Услышав эти слова, Се Цинчэн на мгновение замер, не понимая, что именно чувствует.

Он посмотрел на Хэ Юя. Раньше Хэ Юй не мог долго смотреть в его глаза, потому что их взгляд был слишком холодным и острым, способным рассечь сердце, точно хирургический скальпель.

Однако в этот момент спутанные кипящие эмоции в глазах Хэ Юя были слишком горячи, точно лава.

Не имеет значения, насколько остро лезвие, оно – всего лишь обычная сталь, не способная выдержать плавящий жар.

Поэтому на этот раз Се Цинчэн первым отвел взгляд.

Он чувствовал себя довольно противоречиво. Если бы Хэ Юй сказал ему это при обычных обстоятельствах, Се Цинчэн не стал бы реагировать так резко, но сейчас он знал, что это означало что-то еще.

Так значит, это именно то, что Хэ Юй больше всего хотел ему сказать?

Если бы у них не было шанса выбраться, если бы они умерли через час, это были бы именно те слова, что Хэ Юй хотел сказать ему в самом конце – и это было бы его прощанием с миром живых?

Весомость этих слов была столь велика, что поразила его в самое сердце.

Се Цинчэн не ругал его, не насмехался над ним – это было впервые с той ночи в клубе, когда Се Цинчэн так реагировал на слова признания Хэ Юя.

Но он также не знал, что ему ответить.

После всех тех неуместных сексуальных отношений, что произошли между ними, Се Цинчэн не знал, как противостоять граничащей с патологией зависимостью Хэ Юя от него.

Поэтому, в конце концов, он лишь отвел взгляд, отплыл в сторону, прислонился к стене и, запрокинув голову, стал внимательно рассматривать потолок, который становился все ближе и ближе.

Переливы слабого света скользнули по его красивому, но такому бледному лицу: почти обескровленному от холода, точно дрейфующая льдина, даже его губы казались полупрозрачными.

Десять сантиметров... Еще десять сантиметров...

Все ближе и ближе.

Се Цинчэн уже отчетливо мог различить трубы, металлические панели, стыки и соединения.

Его вдруг будто осенило, он посмотрел вниз сквозь прозрачную толщу воды и нашел то, что искал.

– Подожди немного.

Се Цинчэн подтолкнул к Хэ Юю пластиковую коробку, в которой лежал его телефон, чтобы он не опрокинулся и не стал абсолютно бесполезным, а потом вдруг погрузился под воду. Когда он нырнул вниз, его стройное тело подняло на поверхности небольшие волны. Через некоторое время Се Цинчэн вынырнул, стряхивая воду с волос, а в руке он держал металлическую трубу.

Труба была длиной более метра и при текущем уровне воды, держа ее в руке, можно было легко дотянуться до потолка.

Се Цинчэн стал осторожно, затаив дыхание, постукивать по участкам потолка трубой, проверяя их.

Полые потолочные плиты можно было определить по звуку – при ударе они звучали бы громче и четче, чем цельные панели, откликающиеся глухим стуком.

Се Цинчэн очень спокойно продолжал свой осмотр.

Хэ Юй хранил молчание, наблюдая, как тот с помощью трубы медленно проверяет каждую панель, начав со стороны, ближайшей к двери.

Сантиметр за сантиметром, минута за минутой.

Цельная.

Цельная.

Еще одна цельная...

– …

Через пятнадцать минут Се Цинчэн отбросил металлическую трубу, которую использовал, чтобы дотянуться до плит. Она ему больше не была нужна – он уже мог дотянуться до потолка своими руками.

Однако он не двигался, на его лице отражалась рябь воды.

Хэ Юй заметил, что цвет его лица стал бледнее, чем раньше.

Здесь не было полых плит.

Крыша этого здания была полностью залита бетоном...

