Се Цинчэн просто ушел со съемочной площадки, даже не заглянув в палатку режиссера.

К счастью, это был последний дубль на этот вечер. Просмотрев результаты своей игры на мониторе и поговорив с режиссером, Хэ Юй стал собирать вещи, намереваясь уйти.

В этот момент к Хэ Юю подошел Чэнь Мань.

Оказалось, что он никуда не ушел. Увидев, что все вернулись, а Се Цинчэна нигде нет, Чэнь Мань поспешил спросить Хэ Юя:

– Ты не видел Се-гэ?

Хэ Юй не ответил.

Чэнь Мань повторил вопрос, в его голосе, казалось, прозвучала тревога.

Хэ Юй медленно поднял взгляд, застегивая молнию на рюкзаке:

– Ты что не можешь позвонить ему? Зачем меня спрашивать?

– У него телефон разрядился. Он просил мое зарядное устройство, но у меня не было времени, чтобы передать его ему... – На середине фразы, заметив в глазах Хэ Юя осколки льда, Чэнь Мань резко замолчал.

Хэ Юй растянул губы в милой, спокойной улыбке:

– Это ведь ты его потерял, почему спрашиваешь меня? Офицер Чэнь, разве ты не настолько близок с ним?

Когда Хэ Юй договорил, его улыбка тут же исчезла, резкая перемена его настроения была до крайности ненормальной. Закинув рюкзак на плечо, Хэ Юй засунул руки в карманы и зашагал прочь.

Он предположил, что, скорее всего, Се Цинчэн выбрал более уединенный маршрут и не мог далеко уйти, поэтому, сев в фургон, попросил водителя ехать по проселочной дороге.

Шел сильный зимний дождь, полностью заливая окна машины, но даже в таких условиях Хэ Юй смог различить фигуру на расстоянии. Решив, что все оказалось именно так, как он и предполагал, Хэ Юй попросил водителя подъехать к человеку.

Водитель не смог определить по голосу эмоции Хэ Юя, но, взглянув на него в зеркало заднего вида, заметил, что выражение его лица было недовольным. Поэтому, полагая, что у господина Хэ с этим человеком не самые лучшие отношения, водитель вдавил педаль газа, намеренно проехав на скорости по большой луже и подхалимски обрызгал всего Се Цинчэна.

– …

Се Цинчэн остановился и обернулся, его руки были засунуты в карманы, красивое лицо побледнело, а с некогда идеально отглаженного плаща стекала грязная вода.

Когда автоматическая дверь фургона медленно отъехала в сторону, изнутри на Се Цинчэна хлынул теплый воздух, отчего его холодное лицо покрылось еще более толстым слоем льда.

– Хэ Юй, тебя это забавляет? – когда Се Цинчэн увидел, кто сидит внутри, каждое слово, исторгнутое им, стало подобно ледяному лезвию. – Ты что, ребенок?!

Хэ Юй, сидевший в фургоне, припаркованном перед Се Цинчэном, в глубине души чувствовал извращенное возбуждение, даже несмотря на то, что его отчитывали.

Он думал о том, что причина, по которой Се Цинчэн находится в таком раздраженном состоянии, почему был так разгневан и реагировал таким резким образом, заключалась в нем.

Чэнь Мань был круглым дураком. Независимо от того, приносил ли он Се Цинчэну чай с молоком или предлагал тепло и заботу, Се Цинчэн всегда отвечал на это равнодушием.

Те семь лет жизни Хэ Юя давно стали тому подтверждением. К такому человеку, как Се Цинчэн, бесполезно относиться хорошо, а относиться к нему с нежностью – тем более. У этого человека не было сердца – как бы вы ни пытались его согреть, он никогда не оттаивал.

Единственное, чем можно было заставить его обратить его возвышенный взор на вас, это жестокость и унижение.

Хэ Юй проверил это на себе – никто не смог добиться любви Се Цинчэна, но, по крайней мере, ему удалось добиться его ненависти.

Хэ Юй не понимал, что то, что его волнует любовь Се Цинчэна, никак нельзя назвать нормальным. На его красивом лице было мягкое, с ленцой выражение, он откинулся на сиденье, закинув ногу на ногу, и окинул взглядом Се Цинчэна, стоявшего под проливным дождем.

