самом деле существует много вещей, которые выходят за рамки нашего воображения...

--

*Можете вернуться к пояснениям в главе 57.