Какими бы бесстрашными ни были люди, они все равно чувствуют потрясение, действительно сталкиваясь лицом к лицу со смертью. Потолок был цельным, а это значит, что их последний луч надежды разлетелся вдребезги.

Глядя на лицо Се Цинчэна, даже у Хэ Юя на мгновение перехватило дыхание. Подплыв поближе и взглянув на потолок, теперь он мог разглядеть все отчетливей. Хотя отверстие для трубы, до этого дававшее им надежду, действительно было сделано в полой фанерной панели, но поверх нее все равно лежал слой цемента.

Полагаясь только на простую человеческую силу, отсюда невозможно было бы выбраться и за сто лет, не говоря уже о считанных минутах...

Похоже, они в самом деле вот здесь так и умрут.

– Се Цинчэн, –  Хэ Юй посмотрел на него с комом в горле. В этот момент он хотел сказать многое, но в итоге его рот произнес, – Как ты думаешь… что будет написано в заголовках завтрашних газет?

Се Цинчэн запрокинул голову и снова посмотрел на приближающийся потолок.

Мерцающие блики от воды подсветили линию его челюсти. Его намокшие волосы были немного растрепаны, хотя его обычный аккуратно дотошный вид сохранился, лишь пара прядей темных мокрых волос падала ему на глаза.

Он не ответил на бессмысленный вопрос Хэ Юя.

Но через некоторое время Хэ Юй услышал, как Се Цинчэн тихо произнес:

– ... Хэ Юй, между нами многое произошло… Мы оба причинили друг другу боль и задолжали друг другу. Непростое дело – подвести счет, но, оглядываясь назад, я должен извиниться перед тобой по крайней мере за одну вещь.

Неожиданно услышав такие слова, Хэ Юй на мгновение почувствовал себя ошарашенным.

– ... Это ведь я преследовал тебя. Это не то же самое, что произошло тогда у телебашни, не вини себя.

– Я говорю о том, что случилось раньше. О том, что произошло пять лет назад.

– …

Хэ Юй ненадолго замолчал, чувствуя, будто в его сердце что-то кольнуло.

– ... Ты так говоришь, но разве это не я вел себя с тобой хуже зверя?

Потом он добавил:

– К тому же, извиняться друг перед другом на пороге смерти – это кажется, как-то слишком банально и никчемно. Ты не устал, вот так вот всю свою жизнь жить настолько дисциплинированно и правильно?

Произнося это, Хэ Юй, наконец-то, позволил своему разуму, напряженному более часа, расслабиться.

Он смирился со своей судьбой.

Подобная смерть стала для Хэ Юя неожиданностью, но сама по себе смерть никогда не была для него чем-то, чего он не мог принять. Хэ Юй не терял самообладания перед лицом смерти и не поддавался панике, ведь за свои недолгие девятнадцать лет жизни он сталкивался с болью и одиночеством, куда более страшными, чем смерть.

Хэ Юй был тем человеком, кто жил, постоянно в ожидании смерти. Он уже давно знал, что смерть – это старинный друг, поджидающий его с самого рождения, и с которым ему неизбежно придется воссоединиться.

Более того, по сравнению с безумием, потерей контроля над собой, психушкой, куда он в конце концов попадет, лишенный всякого достоинства, как это было во всех предыдущих случаях, смерть, подобная этой, не была чем-то, что ему было трудно принять.

Такая смерть не может напугать сумасшедшего, который провел семнадцать лет в гнетущем одиночестве.

Поэтому Хэ Юй решил просто принять более удобное положение и снова лег на спину на поверхности воды. Он взял в руки телефон и вдруг кое о чем подумал...

– Се Цинчэн, скажи, стоит ли нам довериться производителю?

На этот раз настала очередь Се Цинчэн быть удивленным.

– Что?

– Гидроизоляция. –  Хэ Юй помахал своим телефоном. – Когда вода полностью все затопит, наши телефоны тоже утонут. Но если производитель этих коробок не был таким уж недобросовестным, и они действительно водонепроницаемы, почему бы нам не оставить предсмертные записки или что-то в этом роде... У нас еще достаточно времени, наша судьба не настолько уж плоха.