Хэ Юй произнес:

– Профессор Се, идет такой сильный дождь, почему вы ушли без зонта? Пожалуйста, садитесь в машину, я подвезу вас в отель.

– Отвали.

Хэ Юй продолжил, улыбаясь:

– Вы промокли насквозь, почему вы так злитесь.  Интересно, кто вас так разозлил?

Конечно же, Се Цинчэн не мог сказать, что именно реплики Хэ Юя и разозлили его – водитель с интересом слушал обоих.

Видя перед собой насквозь промокшего, кипящего холодной ненавистью Се Цинчэна, Хэ Юй почувствовал в своем сердце полное удовлетворение. Он взял сбоку черный зонт с ручкой из углепластика, высунул руку из машины и раскрыл его.

Шум дождя мгновенно стал громче от капель, падавших на поверхность зонта.

Хэ Юй остался сидеть внутри фургона, только немного высунулся и протянул зонт Се Цинчэну:

– Если вы не хотите садиться в машину, тогда я дам вам это.

Немного подумав, он переместил свои длинные ноги наружу, одной уперевшись в подножку машины, а вторую оставил болтаться. Хэ Юй наклонился ниже, прижался губами к уху Се Цинчэна и прошептал так тихо, что услышать мог только он:

– Гэ, ты в самом деле так сильно меня ненавидишь?

Се Цинчэн был очень спокойным человеком, но всего его спокойствия не хватило на то, чтобы выдержать открытую, но в тоже время завуалированную провокацию Хэ Юя, когда он во всеуслышание процитировал их разговор из той ночи в приватных апартаментах клуба. Не говоря уже о том, что сейчас в словах Хэ Юя тоже звучала язвительная насмешка. Не выдержав, Се Цинчэн поднял руку и со злобой ударил Хэ Юя по щеке.

Водитель вздрогнул от резкого звука, но не посмел повернуть голову.

От удара голова Хэ Юя дернулась в сторону, но через мгновение он медленно повернулся к Се Цинчэну обратно.

Се Цинчэн нанес свою внезапную пощечину со всей силы, поэтому на бледной щеке Хэ Юя сразу же появились красные следы от пальцев, но ему было все равно. Не обращая внимания на это, Хэ Юй схватил Се Цинчэна за запястье и медленно провел пальцем по татуировке, скрытой под тканью рукава.

Хэ Юй вдруг улыбнулся, обнажая свои белоснежные зубы:

– Это было больно.

Он наклонился еще ниже, словно пытаясь прижаться к Се Цинчэну:

– Моя правая щека вот здесь, хочешь и ее ударить?

Стиснув зубы, Се Цинчэн сказал:

– Ты не боишься боли, но ты ведь не зайдешь настолько далеко, чтобы полностью потерять чувство стыда.

– Почему мне должно быть стыдно? – Чуть отстранившись, Хэ Юй вдруг наклонил зонт, который до этого держал над их головами, в сторону. Мгновенно хлынул ливень, насквозь промочив половину тела Хэ Юя, которой он высунулся из машины, и Се Цинчэна.

Сейчас Хэ Юй держал черный зонт под наклоном, так, чтобы перекрыть водителю обзор.

– Я думаю, что то, что происходит с нами сейчас вполне нормально.

Хэ Юй подтянул ближе к себе за запястье, застигнутого врасплох Се Цинчэна. С близкого расстояния они неотрывно смотрели друг на друга под проливным дождем. Взгляд Хэ Юя снова и снова скользил по мокрым темным бровям и густым ресницам Се Цинчэна. Выражение глаз Хэ Юя было настолько напряженным, что казалось, будто он хочет взглядом проникнуть в кровь, плоть и мозг Се Цинчэна.

В сердце Хэ Юя уже давно бурлила раскаленная лава. И вот, за тонкой ширмой из черного зонта он вдруг наклонил голову...

Под проливным дождем он неожиданно поцеловал губы Се Цинчэна.

– !!!

Наконец-то, он целовал его снова.

Едва их губы соприкоснулись, в голове Хэ Юя раздался гул, словно электрический разряд прошил все его тело. Он замер от удовольствия.

Хэ Юй не планировал целовать Се Цинчэна здесь – его тело отреагировало инстинктивно. Целуя его сейчас, Хэ Юй неожиданно понял, что этот поцелуй совершенно не похож на те, что он изображал с актрисой, когда они играли постельную сцену.

До сих пор он считал, что неплохо отыграл ту сцену, но теперь понял, насколько ошибался. Глубокий, отчаянный, липко-влажный французский поцелуй, в котором страстно изливаются эмоции – разве он может быть таким, как изобразил Хэ Юй?

Мужчина, охваченный похотью и отчаянием, не может вот так все просто закончить, как это сыграл Хэ Юй некоторое время назад.

Такой поцелуй – это фитиль, сжигающий здравомыслие. Хэ Юй ненавидел Се Цинчэна так сильно, что хотел немедленно выйти из машины, затолкать его в узкий, грязный переулок, порвать его плоть на куски… и оставить умирать под непрекращающимся ливнем.

Но в то же время Хэ Юю было так жалко его, что хотелось, не обращая ни на что внимания, затащить Се Цинчэна в машину, заключить его дрожащее тело в объятия, снять с него промокшую одежду и прижаться своим обжигающим теплом к его ледяному холоду, чтобы как следует его согреть – изнутри.

Вот что чувствуешь, когда слишком долго сдерживаешь эмоции.

Хэ Юй не до конца осознал это, когда играл ту постельную сцену с актрисой. Как итог, его игра была слишком фальшивой.

Теплые губы впивались в тонкие прохладные, сладкая влага дождя примешивалась к их поцелую. К счастью, шум от дождя был довольно громким, а из-за большого зонта, закрывавшего обзор, водитель ничего не увидел. Се Цинчэн не мог пошевелиться, хотя и кипел от негодования и ярости.

Хэ Юй пока держал зонтик, но этот мелкий ублюдок мог отпустить его в любой момент.

Се Цинчэн не издавал ни звука. Если водитель узнает, что они целуются под дождем за зонтом, единственным человеком, который смутится, будет только он сам.

Потом, придя в себя, он сильно прикусил губу Хэ Юя, стараясь причинить ему боль, чтобы тот отпустил бы его. Но все, чего добился Се Цинчэн, это сильный привкус крови и еще более глубокий поцелуй – Хэ Юй лишь сильнее вжался в его губы. Хэ Юй целовал Се Цинчэна так глубоко, словно желал вытянуть весь воздух из его легких, словно пытаясь забрать его жизнь.

Они не знали, сколько времени прошло, прежде чем поцелуй закончился. Лицо Се Цинчэна было очень спокойным, но кончики его пальцев немного подрагивали. Если бы у него сейчас был под рукой нож, кто знает, перерезал бы он горло этому сумасшедшему злому дракону?

Что же до Хэ Юя – он смотрел на Се Цинчэна влажными глазами, а с его нижней губы капала свежая кровь.

Он отпустил запястье Се Цинчэна, потом поднял руку и медленно обвел пальцами прекрасные очертания его лица: с черных бровей костяшки скользнули по высокой переносице, потом задержались на тонких губах, покрасневших от поцелуя.

Он прижал костяшку пальца ко рту Се Цинчэна, Се Цинчэн же совершенно ледяным тоном спросил:

– Достаточно потрогал?

Хэ Юй почувствовал тепло дыхания Се Цинчэна, когда тот заговорил...

Хм, значит, даже такой человек все равно обладает теплом?

Хэ Юй пристально смотрел на Се Цинчэна, приводя свои эмоции в подобие порядка, пока в его глазах ни осталась лишь одна насмешка.

После  нескольких мгновений тишины, Хэ Юй сказал Се Цинчэну очень тихим голосом:

– Видишь, разве мне должно быть стыдно? Ты единственный здесь, кто не хочет, чтобы водитель узнал о нашей грязной интрижке. Для меня все это не имеет никакого значения.

Губы Се Цинчэна все еще были в крови, а глаза холодны как лед:

– ... Если ты закончил со своими дикими выходками, можешь уезжать.

Он был настолько холоден, что даже не сказал ничего такого эмоционального, вроде «проваливай».