Говоря это, он открыл заметки на своем телефоне.

Потом Хэ Юй кликнул на музыкальное приложение.

В отличие от Се Цинчэна, Хэ Юй был романтиком и эстетом. Если ему действительно уготовано пройти некую трансформацию и быть похороненным прямо здесь, в воде*, то, приняв свою судьбу, он хотел бы встретить свою смерть со спокойной элегантностью. [*в оригинале здесь звучит отсылка к эпитафии П. Шелли – часть строк, что Хэ Юй набил в тату-салоне себе на запястье; см. главу 57]

– А ты знал, что перед тем, как заключенным в камере смертников делают смертельную инъекцию, тюремные надзиратели дают им послушать музыку. Оказывается, чаще всего выбирают песню «Не смотри, что я все лишь маленькая овечка».**

Се Цинчэн просто спокойно плавал в воде, похоже, он не ожидал, что Хэ Юй вот так будет встречать свою смерть.

Когда люди рождаются, они еще невинны, они не могут контролировать свой плач и смех. Достаточно шлепка акушерки, и вы появляетесь на свет в слезах.

Но когда люди умирают, они наполнены любовью и ненавистью, навыками и знаниями, их опытом... Людям приходится прощаться с этими неосязаемыми друзьями, что сопровождали их до самого конца. Возможно, Хэ Юй подумал о том, что ему следует с улыбкой расстаться с этими старыми друзьями.

– Разве это не странно, что преступникам из камеры смертников нравится «Не смотри, что я все лишь маленькая овечка»?

Хэ Юй пролистывал приложение, просматривая сохраненные песни. Он говорил все более и более спокойным голосом:

– Но вообще-то это потому, что они знают, что скоро умрут, и не хотят особо выбирать, поэтому просто тыкают в первую попавшуюся песню. Поскольку в списке нет ничего на «А», первая песня, которая появляется на «Б» – «Не смотри, что я все лишь маленькая овечка» [для китайского оригинала оно так :)] На мой взгляд, они все уже побеждены смертью – они даже не хотят потрудиться и принять решение о том, как собираются умереть – и в этом нет никакой красоты и мужества... Кстати, я считаю, что вот эта песня довольно приятная. Тебе нравится?

Он нажал на экране на кнопку воспроизведения, и из телефона полилась мелодия сентиментальной классики – это была «My Heart Will Go On».

Се Цинчэн:

– …

– Ты прыгнешь, я прыгну... Ты выберешься отсюда. Ты будешь жить дальше... Не здесь. Не этой ночью. Не так.

Хэ Юй стал беспорядочно декламировать строки, что вспоминал, немного гнусавым голосом. Вода вокруг них была очень холодной, как зима в Цзяннани, пробирающей до костей.

Он рассмеялся:

– Как подходит для нашего случая… Знаешь, когда я был маленьким, мне очень нравилась Роза? Я был впечатлен тем, как она выдерживала осуждающие взгляды стольких людей и бросила вызов условностям мира, только чтобы остаться с тем никчемным отродьем без гроша в кармане? Если бы нашлась девушка, которая относилась бы ко мне так же, когда «Титаник» затонул, я бы тоже посадил ее на доски, а сам остался в воде один… Я бы не хотел видеть, как она умирает… Знаешь, Роза потом вышла замуж и прожила очень счастливую жизнь… Время, проведенное с Джеком на «Титанике», было в ее долгой жизни словно сон. А потом, после пробуждения, рядом с ее подушкой была фотография, на которой она в бриджах верхом на лошади, именно так, как Джек когда-то описал ей, улыбаясь в том сне… Должно быть, это замечательно видеть такой сон...

Хэ Юй вздохнул:

– А у меня нет даже снов.