Хэ Юй ничего не ответил, только убрал руку ото рта Се Цинчэна. Костяшки его пальцев были испачканы кровью с губ Се Цинчэна.

Хэ Юй поднял руку, слегка наклонился голову и, смотря на Се Цинчэна сквозь завесу ресниц, нежно поцеловал окровавленные пальцы.

Се Цинчэн:

– …

Сцеловывая кровь, Хэ Юй не сводил с Се Цинчэна пристального взгляда. Он даже не моргал.

– Се Цинчэн, я не избалован проявлением человеческих чувств от других людей, поэтому даже твоя ненависть и твоя кровь доставляют мне удовольствие.

Договорив, Хэ Юй выпрямился, поднял зонт над головой Се Цинчэна и протянул ему ручку.

Вместо того, чтобы принять зонт, Се Цинчэн отшвырнул его на землю, подняв брызги воды.

– Хэ Юй, знаешь, где именно сидит твоя болезнь?.. Не в голове? – Се Цинчэн смотрел на него, стоя под проливным дождем, очень холодным взглядом. – Она в твоем сердце. Твое сердце больно... Ты принимаешь кровь за лекарство, а ненависть за лечение – если продолжишь в том же духе, никто не сможет тебя спасти… Посмотри на себя со стороны, ты несешься навстречу своей погибели и ведешь себя хуже животного. Я так разочарован в тебе. Я чувствую, что все усилия и время, что я вложил в тебя в прошлом, были потрачены зря.

– …

– То время было очень ценно для меня, но сейчас я понимаю, что просто скормил его собаке.

Закончив свою речь, Се Цинчэн, не оглядываясь, пошел прочь по узкому переулку, где не могла проехать машина.

Хэ Юй облизал губы, его миндалевидные глаза потемнели. Он медленно сел обратно в машину, взял полотенце, хранившееся в салоне, и неторопливо вытер мокрые волосы.

В зеркало заднего вида водитель увидел, что губы Хэ Юя были ярко-красными и, похоже, покрыты кровью. Водитель не знал, как кровь оказалась там, поэтому испугался.

Есть тайны, о которых лучше не спрашивать, водитель осмелился только тихо произнести:

– Господин Хэ, эм... мы можем ехать?

– Конечно, – Хэ Юй улыбнулся, отбросив полотенце небрежным движением руки, его равнодушные глаза стали ужасающе темными. Он выглядел как безумец, но его голос почему-то звучал очень учтиво, изысканно и вежливо. – Пожалуйста, отвезите меня обратно в отель, благодарю вас.

Водитель вздрогнул. В фургоне работало отопление, но на миг он почувствовал такой холод, от которого волосы встают дыбом, и шок, от которого покрылся холодным потом.

Вернувшись в отель, Хэ Юй посмотрел на себя в зеркало.

Кровь на его губе уже засохла и превратилась в темную корку. Он поднял руку и осторожно прикоснулся к ней, вспоминая подробности произошедшего.

Се Цинчэн сказал, что Хэ Юй принимает кровь за лекарство, а ненависть за лечение.

Хэ Юй находил это смешным.

Как будто он сам выбрал быть таким?

Была ли у него любовь? Было ли у него настоящее лекарство? Был ли у него тот мост, что привел бы его обратно в нормальное общество?

Се Цинчэн даже сказал, что время и усилия, что он вложил в Хэ Юя, были ценны, но теперь он чувствует, будто скормил все собаке...

Се Цинчэн был слишком сдержан.

Скорее всего, в глубине души Се Цинчэн не чувствовал того, что скормил все собаке. Ведь собака могла начать вилять хвостом и попробовать добиться расположения хозяина. Быть может, Се Цинчэну стоило назвать его неблагодарным волком, кусающим руку, которая его кормит?

Он мог бы выразиться гораздо более грубо.

В любом случае, Хэ Юю было все равно. Его уже давно перестало это заботить.

Когда он бросил его. Когда на телебашне включили видео. Когда Се Цинчэн сказал, что жизнь душевнобольного не так ценна. Когда он снова и снова говорил Се Цинчэну, что болен, но так и не получил в ответ ни слова.