Разливающаяся мелодия отдаленно напоминала звук сигнала, с которым сто лет назад отправляли в первое плавание большой лайнер, проникая сквозь пространство и время, чтобы эхом отразиться в этом запечатанном, затопленном складе.

Слушая песню, Хэ Юй открыл в телефоне заметки и задумался над тем, что же ему написать.

Но в конце концов, он понял, что его предсмертное послание было бы совершенно бессмысленным. В мире не было никого, кто был бы ему особенно дорог… Хотя, по правде говоря, этот человек уже был рядом с ним. Но даже перед лицом неизбежной смерти Хэ Юй все еще не знал, что означают его чувства и желания по отношению к Се Цинчэну.

А еще он не знал, что Се Цинчэн скрывал от него все эти годы.

В итоге, все это станет сожалениями, что он принесет к Мэн По, чтобы забыть. [Мэн По, богиня забвения, та, кто подает умершим суп на Мосту Найхэ. Этот суп стирает воспоминания человека, чтобы тот смог перевоплотиться в следующую жизнь без бремени предыдущей]

Хэ Юй положил телефон обратно в пластиковую коробку. Закрыв глаза, он тихонько напевал мелодию и, казалось, расслабленно ожидал наступления того момента.

Потолок нависал все ближе...

В этот момент он услышал отчетливый всплеск воды.

Хэ Юй открыл глаза, оказалось, Се Цинчэн подплыл к нему, тоже перевернулся на спину и вытянулся рядом с ним.

Се Цинчэн тоже отложил свой телефон.

Хэ Юй был немного удивлен.

– ... Ты ничего не пишешь? Для Се Сюэ.

– Ей будет еще грустнее, если она увидит послание. Я не хочу, чтобы она жила до конца своих дней, преследуемая моими последними словами. Иногда слова умершего не во благо. Мой последний разговор с ней был довольно обыденным – это был бы хороший вариант все закончить. Если я могу выбирать, то предпочту не причинять ей в последний раз боль своим предсмертным посланием.

Се Цинчэн спокойно завершил свою речь.

В каком-то смысле они вдвоем были друг для друга самыми подходящими спутниками на пути к Желтым источникам. [место, куда отправляются души умерших]

Они оба спокойно и безмятежно встречали свою смерть, чего не могло сделать большинство людей в мире.

Се Цинчэн проверил время на своем телефоне. Они с Хэ Юем были похожи на медуз, плавающих в тишине – лунные медузы [ушастая аурелия], медузы – цветы персика [craspedacusta sowerbii], огненные медузы [медуза ропилема]...

Казалось, что переливы света превращают их в медуз, как на тех видео, что нежно исцеляют сердца.

«Every night in my dreams,

I see you,

I feel you,

That is how I know you go on...»

Слушая песню на повторе, Хэ Юй вдруг вспомнил о той двери, что постоянно появлялась в его снах.

В возрасте с семи до четырнадцати лет он открывал эту дверь бессчетное количество раз.

А с четырнадцати до девятнадцати – эта дверь снилась ему бессчетное количество раз.

Когда Се Цинчэн был рядом с ним, он мог открыть дверь и увидеть стоящего у окна мужчину. Высокого и красивого, спокойно смотрящего на него.

И потом, когда комната за дверью стала абсолютно пустой, Хэ Юй стоял внутри нее с закрытыми глазами, и ему казалось, что он все еще ощущает слабые следы присутствия врача...

Однажды доктор Се сказал ему:

– Рано или поздно тебе придется полагаться только на себя, чтобы выйти из тени своего сердца.

За столом, стоящим у окна, Се Цинчэн перьевой ручкой, штрих за штрихом, изящно писал.

Он написал: «Для Хэ Юя, от Се Цинчэна».

Потом Се Цинчэн уехал.

А после его отъезда, в течение многих ночей и во многих снах, он снился Хэ Юю.

Выражение на лице Хэ Юя стало расслабленным. Он лежал в холодной воде, но знал, что прямо сейчас он не один.

Се Цинчэн был рядом с ним. Достаточно было протянуть руку, чтобы почувствовать тепло другого человека. Это было тепло, которое не покинет его. Тепло, которое может отнять только смерть.

«Once more you open the door.

And you're here in my heart...»

Голос продолжал петь, дверь, украшенная гравировкой гортензий сорта «Бесконечное лето», казалось, снова открывалась, а за ней – летние лучи, зимний снег и прекрасный силуэт, что оставался неизменным весной и осенью. Будто в своем сердце он никогда не покидал эту комнату.

Хэ Юй не знал, что за эмоции внезапно нахлынули на него, они казались одновременно горькими и сложными. Ему неожиданно захотелось плакать, но он знал, что это не из-за страха смерти.

Ему вдруг захотелось поговорить, захотелось протянуть руку к Се Цинчэну.

Он неожиданно захотел было сказать ему: «Доктор Се, Се Цинчэн, прости меня».

Хэ Юй только что критиковал Се Цинчэна за извинения перед смертью, назвав их банальными и никчемными.

В итоге, слова так и застряли в его горле, никуда не сдвинувшись.

Но его рука уже потянулась по воде, рисуя на ней рябь, подобно волнам, будоражащим его сердце. И тогда...

Он схватился за кончики пальцев Се Цинчэна.

Рука Се Цинчэна чуть дернулась. Но он не отверг его.

– ... Се Цинчэн, не бойся. Смерть не страшна. Знаешь, у меня несколько раз были предсмертные состояния. Это просто как уснуть, быстрее и проще, чем уснуть...

Он открыл рот, но в итоге сказал что-то другое, что-то больше похожее на то, что должен был сказать мужественный мужчина.

Хэ Юй крепко сжал руку Се Цинчэна, чувствуя легкую дрожь в сцепленных ладонях – но он не знал, было ли это из-за него или из-за Се Цинчэна.

– Я останусь с тобой… Все будет хорошо… Я останусь с тобой...

Се Цинчэн хранил молчание. Хэ Юй не смотрел на него. Он уставился в потолок, что становился все ближе и ближе и шептал ему эти слова.

Потом Се Цинчэн все же повернул голову, чтобы взглянуть на Хэ Юя.

Конечно, он знал, что Хэ Юй не боится смерти, что бывали моменты, когда Хэ Юй даже жаждал ее. Но сейчас Хэ Юй выглядел несколько расстроенным.

Он был спокоен, но не мог избавиться от своего сожаления.

Почему?

Се Цинчэн какое-то время просто смотрел на него.

В конце концов, он подумал, что, возможно, знает причину...

Под звуки романтической мелодии «Титаника» из девяностых, перед лицом неминуемой смерти его несокрушимое, непобедимое сердце наконец смягчилось...

– Хэ Юй, – вдруг сказал Се Цинчэн.

В его голосе слышалась та степень спокойствия, которая приходит только с определенной степенью решимости.

– Хм?

– Пять лет назад, когда я покинул Первую шанхайскую больницу. Когда я покинул тебя.

Се Цинчэн сделал паузу, затем тихо сказал:

– Действительно была тайная причина… Если эта правда в самом деле последняя, что я могу восстановить, и, если эта правда может дать тебе последнее облегчение.

Вокруг было слишком холодно, и льющийся тусклый свет, казалось, рассеивался синим оттенком, будто покрывая лицо Се Цинчэна слоем инея, но это лишь подчеркивало то, что сейчас его глаза выглядели менее холодными, чем обычно.

И он по-прежнему оставался очень спокойным.

С приближением неминуемой гибели Се Цинчэн наконец-то решил уступить.

Он склонил голову в сторону, его ресницы чуть затрепетали, потом он все-таки повернулся лицом к юноше, который не сводил с него глаз:

– … Тогда я расскажу тебе.