Сейчас для Хэ Юя уже ничто не имело значения.

На самом деле он считал, что, если они замучают друг друга до смерти – это очень даже неплохой финал.

Однако, Хэ Юй не мог перестать думать о том, что только что целовал Се Цинчэна по собственному, совершенно необъяснимому, физическому порыву.

Это было совсем не так, как тот поцелуй в баре. По крайней мере, тогда Хэ Юй поцеловал Се Цинчэна, чтобы на глазах у толпы заставить того согласиться на свою просьбу.

Но что на счет этого скрытого зонтом поцелуя?

Он казался совершенно бессмысленным – просто действие, вызванное порывом сердца. И это не было похоже на то, что сделал бы любой нормальный мужчина.

И все же Хэ Юй насильно успокаивал свое уязвленное достоинство, полагая, что тут все логично – это же то же самое, что и трахать Се Цинчэна. Он поцеловал Се Цинчэна только для того, чтобы заставить его страдать, в этом действии не было ни капли любви.

Хэ Юй лежал в постели, размышляя об этом снова и снова. В конце концов, он понял, что не может успокоиться и уснуть.

Он тихо выругался, поднялся и отправился в ванную, захлопнув за собой дверь из матового стекла.

Мучаясь от жара, Хэ Юй прижался лбом к прохладному кафелю. Свет в ванной был выключен, поэтому черты его профиля были окутаны тьмой. В его спину удалила вода из душевой лейки, брызгами покрывая все его тело.

Он закрыл глаза и подумал: «В самом деле, какого черта?»

Хэ Юю следовало сохранять спокойствие для его же блага – после инцидента с телебашней приступы болезни стали более частыми и продолжительными. Его болезнь начала усугубляться.

При нормальных обстоятельствах небольшой конфликт или провокация, как это случилось сегодня, не сильно повлияли бы на Хэ Юя, но, в конце концов, у него все равно случился приступ.

Охладившись в ванной, Хэ Юй сумел успокоиться, но к полуночи приступ болезни вернулся с новой силой.

Когда температура на градуснике приблизилась к тридцати девяти, и желание увидеть кровь и жажда разрушения внутри Хэ Юя стали расти все больше и больше, он проглотил горсть таблеток и едва сумел продержаться до утра.

На рассвете, после бессонной ночи, Хэ Юй услышал смутные звуки движения, доносившиеся из соседней комнаты.

Хэ Юй достал свой телефон и взглянул на уведомление.

В нем говорилось, что сегодня последний рабочий день Чэнь Маня на съемочной площадке – завершается съемка сцены, в которой он был консультантом.

Эта съемка начиналась довольно рано – согласно расписанию, в 6 утра.

Значит, тот шум, скорее всего, был от Чэнь Маня.

Хэ Юй перевернулся под одеялом и стал листать экран дальше. В итоге он обнаружил, что Се Цинчэн останется на съемочной площадке до самого Нового года.

То есть, после сегодняшнего дня процент содержания PM 2.5* Чэнь Маня в воздухе упадет до нуля. Чэнь Мань испарится.

Единственным человеком, который останется в соседней комнате, будет Се Цинчэн.

Словно после дождя в пустыне, как только Хэ Юй осознал это, его сердце, всю ночь промучившееся от Психической Эболы, вдруг почувствовало себя гораздо лучше.

Вернее, оно бы почувствовало, если бы не голос Се Цинчэна, который Хэ Юй услышал за стеной.

Автору есть что сказать:

Мини-театр:

После окончания сегодняшней главы…

Дорогуша Хэ [снова превратился в щенка-дракона из-за чрезмерной усталости от сегодняшнего представления]:

– Се Цинчэн, Се Цинчэн, ты в самом деле бросил меня? [дуется]

Се-гэ:

– Мм.

Дорогуша Хэ:

– Тебе обязательно... Аааааа-апчи! [простудился после того, как попал под дождь в сцене с поцелуем, в итоге чихнул].

Се Цинчэн:

– ... Сколько раз тебе говорить, что зимой нужно одеваться теплее. Посмотри, что за одежда на тебе, выглядишь нелепо.

Произнося эти слова, доктор Се снимает свое пальто и накидывает его на плечи щенка-дракона...